Да, подумал Эйвери, спрятав часы в карман, у него имелось множество веских доводов, почему ему следовало вернуться в Англию как можно скорее. Он быстро направился к пристани.
Милл-Хаус, Девон Май 1892 года
Лили быстро шла по коридору, в сердцах ругая Эвелин, которой как раз в это самое утро вздумалось уехать на неделю в Бат.
Почему эта проклятая школа решила именно сейчас уступить ее настойчивым просьбам и отпустить Бернарда домой? И каким образом мальчик сумел проделать такой долгий путь один? Лили была ошеломлена, когда Тереза, которой оставалось еще два месяца до родов, но которая тем не менее выглядела раздавшейся, как тыква в октябре, сообщила ей с широкой ухмылкой на лице, что мистер Торн готов принять ее в гостиной.
Надо же! Мистер Торн готов ее принять! Мальчику явно захотелось выглядеть в ее глазах взрослым мужчиной.
Будь она неладна, эта Тереза! Уж она-то отлично знала, как стесняло ее присутствие Бернарда. Когда он в последний раз приезжал домой, то буквально ходил за Лили по пятам с раннего утра и до позднего вечера. Ей нетрудно было угадать в этом первые признаки зарождающегося юношеского увлечения, однако она еще не решила, как ей поступить в данном случае. Ей не хотелось подрывать у бедного подростка уверенность в себе — тем более что Бернард, с его долговязым неуклюжим телом, узкой грудью и темными кругами под глазами, нуждался в особенно бережном к себе отношении. Она не должна была обращаться с ним как с ребенком. Но и как с мужчиной — тоже. Быть может, как с ребенком, который еще не стал мужчиной, или с мужчиной, оставшимся в душе ребенком…
Проклятие! Да полно тебе, Лили, подумала она, остановившись на пороге и оправляя прическу. Ему же всего двенадцать лет! Уж конечно, тебе ничего не стоит поставить на место этого зазнавшегося мальчишку. Веди себя как любящая тетушка. Можешь даже добродушно подтрунивать над ним. Но в первую очередь старайся не поощрять чересчур преданных взглядов, да и вообще любых проявлений душевного волнения, коли на то пошло.
Девушка сделала глубокий вдох, вошла в библиотеку и осмотрелась по сторонам. Вот он, в большом кресле с подголовником, повернутом к окну. Темные взъерошенные кудри выдавались над спинкой кресла. Бедняга, должно быть, прибавил еще несколько дюймов к своему и без того слишком длинному телу.
— А, вот и ты, дорогой! — приветствовала она его. — Я вижу, ты уже удобно тут устроился. Превосходно.
Ответа не последовало. Впрочем, Бернард всегда был робок и, судя по всему, собирался с духом, прежде чем с ней поздороваться. Ей вдруг стало его жаль. Мальчик вернула домой лишь для того, чтобы узнать, что его мать уехала, тетка пропадает неизвестно где, и единственной, кто пришел его встретить, оказалась та самая женщина, которой он был увлечен. Лили хорошо помнила свои юношеские увлечения. Порой они ранили, и очень больно.
— Подойди сюда, дружок. — Ее тон источал дружелюбие. — Что скажешь, если мы вместе с тобой совершим небольшой набег на кладовую? Ты, должно быть, проголодался с дороги, а я знаю, где Франциска прячет свои лучшие конфеты с Бон-стрит.
Она терпеливо ждала, однако так и не услышала даже тихого смешка в ответ на свою вымученную шутку.
— Мы как раз обсуждали, что тебе подарить на день рождения. В последнее время этот вопрос занимает все наши вечера. — Лили подошла к нему ближе. — Оловянных солдатиков? Слишком по-детски. Как насчет новой фотокамеры? Или складной удочки? Милл-Хаус может похвастаться ручьем, в котором полно рыбы. — Тут она выложила свой главный козырь:
— Я слышала, что твой кузен Эйвери заядлый рыболов.
Против такого соблазна он не сможет устоять. Всем вокруг было известно, что Бернард почти боготворил Эйвери Торна. И действительно, ей показалось, будто она уловила слабое шевеление со стороны кресла.
— Я знаю, в последнее время мы слишком мало времени проводили вместе, и очень об этом сожалею, — продолжала она мягко. — Но мы быстро сумеем наверстать упущенное. Можно ли найти лучшее место, чтобы оживить старую дружбу, чем живописный берег ручья? Ну, что вы на это скажете, сэр? Идите сюда и дайте вашей тетушке Лил обнять вас покрепче.
Теперь уже движение со стороны кресла нельзя было не заметить. Сильные загорелые руки, на мизинце одной из которых, левой, поблескивал крупный перстень с печаткой, обхватили подлокотники. Высокий человек, мускулистый и широкоплечий, рывком поднялся с кресла и, обернувшись, оказался с ней лицом к лицу.
— Как бы ни была мне приятна мысль об объятиях, — произнес незнакомый мужчина спокойным, чуть язвительным тоном, — боюсь, мне придется довольствоваться кон-конфетами… тетушка Лили.
Лилиан Бид была великолепна.
Потрясение, испытанное им от ее внешности, не только не оставило камня на камне от его былых предубеждений, но буквально лишило его дара речи. Слава Богу, что он заранее придал своему лицу вежливое выражение, прежде чем обернуться и посмотреть на нее. Стоило ему ее увидеть, как он уже не был уверен, сможет ли выдавить хоть одну мало-мальски связную фразу. И вот не прошло и пары минут с момента их первой встречи, а Лили Бид уже удалось взять над ним верх. Но сколь бы прекрасной она ему ни показалась, единственное, что Эйвери усвоил твердо за пять лет их переписки, так это то, что Лили Бид никогда, ни в коем случае не следовало позволять брать над собой верх.
Широкий лоб, небольшой аккуратный подбородок. Темные, с экзотическим разрезом глаза, устремленные на него, были обрамлены такими густыми и длинными ресницами, что они бросали тень на ее нежные щеки. Ее губы были полными, как у египтянок, и такими красными, словно она все время смачивала их крепким хересом. Иссиня-черные волосы, похожие на облачко из тугих завитков, были стянуты на макушке в пучок, что подчеркивало ее длинную стройную шею и делало и без того внушительную фигуру еще выше.
Она великолепна, снова подумал Эйвери. Лили Бид. До чего же несправедлива порой судьба!
Девушка поднесла руку к горлу жестом одновременно обольстительным и обороняющимся, тем самым привлекая его внимание к своей одежде. Она носила то, что со стороны напоминало обычную мужскую льняную рубашку, а также темно-бордовую шерстяную… Боже правый, да ведь она носила штаны! Но несмотря на строгий мужской наряд, а быть может, именно благодаря ему она выглядела так же причудливо и эксцентрично, как одалиска, переодетая во власяницу.
Внезапно Эйвери осознал, что уже целую минуту пялится на нее с самым глупым видом. Разумеется, Лили тоже не теряла времени, присматриваясь к непрошеному гостю, однако выражение ее лица едва ли можно было назвать доброжелательным.
— Вы должны меня извинить, — сказала она наконец. — Я приняла вас за другого.
Безупречно правильный выговор, присущий представителям аристократии, придавал дополнительное очарование ее необычной внешности. Должно быть, он и впрямь сошел с ума. Сначала Лили Бид ошеломила его, теперь — очаровала.
— Я очень рад с вами поз…
— У вас большой багаж? — осведомилась она.
— Нет, не очень.
Он пересек комнату и приблизился к ней. Ее кожа цветом напоминала песок на таитянском побережье, а когда Лили подняла голову, чтобы взглянуть на него, ему в глаза бросился небольшой шрам под одной из ее прямых темных бровей.
— Я хотел сказать, что безмерно счастлив наконец встретиться с вами, мисс Бид. Я очень ценю ваше…
— Полагаю, ни вам, ни мне нет нужды тратить время на светские любезности. Где Бернард?
Стало быть, она еще пытается разыгрывать из себя хозяйку поместья?
— Понятия не имею, — ответил он. — А вы что, его потеряли?
— Я? — Глаза ее округлились от изумления. Они были чрезвычайно выразительными, а их густой темный оттенок наводил на мысль о кофе по-турецки. Внезапно они превратились в щелочки. — Послушайте, сэр. Я не потерплю никакой фамильярности от лица, которому поручено сопровождать Бернарда, и думаю, его наставники в Харроу — тоже. Кто вы, собственно, такой? Тренер футбольной команды?
О Боже! Эта девчонка даже не знает, кто перед ней! У Эйвери возникло ощущение, будто он получил пощечину. Правда, он сам никогда бы не выделил ее из толпы в качестве предполагаемого автора тех хлестких посланий, которые неотступно следовали за ним через четыре континента, однако у него не было другой подсказки, кроме плохо запомнившейся ему карикатуры в газете. А вот Лили не с чем было его сравнить. Его портрет, будь он неладен, висит в галерее на третьем этаже… По крайней мере когда-то там висел.
Забыв о своей решимости сохранять спокойствие и вести себя с ней как можно вежливее, Эйвери широким шагом проследовал мимо нее в коридор. Из-за спины до него доносилось шуршание ее злосчастных штанов.
— Послушайте, вы не можете так…
Эйвери не обращал на нее внимания, твердо решив выяснить, где сейчас находится его портрет. Это было единственное его изображение, написанное по настоянию дяди. Правда, раньше оно для него ровным счетом ничего не значило, однако с недавнего — совсем недавнего — времени приобрело в его глазах особую важность. И как только она посмела его убрать?
— Что вы себе позволяете?! — гневно воскликнула Лили, стараясь от него не отставать. — Клянусь, это будет стоить вам места!
Эйвери, гордо подняв голову, направился через главную анфиладу, уголком глаза подмечая скромное изящество обстановки в комнатах, через которые ему пришлось проходить, — пустой, хотя и начищенный до блеска столик с инкрустацией из слоновой кости, потертую ковровую дорожку восточной работы с обтрепавшейся кромкой, запах воска и лимонного масла. Он поднялся вверх по винтовой лестнице и свернул в то крыло, где обычно висели некоторые из бесчисленных фамильных портретов. Вот здесь, рядом с изображением его прапрабабки, Кэтрин Монтроуз, должен быть…
Он вдруг остановился. Его портрет висел там же, где и всегда, — на самом видном месте. Его никто не снял.
Нахмурившись, Эйвери обернулся. Лили Бид стояла всего в футе от него, уперев кулаки в бока, ее пылающие гневом глаза напоминали два ярких сердолика.
— Если вы через две минуты не покинете мой дом, я прикажу выставить вас отсюда силой!
В ее голосе по-прежнему звенело раздражение, однако от прежнего высокомерия не осталось и следа.
Ах вот как? Выставить его из ее дома? Он сделал шаг в ее сторону, однако она не собиралась сдаваться. Ее взгляд был прикован к нему, и Эйвери понял, что она скорее предпочтет столкнуться с ним нос к носу, чем отступит хотя бы на шаг. Да, эту женщину невозможно было не узнать. Воинственная, с крутым нравом, независимая в словах и поступках…
— Прежде всего скажите, как вам вообще удалось проникнуть в дом через парадную дверь?
Ее голос вдруг замер, едва ее взгляд, скользнув мимо него, метнулся к портрету, потом опять к нему. Черты ее лица отличались такой выразительностью, что по ним до смешного легко можно было прочесть все, как в открытой книге. Сейчас на нем отражался безотчетный ужас. Так. Это уже лучше.
Эйвери принял ту самую позу, которая стала для него привычной за долгие месяцы работы над картиной.
— Есть некоторое сходство, вы не находите?
— Торн, — потрясение произнесла она.
— Да.
— Что вы здесь делаете?
— Разве так подобает приветствовать человека, который в течение долгих лет был вашим верным корреспондентом?
— Верным? — отозвалась она язвительно. — Мне кажется, это определение скорее относится ко мне, поскольку именно мне приходилось целых пять лет заниматься выяснением вашего местонахождения. Все эти намеки и недомолвки относительно цели вашего следующего путешествия были какой-то нелепой игрой в кошки-мышки. Если бы у моих родителей не было друзей во всех уголках земного шара, я сомневаюсь, что мне вообще удалось бы вас разыскать. Порой удача мне изменяла. Вы ни разу не сочли нужным предупредить меня, куда… Да что там, прошлой зимой я была уверена в том, что вас уже нет в живых! — Лили вдруг осеклась и покачала головой, будто гнев отвлек ее внимание от главного. — Итак, что вы тут делаете? Я не расслышала ваших слов.
— Я ничего не говорил. — Он поднял вверх руку. — Мне казалось, что мое присутствие здесь не нуждается в объяснениях. Отведенный вам срок владения усадьбой уже почти истек. Я не испытываю настоятельной потребности в дальнейших путешествиях и вместо этого счел нужным приехать сюда, чтобы собственными глазами увидеть, в каком состоянии находится поместье. Всегда следует провести предварительную разведку, прежде чем вступить на незнакомую территорию.
— По-моему, вы несколько опережаете события, — натянутым тоном отозвалась Лили. — А если Милл-Хаус действительно приносит хороший доход?
Он улыбнулся. Со стороны это могло сойти за любезность, однако его подлинные чувства были совсем иными.
— Что ж, если я ошибся, тогда эти несколько недель станут для меня желанной передышкой после столь долгих странствий. И вам незачем смотреть на меня так подозрительно.
— Мои подозрения вполне естественны, и, Бог свидетель, я не собираюсь так просто от них отказываться. — Лили то и дело переводила взгляд с Эйвери на портрет и обратно, словно надеясь обнаружить в них какое-нибудь несоответствие, которое дало бы ей предлог выставить его из дома как самозванца. Однако с каждым разом лицо ее все больше мрачнело. — Где вы намерены остановиться?
— А… — Он оглянулся и развел руками. — Разумеется, здесь. В Милл-Хаусе. Надеюсь, его двери еще не закрыты для гостей? Я имею в виду, что окончательное решение о праве собственности на имение будет принято не раньше августа, не так ли?
— Совершенно верно, — процедила она,
— Что ж, отлично, — произнес он. — Я просто хотел удостовериться в том, что верно оценил создавшееся положение. Кроме того, меня пригласил Бернард. Как нынешняя владелица Милл-Хауса, вы, конечно, имеете полное право отказать мне в гостеприимстве. — Он насмешливо склонил голову, как бы признавая ее главенство в доме.
— Мне такое даже в голову не могло прийти. Само собой, вам ничто не мешает здесь остаться… в качестве гостя Бернарда.
— Благодарю вас.
Лили нахмурилась. О ее испуге нетрудно было догадаться по вытянувшемуся лицу и румянцу, покрывшему шею. Это зрелище невольно притягивало его взор.
У Эйвери имелось не так уж много опыта в том, что касалось женщин. Его родители умерли, когда ему было семь лет, еще несколько лет после этого он провел в закрытой мужской школе, и за все это время его жизнь почти не изменилась — просто один вечно отсутствующий опекун занял место другого, его родителей сменил Горацио Торн, что, конечно, никак не способствовало его более близкому знакомству с прекрасным полом.
Он обнаружил в себе глубоко таившееся пристрастие к юным прелестницам почти в то же время, когда ему стали ясны причины этого пристрастия. Тогда же он понял, каким нелепым выглядит со стороны урод, тоскующий по красавице. К счастью, сам он не был склонен к самобичеванию, но все же предпочитал любоваться женщинами издалека, довольствуясь короткими разговорами на тех редких приемах, которые ему случалось посещать. Еще никогда он не позволял желанию взять над собой верх. Никогда.
Однако по пути в Англию он встретил одну обворожительную блондинку, наследницу огромного состояния, которая искала с ним знакомства. По ее словам, она только начинала кругосветное путешествие, и, как ему стало ясно уже через час после знакомства с ней, решила задержаться ради него.
Девица оказалась столь же пылкой, сколь нежной и уступчивой, заявив ему с мечтательным вздохом, что до сих пор ей еще ни разу не случалось пускаться в столь рискованные похождения. Ей, как выяснилось, не столько нужен был он сам, сколько то, что он олицетворял собой в ее глазах, — хотя одному лишь Богу известно, что именно, а Эйвери не имел ни малейшего желания расспрашивать ее об этом. Когда же они расстались, он сохранил о ней самые теплые, но вместе с тем отстраненные воспоминания — так же как, без сомнения, и она о нем, ибо белокурая чаровница никогда не представляла собой серьезной угрозы для его сердца, и наоборот.
С ней, с Лили Бид, все обстояло совершенно иначе. Эта женщина в течение почти пяти лет читала его послания, и Эйвери успел проникнуться к ней глубоким уважением, вроде того, которое обычно испытываешь к достойному противнику, и даже по-своему преклонялся перед ее несомненным умом. Это уже таило в себе опасность, и, кроме всего прочего, она казалась ему живым воплощением всех его плотских желаний. Но самым опасным — и к тому же безрассудным — было давать такую власть над собой женщине, которая открыто заявляла, что собирается лишить его законного наследства. Ей ни в коем случае не следовало знать, какого рода оружие она держала в руках.
Эйвери долго задумчиво смотрел на свою высокую темноволосую соперницу. Вот уже пять лет она безраздельно царила в его мыслях, то веселя его, то доводя до исступления своими колкостями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32