Совесть его не вполне чиста. Если Харт это имел в виду, то ему чертовски повезло, поскольку он, Джек, был зеленым новичком, отъявленным болваном. Неужели бывают такие зловредные люди? Откуда столько ума в таком ничтожном рогоносце? Джеку хотелось высказать все это Стивену, поскольку Стивен — это голова. Сам же Джек, пожалуй, впервые в жизни был отнюдь не уверен в своем знании жизни, в своем природном уме и проницательности. Адмирал не поздравил его — неужели это означает, что официальная точка зрения на его победу была?.. Но Стивен не давал никакого честного слова, которое помешало бы ему покинуть военно — морской госпиталь: на эскадре свыше двухсот раненых, а он почти все время торчит в его стенах.— Побольше ходите пешком, — советовал он Джеку. — Ради бога, поднимайтесь на большую высоту, пересекайте Гибралтар из одного конца в другой, повторяйте это вновь и вновь на голодный желудок. Вы страдаете тучностью: когда вы идете, то ваше сало дрожит. Вы, должно быть, весите целых сто, а то и сто десять килограммов.«К тому же я еще и потею, как жеребящаяся кобыла», — размышлял Джек Обри, сев в тени большого валуна, и, расстегнув пояс, принялся обтираться. Пытаясь отвлечься от невеселых мыслей, он вполголоса запел балладу о битве на Ниле:
На якорь рядом встали мы, врага мы стали бить,Их мачты, весь рангоут мы начали крушить.«Леандр» отважный подоспел,И «Франклин» тотчас загремел.Им всыпали мы перцу и дали прикурить —Француз пощады запросил и с мачты флаг спустил!
Мелодия баллады захватывала, но Джек досадовал на то, что никак не мог подобрать рифму к слову «пятидесятипушечник». Тогда он принялся напевать другую любимую моряками песню:
Тогда случился страшный бой,Сражалися мы в нем с тобойИ грохали из пушек: бух!Из них мы выбили весь дух!
Сидевшая неподалеку на камне обезьяна ни с того ни с сего швырнула в Джека кусок дерьма. Когда же он привстал, чтобы возмутиться, животное погрозило ему сморщенным кулаком и так злобно заверещало, что он с расстроенным видом опустился назад.— Сэр, сэр! — вскричал Бабингтон, покрасневший от подъема на крутой холм. — Посмотрите на бриг! Сэр, взгляните на ту сторону мыса!Это был «Паслей» — они тотчас узнали его. Зафрахтованный бриг «Паслей», отличный ходок, несся на всех парусах, подгоняемый свежим бризом от норд-веста, способным увлечь все что угодно.— Взгляните, сэр, — продолжал Бабингтон, бесцеремонно плюхнувшись рядом на траву и протянув капитану небольшую бронзовую подзорную трубу. У трубы было незначительное увеличение, но сигнал, поднятый на стеньге «Паслея», удалось прочитать без труда: «Обнаружен противник». — А вон и корабли противника, сэр, — сказал мичман, указывая на поблескивающие марсели, различимые над темной полоской земли у входа в пролив.— За мной! — воскликнул Джек и, тяжело дыша и постанывая, стал карабкаться наверх, а затем кинулся изо всех ног к башне, самой высокой точке на Гибралтарской скале.Там находились несколько каменщиков, работавших в здании, гарнизонный офицер — артиллерист с великолепной подзорной трубой и несколько солдат. Артиллерист любезно протянул Джеку свой оптический прибор. Положив трубу на плечо Бабингтона, капитан аккуратно навел ее на фокус и, посмотрев в нее, произнес:— Это же «Сюперб». И «Темза». Затем три испанских трехпалубника. Один из них, я почти уверен, это «Реал Карлос», во всяком случае флагманский корабль вице — адмирала. Оба семидесятичетырехпушечника. Нет, один семидесятичетырехпушечник, а второй, пожалуй, восьмидесятипушечник.— «Аргонаута», — объяснил один из каменщиков.— Еще один трехпалубник. И три фрегата, два из них — французские.Англичане молча наблюдали за уверенным, спокойным движением кораблей. «Сюперб» и «Темза» находились всего в миле от объединенной эскадры, входившей в пролив. Огромные, первоклассные испанские корабли — красавцы неумолимо приближались. Каменщики отправились обедать. Ветер повернул в вестовую четверть. Тень от башни повернулась на двадцать пять градусов.Обогнув мыс Кабрита, «Сюперб» и фрегат направились прямо в Гибралтар, в то время как испанцы пошли в бейдевинд, взяв курс на Альхесирас. Теперь Джек мог убедиться, что их флагманский корабль действительно стодвенадцатипушечник «Реал Карлос», один из самых крупных кораблей, когда-либо спущенных на воду; что один из остальных трехпалубников имел такое же вооружение, а третий — девяносто шесть орудий. Это была весьма грозная сила — четыреста семьдесят четыре крупнокалиберных орудия, не считая сотни с лишним пушек, установленных на фрегатах. Причем все корабли удивительно хорошо управлялись. Они встали на якорь под защитой испанских батарей, проделав маневр так четко, словно находясь на параде, наблюдаемом королем.— Неплохой денек, сэр, — проговорил Моуэт. — Я так и подумал, что вы должны быть здесь. Я принес вам пирог.— Большое спасибо, — воскликтгул Джек. — Я чертовски голоден. — Отрезав кусок, он тотчас съел его.Поразительно, до чего изменился флот, подумал Джек, отрезая другой кусок. В свою бытность мичманом он ни за что на свете не заговорил бы со своим капитаном и уж не стал бы приносить ему пироги. А если бы и пришла ему в голову такая мысль, он ни в жизнь не отважился бы осуществить ее.— Позвольте разделить с вами компанию, сэр, — произнес Моуэт, усаживаясь рядом. — Думаю, они прибыли, чтобы выручить французов. Как вы считаете, мы их атакуем, сэр?— «Помпеи» в течение ближайших трех недель не сможет выйти в море, — подумав, ответил Джек Обри. — «Цезарь» получил тяжелые повреждения и должен поставить себе новые мачты. Но если он даже будет готов до того, как противник отправится в плавание, мы сможем выставить пять кораблей против десяти неприятельских или девяти, если исключить «Ганнибал». Тремстам семидесяти пяти орудиям будут противостоять семьсот орудий с лишним, если обе неприятельские эскадры соединятся. Кроме того, нам не хватает людей.— А вот вы бы их атаковали, верно, сэр? — спросил Бабингтон, и оба мичмана весело засмеялись.Джек задумчиво покачал головой, и Моуэт продекламировал:
И гарпунеры встанут в рядИ сонного кита сразят.
— Что за громады эти испанские корабли, сэр, — продолжал Моуэт. — Экипаж «Цезаря» обратился к начальству с просьбой разрешить им работать день и ночь. Капитан Брентон сказал, что они могут работать весь день, а ночью должны стоять на вахте. Они складывают на молу кучи можжевельника, чтобы жечь костры для освещения.При свете таких костров Джек Обри наткнулся на капитана Китса, командира «Сюперба», который шел с двумя своими лейтенантами и каким-то гражданским. После удивленных восклицаний, приветствий и представлений капитан Китс пригласил Джека отужинать с ним. Они как раз возвращались на корабль. Конечно, трапеза будет не бог весть какая, но подадут настоящую гемпширскую капусту из собственного огорода капитана Китса, доставленную на борт «Астреи».— Очень любезно с вашей стороны, сэр. Я вам очень признателен, но вы должны меня извинить. К несчастью, я лишился «Софи» и осмелюсь предположить, что вы, вместе с большинством других капитанов первого ранга, будете находиться в составе трибунала, который будет судить меня.— Ах вот как, — отозвался капитан Китс, неожиданно смутившись.— Капитан Обри совершенно прав, — менторским тоном произнес штатский.В этот момент посыльный сообщил, что капитана Китса срочно вызывает адмирал.— Что это за дохлый шпак в черном сюртуке? — спросил Джек своего знакомого — Хиниджа Дандеса, капитана «Калпа», спустившегося по лестнице.— Коук? Новый военный прокурор, — ответил Дандес, странно посмотрев на Джека Обри.А может, ему только так показалось? И тотчас невольно пришли в голову слова из десятого параграфа Дисциплинарного устава: «Если кто-то из служащих флота предательски или из трусости сдастся или станет просить пощады, то по решению военного трибунала он будет приговорен к смерти…» — Хинидж, пойдем разопьем со мной бутылку портвейна в трактире «Блу постс», — предложил Джек Обри, проведя рукой по лицу.— Клянусь честью, Джек, это именно то, чего мне сейчас больше всего хотелось бы, но я обещал помочь Брентону. Я как раз туда и направляюсь. Там ждет часть моей команды. — С этими словами он направился к ярко освещенной части мола. Джек побрел прочь, туда, где в темных крутых аллеях прятались низкопробные бордели, зловонные, убогие забегаловки.На следующий день, укрывшись под стеной Карла V и положив подзорную трубу на камень, чувствуя себя не то шпионом, не то соглядатаем, Джек Обри принялся наблюдать за «Цезарем» (теперь он уже не был флагманом), которого буксировали к блокшиву, чтобы установить на нем новую грот-мачту — она была длиной в сто футов и толщиной не менее ярда. Работали так быстро, что стеньгу установили до полудня. Ни мачты, ни палубы не было видно — так они были облеплены мастерами, крепившими такелаж.На следующий день, все еще пребывая в состоянии меланхолии, испытывая чувство вины от своего безделья и видя внизу напряженный и организованный труд, в особенности на «Цезаре», Джек Обри наблюдал с вершины скалы «Сан Антонио» — замешкавшийся французский семидесятичетырехпушечник, который прибыл из Кадиса и встал на якорь рядом со своими друзьями в Альхесирасе.Вскоре на противоположном берегу бухты закипела бурная деятельность. Между всеми двенадцатью судами объединенной эскадры взад — вперед сновали шлюпки. На флагманские корабли доставлялись новые паруса, припасы, оба флагмана обменивались сигналами. Такая же работа, но с еще большим рвением, шла и в Гибралтаре. Надежды на скорый ремонт «Помпея» не было, зато «Одейшес» был почти готов, между тем как «Венерабл», «Спенсер» и, разумеется, «Сюперб» находились в боевой готовности. Что же касается «Цезаря», то на нем заканчивался последний этап оснастки, и вполне возможно, что сутки спустя он будет способен выйти в море.Ночью появились признаки левантинца, задувшего с востока. Это был тот самый ветер, о котором молились испанцы, — ветер, который поможет им выйти из Гибралтарского пролива после того, как им удастся обогнуть мыс Кабрита и затем добраться до Кадиса. В полдень один из их трехпалубников отдал фор — марсель и стал выбираться с тесного рейда. Его примеру последовали другие. Они снимались с якоря и покидали рейд с интервалом в десять — пятнадцать минут, направляясь на рандеву возле мыса Кабрита. «Цезарь» по-прежнему стоял ошвартованный у мола, принимая на борт порох и ядра. В погрузке участвовали офицеры, рядовые, гражданские лица и гарнизонные солдаты, работая молча и старательно.Наконец весь объединенный флот тронулся в путь. Даже их пленник — снабженный временным рулевым устройством «Ганнибал», буксируемый французским фрегатом «Эндьен», — двигался потихоньку к намеченной точке. В этот момент на борту «Цезаря» раздались пронзительные звуки дудки и скрипки. Экипаж корабля навалился на гандшпуги и принялся оттаскивать его от мола — исправного, приведенного в боевую готовность. С берега, заполненного народом, с батарей и стен крепости, со склонов холма, почерневшего от зрителей, грянуло громовое «ура». После того как оно стихло, гарнизонный оркестр заиграл что есть мочи: «Веселей, ребята, нас с вами слава ждет… „В ответ морские пехотинцы «Цезаря“ запели: «Разят врага британцы… «Сквозь эту какофонию пробивались звуки дудки, воспринимавшиеся с особой остротой.Пройдя под носом «Одейшеса», «Цезарь» вновь поднял флаг сэра Джеймса, и тотчас после этого на мачте взвился сигнал: «Поднять якоря и готовиться к бою». Это был самый красивый маневр, который только доводилось видеть Джеку Обри, — все ждали этого сигнала, ждали и готовились, подняв якоря. В невероятно короткий срок якоря были подняты, на мачтах и реях вспыхнули высокие белые пирамиды парусов — эскадра, состоявшая из пяти линейных кораблей, двух фрегатов, брига и шлюпа, вышла из-под прикрытия Гибралтарской скалы и, построившись в кильватерную колонну, тронулась левым галсом вперед. Джек Обри выбрался из толпы, собравшейся наверху, и был на полпути к госпиталю, рассчитывая убедить Стивена подняться вместе с ним на вершину, как увидел друга, бегущего по пустынной улице.— Корабль отошел от стенки? — кричал он издали. — Сражение началось? — Убедившись, что нет, доктор признался: — Я не пропустил бы его и за тысячу фунтов: надоел мне этот проклятый тип в палате «Б» с его выдумками. От таких бездельников впору повеситься.— Торопиться некуда: никто не притронется к пушке и спустя несколько часов, — уверил его Джек. — Жаль, что вы не видели, как «Цезаря» оттаскивали от мола. Это была незабываемая картина. Давайте поднимемся на холм, и вам предстанет превосходное зрелище обеих эскадр. Пойдемте же. Я зайду домой, захвачу пару подзорных труб и еще плащ: ночью становится холодно.— Ладно, — подумав, отозвался Стивен. — Я могу оставить записку. Мы набьем карманы ветчиной, тогда не придется видеть ваши косые взгляды и слышать краткие ответы. * * * — Вон они, — произнес Джек, снова остановившись, чтобы перевести дыхание. — По — прежнему движутся левым галсом.— Я отлично вижу их, — отозвался Стивен, на сотню метров обогнавший его. — Прошу вас не останавливаться так часто. Вперед.— О господи, — сказал Джек Обри, наконец усевшись на траву под знакомым валуном. — Как вы быстро ходите. А вот и корабли.— Действительно, великолепное зрелище. Но почему они направлены носами к Африке? И почему поставлены только прямые паруса и марсели — это при таком-то слабом ветре? А один даже убирает грот-марсель.— Это «Сюперб». Он совершает такой маневр для того, чтобы не обогнать корабль адмирала. Вы же знаете, он великолепный ходок, самый быстроходный корабль на флоте. Вам об этом известно?— Да.— Это был умный ход, я бы даже сказал-остроумный.— Но почему они не ставят все паруса и не приводятся к ветру?— О лобовой атаке не может быть и речи. Возможно, в дневное время никаких военных действий не будет предпринято. Атаковать их боевую линию в такое время было бы сущим безумием. Адмирал хочет, чтобы неприятель вышел из бухты и вошел в пролив, где он не сможет повернуть назад. Когда вражеские суда выйдут из пролива, адмирал сможет напасть на них. Как только они окажутся в открытом море, я уверен — если такой ветер продержится, он попытается отрезать их арьергард. Судя по всему, нас ожидает ветер — левантинец, который будет дуть три дня. Взгляните, «Ганнибал» не может обогнуть мыс. Видите? Вскоре он окажется у берега. Фрегат не в силах удержать его. Они оттаскивают его нос. Неплохо, ну вот, он использует ветер — ставь кливер, старина, вот так. Он возвращается.Оба сидели в темноте, они слышали, как переговаривались вокруг другие люди, собравшиеся группами в разных частях скалы. Говорили об усилении ветра, о возможной стратегии, которой будут придерживаться противники, о точном весе металла, поднятого в воздух бортовыми залпами с обеих сторон, о высоком мастерстве французских артиллеристов, о течениях, с которыми придется бороться у мыса Трафальгар.То и дело меняя галсы, объединенный флот, в который теперь входили девять линейных кораблей и три фрегата, занял боевой порядок. Два испанских корабля первого ранга встали в арьергард и теперь приводились к свежеющему ветру, держа курс на вест.Незадолго перед этим, совершив по сигналу поворот через фордевинд, корабли британской эскадры шли под частью парусов галсом правого борта. Джек неотрывно смотрел на флагманский корабль и как только увидел поднимающиеся к ноку гафеля сигнальные флаги, то пробормотал:— Вот и началось.По семафору количество поднятых парусов почти удвоилось, и спустя несколько минут эскадра помчалась вдогонку за французскими и испанскими кораблями, с каждой секундой уменьшаясь.— Господи, как бы мне хотелось находиться вместе с ними, — произнес Джек, издав звук, похожий на стон отчаяния. Десять минут спустя он воскликнул: — Смотрите, «Сюперб» вырвался вперед, очевидно повинуясь распоряжению адмирала. — Словно по волшебству справа и слева от брамселей появились лисели. — Как он несется! — воскликнул Джек, опустив подзорную трубу и протирая ее.Однако дело было не в том, что у него начали слезиться глаза, а в том, что начало смеркаться. Внизу давно стемнело; на город опустился буровато — красный поздний вечер. То тут, то там зажигались огни. Вскоре фонари стали карабкаться до самой вершины скалы, откуда, по-видимому, можно было наблюдать за ходом боя. По ту сторону бухты заморгали огоньки Альхесираса, вытянувшиеся по кривой у самой воды.— Что вы скажете насчет ветчины? — спросил Джек. Стивен ответил, что, по его мнению, ветчина может оказаться важным подспорьем в борьбе с вечерней сыростью. Разложив в темноте на коленях носовые платки, они принялись за трапезу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
На якорь рядом встали мы, врага мы стали бить,Их мачты, весь рангоут мы начали крушить.«Леандр» отважный подоспел,И «Франклин» тотчас загремел.Им всыпали мы перцу и дали прикурить —Француз пощады запросил и с мачты флаг спустил!
Мелодия баллады захватывала, но Джек досадовал на то, что никак не мог подобрать рифму к слову «пятидесятипушечник». Тогда он принялся напевать другую любимую моряками песню:
Тогда случился страшный бой,Сражалися мы в нем с тобойИ грохали из пушек: бух!Из них мы выбили весь дух!
Сидевшая неподалеку на камне обезьяна ни с того ни с сего швырнула в Джека кусок дерьма. Когда же он привстал, чтобы возмутиться, животное погрозило ему сморщенным кулаком и так злобно заверещало, что он с расстроенным видом опустился назад.— Сэр, сэр! — вскричал Бабингтон, покрасневший от подъема на крутой холм. — Посмотрите на бриг! Сэр, взгляните на ту сторону мыса!Это был «Паслей» — они тотчас узнали его. Зафрахтованный бриг «Паслей», отличный ходок, несся на всех парусах, подгоняемый свежим бризом от норд-веста, способным увлечь все что угодно.— Взгляните, сэр, — продолжал Бабингтон, бесцеремонно плюхнувшись рядом на траву и протянув капитану небольшую бронзовую подзорную трубу. У трубы было незначительное увеличение, но сигнал, поднятый на стеньге «Паслея», удалось прочитать без труда: «Обнаружен противник». — А вон и корабли противника, сэр, — сказал мичман, указывая на поблескивающие марсели, различимые над темной полоской земли у входа в пролив.— За мной! — воскликнул Джек и, тяжело дыша и постанывая, стал карабкаться наверх, а затем кинулся изо всех ног к башне, самой высокой точке на Гибралтарской скале.Там находились несколько каменщиков, работавших в здании, гарнизонный офицер — артиллерист с великолепной подзорной трубой и несколько солдат. Артиллерист любезно протянул Джеку свой оптический прибор. Положив трубу на плечо Бабингтона, капитан аккуратно навел ее на фокус и, посмотрев в нее, произнес:— Это же «Сюперб». И «Темза». Затем три испанских трехпалубника. Один из них, я почти уверен, это «Реал Карлос», во всяком случае флагманский корабль вице — адмирала. Оба семидесятичетырехпушечника. Нет, один семидесятичетырехпушечник, а второй, пожалуй, восьмидесятипушечник.— «Аргонаута», — объяснил один из каменщиков.— Еще один трехпалубник. И три фрегата, два из них — французские.Англичане молча наблюдали за уверенным, спокойным движением кораблей. «Сюперб» и «Темза» находились всего в миле от объединенной эскадры, входившей в пролив. Огромные, первоклассные испанские корабли — красавцы неумолимо приближались. Каменщики отправились обедать. Ветер повернул в вестовую четверть. Тень от башни повернулась на двадцать пять градусов.Обогнув мыс Кабрита, «Сюперб» и фрегат направились прямо в Гибралтар, в то время как испанцы пошли в бейдевинд, взяв курс на Альхесирас. Теперь Джек мог убедиться, что их флагманский корабль действительно стодвенадцатипушечник «Реал Карлос», один из самых крупных кораблей, когда-либо спущенных на воду; что один из остальных трехпалубников имел такое же вооружение, а третий — девяносто шесть орудий. Это была весьма грозная сила — четыреста семьдесят четыре крупнокалиберных орудия, не считая сотни с лишним пушек, установленных на фрегатах. Причем все корабли удивительно хорошо управлялись. Они встали на якорь под защитой испанских батарей, проделав маневр так четко, словно находясь на параде, наблюдаемом королем.— Неплохой денек, сэр, — проговорил Моуэт. — Я так и подумал, что вы должны быть здесь. Я принес вам пирог.— Большое спасибо, — воскликтгул Джек. — Я чертовски голоден. — Отрезав кусок, он тотчас съел его.Поразительно, до чего изменился флот, подумал Джек, отрезая другой кусок. В свою бытность мичманом он ни за что на свете не заговорил бы со своим капитаном и уж не стал бы приносить ему пироги. А если бы и пришла ему в голову такая мысль, он ни в жизнь не отважился бы осуществить ее.— Позвольте разделить с вами компанию, сэр, — произнес Моуэт, усаживаясь рядом. — Думаю, они прибыли, чтобы выручить французов. Как вы считаете, мы их атакуем, сэр?— «Помпеи» в течение ближайших трех недель не сможет выйти в море, — подумав, ответил Джек Обри. — «Цезарь» получил тяжелые повреждения и должен поставить себе новые мачты. Но если он даже будет готов до того, как противник отправится в плавание, мы сможем выставить пять кораблей против десяти неприятельских или девяти, если исключить «Ганнибал». Тремстам семидесяти пяти орудиям будут противостоять семьсот орудий с лишним, если обе неприятельские эскадры соединятся. Кроме того, нам не хватает людей.— А вот вы бы их атаковали, верно, сэр? — спросил Бабингтон, и оба мичмана весело засмеялись.Джек задумчиво покачал головой, и Моуэт продекламировал:
И гарпунеры встанут в рядИ сонного кита сразят.
— Что за громады эти испанские корабли, сэр, — продолжал Моуэт. — Экипаж «Цезаря» обратился к начальству с просьбой разрешить им работать день и ночь. Капитан Брентон сказал, что они могут работать весь день, а ночью должны стоять на вахте. Они складывают на молу кучи можжевельника, чтобы жечь костры для освещения.При свете таких костров Джек Обри наткнулся на капитана Китса, командира «Сюперба», который шел с двумя своими лейтенантами и каким-то гражданским. После удивленных восклицаний, приветствий и представлений капитан Китс пригласил Джека отужинать с ним. Они как раз возвращались на корабль. Конечно, трапеза будет не бог весть какая, но подадут настоящую гемпширскую капусту из собственного огорода капитана Китса, доставленную на борт «Астреи».— Очень любезно с вашей стороны, сэр. Я вам очень признателен, но вы должны меня извинить. К несчастью, я лишился «Софи» и осмелюсь предположить, что вы, вместе с большинством других капитанов первого ранга, будете находиться в составе трибунала, который будет судить меня.— Ах вот как, — отозвался капитан Китс, неожиданно смутившись.— Капитан Обри совершенно прав, — менторским тоном произнес штатский.В этот момент посыльный сообщил, что капитана Китса срочно вызывает адмирал.— Что это за дохлый шпак в черном сюртуке? — спросил Джек своего знакомого — Хиниджа Дандеса, капитана «Калпа», спустившегося по лестнице.— Коук? Новый военный прокурор, — ответил Дандес, странно посмотрев на Джека Обри.А может, ему только так показалось? И тотчас невольно пришли в голову слова из десятого параграфа Дисциплинарного устава: «Если кто-то из служащих флота предательски или из трусости сдастся или станет просить пощады, то по решению военного трибунала он будет приговорен к смерти…» — Хинидж, пойдем разопьем со мной бутылку портвейна в трактире «Блу постс», — предложил Джек Обри, проведя рукой по лицу.— Клянусь честью, Джек, это именно то, чего мне сейчас больше всего хотелось бы, но я обещал помочь Брентону. Я как раз туда и направляюсь. Там ждет часть моей команды. — С этими словами он направился к ярко освещенной части мола. Джек побрел прочь, туда, где в темных крутых аллеях прятались низкопробные бордели, зловонные, убогие забегаловки.На следующий день, укрывшись под стеной Карла V и положив подзорную трубу на камень, чувствуя себя не то шпионом, не то соглядатаем, Джек Обри принялся наблюдать за «Цезарем» (теперь он уже не был флагманом), которого буксировали к блокшиву, чтобы установить на нем новую грот-мачту — она была длиной в сто футов и толщиной не менее ярда. Работали так быстро, что стеньгу установили до полудня. Ни мачты, ни палубы не было видно — так они были облеплены мастерами, крепившими такелаж.На следующий день, все еще пребывая в состоянии меланхолии, испытывая чувство вины от своего безделья и видя внизу напряженный и организованный труд, в особенности на «Цезаре», Джек Обри наблюдал с вершины скалы «Сан Антонио» — замешкавшийся французский семидесятичетырехпушечник, который прибыл из Кадиса и встал на якорь рядом со своими друзьями в Альхесирасе.Вскоре на противоположном берегу бухты закипела бурная деятельность. Между всеми двенадцатью судами объединенной эскадры взад — вперед сновали шлюпки. На флагманские корабли доставлялись новые паруса, припасы, оба флагмана обменивались сигналами. Такая же работа, но с еще большим рвением, шла и в Гибралтаре. Надежды на скорый ремонт «Помпея» не было, зато «Одейшес» был почти готов, между тем как «Венерабл», «Спенсер» и, разумеется, «Сюперб» находились в боевой готовности. Что же касается «Цезаря», то на нем заканчивался последний этап оснастки, и вполне возможно, что сутки спустя он будет способен выйти в море.Ночью появились признаки левантинца, задувшего с востока. Это был тот самый ветер, о котором молились испанцы, — ветер, который поможет им выйти из Гибралтарского пролива после того, как им удастся обогнуть мыс Кабрита и затем добраться до Кадиса. В полдень один из их трехпалубников отдал фор — марсель и стал выбираться с тесного рейда. Его примеру последовали другие. Они снимались с якоря и покидали рейд с интервалом в десять — пятнадцать минут, направляясь на рандеву возле мыса Кабрита. «Цезарь» по-прежнему стоял ошвартованный у мола, принимая на борт порох и ядра. В погрузке участвовали офицеры, рядовые, гражданские лица и гарнизонные солдаты, работая молча и старательно.Наконец весь объединенный флот тронулся в путь. Даже их пленник — снабженный временным рулевым устройством «Ганнибал», буксируемый французским фрегатом «Эндьен», — двигался потихоньку к намеченной точке. В этот момент на борту «Цезаря» раздались пронзительные звуки дудки и скрипки. Экипаж корабля навалился на гандшпуги и принялся оттаскивать его от мола — исправного, приведенного в боевую готовность. С берега, заполненного народом, с батарей и стен крепости, со склонов холма, почерневшего от зрителей, грянуло громовое «ура». После того как оно стихло, гарнизонный оркестр заиграл что есть мочи: «Веселей, ребята, нас с вами слава ждет… „В ответ морские пехотинцы «Цезаря“ запели: «Разят врага британцы… «Сквозь эту какофонию пробивались звуки дудки, воспринимавшиеся с особой остротой.Пройдя под носом «Одейшеса», «Цезарь» вновь поднял флаг сэра Джеймса, и тотчас после этого на мачте взвился сигнал: «Поднять якоря и готовиться к бою». Это был самый красивый маневр, который только доводилось видеть Джеку Обри, — все ждали этого сигнала, ждали и готовились, подняв якоря. В невероятно короткий срок якоря были подняты, на мачтах и реях вспыхнули высокие белые пирамиды парусов — эскадра, состоявшая из пяти линейных кораблей, двух фрегатов, брига и шлюпа, вышла из-под прикрытия Гибралтарской скалы и, построившись в кильватерную колонну, тронулась левым галсом вперед. Джек Обри выбрался из толпы, собравшейся наверху, и был на полпути к госпиталю, рассчитывая убедить Стивена подняться вместе с ним на вершину, как увидел друга, бегущего по пустынной улице.— Корабль отошел от стенки? — кричал он издали. — Сражение началось? — Убедившись, что нет, доктор признался: — Я не пропустил бы его и за тысячу фунтов: надоел мне этот проклятый тип в палате «Б» с его выдумками. От таких бездельников впору повеситься.— Торопиться некуда: никто не притронется к пушке и спустя несколько часов, — уверил его Джек. — Жаль, что вы не видели, как «Цезаря» оттаскивали от мола. Это была незабываемая картина. Давайте поднимемся на холм, и вам предстанет превосходное зрелище обеих эскадр. Пойдемте же. Я зайду домой, захвачу пару подзорных труб и еще плащ: ночью становится холодно.— Ладно, — подумав, отозвался Стивен. — Я могу оставить записку. Мы набьем карманы ветчиной, тогда не придется видеть ваши косые взгляды и слышать краткие ответы. * * * — Вон они, — произнес Джек, снова остановившись, чтобы перевести дыхание. — По — прежнему движутся левым галсом.— Я отлично вижу их, — отозвался Стивен, на сотню метров обогнавший его. — Прошу вас не останавливаться так часто. Вперед.— О господи, — сказал Джек Обри, наконец усевшись на траву под знакомым валуном. — Как вы быстро ходите. А вот и корабли.— Действительно, великолепное зрелище. Но почему они направлены носами к Африке? И почему поставлены только прямые паруса и марсели — это при таком-то слабом ветре? А один даже убирает грот-марсель.— Это «Сюперб». Он совершает такой маневр для того, чтобы не обогнать корабль адмирала. Вы же знаете, он великолепный ходок, самый быстроходный корабль на флоте. Вам об этом известно?— Да.— Это был умный ход, я бы даже сказал-остроумный.— Но почему они не ставят все паруса и не приводятся к ветру?— О лобовой атаке не может быть и речи. Возможно, в дневное время никаких военных действий не будет предпринято. Атаковать их боевую линию в такое время было бы сущим безумием. Адмирал хочет, чтобы неприятель вышел из бухты и вошел в пролив, где он не сможет повернуть назад. Когда вражеские суда выйдут из пролива, адмирал сможет напасть на них. Как только они окажутся в открытом море, я уверен — если такой ветер продержится, он попытается отрезать их арьергард. Судя по всему, нас ожидает ветер — левантинец, который будет дуть три дня. Взгляните, «Ганнибал» не может обогнуть мыс. Видите? Вскоре он окажется у берега. Фрегат не в силах удержать его. Они оттаскивают его нос. Неплохо, ну вот, он использует ветер — ставь кливер, старина, вот так. Он возвращается.Оба сидели в темноте, они слышали, как переговаривались вокруг другие люди, собравшиеся группами в разных частях скалы. Говорили об усилении ветра, о возможной стратегии, которой будут придерживаться противники, о точном весе металла, поднятого в воздух бортовыми залпами с обеих сторон, о высоком мастерстве французских артиллеристов, о течениях, с которыми придется бороться у мыса Трафальгар.То и дело меняя галсы, объединенный флот, в который теперь входили девять линейных кораблей и три фрегата, занял боевой порядок. Два испанских корабля первого ранга встали в арьергард и теперь приводились к свежеющему ветру, держа курс на вест.Незадолго перед этим, совершив по сигналу поворот через фордевинд, корабли британской эскадры шли под частью парусов галсом правого борта. Джек неотрывно смотрел на флагманский корабль и как только увидел поднимающиеся к ноку гафеля сигнальные флаги, то пробормотал:— Вот и началось.По семафору количество поднятых парусов почти удвоилось, и спустя несколько минут эскадра помчалась вдогонку за французскими и испанскими кораблями, с каждой секундой уменьшаясь.— Господи, как бы мне хотелось находиться вместе с ними, — произнес Джек, издав звук, похожий на стон отчаяния. Десять минут спустя он воскликнул: — Смотрите, «Сюперб» вырвался вперед, очевидно повинуясь распоряжению адмирала. — Словно по волшебству справа и слева от брамселей появились лисели. — Как он несется! — воскликнул Джек, опустив подзорную трубу и протирая ее.Однако дело было не в том, что у него начали слезиться глаза, а в том, что начало смеркаться. Внизу давно стемнело; на город опустился буровато — красный поздний вечер. То тут, то там зажигались огни. Вскоре фонари стали карабкаться до самой вершины скалы, откуда, по-видимому, можно было наблюдать за ходом боя. По ту сторону бухты заморгали огоньки Альхесираса, вытянувшиеся по кривой у самой воды.— Что вы скажете насчет ветчины? — спросил Джек. Стивен ответил, что, по его мнению, ветчина может оказаться важным подспорьем в борьбе с вечерней сыростью. Разложив в темноте на коленях носовые платки, они принялись за трапезу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51