– Моя мать провела здесь очень много времени, – сказала Эвелин, откинувшись на спинку сиденья. – Я не была здесь после ее смерти.– Когда она умерла? – спросил я.– В прошлом месяце.Она впервые упомянула о смерти матери, но мне это сказало о многом. Не прошло и сорока дней после смерти матери, а она кинулась выручать Линдбергов. Эвелин – эта скорбящая женщина с душевным надрывом, стремящаяся сделать что-нибудь значительное в жизни, которая кажется ей пустой, – представляла легкую добычу для такого хищника, как Гастон Минз.– Я вам сочувствую, – сказал я.– Еще одна жертва проклятия бриллианта Хоупа? – подумала она вслух, криво улыбнувшись. – Она даже была последовательницей учения «христианская наука»... не верила в возможности медицины. Слава Богу, я не так религиозна.– Вы всегда не любили этот дом, – сказала Инга.– Это правда, – сказала Эвелин. – Мне не нравится его история.– Какая история? – спросил я.– Очень давно здесь жили муж с женой. Они постоянно ссорились – он бил ее за ее мнимую неверность. Говорили, по ночам, когда ветер дул в определенную сторону, ее крики можно было слышать за несколько миль. В конце концов он ударил ее чем-то по голове и бросил в колодец, здесь.Когда мы подъехали к дому, я увидел, что его окна заколочены досками.– Он производит впечатление покинутого, – сказал я, остановив машину позади дома возле гаража и конюшен. Это меня удивило, поскольку она говорила, что телефоны будут работать.– Он и есть покинутый, – сказала она. – Здесь остался лишь один пожилой смотритель.– Ему нравится выращивать сорняки? – насмешливо спросила Инга.– Участок действительно кажется несколько запущенным, – сказала Эвелин своей служанке, – но зима мало что нам оставляет. Я уверена, когда придет время, Гас здесь наведет порядок.Инга фыркнула. Довольно красивая простой крестьянской красотой, она была вечно чем-то недовольна, как женщина, у которой каждый день месячные.Я помог госпоже и ее служанке выйти из машины; на Инге была черно-белая форма под простым шерстяным пальто, в то время как на Эвелин были темно-коричневое, отделанное белым платье из ангоры с белым поясом, норковая шуба и коричневый берет с белой лентой. Я достал из багажника чемоданы, в том числе мой саквояж, всего их было четыре, и я с трудом потащил их все к дому. Ни одна из женщин и пальцем не шевельнула, чтобы мне помочь, более того, они подождали, пока я поставлю чемоданы на землю и открою для них дверь черного хода, которая была незаперта. Эвелин заранее позвонила смотрителю и сообщила о нашем приезде.Однако обстановку внутри отнюдь нельзя было назвать уютной. Мы вышли из тесной кухни и пошли по большому, темному, холодному дому, где оставалось совсем немного мебели, да и она была покрыта чехлами. Воздух был спертым и затхлым, но дом не был грязным – смотритель Гас все же делал кое-какую работу. Спальни находились на втором этаже. Вход на третий этаж был закрыт.Эвелин не позволила мне включить свет.– Распоряжение Минза, – объяснила она, – Похитители запретили включать свет. Они считают, что Фар-Вью должен продолжать казаться незаселенным.– Здесь холодно, – сказала Инга, похлопывая себя по локтям, хотя пальто все еще было на ней.– Печь неисправна, – сказала Эвелин.– Зато камины в рабочем состоянии, – сказал я.Она покачала пальцем, украшенным драгоценностями.– Минз сказал, чтобы не было никакого света. Камины тоже нельзя разжигать.– Где находится Минз? – спросил я.– Он сказал, что придет, – сказала Эвелин. – Пойдемте в кухню. Инга, попробуй приготовь нам что-нибудь на скорую руку.Инга фыркнула.Мы сгрудились вокруг дровяной печи, которую Эвелин позволила нам затопить, и я подержал для Инги фонарь, пока она с угрюмым видом готовила нам еду, только не филе палтуса с соусом «Маргери» и не слоеное мороженое, а простую консервированную свинину с бобами, да еще кофе. Однако я свою порцию съел с удовольствием. Эвелин казалась тоже удовлетворенной пищей, впрочем, у меня было чувство, что главным блюдом для нее в этот вечер была все-таки интрига.Мы сидели, пили кофе и дрожали, несмотря на то что словно индейцы обернули себя одеялами, когда сквозь щели в заколоченных окнах проник косой свет от фар приближающейся к дому машины.Через несколько минут вошел здоровенный – высокий и толстый – мужчина; на нем были солидном темное пальто, из-под которого выглядывал синий галстук-бабочка, и фетровая шляпа, которую он сразу снял, обнажив свою почти совершенно лысую голову. В руке его был фонарь, он включил его и направил луч света себе в подбородок.– Это я, – сказал он. – Хоган.На детском, с глубокими ямочками лице Гастона Буллока Минза заиграла шаловливая улыбка. В свете фонаря это лицо казалось одновременно зловещим и кротким.Потом свет неожиданно упал на мое лицо – я прищурился, заскрипел зубами, но выдержал это унижение.– Кто это? – спросил Минз.– Мой шофер, – сказала она. – Его фамилия Смит. Я наняла его совсем недавно.– Смитов у нас хоть пруд пруди, – раздраженно буркнул Минз.– Загляните в телефонную книгу, – посоветовал я ему, отводя голову от света.Он опустил фонарь, свет образовал на полу белое пятно.– Одиннадцатый, у него документы в порядке?Одиннадцатый, то есть Эвелин, сказала:– Разумеется.– Ну тогда ладно. С этого момента, – обратился он ко мне с важным видом, – вы – номер Пятнадцатый.Тут Инга проговорила обиженным тоном:– Я думала, что я – Номер Пятнадцатый.– Ах, да... правильно. Смит, вы – Номер Шестнадцатый.– Отлично.Он подошел к Эвелин, но не сел, хотя рядом стоял свободный стул.– Могу я говорить открыто при этих людях?Разумеется, он мог, ведь у Нас уже были кодовые номера.– Да, – сказала Эвелин. – Как вы просили, я привезла с собой минимальное число прислуги.– Хорошо. Хорошо! – Он выключил фонарь и сел. Даже сидя, он казался громадным, не уступая размерами дровяной печи. – У меня есть для вас хорошие новости, Одиннадцатый. Когда вчера ночью я вернулся домой, меня там ждал Лис.– Лис? – спросила она.– Мой старый приятель-сокамерник. Главарь банды похитителей. Его люди знают как Лиса.Кажется, бандиты тоже начали обзаводиться кодовыми именами.Минз с заговорщическим видом наклонился вперед:– Он спросил меня, есть ли у меня деньги для выкупа. Я сказал, что есть. Я попросил его подождать на улице, пока моя семья не заснет, пообещав потом впустить его и показать ему деньги.Возможно, мне не следовало вмешиваться, но я заговорил:– А не было ли это безрассудством?– Безрассудством? – Минз посмотрел на меня так, как если бы я был жужжащей мухой.– Безрассудством, – повторил я. – Он же мог украсть эти деньги.Он с достоинством приподнял подбородок.– Лис был моим сокамерником. У воров есть такое понятие, как честь!Это была неправда.– О! – произнес я.– Я повел его вниз, в подвал, достал из тайника коробку с деньгами и высыпал их на стол. Я позволил ему самому осмотреть деньги. Увидев деньги, он сразу обрадовался тому, что они маленького достоинства, купюры старые и потертые, а серийные номера не являются последовательными. Другими словами, Одиннадцатый, Лис убедился, что вы собираетесь вести честную игру. Он дважды пересчитал деньги и был очень доволен тем, что их сумма составила точно сто тысяч долларов.Я вновь заговорил:– Где сейчас находятся деньги?– Уже не в моем доме, – раздраженно проговорил Минз. – Они заперты в сейфе и ждут дальнейшего развития событий.– Инга, – сказала Эвелин, почувствовав, что раздражение Минза по отношению ко мне усиливается, – сделай мистеру Минзу кофе.Инга выполнила ее просьбу.– Я Хоган, Одиннадцатый. Всегда только Хоган. – Минз с удовольствием начал прихлебывать кофе. – Теперь мы в любой день должны ожидать доставки «книги». Как только Лис и его люди убедятся, что полиция не наблюдает за нами, они сделают это.– Книга? – спросил я.– Ребенок, – Напомнила мне Эвелин.Минз посмотрел на меня; его глаза, которые обычно поблескивали, как у Санта Клауса, сузились и стали холоднее комнаты, где мы сидели, хотя она была сущим холодильником.– Для шофера вы задаете слишком много вопросов.– Раньше я был полицейским, – сказал я.Эвелин взглянула на меня.– Миссис Мак-Лин решила, – сказал я, – что ее новый шофер должен уметь не только водить машину, но и, учитывая сложившиеся обстоятельства, выполнять роль телохранителя.– Понятно, – сказал Минз; хотя на лице его вновь появилась озорная улыбка, глаза остались холодными.– Ну и где вы работали полицейским?– Вы сами задаете много вопросов, Хоган, – сказал я.Минз посмотрел на меня с видом невинного младенца.– Я просто хотел узнать. Пятнадцатый.– Я Пятнадцатый, – раздраженно проговорила Инга.– Я Шестнадцатый, – сказал я. – Шестнадцать годков и ни разу не целованный.Услышав эти слова, он засиял.– Вы мне нравитесь, Шестнадцатый. Правда. Мы станем хорошими друзьями.– Прекрасно. Вы видели ребенка?– Нет, но завтра к этому времени с Божьей помощью мы все его увидим.Эвелин пролила себе на руку немного кофе.– Или послезавтра, – сказал Минз, пожав плечами. – Лис обещал скоро привезти его.– А как насчет денег? – спросил я.– Каких денег?– Это кодовое название ста тысяч долларов для выкупа, что лежат в картонной коробке.– Ах да, – сказал Минз. – Я сообщил Лису, что он не получит свою добычу, пока «книга» не попадет в руки Одиннадцатого в целости и сохранности.– А он согласен на эти условия? – спросил я.– Конечно. Он полностью мне доверяет. Не забывайте, что я был его сокамерником.Минз встал: он был огромным, как медведь-гризли и таким же опасным.– Я ухожу, а вы продолжайте дежурить.Сказав это и махнув на прощанье шляпой, перед тем как надеть ее на свою лысую голову, Минз тихо вышел в холодную ночь, где выл ветер, сотрясая хрупкие деревья, как обезумевший муж трясет неверную жену. Глава 19 Мебели в моей угловой комнате было немного – кровать, тумбочка, небольшой стол, комод. На обоях, там, где когда-то висели фотографии в рамках, картины, зеркала и прочее, были теперь выцветшие пятна. Заколоченные окна дребезжали от ветра, стремящегося проникнуть внутрь, а кое-где это ему удавалось. Нельзя сказать, что было уютно, но простыни на кровати были свежими и одеял достаточно, поэтому я благодарил Бога и Гаса, смотрителя, за эту небольшую милость. Я разделся до нательного белья, пожалев, что не надел теплых кальсон, и забрался в постель. В голове моей кружились всякие мысли, но день был длинным и утомительным, и вскоре я заснул.Проснулся я столь же быстро, когда – не знаю точно, сколько времени прошло, – дверь моей комнаты со скрипом открылась и на пороге встала маленькая женская фигура; свет, падающий из коридора, делал ночную рубашку совсем прозрачной, и по нежным объемистым очертаниям верхней половины я понял, что фигура принадлежит Эвелин.– Нейт, прошептала она. – Ты не спишь?– Конечно, не сплю, – сказал я, поднимаясь. Я и в самом деле не спал, ведь она меня разбудила.Она закрыла дверь, и в комнате стало совсем темно. Я едва различал в темноте ее фигуру; она стояла рядом, возле моей кровати, но я скорее чувствовал ее, чем видел. И прежде всего потому, что от нее исходил приятный запах, чудесный аромат цветущего жасмина. Потом чиркнула спичка – и она зажгла красную свечу, стоящую на тумбочке, – лампы в моей комнате не было.Она стояла передо мной в мерцающем свете свечи, под полупрозрачной черной ночной рубашкой просвечивался контур ее красивых грудей, розовые кончики которых глядели на меня широко открытыми глазами. Такими же широко открытыми глазами смотрела на меня Эвелин, только лицо ее почему-то было бледным и встревоженным.– Нейт, – сказала она, прости меня за это вторжение.Я отбросил одеяла в сторону.– Ты прощена.Она забралась в постель, и я накрыл одеялами ее и себя заодно.Она дрожала.– Ты замерзла, – сказал я.– Нет, – сказала она.– Тогда почему ты дрожишь?– Ты будешь смеяться?– Не буду.– Я... Я уже легла, почти заснула, когда услышала шаги по лестнице. Мне стало интересно, кто это поднимается. Вначале я подумала, что это Инга, но звуки шагов миновали комнату Инги и стали приближаться к моей.Она прижала к себе одеяла. Я обнял ее: она дрожала, как испуганная лань.– Когда они... эти шаги, приблизились к моей двери, они смолкли. Я подумала, что тот, кто стоит за дверью, сейчас войдет в мою комнату. Я подумала, что, может быть, это ты... после вчерашней ночи решил устроить полуночное свидание...– Я не выходил из своей комнаты, Эвелин.Она кивнула, как будто уже знала это.– Напротив моей комнаты расположен вход на лестницу, ведущую на третий этаж, – он закрыт. Я даже не знаю, где ключ. Я слышала шаги, поднимающиеся по этой лестнице. Потом я слышала шаги надо мной. Над потолком моей комнаты.– Может, это Инга?– Не думаю. Я встала, вышла в коридор. Двери ведущие на третий этаж, были закрыты.– Это не я расхаживал наверху. Не думаешь ли ты, что Минз мог вернуться по какой-то причине?Она покачала головой.– Не знаю. Смотритель здесь не живет. У него есть небольшой дом в Брэдли Хиллз. Зачем ему здесь бродить?– Если ты беспокоишься...– Может быть, это один из похитителей проверяет нас?– Возможно.Она повернулась ко мне: ее красивые глаза все еще были испуганными.– Можно, я останусь у тебя?– Уговорила. А как насчет Инги? Тебя не беспокоит, что она может подумать?..– От Инги у меня нет секретов. Мы можем загородить дверь?Я сказал, что можем; вылез из постели, пододвинул к двери комод, вытащил пистолет из саквояжа и положил его на тумбочку.– Подвинься, – сказал я ей. Я хотел быть поближе к пистолету.Она отодвинулась.– Я ужасная дура.– Этот дом напугает и Франкенштейна. – Я лег рядом с ней. – Знаешь, возможно, это твое воображение. Возможно, ты спала или слышала какие-нибудь ночные звуки...– Ночь довольно шумная.– Конечно. Хорошо бы тебе поспать.– Пожалуйста, обними меня, Нейт. Обними меня.Я обнял ее.– Не задувай свечу.– Не буду.– Как только ты меня терпишь?– Мне нравятся женщины с большими деньгами и большими грудями.– Ты ужасный.– Ты действительно так думаешь?– Нет.Ставни и окна затряслись под напором ветра; она, охваченная страхом, прижалась ко мне. Я поцеловал ее только для того, чтобы успокоить. Это имело последствия.– Должно быть, ты меня считаешь ужасной, – сказала она после.– Совсем нет.– Ты думаешь, что я пустая. Думаешь, что я глупая.– Конечно, но только не ужасная.Она засмеялась – смех ее был хриплым.– Я становлюсь старой, Нейт. Мои груди начинают свисать.– Я этого не заметил. Но ничего, я в любое время с радостью приподниму их для тебя.– Ты... ты...Я закрыл ее рот поцелуями. Казалось, она забыла о своем похитителе или привидении, или кто там еще топал по коридору и на третьем этаже. Или она сама выдумала это, чтобы войти в мою комнату и не показаться «ужасной»?– Эта штука выглядит очень угрожающе.– Для меня это комплимент.– Я имела в виду пистолет.– А, так пистолет и должен выглядеть угрожающе.– Ты... Ты когда-нибудь кого-нибудь убил из него?– Да. Не так давно я убил преступника, похитившего ребенка. Поэтому Линди считает меня добрым принцем.– Ты говоришь об этом так... небрежно.– Я не отношусь к этому небрежно, Эвелин. Я никогда не буду пользоваться пистолетом небрежно. Тем более этим пистолетом.– А что – этот пистолет?Я ничего не ответил.– Что ты имел в виду, Нейт?– Эвелин, я ... в общем ничего.– Что?– Ну ладно. Слушай, я буду с тобой откровенен Я бы мог отвергнуть тебя как глупую, пустую женщину, если бы не одна вещь, которую тебе пришлось пережить. Я могу не продолжать?– Какая вещь?– Смерть твоего сына.Она коснулась моего лица.Я коснулся ее лица.Она сказала:– Ты тоже потерял кого-то, не так ли?Я кивнул.– Нейт... ты...Я вытер лицо рукой, она стала влажной.– Нет. Это пот. Одеял слишком много.– Кого, Нейт? Кого ты потерял?И я рассказал ей. Рассказывал медленно и подробно о своем отце. О том, как он из-за меня выстрелил из этого пистолета в себя. О том, что с тех пор я ношу этот пистолет, чтобы не забыть.– Но кое о чем я забыл, – признался я. – Жизнь и смерть ничего не стоят в этом гнусном, проклятом мире. Особенно во время этой гнусной проклятой депрессии.– Я по своей природе не философ, – сказала она, сжимая мою руку и глядя в темноту перед собой, – но я всегда думаю о том, почему в этом мире столько жестокости?Я поцеловал ее в лоб.Ветер стих, временами раздавалось его негромкое, убаюкивающее посвистывание.– А почему ты не рассказываешь мне о своем сыне? Расскажи мне о своем малыше.Она выполнила мою просьбу. Почти час она рассказывала мне о своем «прелестном и необычайно умном» ребенке. Свеча догорала, ночь близилась к концу, и маленький Винсон был единственным витающим в доме духом, но отнюдь не зловещим призраком. * * * Через несколько часов, когда мы спустились к завтраку, шаги в коридоре и мысли о привидениях показались мне нелепыми. На Эвелин было повседневное черно-белое платье: мне было позволено сменить водительскую форму на один из двух моих костюмов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58