»Помимо директорского стола в кабинете еще стоял широкий мягкий диван с придвинутым к нему журнальным столиком и такое же, как диван, широкое и мягкое кресло, расположенное напротив стоящего в углу большого телевизора.«А сейф где?» — спросил себя Волков.— Минуточку. — Шамиль вдруг встал из-за стола и вышел из кабинета.«А интересно, — подумал Петр, — ты меня в дверях-то держал, чтобы девчонка успела юбочку поправить или губки подкрасить?»— Слушаю вас, — вернулся к столу Шамиль. — Что это еще за Бюро такое?— Да это частная структура. Вы можете и не знать. Не в этом дело.— Да? А в чем?— Ну, видите ли… У вашего директора отец погиб.— Погиб? Он говорил — сердце.— Да, конечно, сердечный приступ. Но он же не сам по себе случился. На старика напали, прямо возле дома. Вы в курсе?— Ну, он говорил что-то. Вроде шпана какая-то.— Да не совсем шпана. Шпана на иномарках не разъезжает.— Да?— В смысле?..— Он не говорил про иномарку.— А, вы об этом. Свидетели показали, что те, кто напал, потом на машине скрылись. На иностранной, как они говорят. Они люди пожилые, небогатые, в моделях не разбираются.— Ну и что?— Шамиль… извините?— Ахмедович. Кадыров.— Шамиль Ахмедович, ну что мы с вами, право слово… Сестра Виктора Аркадьевича обратилась к нам, чтобы мы помогли разобраться: что произошло, кто нападал, зачем? Она же дочь. Ей же небезразлично, как отец помер. Я понимаю, вы заняты, у вас дела, но и вы меня поймите — я тоже на работе. Мне за это деньги платят.— Хорошие?— Не об этом речь.— Хорошо. Чего вы от меня хотите? Дверь кабинета приоткрылась, в нее заглянула секретарша:— Шамиль Ахмедович, кофе?— Кофе? — взглянул на Волкова Кадыров.— Кофе, — кивнул Петр.— Кофе, Оленька и…ладно, я сам,-Шамиль встал из-за стола, вышел из кабинета и вернулсяс бутылкой коньяка.Оленька расставила на журнальном столике кофейные чашки, сахарницу, две рюмки, блюдце с тонко нарезанным лимоном и печенье.Волков перебрался на кожаный диван.Хозяин кабинета опустился в кресло, перекатив его от телевизора, налил коньяк в одну рюмку и вопросительно посмотрел на Петра. Тот кивнул. Шамиль наполнил вторую и поставил бутылку на стол.— Ваше здоровье, — поднял рюмку Кадыров.— Ваше… — кивнул Петр.Выпив коньяк, Шамиль положил в чашку ложечку сахару и, помешивая кофе, изобразил на лице внимание.— Слушаю вас.— Да это, собственно, я как раз хотел навести у вас кое-какие справки, — Волков поставил пустую рюмку на стол. — Может, даже и хорошо, что Гольдберга нет. Понимаете… вот у меня какая мысль возникла: а не может ли это нападение на его отца являться, косвенным образом, определенной мерой воздействия на самого Виктора Аркадьевича? Как вы считаете, а?— То есть?— Да очень просто. Может, он денег задолжал кому-то и тянет с возвратом, например. Или еще что… Бизнес есть бизнес. Мало ли. Конкуренты какие-нибудь. Вы какую деятельность, так сказать, осуществляете, если не секрет?— Ну, вообще-то существует понятие коммерческой тайны.— Нет-нет… — Волков поднял руки. — Бога ради. Я… так, в общих чертах, без кон-кретики.— Ну, если без конкретики — торгово-закупочную деятельность. Осуществляем.— Могут быть трения с конкурентами?— Ну… Будут трения — будут терки… — усмехнулся Шамиль.— А не было?— Пока нет.— Понятно… То есть ничего, конечно, непонятно, — Волков отхлебнул кофе. — А может, вы не знаете чего-то?— Возникли терки, а я не в курсе? Так, что ли?— Это невозможно?Вместо ответа Шамиль выразительно пожал плечами.— Ну да, ну да. Виктор Аркадьевич — генеральный. А вы, простите?— Коммерческий.— И крыша, соответственно, присутствует?Шамиль молча кивнул.— А вот скажите, могли быть у Виктора Аркадьевича какие-то свои, личные долги? Как вы считаете? Вот сестра его говорит, в последнее время он жить стал кучеряво.Шамиль, бросив быстрый взгляд на Волкова, потянулся к бутылке.— Еще рюмочку?— А почему нет…Кадыров налил, чокнулся с Петром и выпил.— Вы знаете, — сказал он, подождав, пока гость выпьет свой коньяк. — Тут вот какое дело. Поскольку вы человек не совсем посторонний, и интерес ваш, так сказать, не праздный… Есть у Виктора долги. Он же шпилить пристрастился, причем как маньяк. У меня назанимал, ну, мы — люди свои, разберемся, но он и еще где-то… И, по-моему, много. Не то чтобы уж очень, но достаточно, чтобы его дергали. До наезда, правда, пока не доходило, но… черт его знает. Отморозки же на каждом шагу. И все на стволах. Раньше-то хлестались у кого бойцов больше, а теперь — у кого стрелков. Беспредел. Все что хочешь может быть. За десятку грохнут, если что. Чтобы страху нагнать, чтоб другим неповадно было.— А вы не пытались разобраться?— С кем?— Я в том смысле, что — спрашивать у него не пытались?— А, это… Спрашивал, он молчит. Сам, дескать, решу этот вопрос. Это мое личное, тебя не касается, сиди спокойно.— Ага… Может, таги расписки?— Не знаю. Но стрелок ему никто не забивал.— Он бы один не поехал.— Конечно.— Так-так-так… Вот, в принципе, хоть что-то проясняется. Но мне вот что непонятно…— Да?.. — Шамиль налил еще по рюмке.Они выпили. Коньяк способствовал плавному перерождению разговора в дружескую беседу, в процессе которой, как известно, возникает ощущение взаимной симпатии, люди раскрываются навстречу друг другу, и их общение обретает душевность и искренность.— Я вот что думаю, Шамиль… можно так?..— Конечно.— Шамиль, а чего это он вдруг долгов нахватал, а? Их же отдавать надо.— Ну да, берешь чужие и на время, а отдаешь свои и навсегда, — усмехнулся Кадыров.— Вот-вот. Он же, мне сестра его говорила, раньше скромнее жил. С твоим приходом дела в гору пошли?— Да так. То-се.— А вы давно вместе?— С полгода. Его же раньше то один шваркнет, то другой.— А крыши не было?— Ай!.. — отмахнулся Шамиль. — Она его только доила. Я другую подтянул.— А с теми как же разошлись?— Легко. — Он выразительно посмотрел на Петра.— Ясно. А не могли они обиду затаить?— Вряд ли.Шамиль налил еще по рюмке.— Оленька! Принеси еще кофе, девочка.— Я почему все выспрашиваю, — Волков взял свою рюмку и маленькую печенинку. — Ты извини, но, понимаешь, концов никак не поймать. Ирина, сестра его, ничего не знает. Сам Виктор… я с ним еще не разговаривал, но… станет он со мной откровенничать, как же, если отца за его долги нахватали, которые он старается не афишировать… — Он выпил коньяк и откусил кусочек печенья.— Да нет, ничего, я все понимаю. Следствие.— Да какое следствие, — широко улыбнулся Петр. — Нет у нас таких полномочий. Другое дело, если я накопаю что-нибудь, ну, явный криминал какой, тогда мы по закону обязаны все материалы ментам передать. Вот тогда уже — повестки, протоколы, опознания. А пока…— Не накопал?— Я же говорю, я с Виктором еще и не общался толком. Думал, здесь застану.— Он тут почти и не бывает.— А что так?— Да забил он, по-моему, на все дела. Шпилит.— И как?— Как… Все в минус.— Это ж сколько бабок надо, а? Да, определенно мог и психануть кто-нибудь из кредиторов.— Я и говорю.— Да… Слушай, а я вот еще что думаю: а по поводу контракта вашего не могли наехать? — Волков потянулся к кофейнику, который принесла Оленька.На долю секунды с лицом Шамиля произошла удивительная метаморфоза: ничто в нем не дрогнуло, ни одна мышца, ни одна морщинка не изменила своего положения, но на миг сделалось оно будто бы деревянным. Лишь на секунду. И опять он взял бутылку и наполнил рюмки.«Что ж ты так дернулся, Дуся моя? — подумал Волков. — Что же я такое зацепил?»— А что контракт? Контракт проплачен, ждем товар. И вообще это закрытая информация. Он раззвонил?— Да ты не волнуйся. Мало ли чего я знаю? Мне можно. Просто, поскольку меня наняли, я собираю информацию — тут капельку, там зернышко. Меня же интересует все, что связано с Гольдбергом. Но, правда, если я знаю, то и кто угодно знать может. Вот я и думаю: долги, контракт, кредит… А потом на старика его напали. А? Есть связь? Логично?На этот раз Волков отметил полное отсутствие реакции на свои слова, хоть слово «кредит» произносилось впервые и, по логике вещей, в общем объеме «закрытой информации» должно было бы являться понятием более «закрытым», нежели «контракт».«А ты у нас молодца, Дуся моя, удар держишь, — думал Волков. — Навык имеешь. Где же ты его наработал? А на стрелках да на терках. Где еще?»— Нет, я не прав? — сказал он вслух.— Не знаю.На большом директорском столе зазвонил телефон. Шамиль встал, подошел к нему и снял трубку.— Алло… Да, привет. Ну давай, подъезжай. Что? Я не знаю. Когда? Нет. Нет, говорю, я не успеваю. Ну хорошо. Хорошо, давай минут через пятнадцать. Да. Да у меня все готово давно. Ну давай.Волков взглянул на часы.— Так. Ну что, Виктора, наверное, уже не будет?— Вряд ли.— И ладно. Я его завтра найду. — Петр достал из кармана свой телефон и набрал номер.— Алло, Ирина Аркадьевна? Да. Что? Ну, я тут из кабинета говорю… Да. Короче говоря, я где-то через пару часов освобожусь. Подъеду, да. Часов в семь, хорошо? Ну, до встречи.— Клиентка? — кивнул на трубку Шамиль.— Она. Отчета ждет. Платит деньги, имеет право… — Волков развел руки и улыбнулся. Потом вынул из бумажника свою визитку и протянул Кадырову. — Вот. Мало ли что… Только звонить лучше вот по этому, на трубку. Я в нашей конторе тоже почти не бываю. Волка ноги кормят. Ну, счастливо. Приятно было познакомиться, — протянул он руку, прощаясь.— До свидания.Петр вышел из офиса во двор, затем через подворотню на Московский проспект, сел в машину и, отъехав метров на сто, остановился, заглушив мотор.Достал сигарету, прикурил, внимательно поглядывая в зеркало заднего вида.Минут через десять из подворотни вышел одетый в длинное черное кашемировое пальто Шамиль Кадыров. Остановился у тротуара.«Господи, — подумал Волков, — зачем же они все так одеваются? Им же на этот прикид только погоны пришить, и хоть на плацу выстраивай. Повзводно и поротно. И походка у всех одинаковая. И прически. А петлички — не обязательно, пехоту и так по глазам за версту видать. Пехота, она и есть пехота, взгляд у нее „сложноподчиненный“. Она, конечно же, вооружена. Но старший запросто и сортир драить может послать, чтоб службу понял. Впрочем, Шамиль у нас не пехота. Не рядовой боечек. А кто? Ну почему они, раз уж по форме одеты, знаков различия не носят?»Еще минут через пять возле Кадырова мягко остановился большой черный «мерседес» с затемненными стеклами. Шамиль открыл заднюю дверцу и сел в машину. «Мере» отъехал.от тротуара, не обращая никакого внимания на поток автомобилей, перестроился в крайний левый ряд и, развернувшись в запрещенном месте, поплыл в сторону центра города.Пропуская его мимо себя, Петр склонился на всякий случай к «бардачку». Потом распрямился, посмотрел вслед удаляющемуся «мерседесу» и подумал: «Бойтесь, однако, данайцев, дары приносящих, Виктор Аркадьевич…»Завел двигатель, воткнул передачу и тронулся с места со словами:— Это я сюда очень удачно зашел. Глава 22 Когда Волков, раскидав кое-какие текущие дела, добрался наконец до квартиры на Кронверкском, на улице уже стемнело, и легкий морозец подсушил слякоть.Ирина, открывшая ему дверь, была одета в темное шерстяное платье и источала тонкий аромат дорогого парфюма. Она поцеловала его в щеку, Петр, вдохнув чуть горьковатый запах свежести и еще чего-то неуловимого, поймал себя на мысли, что расследование-то — оно конечно, но и… исполнением обязанностей хранителя тела пренебрегать глупо. Ирина мягко отстранилась.— Не время, товарищ…— А ты Виктору и этому Шацкому говорила, что это отец тебе советовал, в случае чего, к нам обратиться?— Говорила. Конечно, говорила, что это папин друг. Ну, может быть, очень давний, но все равно, я даже помню — они однажды созванивались в праздник какой— то, чуть ли не на День Победы. А отец после этого разговора даже рюмку водки выпил.— Чего ж они тогда от меня шарахаются?— Ревнуют…— А работать мне как?— Да они и не хотят, чтобы ты работал. Категорически. Мне Виктор час назад звонил, целую истерику закатил. Ты у него в офисе был, оказывается?— Был.— Ну вот. А у него какие-то неприятности из-за этого. И, конечно, я во всем виновата. Зачем я тебя наняла? Ты, мол, теперь везде и всюду нос свой суешь, а у него и без этого проблем выше головы, И чтобы я тебе запретила. Отца, мол, все равно не вернуть, ну и земля ему пухом, и светлая память, а живым людям нечего жизнь портить. Вот так, примерно.— Ну?— Что?— Сворачиваем всю эту бодягу?— Нет, — Ирина отрицательно помотала головой. — Не сворачиваем. Он может беситься сколько угодно. Он ведь весь в свою мамочку. Я же помню, как она меня ненавидела. Какие истерики отцу закатывала. Я же училась в английской школе, а Витька в обыкновенной. Сначала его, конечно,тоже в мою определили, я уже в пятом классе была, но потом посоветовали перевести в просгую. Чтобы комплексы в ребенке не накапливать. Не потянул он. А мне все легко давалось, я что, виновата? Мне интересно было. А ему нет. Ну, неинтересно и неинтересно, зачем же тогда завидовать? И ведь у него и папа, и мама — вот они, живые-здоровые. А я? Мне папа подарки тайком от этой… делал. И чтобы я теперь из-за каких-то там его капризов не выяснила, что с отцом произошло? Да провались он, чтоб его разорвало… Идем ужинать?— Идем, — Волков встал с дивана. — А люстру эту, говоришь, подключить даже и не пробовали?— Не-а, Здесь же и так света хватает. Бра вон у дивана, с двух сторон. Торшер. Я же говорю, отец ее просто так повесил. Сидит, бывало, и смотрит на нее, и выражение лица такое… ну, как у ребенка, честное слово. Я даже расстроилась, когда приехала. Что же это, думаю, он в детство впадает, что ли?— Он без тебя купил?— Ну да. Но потом вижу — все в порядке, до маразма еще далеко. Просто… он же и антиквариат любил не за то, что он дорого стоит, а за то, что красиво. Ведь когда лет сто назад кто-то графин какой-нибудь выдувал, он же не думал, что антикварную вещь делает, правда? Вот и люстра эта.— Ну, в общем-то…— Да ладно тебе. Мне она тоже дикой кажется. Но отцу иной раз еще и не такое нравилось. Пускай висит. Потом, может, подарю кому-нибудь. Тебе, например. Хочешь?— Спасибо, конечно, но…— Ага, струсил?Они оделись, вышли из квартиры и, заперев дверь, стали спускаться по лестнице.— А зачем ты в офис ездил? Ты же знал, что Виктора там нет.— Потому и поехал. Он бы со мной разговаривать не стал и вообще спровадил бы. А так…— Что?— Да я и сам толком не знал, чего хотел. Но осмотреться-то надо? Поговорить, если. повезет, с кем-нибудь.— Повезло?— Весьма. С Шамилем коньяк пил.— Да-а? А он какой? Я же его даже и не видела ни разу.— Бандит как бандит.— Это как?— Как с картинки из учебника.— Руки-крюки, морда ящиком?— Ну да. Кулаки по пуду, щетина, перегар. Вы себе там так бандитов представляете?— А что, нет перегара?— От него пострашней, от него. бабками пахнет.— Да шучу я. Я же не дурочка.— Да Бог вас всех знает в ваших заграницах. Твердят про русскую мафию, а сами не то что еврея от чечена, нормальную тему от кидалова отличить не могут. Грязные деньги у них там, видите ли, отмывают… А вы что, спрашивается, когда деньги эти вам сливают, запаха не чувствуете?— А чем они пахнут?— Чем… — вздохнув, пожал плечами Петр и вдруг, сделав зверскую рожу, прорычал прямо в лицо Ирине жутким голосом: — Кр-ровищей!Ирина отшатнулась. Волков расхохотался и открыл дверь парадной, пропуская ее вперед.— Дурак! Вот дурак-то…— Па-ардончик.Волков вышел из парадной вслед за Ириной, и не успела еще захлопнуться за ними притянутая пружиной дверь, как, ухватив периферийным зрением в окружающем пространстве что-то неправильное, движимый звериным чутьем, он швырнул левой рукой Ирину на землю и, разворачиваясь направо, стал падать на нее спиной, одновременно выхватывая из кобуры пистолет.Все происходящее он видел будто бы со стороны, снятое рапидом, сознание предельно отчетливо фиксировало мельчайшую деталь происходящего, но… медленно! Слишком медленно он падал, закрывая собой Ирину, и рука его, обхватившая теплую шероховатую рукоять, медленно, как во сне, выползала из-под распахнутой куртки.В проезжей части подворотни, отделенной от двери в парадную решеткой, идущей от квадратной колонны к стене, в нескольких метрах от себя он видел громадный черный мотоцикл. Сидящий на нем человек был одет в черные джинсы, заправленные в высокие черные сапоги, черную кожаную куртку и черный шлем с опущенным забралом из черного пластика.В правой руке мотоциклист держал пистолет с навинченным на ствол длинным и толстым глушителем. Когда оружие, глухо бумкая и металлически лязгая затвором, дважды дернулось, Волков еще продолжал падать, и его рука с пистолетом едва успела пройти половину пути от наплечной кобуры до оперативного простора.Мотоцикл басовито, с чуть шелестящим свистом взвыл и сорвался с места, метнув-шись в глубину двора.Наконец Петр распрямил руку и, опираясь левым локтем о заледеневший асфальт, дважды выстрелил через решетку в удаляющийся силуэт, разочарованно сознавая, что пули ложатся в высокую, чуть ли не с подголовником, спинку сиденья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27