– Но мне не хочется, чтобы ты плакала, – сказал он и достал из кармана носовой платок. – Мне не нравится, когда ты становишься такой плаксой.
– Я знаю. – Она взяла платок и вытерла лицо. – Но я не могу не плакать. Я смотрю по сторонам, и я вижу наш дом и наши сады, и я счастлива. Вот почему я плачу.
Он с сомнением взглянул на нее.
– Ты плачешь, потому что счастлива?
– Si.
– Так это кирпич или самшит вызвали такую радость?
Она покачала головой и рукой обвела окрестности.
– Как мне это объяснить? Всю жизнь меня перевозили с места на место. Школы, монастыри, дома родственников, дворец Чезаре, дом моей мамы, дом твоего брата, Тремор-Холл. – Она скомкала в кулаке платок и прижала руку к сердцу. – А здесь я смотрю на все, окружающее меня, и знаю, что я дома.
У него сжалось сердце, и он перевел взгляд на долину, видневшуюся за фруктовыми садами, с ощущением какой-то неловкости и в то же время неожиданной радости.
– Я рад, что тебе здесь нравится.
– Здесь красиво. Как это может не нравиться? – Она в последний раз шмыгнула носом, сложила носовой платок и спрятала в карман.
Затем обвила руками его шею, встала на цыпочки и поцеловала в губы.
– Я дома, – сказала она и поцеловала его в подбородок.
Затем в щеку, – Спасибо тебе, муж. Спасибо.
– Лючия. – Он с беспокойством бросил взгляд за плечо на садовников, работавших неподалеку. – Нас могут увидеть.
Но она снова поцеловала его.
– Тебя это смущает?
– Нет. – Он взял ее за запястья, но ему больше нравилось чувствовать ее руки на своей шее, чем обращать, внимание на то, что за ними наблюдают, и он не стал думать о том, чтобы убрать ее руки.
Она еще раз поцеловала его.
– Или ты просто стеснительный?
Ему нравились ее поцелуи. Он нежно погладил ее запястья.
– Нет, я не стеснительный, – поправил он. – Я скрытный. Я... – Он помолчал. – Я никогда не выставлял напоказ свои чувства.
– Если ты поцелуешь меня всего один раз, – проронила она, почти касаясь его губ, – я от тебя отстану.
Ее слова вызвали у него улыбку.
– Так вот ты что задумала, – тихо сказал он, чувствуя, как огонь пробегает по его жилам. – Раздразнить мужчину, а потом остановиться. Почему-то меня это не удивляет.
Она стала серьезной. И ему даже не пришло в голову сопротивляться, когда она запустила пальцы в его волосы.
– В самом деле? – спросила она.
Он задумался над вопросом, стараясь найти ответ, но в данный момент ему было трудно о чем-то думать.
– Что в самом деле?
Она всем телом прижалась к нему, и все старания думать о чем-то кончились ничем.
– Я очень сильно раздразнила тебя, Йен? – шепотом спросила она.
– Боже мой, очень. – Вожделение, как будто что-то густое и тяжелое, быстро овладевало им. – И, по-моему, ты тоже это знаешь.
Он крепче ухватился за ее руки и, отступив, потащил ее за высокую живую изгородь лабиринта. Скрывшись от любопытных глаз, он отпустил ее руки, взял в ладони ее лицо и поцеловал. Это был долгий опьяняющий поцелуй, напомнивший ему ту ночь в карете. В эту минуту он не думал, во что обошлось ему обладание этой женщиной и какую роль она, вероятно, сыграла в гибели его карьеры. Он наслаждался поцелуями. Накануне, полагая, что поступает как джентльмен, он оставил ее одну отдыхать после долгого путешествия. Это было вопиющей глупостью.
Он с нежностью прикоснулся к ее шее. Лючия оторвалась от него и выскользнула из объятий, прежде чем он пришел в себя и успел удержать ее. Когда он попытался схватить ее, она со смехом отскочила и, обойдя изгородь, остановилась там, где их могли видеть.
– Я обещала не приставать к тебе, – напомнила она и, повернувшись, стала спускаться с холма. – Я всегда держу свое слово.
– Ты сводишь меня с ума, – посетовал он, беря корзину и следуя за ней.
Она остановилась и, обернувшись, одарила его божественной улыбкой.
– Я очень на это надеюсь, англичанин. Очень. – Она со смехом подобрала юбки и побежала вниз по склону.
Эта картина заставила его остановиться. Он вспомнил, как, впервые встретив ее, он в своем воображении увидел ее именно такой: она, смеясь, бежала по высокой траве, и волосы развевались за ее спиной. Он никогда не страдал избытком фантазии, но даже тогда, в первую же минуту, почувствовал, что их судьбы переплелись. До сих пор он думал, что его связывает с ней просто очень сильное физическое влечение, но сейчас, в эту минуту, понял, что это и кое-что другое, более глубокое чувство. Оно заставляло его снова и снова смотреть на нее, когда разум и здравый смысл не переставали твердить ему, что он должен отвернуться.
– Йен, что ты там все еще делаешь?
Он очнулся, услышав, как она, смеясь и чуть запыхавшись, звала его.
– А? Что?
– Что ты делаешь? Стоишь, как будто примерз к этому месту.
Он не примерз. Его сердце уже не было холодным. С тех пор как он встретил ее. Он смотрел на женщину, которая в этот ясный осенний день улыбалась ему, и в лучах солнца блестел серебряный гребень в ее волосах.
Лючия. По-итальянски значит «свет». И она была светом. Этот свет всегда притягивал его, заставлял поворачиваться к ней, как растение на окне настойчиво тянется к солнцу. Она была так нужна ему, что он не раздувая отказался от всего другого, когда-то очень много значившего для него. Это пугало его, ибо никогда в жизни ему никто не был нужен.
– Йен, с тобой все в порядке? У тебя странное выражение лица.
Он начал спускаться с холма, заставляя себя что-то сказать.
– Я вспомнил о том, как впервые увидел тебя.
Она огляделась и затем посмотрела на него.
– В тот день, в маминой гостиной?
– Да.
Она с недоверием взглянула на него, как будто сомневалась, в своем ли он уме.
– Иногда, англичанин, я тебя не понимаю. Я люблю тебя, но не всегда могу постичь.
Она повернулась и пошла дальше по лугу. Он остался стоять и смотрел, как она уходит, подобрав юбки, и солнце играет в ее волосах.
– Я тоже люблю тебя, – сказал он, но только тогда, когда она уже не могла услышать его. – Всегда любил.
Глава 19
Они устроили пикник на зеленой лужайке у мельничного пруда, угощаясь холодной ветчиной, сыром, хлебом и фруктами, которые положила для них в корзину миссис Ричардс. Лючия наблюдала за мужем и, улыбаясь, вспоминала, как он затащил ее за изгородь, чтобы садовники не увидели, как он ее целует. Он был просто восхитителен. Такой праведный внешне и столь горячий внутри. Она собиралась провести весь день, разжигая в нем этот огонь, пока пламя не охватит их обоих.
Сейчас было самое время начать.
– Какой прекрасный день, – заметила она, – но так жарко.
При этом она, сидя на одеяле, наклонилась и сняла туфли. Затем немного приподняла юбку, давая ему возможность полюбоваться ее икрами. Сняв подвязки, она начала стягивать чулки. Это она делала медленно, позволяя ему задержать взгляд на ее ногах, прежде чем опустила юбки и отбросила в сторону чулки. Вытянув ноги, она прикрыла их юбкой, оставив на виду только босые ступни, после чего, удовлетворенно вздохнув, откинулась назад, опираясь на локти. Она посмотрела ему в глаза, и то, что она увидела в них, ей понравилось.
– Ты разглядываешь меня, – сказала она.
– А разве не этого ты хотела? – усмехнулся он.
– Да, – призналась она. – Я люблю, когда ты на меня смотришь. Сказать тебе почему? – Не дожидаясь ответа она продолжала: – Когда я первый раз увидела тебя, я решила, что ты высокомерный и праведный, даже холодный, но потом я кое-что поняла.
– Что же?
Она скрестила лодыжки и босой ногой задела его бедро. Его тело напряглось.
– Я почти никогда не могу понять по твоему лицу, о чем ты думаешь, но иногда, когда ты смотришь на меня я вижу в твоих глазах что-то такое, от чего у меня перехватывает дыхание. Даже когда ты сердишься на меня, ты становишься очень грозным, муж мой, даже тогда знаю, что ты хочешь меня. Вот так ты смотришь на меня сейчас. – Ее собственные слова и выражение его глаз начинали возбуждать ее саму, она чувствовала, что ей становится жарко, но погода здесь была ни при чем.
– Лючия, – Он придвинулся к ней, встал на колени и, наклонившись, поцеловал.
– Йен, не надо. – Она прижала пальцы к его губам. – Сейчас нельзя.
– Почему же?
Она улыбнулась, глядя за его спину.
– Потому что мы не одни.
Йен оглянулся и увидел двух девочек, сидевших на мостике над ручьем в каких-нибудь восьмидесяти ярдах от них. Эта пара наблюдала за ними, сблизив головы, и было ясно, что они с Лючией были предметом детского разговора. Йен перевел взгляд на нее.
– Лючия, ты это сделала нарочно!
– Ты этого заслуживаешь, – сразу же ответила oна, выскальзывая из-под него и вставая на ноги. – Ни одна новобрачная не должна проводить ночь в одиночестве. Сегодня день моей мести.
Она пошла прочь, но, разумеется, последнее слово осталось не за ней.
– Наслаждайся сейчас своей местью, – проворчал он ей в спину, – потому что ночью мстить буду я.
После пикника Йен показал ей еще часть имения. Он предполагал, что это избавит его от ее мучительной мести, поскольку остаток дня они проведут в окружении людей, но он заблуждался. Когда он привел ее в мыловарню, она с самым невинным видом заметила, как мило будет смотреться бледно-зеленое мыло на фоне белого мрамора большой ванны.
В винодельне, где из яблок и груш готовили сидр, то, как она медленно слизывала с губ и пальцев тягучие капли напитка, пробуждало такие грешные мысли, что у любого методистского пастора случился бы сердечный приступ.
Он привел ее на одну из ферм и прочитал ей в высшей степени скучную лекцию о ведении фермерского хозяйства, но это не помешало ему думать об обладании ею. О нет. Ибо, когда миссис Трент, жена фермера, предложила Лючии стакан пахты, она не преминула упомянуть, что лосьон из пахты – самое лучшее средство сохранять кожу женщины мягкой и белой.
Осмотрев конюшни и псарню, они вернулись в дом, но даже здесь он не был в безопасности. Она превратила простой обед в такое чувственное действо, что Йену потом пришлось нырнуть в полную холодной воды глубокую ванну.
Хорошо, что он это сделал. Весь оставшийся день она мучила его пикантными замечаниями и короткими поцелуями, он ужасно страдал, чего она и добивалась. Возможно, что она наслаждалась, доводя его до безумия, но сегодня ночью он заставит ее заплатить за это.
Эта мысль вызывала у него улыбку. Да, она получит свою долю того, что причиняла ему, и он испытает удовольствие от каждой минуты. Он хотел убедиться, что и это ей тоже понравится. Йен затянул пояс халата, открыл дверь и вошел в ее комнату.
Она сидела перед туалетным столиком. Нэн Джоунс, горничная, которую он ей прислал, расчесывала ей волосы. Когда он вошел и закрыл за собой дверь, они обе обернулись.
Джоунс сразу же присела в реверансе, затем взглянула на Лючию. Та кивнула, и Нэн положила щетку. С подавленным смешком она вышла из комнаты.
Йен подошел и встал позади жены. Она улыбнулась ему и взяла щетку для волос. Склонив набок голову, она начала расчесывать волосы с правой стороны. Он наклонился и поцеловал ее шею слева, над воротом кремового пеньюара.
На мгновение щетка застыла в воздухе, затем Лючки снова принялась расчесывать волосы. «Кокетка», – подумал он и рассмеялся про себя.
Она не знала, что ее ожидает. Он прикоснулся языком к ее коже и почувствовал, как по ней пробежала дрожь.
– Холодно? – спросил он.
– Нет.
– Ты дрожишь.
– Я?
– Да. – Он поднял голову, и их глаза встретились и зеркале.
Он протянул руки к тонкой коричневой атласной ленточке у ее горла и развязал ее. Просунув руку под ночную рубашку, он стал гладить ее кожу над ключицей.
Лючия заерзала на табурете, а щетка со стуком упала на пол. Она выгнула шею, чтобы ему было удобнее, и он покрыл ее поцелуями.
– Тебе так нравится?
Ее дыхание участилось, и она протянула руку к его волосам.
– Да, – ответила она.
Он выпрямился и обнял ее за плечи, помогая встать. Она поднялась, и он, ногой отшвырнув табурет в сторону, повернул Лючию лицом к себе.
– Ты играла мной весь день, – тихо произнес он. – Теперь моя очередь.
Она не успела ответить, а Йен уже целовал ее, и, как всегда, ее губы охотно раскрывались, убеждая его, что ей нравятся его поцелуи. Он играл ее волосами, наслаждаясь и упиваясь ею.
Ему оказалось достаточно одного поцелуя, для того чтобы вожделение полностью охватило его, но он не собирался терять власть над собой. На этот раз. Он оторвался от ее губ и покрывал короткими поцелуями ее лицо, сдерживая свою страсть. Но когда он обнял Лючию за талию, она снова запылала в нем, ибо никакие корсеты и юбки не мешали ему. Всего лишь два тонких слоя кремового шелка отделяли его руки от ее теплой кожи. Он проводил руками вверх и вниз по ее телу, от груди до талии и ниже, до пышных бедер, и снова вверх.
– Хочешь, я погашу свет? – спросил он с надеждой, что она скажет нет.
– Помнишь ту ночь, когда мы играли в шахматы? – Лючия посмотрела на него, склонив голову, и черные волосы рассыпались по ее плечам. – В ту ночь я подумала: а как ты выглядишь под одеждой?
Он был немало удивлен, но всего лишь поднял бровь, и улыбка затаилась в уголке его рта.
– В самом деле? А я в это время думал то же самое о тебе.
Она протянула руку и начала расстегивать его рубашку.
– Почему бы нам обоим не удовлетворить свое любопытство?
– Ты права. – Йен развязал пояс халата и сдернул его с плеч, расстегнул манжеты и снял рубашку, которая yпала на халат, лежавший на полу у их ног.
Он хотел развязать ленточки на ее пеньюаре, но oна остановила его.
– Подожди, – сказала она, прижимая ладони к его обнаженной груди. – Сначала дай мне посмотреть на тебя.
Этого он не предусмотрел, но не мог устоять перед таким искушением. Он опустил руки. Лючия начала круговыми движениями гладить его мускулистую грудь, плечи, руки и живот.
Каждое движение она сопровождала поцелуями, cначала легкими, как прикосновение крыльев бабочки. А затем ее поцелуи сделались более смелыми и чувственными, как будто она пробовала его кожу на вкус. От этих поцелуев по телу пробегала приятная дрожь. Йен о стоном откинул назад голову. Соблазнитель превратился, в соблазняемого. Он закрыл глаза и, сколько мог, терпел эту сладкую пытку. Затем остановил ее:
– Довольно. Я тебе уже говорил, что сегодня моя очередь.
Он потянул за ленточку на ее пеньюаре и развязал второй бантик. Затем третий и четвертый, медленно спускаясь к ее бедрам. Когда все бантики были развязаны, стянул пеньюар с ее плеч, и тот упал на пол позади нее.
Под шелковым пеньюаром у нее была такая же ночная рубашка, сквозь ткань которой он мог видеть округлости ее груди. Он осторожно кончиками пальцев обвел ее соски, и они, отвердев, четко вырисовывались под светлым шелком. Прикосновение к ним почти лишило его самообладания, но он твердо решил не поддаваться собственным желаниям. Еще рано. Сегодня не будет ничего подобного прошлому разу.
Она сжала его запястья, останавливая его.
– Йен, я ничего не устраивала для того, чтобы леди Сара увидела нас.
– Я знаю. – Он поднял голову и поцеловал Лючию.
– Откуда?
– Я говорил тебе, что всегда знаю, когда ты лжешь. Ты широко раскрываешь глаза и говоришь неправду, а потом прикусываешь губу.
Она с удивлением посмотрела на него.
– Я не делаю ничего подобного.
Он поцеловал ее в нос.
– Делаешь. И каждый раз выдаешь себя.
– Когда-нибудь, англичанин, – прошептала она, – я возьму над тобой верх.
– Черта с два, возьмешь. На чем мы остановились? – Он приложил ладони к ее грудям и выразил свое одобрение их соблазнительно пышной форме. – Ах да.
– Йен, я должна тебе что-то сказать.
Похоже, они так и будут разговаривать. Он старался не шевелиться и держать себя в узде.
– Да, Лючия?
Как и тогда в оранжерее, она положила ладони на его руки.
– Вот почему я и сделала это в оранжерее, – прошептала она. – На балу я смотрела на всех этих мужчин и думала о той ночи в карете, когда ты касался меня, и я знала, что никогда не позволю ни одному из них дотронуться до меня. – Она откинула назад голову и закрыла глаза, прижимая его руки к своей груди. – Только тебе.
Боже, она была прекрасна. Йен чувствовал, как у него сжималось сердце, становилось трудно дышать. Он глубоко вздохнул и наклонил голову. Взяв губами ее сосок, он через шелк рубашки осторожно втягивал его в рот. Она тихо ахнула и, ухватившись руками за края туалетного столика, выгнулась навстречу ему.
Не выпуская из губ соска, он другой рукой ласкал второй сосок, так медлительно и пьяняще, насколько ему позволяло его собственное, с трудом сдерживаемое, возбуждение. Она тяжело дышала, и дрожь пробегала по ее телу, а он играл с ней, наслаждаясь ее нетерпением и тихими взволнованными звуками, выдававшими охватившую ее лихорадку. Это была месть за то время, когда она сводила его с ума. И как же она была сладка!
Но это не могло продолжаться долго. Он чувствовал, как утрачивает самообладание, и понимал, что скоро потеряет власть над собой, Его руки уже лежали на ее бедрах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28