– Иногда я не понимаю, шутишь ты или говоришь правду.– Это просто: когда кажется, что я шучу, я говорю серьезно. Если же я говорю серьезно – значит, я шучу. – Я посмотрел на часы. – Думаю, мы убили достаточно времени и теперь можем нанести визит миссис Хенкель.Мы заранее позвонили Герте Хенкель, знакомой Ричарда и Анны Хауптман, и она сказала, чтобы мы приехали к ней сразу после полудня; она с мужем Карлом проживала в жилом доме на 127 Ист-стрит, 149, принадлежавшем некоему господину Колю, в котором когда-то жил и Изидор Фиш. Там же обитали несколько других друзей Хауптмана, тоже немецкие иммигранты, с которыми он проводил время на Охотничьем острове.Я остановил машину на углу между 127-й Ист-стрит и Лексингтон Авеню, у бензоколонки, большой современной заправочной станции с гаражом, где вам отремонтируют машину, и огромными, исписанными с двух сторон рекламными щитами.– Ты знаешь, что это такое? – спросил я Эвелин.– Это бензоколонка, Нейт. Разве их нет в Чикаго?– Это не простая бензоколонка: здесь Хауптман расплатился золотым сертификатом, за что и был задержан. И лишь в двух минутах ходьбы отсюда стоит дом, в котором жил Фиш.Ее глаза сузились.– Это имеет какое-то значение?– Не знаю.Я вышел из «пакарда» и спросил заполняющего бак работника, на месте ли хозяин.– Уолтер? – спросил работник, усатый парень. – Конечно. Вы хотите, чтобы я его позвал?– Если вам не трудно.К нам, вытирая на ходу замасленные руки тряпкой, подошел Уолтер Лайл, хозяин бензоколонки. Это бы коренастый симпатичный мужчина лет сорока в кепке и с разменным аппаратом на груди.– Чем я могу вам помочь? – спросил он с равнодушной улыбкой.– Моя фамилия Геллер, – сказал я и показал ему свой жетон. – Я провожу дополнительное расследование по делу Хауптмана.Он улыбнулся. По его глазам было видно, что он гордился своей ролью в этом деле; ему еще не надоело отвечать на вопросы людей, интересующихся тем, как он помог полицейским арестовать Хауптмана.– Я с радостью помогу вам, полицейский Геллер.Я не говорил ему, что я коп, но ни в одном законе не было написано, что я должен его поправить.– Нам известно, что в этом районе жили несколько друзей Хауптмана, – сказал я.– Они и сейчас здесь живут – лишь в квартале отсюда.– Хауптман был вашим постоянным клиентом? Разумно предположить, что он и раньше останавливался здесь, раз друзья его живут так близко отсюда.– Нет, он не был постоянным нашим клиентом. Хотя я мог видеть его и раньше.– Могли или видели?Он пожал плечами:– Не думаю, что тогда он первый раз покупал у нас бензин. Его синий «седан» мог заезжать к нам и раньше. Но золотым сертификатом он расплатился впервые.Это само по себе было интересно.– А что вы можете сказать обо Изидоре Фише?– Это вы про «версию Фиша», приятель? Кажется, он жил где-то поблизости отсюда.– В двух шагах ходьбы.– Возможно, но его я не знал. Я слышал, он был бедным, как церковная мышь, и разумно предположить, что у него даже машины не было.– Вероятно, вы правы, – сказал я. – Ладно, благодарю вас.– Всегда к вашим услугам, командир. Вы не желаете узнать, как я обратил внимание на этот золотой сертификат? Нам сказали быть повнимательнее, поскольку могут попадаться фальшивые деньги, ну и...– Нет, спасибо, мистер Лайл.– О, ну что ж, хорошо, – он не мог скрыть своего разочарования. – Всего доброго, командир.В пятиэтажном из бурого песчаника доме, к которому мы подъехали, не было лифта; улица была довольно оживленной, и первые этажи многих зданий занимали магазины, но в этом доме их не было. Очевидно, раньше здесь были роскошные меблированные комнаты, но затем, когда наступили трудные времена, просторные апартаменты переделали в одно– и двухкомнатные квартиры.Герта Хенкель оказалась розовощекой куколкой в кремовом свитере, подчеркивающем ее пышные формы. Ее бледную шею украшали дешевые бусы, которые она перебирала, встретив нас у двери. У нее были маленькие, темные, широко поставленные глаза и большой рот, хотя губы были довольно тонкими. Она часто улыбалась. В дверях своей маленькой квартиры она подала мне руку, и я почувствовал, какая она у нее мягкая и теплая.– Спасибо, что вы нас ждете, миссис Хенкель.Мы вошли, и она закрыла дверь.– Мистер Геллер, – сказала она, – я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь Ричарду.У нее был небольшой, приятный акцент.– Это Эвелин Мак-Лин, – сказал я, представляя друг другу женщин, которые посмотрели друг на друга холодным оценивающим взглядом. Как это обычно бывает у двух по-разному привлекательных женщин, они инстинктивно невзлюбили другу друга, но пожали руки и попытались приветливо улыбнуться, что, впрочем, у них плохо получилось.Она повела нас к небольшому столу возле выходящего на улицу окна с тонкими занавесками. Узкая черная юбка обтягивала ее бедра, и их покачивание было столь же неотразимым, как и колебание часов гипнотизера, задумавшего вас усыпить.– Я принесу кофе, – сказала она. – Хотите со сливками и с сахаром?– Мне, пожалуйста, черный без сахара, – сказал я; Эвелин попросила кофе со сливками.Когда хозяйка вышла, Эвелин прошептала мне:– Ты думаешь, Хауптман... ну, ты понимаешь.Она хотела спросить, действительно ли у Хауптмана был роман с Гертой, о чем постарался намекнуть на суде обвинитель Уиленз.– Если он упустил такую бабу, то он сумасшедший, – сказал я.Она сделала гримасу и стукнула меня кулачком по руке.Герта вернулась с подносом, на котором стояли заполненные до краев чашки и тарелка с сахарным печеньем.– С вашим мужем мне бы тоже хотелось поговорить, миссис Хенкель.– Он вернется не раньше шести, – сказала она. – Он работает в Бронксе.Хенкель был маляром. Видимо, у Хауптмана было много друзей, строителей по профессии.– Этот Уиленз, – сказала Герта, откусив крошечными белыми зубами печенье, – пытался скомпрометировать меня и Ричарда. Между нами ничего не было, мистер Геллер. Ричард всегда был джентльменом.– Вы познакомились с ним на Охотничьем острове?– Да. Мы часто туда ездили.– Но когда вы познакомились с Диком, миссис Хауптман не было?– Кажется, не было. Но мы с Анной потом очень подружились. Мы правда хорошие подруги. Мы с ней провели много времени вместе. Я даже ездила с ней в Трентон. Мы жили в гостинице; она хотела быть рядом с Ричардом.– Герта... можно называть вас Гертой?– Конечно. А мне можно называть вас по имени?Эвелин пила кофе со сливками, и выражение лица ее было не из приятных.– Да, пожалуйста, называйте меня Нейтом.– Вы похожи на ирландца, Нейт, но фамилия у вас немецкая, не так ли?– Мои родители из Галле.– Я выросла в Лейпциге. Ходила там в школу вместе с Фишем. О нем вы хотите узнать, не так ли?– Да. Он жил в этом доме?– У него на этом этаже была обставленная комната – тридцать долларов в неделю. Но весной тридцать третьего он переехал в другую, более просторную квартиру в Йорквилле, недалеко от брокерской фирмы, куда они с Ричардом ходили.Я вновь отметил про себя ее приятный немецкий акцент.– До переезда Фиша Ричард приезжал к нему сюда, в этот дом?– Да. Поэтому у Уиленза возникли подозрения относительно наших с Ричардом отношений, – она сделала гримасу; настоящая красотка – я не в силах был обвинять Уиленза за его подозрения.– Ричард заходил ко мне, когда приезжал к Фишу, и мы пили с ним кофе. Но мы были не одни. С нами были Фиш, Карл, иногда моя сестра.– Герта, честно говоря, меня ваши отношения с Диком совсем не интересуют.Глаза ее сверкнули. Она улыбнулась.– Правда? – спросила она, откусив кусочек печенья.– Каким человеком был Изидор Фиш? – сквозь зубы спросила Эвелин, вернув нас к предмету обсуждения.Герта пожала плечами; ее груди под бледно-желтым свитером жили своей собственной жизнью.– Он был лгуном. Подлым ничтожеством. Единственная правда, которую от него можно было слышать, касалась его здоровья. О своих болезнях он рассказывал охотно и подробно. Говорил, что легкие у него больные потому, что он много времени проводил в охлажденных помещениях, обрабатывая меховые шкурки.– Вам он не нравился? – спросил я.– Он действовал мне на нервы. Он всегда действовал мне на нервы, когда шагал взад и вперед по комнате и выглядывал из этого окна в ожидании Ричарда. Он уходил с Ричардом, но иногда, когда Ричард не приходил, уходил один. Я спрашиваю его: ты куда собрался, Иззи? На работу или еще куда? Он говорил, что идет на фондовую биржу.– У вас случайно нет его фотографии?– Есть. Этот снимок сделан на Охотничьем острове. Вы можете забрать ее. Правда, я на ней плохо вышла.– Ничего страшного, – сказала Эвелин со слащавой улыбкой на лице.Герта встала, и ягодицы ее поршнями заходили под черной юбкой, когда она прошла по крошечной чистой гостиной; заметив мой взгляд, Эвелин лягнула меня под столом по голени.– Ты ей веришь? – прошептала Эвелин.– Насчет романа с Хауптманом?– Да.– Это не имеет значения. Если бы все мужчины, которые хотели переспать с Гертой, занимались бы похищением людей, то ни один ребенок в этой стране не находился бы в безопасности.Вскоре Герта вернулась с фотографией, на которой Фиш предстал перед нами темноволосым, угреватым, лопоухим евреем лет двадцати с самодовольной улыбкой на лице; на нем были спортивная куртка и галстук-бабочка. Даже на неподвижном снимке он производил впечатление самодовольного нахала. Герта, красивая, как нераспустившийся бутон, но не такая красивая, как в жизни, сидела позади него, наклонившись и положив руки ему на плечи.Эвелин посмотрела на фотографию:– Кажется, у вас с ним были хорошие отношения.– Вначале он был забавным. На английском он говорил лучше всех нас. Любил разглагольствовать. Но даже в Германии, подростком, он уже промышлял на черном рынке. И здесь он принялся жульничать: взял полторы тысячи у матери моего Карла, чтобы вложить их в несуществующую пирожковую компанию, потом взял у нее еще три тысячи, якобы для того, чтобы купить на них меха.– Кругленькая сумма, – заметил я.– То, что она скопила за всю жизнь, – с горечью проговорила Герта. – И у моей матери он выклянчил все ее сбережения – четыре тысячи долларов.«Тысячи» у нее получилось как «дысячи».– И у Эрики он тоже брал деньги, – сказала она. – Только я не знаю сколько.– У Эрики? – спросила Эвелин.– У моей сестры, – сказала она. – И у всех наших друзей – тысячу долларов здесь, тысячу – там. И знаете что? Мы думали, что он богат. Он всегда говорил, что имеет как минимум тридцать тысяч долларов. Но у него были еще друзья, которые считали его бедным! Я слышала, что когда он съехал отсюда, он сказал этим друзьям, будто его выселили! Что ему приходилось спать где попало – в «Гувервилле» Скопление лачуг на краю города, где в тридцатых годах проживали безработные.

, на скамейках на вокзале «Грэнд Сентрал Стэйшн». Таким образом он пытался их задобрить и выманить у них денег.– Вот пройдоха, – сказал я.– Я вам скажу, как я догадалась, что у него есть друзья, которых он с нами не знакомил. Когда Иззи садился на пароход, отправлявшийся в Европу, мы с Эрикой решили сделать ему сюрприз и поднялись на борт, чтобы проститься с ним. Поднимаемся мы на борт и видим, что Иззи разговаривает с четырьмя или пятью незнакомыми нам мужчинами, но заметно, что они его друзья. Иззи увидел нас, и его лицо побелело как мел; он с сердитым видом подошел к нам и говорит: какого черта вы тут делаете, девчата? Я говорю ему: ну тебя к черту, Иззи. Мы пришли, чтобы сделать тебе сюрприз, чтобы проститься с тобой, а ты еще недоволен, ублюдок! Ну и нахал же ты! Он извинился, показал нам свою каюту, но потом сказал, что занят, и быстро выпроводил нас с парохода.– Он обманывал всех, – сказал я. – Брал деньги у ближайшего окружения, разыгрывая из себя крупного вкладчика, и «доил» других, сетуя на свою бедность.– Ему верили, – Герта пожала плечами. – Но он был странным типом.– Почему странным? – спросила Эвелин.– Ну, я никогда не видела его с женщинами. Когда я познакомилась с ним, он показался мне... ну, привлекательным, что ли. Он был как маленький мальчик. Но... ах... кажется, я его не интересовала. Многим мужчинам я нравлюсь. Я не хвастаюсь, но...– Я вам верю, – сказал я.– И еще эта безумная религия...– Какая, иудаизм?– Нет! – она усмехнулась. – Духи и тому подобное.– Духи?– Ну как их называют? Сейчас вспомню. А, спириты.Я выпрямился, задев стол; пролился кофе. Я извинился и сказал:– Расскажите поподробнее.Она пожала плечами:– Он ходил в эту церковь. Впрочем, даже не церковь, а просто помещение на первом этаже дома, где стояли скамьи и все прочее. Я слышала, они там занимались всякой ерундой.– Какой, например?– Ну, как это называют? Устраивали сеансы. Вы знали, что Иззи Фиш был знаком с этой девицей, Вайолет Шарп?Мы с Эвелин обменялись быстрыми взглядами.– Горничная, Вайолет Шарп, которая покончила с собой, – продолжала она, – и этот старик, кажется, он был дворецким Линдбергов. Они часто бывали в этой церкви. Я думаю, они были ее членами.– Одного из дворецких звали Септимус Лэнкс, – сказал я, неожиданно разволновавшись.– Нет, того, кажется, звали по-другому.– Оливер Уэйтли?– Да, правильно.Эвелин со стуком опустила чашку на стол.– Это важно, Герта, – сказал я. – Вы кому-нибудь рассказывали об этом?Она пожала плечами.– Меня никто не спрашивал, – она смущенно опустила голову. – Я не хотела причинять Ричарду неприятности.– Неприятности?– Если бы узнали, что Фиш был знаком с этими людьми Линдберга... ну... Карл подумал, что лучше ничего не рассказывать.– Но эти сведения помогли бы подтвердить слова Хауптмана о Фише.Она печально покачала головой:– Никто не верил в «версию Фиша». Как бы они помогли? Они только навредили бы. У меня закружилась голова.– Где находилась эта церковь?Она отдернула занавеску и показала пальцем:– Через дорогу. Здесь рядом.– Через дорогу?– Иззи всегда говорил, что там очень интересно. Церковь эту называли Спиритуалистской церковью на 127-й стрит... Мистер Геллер? Нейт?Я поднялся и посмотрел в окно. Сердце мое забилось быстрее.– Она по-прежнему находится здесь?– Не думаю. Вероятно, они переехали...– Спасибо, Герта. Вы были очень добры. – Я кивнул Эвелин, которая поняла меня и тоже встала. – Возможно, мы вернемся...– Я уверена, Карл с радостью поговорит с вами, – сказала она, провожая нас к двери. – Если пожелаете поговорить со мной наедине, Нейт, то я все время здесь, почти все время... иногда я помогаю Анне.У двери я на прощание пожал Герте руку, и вскоре мы уже шли по тротуару. Эвелин сказала:– Что за спешка? Что происходит?– Я готов волосы на себе рвать, – сказал я. – Как же я мог не сообразить?– Сообразить что?Я поднял крышку багажника машины, открыл свой чемодан и, отыскав в нем записную книжку, которой пользовался еще в 32-м году, начал быстро, словно картежник, тасующий карты, перелистывать страницы.– Нашел, – сказал я, указывая пальцем на строчку в записях. – Адрес: 127-я стрит, 164. Черт! Как же я не догадался?!– Не догадался о чем?!Я достал из чемодана браунинг, положил его в карман пальто и захлопнул багажник.– Пошли, – сказал я и начал переходить улицу по диагонали, показав на ходу средний палец таксисту, который просигналил мне. Эвелин старалась не отставать, хотя это нелегко ей давалось с ее высокими каблуками.Мы остановились перед зданием под номером 164. На первом этаже в нем находилась мастерская по ремонту обуви.– Раньше здесь была спиритуалистская церковь, – сказал я, – которой руководили Мартин Маринелли и Сара Сивелла. Это спириты, сделавшие через несколько дней после похищения страшное предсказание относительно этого дела.– О Боже. Кажется, ты рассказывал мне об этом...– Во время своего сеанса они называли имя Джефси еще до того, как Кондон вышел на сцену, раньше, чем он выдумал себе эту кличку. Они предсказали, что в офис полковника Брекинриджа доставят письмо с требованием заплатить выкуп. Они предсказали даже то, что тело ребенка найдут в Саурлендских горах.– О Господи! И Изидор Фиш был одним из их прихожан. И Вайолет Шарп? И Уэйтли?Я кивнул. Положил руку ей на плечо.– Мы должны найти этих мошенников, Эвелин. Сегодня же.Нам повезло: парень за стойкой в сапожной мастерской знал, куда перебазировалась церковь. Теперь она называлась Храмом божественной силы.– Она находится на 114-й стрит, – сказал парень. – Возле пролива «Ист Ривер».– Это далеко?– Нет, что вы. Рядом. Пешком можно дойти.Мы поехали на машине. Глава 32 Храм божественной силы мы заметили издалека: на большом окне с ярко-синей рамой, на первом этаже одного из зданий большими белыми буквами было написано его название, а также время собрания прихожан: в 2-4-6-8-10 часов пополудни, с пятницы по воскресенье. За окном было вывешено объявление «Закрыто», ниже был указан номер телефона «для личных консультаций», а также имя «Его преподобие М. Д. Маринелли». Три ступеньки вели к такой же покрашенной в синий цвет двери с надписью белыми буквами «Вход». Храм занимал только половину этажа, в другой размещался небольшой магазин итальянской кулинарии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58