И ясно как белый день, что тебе так или иначе придется устраиваться при каком-нибудь мужчине, – проговорил серьезно Райан.
– А мне это совсем не кажется! – возразила Элен и протестующе фыркнула.
– Нет? Дело в том, что в такое опасное время только мужчина может обеспечить тебе безопасность. А главная твоя беда состоит в том, что ты слишком привлекательна и вызываешь слишком большое желание у мужчин-хищников. Они не смогут оставить тебя в покое...
– Хищников, к которым ты и себя относишь?
– Может быть... Я – в первую очередь.
– По крайней мере, ты честно это признаешь, – откомментировала она. Ей хотелось, чтобы ее слова прозвучали холодным сарказмом, но этого у нее не получилось.
Райан сел, вглядываясь в Элен и любуясь, как желтый огонек свечи освещал ее прелестное лицо и отражался золотистым пламенем в волосах. И хотя с его стороны это выглядело совершенно глупо, но ему отнюдь не хотелось покидать место их совместного заточения. Но если он не станет вести себя более разумно и осмотрительно, то окончание этого заточения может стать и концом их знакомства...
Элен бросила из-под ресниц взгляд на мужчину, который непринужденно отдыхал рядом с нею. «Он, наверное, шутит, – подумала она. – Не может же он всерьез требовать от меня вознаграждения за то, что убил крысу? Как трудно бывает его понять...»
Несмотря на близость, которую они пережили, и на долгие разговоры, которые вели, Элен так и не почувствовала, что хорошо узнала его. Казалось, какую-то часть своей души Райан от нее тщательно скрывал... Нет, она не обвиняла его, – сама поступала так же.
На мгновение лицо Райана исказила гримаса раздражения. Он негромко рассмеялся:
– Успокойся, я только пошутил. Без твоего желания мне ничего от тебя не нужно. Ложись и продолжай спать.
Райан потянулся к свече и загасил ее пламя двумя пальцами. Их подземелье снова погрузилось в темноту.
Элен слышала шуршание его одежды, понимая, что он готовится лечь. Она торопливо отодвинулась, давая ему место, и растянулась на одеялах. Его рука прикоснулась к ее руке, но она тут же отдернула ее, словно обжегшись.
Время текло. Немигающим взглядом Элен смотрела в темноту. Конечно, ей хотелось найти какой-нибудь способ, чтобы устроить свое будущее, но в голову ничего не приходило.
Наконец она уснула, и ее кошмары снова вернулись к ней...
Элен и Райан научились точно узнавать, находится ли кто-нибудь наверху, в комнате над ними. Шаги людей гулко отдавались в замкнутом пространстве их подвала. Иногда до них доносились голоса и обрывки разговоров двух девиц из прислуги или ворчливый старушечий голос, несомненно, принадлежавший матери Фавье. Старуха то отдавала распоряжения по дому, то распекала девиц.
Труднее всего затворникам было во время обеда. Стулья передвигали по ковру, и через щели в люке на них сыпалась пыль. Да и запахи вкусной пищи и вина проникали к ним как раз в то время, когда до их трапезы оставалось еще очень много времени – Дивота приносила им ужин только после того, как в доме все укладывались спать.
Однако более всего их раздражало присутствие в комнате над ними Фавье и его матери, а как-то раз и пары гостей, из-за чего Элен и Райан вынуждены были сидеть в абсолютной тишине. И время им показалось вечностью. Зато они научились испытывать истинную благодарность к обитателям этого дома за то, что те иногда завтракали в постели или перекусывали в полдень где-нибудь за пределами дома, возможно, на галерее.
И тем не менее подслушанные ими разговоры домочадцев оказывались весьма полезными. Например, они узнали, что Дессалин, которому не терпелось полностью изгнать французские войска с острова, рассылал своих агитаторов по плантациям, чтобы те поднимали рабов на восстания с призывами убивать своих хозяев. Дессалин хотел или уничтожить все белое население острова, или заставить их покинуть его пределы. Списки сожженных домов и зверски убитых людей росли с каждым днем. За столом пересказывались истории о том, как искали людей, загнанных на тростниковые поля, в сараи и конюшни, как ловили тех, кто пытался убежать в Порт-о-Пренс или на Кап-Франсэз, и безжалостно с ними расправлялись.
Иногда казалось, что от этих разговоров за едой Фавье получал удовлетворение. Он нарочно начинал громко разговаривать с гостями, чтобы в подвале могли как следует расслышать его слова. Похоже, он был доволен происходящим на острове, хотя его собственное положение не было таким уж благополучным. Элен и Райан понимали, что жаждущие крови толпы негров-рабов в ночной тьме могли намеренно или случайно перепутать дома, и тогда досталось бы и Фавье...
Утром третьего дня до Райана и Элен донеслись голоса двух женщин, они раздавались прямо над ними. Голоса принадлежали Дивоте и матери Фавье.
Райан сел, прислонившись спиной к камню стены, спокойный и в то же время, как показалось Элен, готовый защищать их убежище. Она привстала и настороженно вслушивалась, подняв глаза вверх, на деревянную раму люка над их головами: «Что там могло случиться? Неужели Фавье проговорился и его мать стала проявлять интерес к тому, что спрятано в этом тайнике? Или старуху снедает любопытство из-за присутствия в доме Дивоты и она стала подглядывать за ней, за ее передвижениями по дому?»
Вскоре Райан и Элен поняли, что старуха бранит Дивоту за то, что та тайком таскает еду с кухни. Она требовала от Дивоты ответа на свой вопрос куда это она сейчас направлялась? Дивота, по всей видимости, сказала ей, что шла к столу, чтобы поесть, поскольку ее объяснения вызвали визгливую тираду о том, что прислуга много себе позволяет, полагая, что может пользоваться мебелью хозяев по своему усмотрению, лежать в постели целыми днями, поедать все лучшее из запасов хозяина. Дивота дерзко ответила, что она любовница ее сына, а потому и ведет себя так...
Глаза Элен округлились от неожиданности.
Несомненно, это был великолепный предлог, чтобы объяснить свое пребывание в доме, а не в хижинах для рабов. «А может, это вовсе и не предлог? Неужели Дивота отдалась Фавье, чтобы обеспечить безопасность мою и Райана?» – с ужасом подумала Элен.
Дивоту отослали есть на кухню. Шум голосов утих. И только сводящий с ума аромат горячего кофе и ветчины, которые Дивота несла им на завтрак, долго еще висел в воздухе. Элен медленно опустилась на постель.
– Ты понимаешь, что мы сидим здесь взаперти, как та крыса, которую мы убили?
– Весь остров превратился в громадную мышеловку, я тебе уже говорил об этом.
– Что ты станешь делать, если нас обнаружат?
– Единственное, что я могу, сражаться и надеяться, что их там не очень много.
– А что, если мать Фавье обнаружит нас здесь?
– Если только она откроет люк, то ей, думаю, придется присоединиться к нам – вольно или невольно, – ответил Райан, сжав кулак.
– Может, и придется так поступить, – задумчиво проговорила Элен.
Дивота так и не пришла к ним до вечера. Не пришла и потом, когда закончился обед, а дом с наступлением темноты стал погружаться в тишину.
Элен все больше раздражалась, но не потому, что проголодалась – у них еще оставался кусок хлеба от последнего ужина, – а потому, что волновалась за женщину, которая приходилась ей теткой. «А что, если мать Фавье, заподозрив что-нибудь неладное, заперла Дивоту где-нибудь или вообще решила избавиться от беспокойной новой женщины своего сына? А может, Дивота сама по какой-то причине покинула дом, и ее опознали, и уже убили...» В голову лезли страшные предположения...
Райан, как и она, тоже нервничал. Он клялэту яму за то, что не мог встать во весь рост, за то, что не мог сказать, что же все-таки происходит за стенами этого дома, за то, что утратил контроль за ситуацией и не мог вести дело так, как считал нужным.
Элен полагала, что теперь он совсем не доверял хозяину этого дома, несмотря на то, что старался казаться спокойным, когда она его расспрашивала. Наступала ночь, когда судно Райана, привлеченное сигналами, должно было подойти к берегу. Если Фавье не пошевелится, если окажется трусом и побоится дать сигнал судну Райана, то им, возможно, придется пробыть взаперти еще дня три или даже больше. Об этом даже думать было страшно, особенно теперь, когда с каждым часом возрастала опасность, что их обнаружат.
Элен босиком ходила взад и вперед по одеялам их постели в маленьком пространстве между стеной и ногами Райана. Внутри нее нарастало жгучее желание поскорее покинуть это мрачное место, вдохнуть свежего воздуха, увидеть солнце и море, деревья и цветы, посидеть в настоящем кресле и выспаться на настоящей постели. К тому же, как и Райан, она хотела узнать, что творится над ними. Это желание становилось таким сильным, что ей начинало казаться, что она готова пойти на любой риск.
Райан потянулся и схватил ее за юбку, когда она в очередной раз проходила мимо него.
– Присядь, пожалуйста, а то я начинаю сходить с ума, – раздраженно сказал он.
Низкий потолок никак не позволял ему выпрямиться и свободно двигаться, как это делала она, чтобы хоть как-то снять напряжение.
Элен состроила гримаску раскаяния, которую он не смог бы даже разглядеть, и опустилась возле него на колени.
– Прости меня, – кротко прошептала она.
– Ты же понимаешь, что не можешь продолжать оставаться здесь, проводя день за днем, как перепуганный заяц в норе. Ты просто обязана поехать со мной в Новый Орлеан.
– Мы это обсудили и с этим покончили. У меня нет средств к существованию.
– А здесь что, лучше? Но у тебя все же есть выход. Можешь жить со мной.
– Понятно. Ты оцениваешь себя выше, чем толстого полковника.
– Я хочу заботиться о тебе. Со мной ты не только будешь в безопасности, но к тому же станешь жить в комфорте и роскоши.
– Какая заманчивая перспектива! Ты меня почти что соблазнил, но, видишь ли, я как-то привыкла к большей респектабельности. С твоих слов я поняла, что брак не входит в планы твоего любезного предложения, поскольку ты ни словом об этом не обмолвился.
– Пока что у меня нет желания жениться, – ответил Райан. – Я часто и надолго ухожу в море. Было бы не совсем справедливо жениться и тут же оставить свою жену на берегу.
– А справедливость по отношению к любовнице ничего не значит? – язвительно заметила Элен, хотя не больше него хотела вступления в брак.
– Просто у любовницы меньше оснований для жалоб, – ответил он, стараясь говорить тише. – Ты ничего не понимаешь...
– Отчего же, я прекрасно понимаю, чтоты чувствуешь себя вправе сделать мне подобное оскорбительное предложение в момент, когда я поддалась искушению льстивых слов и нуждалась в утешении. И еще я понимаю, что у тебя появилось чувство ответственности за меня. Но этого совершенно недостаточно для того, чтобы навсегда забрать меня себе, хотя и вполне достаточно, чтобы сомневаться, стоит ли расставаться со мною. Я даже могу допустить, если хочешь, что тебя влечет ко мне, в противном случае ты не предложил бы мне поселиться в своем доме. И не пытайся заставить меня поверить в то, что твой интерес ко мне основан лишь на заботе о моем благополучии.
– А веришь ли ты в то, – сказал он самым приятным тоном, на который был способен в этот момент, – что я на руках отнесу тебя на судно, если ты не пойдешь по своей воле?
– Конечно, верю, – ответила Элен. – От тебя можно ожидать всего.
Он долго и выразительно чертыхался вполголоса. И когда заговорил снова, то голос его звенел от напряжения.
– Думаю, все дело в проклятом ароматическом масле, которое оказалось таким соблазняющим... Но это не важно. Ты могла бы оставаться в моем доме до тех пор, пока не устроилась бы где-нибудь еще. Мне в общем-то не нужна любовница, которая будет жить со мной по принуждению. Благодарю покорно, но от тебя мне этого не надо.
– В самом деле? Как великодушно! Особенно в нынешних условиях, когда у меня нет никакой возможности «устроиться где-нибудь еще», – сердясь, откликнулась Элен.
– За эти три дня ты не прилагала никаких усилий... Тебе стоило сделать лишь несколько мазков своими духами, и твое счастье было обеспечено...
Складывалось впечатление, что Райан говорил как-то несерьезно, наугад выдергивая факты, чтобы как-то подкрепить свои доводы. «И тем не менее он был недалек от истины, – размышляла Элен. – Трудно было бы отрицать, что благоухание масла казалось изысканным. Только бы Дивота смогла приготовить такое же в Новом Орлеане, если там можно будет найти компоненты для него. Естественно, что от всех ритуальных заклинаний, как и от некоторых трав и масел, которые превращают эти духи в мощный и долго действующий афродизиак можно и отказаться, важно только не утратить полноту букета».
– О, я уверена, что Новый Орлеан как раз и нуждается в новых по составу и качеству духах.
Слова прозвучали насмешливо, но тем не менее Элен ощущала, как внутри нее растет волнение.
– В любом случае они должны быть душистыми и сладкими. Вся парфюмерия Аравии с трудом может охватить что-либо, кроме запахов сливной канализации и дворовых туалетов. Есть, конечно, и запахи лежалой рыбы, и прокисших фруктов со старого французского рынка, забродившей патоки из каких-нибудь складов, ну и с кладбищ, где нищих хоронят в братских могилах под тонким слоем негашеной извести...
– Тебе почти удалось убедить меня в том, что Новый Орлеан – это чудесное место для парфюмера, – сказала она суховато.
– Это единственное место для тебя.
– Может быть, и так, – как бы согласившись с Райаном, спокойно заметила Элен.
Конечно, с ее стороны глупо было выступать против предложения Райана уехать с ним. Новый Орлеан представлялся ей лучшим выбором для нового пристанища с самого начала. Там бы она оказалась среди своих соотечественников. И все же уезжать в такую даль от всего привычного, создавать свой дом среди незнакомых людей было нелегко.
Какая-то часть ее существа категорически отвергала саму идею проживания под одной крышей с чужим мужчиной, даже в течение короткого времени. «Да и в качестве кого я буду в доме Райана? Но мне нужно восстановить возможность самой решать свою судьбу. И может быть, Райан Байяр или даже мои духи помогут мне достичь этой цели?» подумала Элен.
К ним кто-то приближался. Сначала они увидели мягкий свет свечи. Он просвечивал сквозь щели в полу над ними, бросая странные движущиеся изогнутые полосы на камни стен. Шум шагов, который сопровождал световые блики, был легким, почти крадущимся. Потом наступила тишина, как будто тот, кто остановился над ними, вслушивался и оглядывался из предосторожности.
Кресла и стулья у стола стали отодвигаться тоже так, чтобы не производить много шума. Когда поднимали ковер, на них посыпалась пыль. Райан, вставший на ноги, стоял неподвижно, Элен тоже поднялась, джав руки в кулачки.
Звякнуло кольцо на люке, потом послышалось чье-то кряхтение. Скрипнули петли, и тяжелая крышка люка приподнялась. В образовавшейся щели они увидели ноги и женскую юбку. У ног стоял фонарь с оловянной сеткой. Колеблющиеся лучики света от фонаря проникали в отверстия, создавая в темноте причудливые фигуры. Люк поднимался выше и наконец откинулся совсем.
Перед ними была Дивота.
Элен с облегчением вздохнула. Горничная с улыбкой подала ей знак ободрения и сочувствия, но не стала тратить время на приветствия и объяснения.
– Выбирайтесь, и быстро! – сказала она хриплым тихим голосом. – Судно подходит.
Повторного приглашения затворникам не потребовалось.
Райан, резво подскочив, уцепился руками за края люка и подтянулся. Через секунду он уже был наверху. Обернувшись, он опустился на одно колено и подал руку Элен. Она быстро надела свои туфли и поймала его руку. Сильные пальцы Райана обхватили ее руку железным замком. Она оттолкнулась, и он потянул ее наверх, пока ее талия не оказалась на уровне пола. Райан помог Элен встать на ноги и уж потом нагнулся, чтобы закрыть крышку люка.
Столкнув на место ковер, они вместе с Дивотой расставили кресла и стулья вокруг стола. Дивота, не мешкая, круто повернулась, подхватила фонарь и шепнула:
– Сюда...
– А где Фавье? – тихо спросил Райан.
– Прячется, – с отвращением в голосе ответила женщина. – Я сама подала сигнал на судно, размахивая фонарем.
– Мы твои должники. Но свет нам больше не понадобится. Погаси фонарь.
Дивота, погасив фонарь, поставила его посреди столовой и повела Элен и Райана за собой.
Крадучись, в полном молчании, как призраки, они направились через комнаты к задним дверям, потом на окружавшую дом галерею. Не прошло и минуты, как они оказались на лужайке. От нее тропинка вела на край мыса.
Пропитанный влагой воздух казался мягким, нежно ласкающим кожу и таким свежим от дыхания ночного океана, словно эликсир – напиток вечной молодости. Бледная луна с высоты небес освещала им путь. Она казалась такой же, как и в тот вечер, когда они с Диво-той бежали из горящего дома, хотя теперь ее свет казался ласкающим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
– А мне это совсем не кажется! – возразила Элен и протестующе фыркнула.
– Нет? Дело в том, что в такое опасное время только мужчина может обеспечить тебе безопасность. А главная твоя беда состоит в том, что ты слишком привлекательна и вызываешь слишком большое желание у мужчин-хищников. Они не смогут оставить тебя в покое...
– Хищников, к которым ты и себя относишь?
– Может быть... Я – в первую очередь.
– По крайней мере, ты честно это признаешь, – откомментировала она. Ей хотелось, чтобы ее слова прозвучали холодным сарказмом, но этого у нее не получилось.
Райан сел, вглядываясь в Элен и любуясь, как желтый огонек свечи освещал ее прелестное лицо и отражался золотистым пламенем в волосах. И хотя с его стороны это выглядело совершенно глупо, но ему отнюдь не хотелось покидать место их совместного заточения. Но если он не станет вести себя более разумно и осмотрительно, то окончание этого заточения может стать и концом их знакомства...
Элен бросила из-под ресниц взгляд на мужчину, который непринужденно отдыхал рядом с нею. «Он, наверное, шутит, – подумала она. – Не может же он всерьез требовать от меня вознаграждения за то, что убил крысу? Как трудно бывает его понять...»
Несмотря на близость, которую они пережили, и на долгие разговоры, которые вели, Элен так и не почувствовала, что хорошо узнала его. Казалось, какую-то часть своей души Райан от нее тщательно скрывал... Нет, она не обвиняла его, – сама поступала так же.
На мгновение лицо Райана исказила гримаса раздражения. Он негромко рассмеялся:
– Успокойся, я только пошутил. Без твоего желания мне ничего от тебя не нужно. Ложись и продолжай спать.
Райан потянулся к свече и загасил ее пламя двумя пальцами. Их подземелье снова погрузилось в темноту.
Элен слышала шуршание его одежды, понимая, что он готовится лечь. Она торопливо отодвинулась, давая ему место, и растянулась на одеялах. Его рука прикоснулась к ее руке, но она тут же отдернула ее, словно обжегшись.
Время текло. Немигающим взглядом Элен смотрела в темноту. Конечно, ей хотелось найти какой-нибудь способ, чтобы устроить свое будущее, но в голову ничего не приходило.
Наконец она уснула, и ее кошмары снова вернулись к ней...
Элен и Райан научились точно узнавать, находится ли кто-нибудь наверху, в комнате над ними. Шаги людей гулко отдавались в замкнутом пространстве их подвала. Иногда до них доносились голоса и обрывки разговоров двух девиц из прислуги или ворчливый старушечий голос, несомненно, принадлежавший матери Фавье. Старуха то отдавала распоряжения по дому, то распекала девиц.
Труднее всего затворникам было во время обеда. Стулья передвигали по ковру, и через щели в люке на них сыпалась пыль. Да и запахи вкусной пищи и вина проникали к ним как раз в то время, когда до их трапезы оставалось еще очень много времени – Дивота приносила им ужин только после того, как в доме все укладывались спать.
Однако более всего их раздражало присутствие в комнате над ними Фавье и его матери, а как-то раз и пары гостей, из-за чего Элен и Райан вынуждены были сидеть в абсолютной тишине. И время им показалось вечностью. Зато они научились испытывать истинную благодарность к обитателям этого дома за то, что те иногда завтракали в постели или перекусывали в полдень где-нибудь за пределами дома, возможно, на галерее.
И тем не менее подслушанные ими разговоры домочадцев оказывались весьма полезными. Например, они узнали, что Дессалин, которому не терпелось полностью изгнать французские войска с острова, рассылал своих агитаторов по плантациям, чтобы те поднимали рабов на восстания с призывами убивать своих хозяев. Дессалин хотел или уничтожить все белое население острова, или заставить их покинуть его пределы. Списки сожженных домов и зверски убитых людей росли с каждым днем. За столом пересказывались истории о том, как искали людей, загнанных на тростниковые поля, в сараи и конюшни, как ловили тех, кто пытался убежать в Порт-о-Пренс или на Кап-Франсэз, и безжалостно с ними расправлялись.
Иногда казалось, что от этих разговоров за едой Фавье получал удовлетворение. Он нарочно начинал громко разговаривать с гостями, чтобы в подвале могли как следует расслышать его слова. Похоже, он был доволен происходящим на острове, хотя его собственное положение не было таким уж благополучным. Элен и Райан понимали, что жаждущие крови толпы негров-рабов в ночной тьме могли намеренно или случайно перепутать дома, и тогда досталось бы и Фавье...
Утром третьего дня до Райана и Элен донеслись голоса двух женщин, они раздавались прямо над ними. Голоса принадлежали Дивоте и матери Фавье.
Райан сел, прислонившись спиной к камню стены, спокойный и в то же время, как показалось Элен, готовый защищать их убежище. Она привстала и настороженно вслушивалась, подняв глаза вверх, на деревянную раму люка над их головами: «Что там могло случиться? Неужели Фавье проговорился и его мать стала проявлять интерес к тому, что спрятано в этом тайнике? Или старуху снедает любопытство из-за присутствия в доме Дивоты и она стала подглядывать за ней, за ее передвижениями по дому?»
Вскоре Райан и Элен поняли, что старуха бранит Дивоту за то, что та тайком таскает еду с кухни. Она требовала от Дивоты ответа на свой вопрос куда это она сейчас направлялась? Дивота, по всей видимости, сказала ей, что шла к столу, чтобы поесть, поскольку ее объяснения вызвали визгливую тираду о том, что прислуга много себе позволяет, полагая, что может пользоваться мебелью хозяев по своему усмотрению, лежать в постели целыми днями, поедать все лучшее из запасов хозяина. Дивота дерзко ответила, что она любовница ее сына, а потому и ведет себя так...
Глаза Элен округлились от неожиданности.
Несомненно, это был великолепный предлог, чтобы объяснить свое пребывание в доме, а не в хижинах для рабов. «А может, это вовсе и не предлог? Неужели Дивота отдалась Фавье, чтобы обеспечить безопасность мою и Райана?» – с ужасом подумала Элен.
Дивоту отослали есть на кухню. Шум голосов утих. И только сводящий с ума аромат горячего кофе и ветчины, которые Дивота несла им на завтрак, долго еще висел в воздухе. Элен медленно опустилась на постель.
– Ты понимаешь, что мы сидим здесь взаперти, как та крыса, которую мы убили?
– Весь остров превратился в громадную мышеловку, я тебе уже говорил об этом.
– Что ты станешь делать, если нас обнаружат?
– Единственное, что я могу, сражаться и надеяться, что их там не очень много.
– А что, если мать Фавье обнаружит нас здесь?
– Если только она откроет люк, то ей, думаю, придется присоединиться к нам – вольно или невольно, – ответил Райан, сжав кулак.
– Может, и придется так поступить, – задумчиво проговорила Элен.
Дивота так и не пришла к ним до вечера. Не пришла и потом, когда закончился обед, а дом с наступлением темноты стал погружаться в тишину.
Элен все больше раздражалась, но не потому, что проголодалась – у них еще оставался кусок хлеба от последнего ужина, – а потому, что волновалась за женщину, которая приходилась ей теткой. «А что, если мать Фавье, заподозрив что-нибудь неладное, заперла Дивоту где-нибудь или вообще решила избавиться от беспокойной новой женщины своего сына? А может, Дивота сама по какой-то причине покинула дом, и ее опознали, и уже убили...» В голову лезли страшные предположения...
Райан, как и она, тоже нервничал. Он клялэту яму за то, что не мог встать во весь рост, за то, что не мог сказать, что же все-таки происходит за стенами этого дома, за то, что утратил контроль за ситуацией и не мог вести дело так, как считал нужным.
Элен полагала, что теперь он совсем не доверял хозяину этого дома, несмотря на то, что старался казаться спокойным, когда она его расспрашивала. Наступала ночь, когда судно Райана, привлеченное сигналами, должно было подойти к берегу. Если Фавье не пошевелится, если окажется трусом и побоится дать сигнал судну Райана, то им, возможно, придется пробыть взаперти еще дня три или даже больше. Об этом даже думать было страшно, особенно теперь, когда с каждым часом возрастала опасность, что их обнаружат.
Элен босиком ходила взад и вперед по одеялам их постели в маленьком пространстве между стеной и ногами Райана. Внутри нее нарастало жгучее желание поскорее покинуть это мрачное место, вдохнуть свежего воздуха, увидеть солнце и море, деревья и цветы, посидеть в настоящем кресле и выспаться на настоящей постели. К тому же, как и Райан, она хотела узнать, что творится над ними. Это желание становилось таким сильным, что ей начинало казаться, что она готова пойти на любой риск.
Райан потянулся и схватил ее за юбку, когда она в очередной раз проходила мимо него.
– Присядь, пожалуйста, а то я начинаю сходить с ума, – раздраженно сказал он.
Низкий потолок никак не позволял ему выпрямиться и свободно двигаться, как это делала она, чтобы хоть как-то снять напряжение.
Элен состроила гримаску раскаяния, которую он не смог бы даже разглядеть, и опустилась возле него на колени.
– Прости меня, – кротко прошептала она.
– Ты же понимаешь, что не можешь продолжать оставаться здесь, проводя день за днем, как перепуганный заяц в норе. Ты просто обязана поехать со мной в Новый Орлеан.
– Мы это обсудили и с этим покончили. У меня нет средств к существованию.
– А здесь что, лучше? Но у тебя все же есть выход. Можешь жить со мной.
– Понятно. Ты оцениваешь себя выше, чем толстого полковника.
– Я хочу заботиться о тебе. Со мной ты не только будешь в безопасности, но к тому же станешь жить в комфорте и роскоши.
– Какая заманчивая перспектива! Ты меня почти что соблазнил, но, видишь ли, я как-то привыкла к большей респектабельности. С твоих слов я поняла, что брак не входит в планы твоего любезного предложения, поскольку ты ни словом об этом не обмолвился.
– Пока что у меня нет желания жениться, – ответил Райан. – Я часто и надолго ухожу в море. Было бы не совсем справедливо жениться и тут же оставить свою жену на берегу.
– А справедливость по отношению к любовнице ничего не значит? – язвительно заметила Элен, хотя не больше него хотела вступления в брак.
– Просто у любовницы меньше оснований для жалоб, – ответил он, стараясь говорить тише. – Ты ничего не понимаешь...
– Отчего же, я прекрасно понимаю, чтоты чувствуешь себя вправе сделать мне подобное оскорбительное предложение в момент, когда я поддалась искушению льстивых слов и нуждалась в утешении. И еще я понимаю, что у тебя появилось чувство ответственности за меня. Но этого совершенно недостаточно для того, чтобы навсегда забрать меня себе, хотя и вполне достаточно, чтобы сомневаться, стоит ли расставаться со мною. Я даже могу допустить, если хочешь, что тебя влечет ко мне, в противном случае ты не предложил бы мне поселиться в своем доме. И не пытайся заставить меня поверить в то, что твой интерес ко мне основан лишь на заботе о моем благополучии.
– А веришь ли ты в то, – сказал он самым приятным тоном, на который был способен в этот момент, – что я на руках отнесу тебя на судно, если ты не пойдешь по своей воле?
– Конечно, верю, – ответила Элен. – От тебя можно ожидать всего.
Он долго и выразительно чертыхался вполголоса. И когда заговорил снова, то голос его звенел от напряжения.
– Думаю, все дело в проклятом ароматическом масле, которое оказалось таким соблазняющим... Но это не важно. Ты могла бы оставаться в моем доме до тех пор, пока не устроилась бы где-нибудь еще. Мне в общем-то не нужна любовница, которая будет жить со мной по принуждению. Благодарю покорно, но от тебя мне этого не надо.
– В самом деле? Как великодушно! Особенно в нынешних условиях, когда у меня нет никакой возможности «устроиться где-нибудь еще», – сердясь, откликнулась Элен.
– За эти три дня ты не прилагала никаких усилий... Тебе стоило сделать лишь несколько мазков своими духами, и твое счастье было обеспечено...
Складывалось впечатление, что Райан говорил как-то несерьезно, наугад выдергивая факты, чтобы как-то подкрепить свои доводы. «И тем не менее он был недалек от истины, – размышляла Элен. – Трудно было бы отрицать, что благоухание масла казалось изысканным. Только бы Дивота смогла приготовить такое же в Новом Орлеане, если там можно будет найти компоненты для него. Естественно, что от всех ритуальных заклинаний, как и от некоторых трав и масел, которые превращают эти духи в мощный и долго действующий афродизиак можно и отказаться, важно только не утратить полноту букета».
– О, я уверена, что Новый Орлеан как раз и нуждается в новых по составу и качеству духах.
Слова прозвучали насмешливо, но тем не менее Элен ощущала, как внутри нее растет волнение.
– В любом случае они должны быть душистыми и сладкими. Вся парфюмерия Аравии с трудом может охватить что-либо, кроме запахов сливной канализации и дворовых туалетов. Есть, конечно, и запахи лежалой рыбы, и прокисших фруктов со старого французского рынка, забродившей патоки из каких-нибудь складов, ну и с кладбищ, где нищих хоронят в братских могилах под тонким слоем негашеной извести...
– Тебе почти удалось убедить меня в том, что Новый Орлеан – это чудесное место для парфюмера, – сказала она суховато.
– Это единственное место для тебя.
– Может быть, и так, – как бы согласившись с Райаном, спокойно заметила Элен.
Конечно, с ее стороны глупо было выступать против предложения Райана уехать с ним. Новый Орлеан представлялся ей лучшим выбором для нового пристанища с самого начала. Там бы она оказалась среди своих соотечественников. И все же уезжать в такую даль от всего привычного, создавать свой дом среди незнакомых людей было нелегко.
Какая-то часть ее существа категорически отвергала саму идею проживания под одной крышей с чужим мужчиной, даже в течение короткого времени. «Да и в качестве кого я буду в доме Райана? Но мне нужно восстановить возможность самой решать свою судьбу. И может быть, Райан Байяр или даже мои духи помогут мне достичь этой цели?» подумала Элен.
К ним кто-то приближался. Сначала они увидели мягкий свет свечи. Он просвечивал сквозь щели в полу над ними, бросая странные движущиеся изогнутые полосы на камни стен. Шум шагов, который сопровождал световые блики, был легким, почти крадущимся. Потом наступила тишина, как будто тот, кто остановился над ними, вслушивался и оглядывался из предосторожности.
Кресла и стулья у стола стали отодвигаться тоже так, чтобы не производить много шума. Когда поднимали ковер, на них посыпалась пыль. Райан, вставший на ноги, стоял неподвижно, Элен тоже поднялась, джав руки в кулачки.
Звякнуло кольцо на люке, потом послышалось чье-то кряхтение. Скрипнули петли, и тяжелая крышка люка приподнялась. В образовавшейся щели они увидели ноги и женскую юбку. У ног стоял фонарь с оловянной сеткой. Колеблющиеся лучики света от фонаря проникали в отверстия, создавая в темноте причудливые фигуры. Люк поднимался выше и наконец откинулся совсем.
Перед ними была Дивота.
Элен с облегчением вздохнула. Горничная с улыбкой подала ей знак ободрения и сочувствия, но не стала тратить время на приветствия и объяснения.
– Выбирайтесь, и быстро! – сказала она хриплым тихим голосом. – Судно подходит.
Повторного приглашения затворникам не потребовалось.
Райан, резво подскочив, уцепился руками за края люка и подтянулся. Через секунду он уже был наверху. Обернувшись, он опустился на одно колено и подал руку Элен. Она быстро надела свои туфли и поймала его руку. Сильные пальцы Райана обхватили ее руку железным замком. Она оттолкнулась, и он потянул ее наверх, пока ее талия не оказалась на уровне пола. Райан помог Элен встать на ноги и уж потом нагнулся, чтобы закрыть крышку люка.
Столкнув на место ковер, они вместе с Дивотой расставили кресла и стулья вокруг стола. Дивота, не мешкая, круто повернулась, подхватила фонарь и шепнула:
– Сюда...
– А где Фавье? – тихо спросил Райан.
– Прячется, – с отвращением в голосе ответила женщина. – Я сама подала сигнал на судно, размахивая фонарем.
– Мы твои должники. Но свет нам больше не понадобится. Погаси фонарь.
Дивота, погасив фонарь, поставила его посреди столовой и повела Элен и Райана за собой.
Крадучись, в полном молчании, как призраки, они направились через комнаты к задним дверям, потом на окружавшую дом галерею. Не прошло и минуты, как они оказались на лужайке. От нее тропинка вела на край мыса.
Пропитанный влагой воздух казался мягким, нежно ласкающим кожу и таким свежим от дыхания ночного океана, словно эликсир – напиток вечной молодости. Бледная луна с высоты небес освещала им путь. Она казалась такой же, как и в тот вечер, когда они с Диво-той бежали из горящего дома, хотя теперь ее свет казался ласкающим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39