Как многократно случалось и раньше — не получилось.
Сегодня психика среднестатистического жителя России весьма не уравновешенна и склонна к «самоповреждению в ходе функционирования» (235, С.27). Подлинное саморазвитие не нуждается в посредниках, всегда стремящихся к финансовому симбиозу с духовными «овцами», подобно лиане, вытягивающей из дерева столько соков, что ему становится не до роста — выжить бы.
Очень модным стало обретение духовности через обряд крещения, но ещё Ницше заметил, что у тех, кто формально крестился меньше шансов стать настоящим христианином, нежели у атеиста, ибо крещение должно быть итогом длительного развития, логичным для верующего в силу внутренней необходимости. В работе «Философствование с молотком» Ницше дал образ человека, ударяющего по статуям богов, что вызывает гулкий звук, ибо статуи свободны от содержания так же, как свободна от истинной веры душа того, кто становится христианином посредством религиозной атрибутики.
Историк Я.Кротов отмечает: «Фанатизм, страсть отмежёвываться и тыкать в еретиков пальцами сами по себе вроде бы не делают человека не православным по духу, по манере поведения — но всё-таки православные и таких субъектов считают своими. Это своеобразное перемирие, внутреннее согласие взрывается только в тех случаях, когда православие берёт себе на вооружение государственная власть» (GEO: №1, 2000, с.53). РПЦ предлагает русскому народу традиционную религию — православие, но имеет ли этот народ, включая священнослужителей в глубинке, основательные знания о христианстве, его происхождении, развитии, ересях и борьбе за существование?
Ницше утверждал: цивилизация — тонкая плёнка над океаном инстинктов, в любую минуту всё это может рухнуть, поскольку ни на чём не основано. Правоту философа подтвердили коммунизм и нацизм, но кто осмелится утверждать, что всеобщие моральные принципы впервые сформулированы христианством?
В Георгиевском монастыре, что под Севастополем, субъект в мятой рясе злобно кричал мне: — Немедленно убрать видеокамеру, не то — конфискую!
На недоуменный вопрос: — В чём дело, батюшка, тут ведь одни развалины? — прозвучало: — Да, и военная часть рядом! А я, как бывший офицер, не могу допустить видеосъёмку вблизи объекта! Было ясно, что «святой отец» вымогает деньги, одновременно срывая злость на случайном собеседнике, но что я мог сказать ему, сменившему уставной жест «есть» на крестное знамение?
Кант говорил: самое трудное — это движение в сознании, которое в корне отличается от ритуала, являющегося движением внешним, выполняющимся без малейшего волнения души.
Духовность и мораль — две стороны медали. Форма, в которой возникла философско-религиозная мысль, это философия личного спасения. Уже философы древности полагали, что мир, в котором мы родились случайно, устроен так, что от него приходится спасаться, проделывать какой-то специальный путь, чтобы выйти из бессмысленного круговорота повседневности.
Всегда считалось, что есть другой мир — справедливости, счастья, свободы, он где-то там, быть может, на небе.
«Что ни год — лихолетье, что ни враль, то Мессия! Плачет тысячелетие по России — Россия! Выкликает проклятия... А попробуй, спроси: — Да, была ль она, братие, эта Русь на Руси? Эта — с щедрыми нивами, эта — в пене сирени, где родятся счастливыми и отходят в смиреньи. Где как лебеди девицы, где под ласковым небом каждый с каждый поделится Божьим словом и хлебом... Листья падают с деревца в безмятежные воды, и звенят, как метелица, над землей хороводы. А за прялкой беседы на крыльце полосатом, старики-домоседы, знай, дымят самосадом. Осень в золото набрана, как икона в оклад... Значит, всё это наврано, лишь бы в рифму да в лад?!» (Александр Галич)
Многие религии обещают пребывание в раю после смерти — если ты праведно вёл себя на этой земле, не сомневался в вере, её представителях, и не выступал против власть предержащих. Но рай оставался мечтой, а люди всегда жаждали хотя бы немного пожить в царстве счастья. Быть может, этот совершенный, утраченный мир был раньше, а в сегодняшний мы угодили за грехи рода людского или собственную вину? И потом, после смерти, снова туда вернёмся? Недаром же в одной из раннехристианских ересей земная жизнь рассматривалась как пребывание в чистилище.
Особенно яростным стремлением к справедливости всегда отличалась Россия, где, как обычно «...Зима заплетает морозным узором стекла жалких построек срединного царства. Кто на трон вознесён, кто навеки увенчан позором, кто в посмертном пространстве бессчётные терпит мытарства». Даниил Андреев сказал о фанатике: «Духовной похотью томим...»
Быть может человеку свойственно проявлять лучшие качества (хотя для этого нет никаких видимых причин) лишь потому, что он выполняет долг перед высшей реальностью? Ведь сострадание, честность, совестливость, деликатность, доброта ничем не вызваны. Но, с другой стороны, мало на свете людей, которые никогда не делают алогичных поступков, именуемых добрыми, которые, правда, зачастую мешают, становясь источником неприятностей (добро наказуемо).
Человек пребывает одновременно в двух взаимоисключающих мирах, высшем — чьим законам мы иногда подчиняемся, проявляя духовность, и обычном, грубом и суетном: «Мир шуршит, как газета, пахнут кровью дешёвые роли, всё страшнее в кассете не проявленный ролик...» (Уильям Джей Смит).
В состояния души, характерные для мира высшего, мы попадаем случайно, неуправляемо, по закону перебоя сердца. Древнее философское определение звучит так: у атрибута субстанции нет второго момента. Греки выражались яснее: «Нельзя лечь спать на вчерашней добродетели». То, что ты сегодня, сейчас, совестлив, добр, сострадателен — отнюдь не гарантия того, что будешь таковым завтра. Ты добр только потому, что добр сейчас, ни вчера, ни завтра не имеют к этому отношения. Скорее всего, завтра, втянутый в беспощадную борьбу за денежные знаки, ты поднапряжёшься и сумеешь соответствовать зверским её законам, а значит, встанешь вне моральных ограничений: «Я хотел переделать их, а переделали меня. У меня нет совести, у меня есть только нервы» (фраза писателя из фильма Андрея Тарковского «Сталкер»).
Древнеиндийский фаталист Махакали Госала, современник и непримиримый оппонент Будды, утверждал: «Нет причин... для высокой нравственности существ: они становятся чистыми без причин и без повода...».
«Но что же тогда присуще мне, как феномену?» — вопрошал с тоской Веня Ерофеев, да и любой из нас после сорока лет жизни может сказать: «Как устал я от подмен и зол на российской сбивчивой тропе, от усобиц, казней, тюрьм, крамол, от безумных выкриков в толпе!» (Д.Андреев).
Видимо при сохранности определённой дозы иллюзий, без которых человек рано или поздно превращается в шлак мне, как феномену, присуще одновременно пребывать в двух мирах. Я не в силах создать «высшую» реальность, царство свободы и справедливости, зато постоянно нужно сохранять от распада душу (и тело) в условиях, когда зло рождается само по себе, а добро каждый раз надо делать заново.
Есть давние представления о высшем мире, которые сложились исторически, например, в отличие от нашего, он совершенен. Всегда вставала одна и та же неразрешимая проблема: для построения счастья на земле нужен был идеальный человек, но где его взять? Большевики знали всё: «Чекисты решили переделать природу, а заодно переделать и людей» («Страна победителей. Книга для школьников», 1935).
Они утверждали, что воплощение в жизнь лозунга «Свобода, равенство, братство», автоматически ведёт к счастью, на самом же деле девиз Великой французской революции был таким: «Свобода, равенство, братство или смерть». Когда партия успешно искоренила в стране общечеловеческую мораль, выяснилось, что вместо «или» приходится ставить тире или знак тождества, поскольку полное равенство есть только на кладбище.
Главная идея утопического социализма, зародившаяся в католических монашеских орденах — создание нового человека — аналогична цели алхимиков. Антагонизм между идеальным и материальным — не новость, алхимики сотни лет пытались создать гомункулуса, существо, в котором тело и дух не имели бы этого противоречия. Одной из первых попыток построения царства Божьего на земле была Мюнстеровская коммуна (1534), её дьявольскую кашу заварили анабаптисты во главе с Иоанном Лейденским.
Нацисты и большевики пытались вывести новую породу людей, которая составила бы ядро идеального государства, но поскольку алхимия и социализм были явлениями псевдокультурными, основанными исключительно на вере и желаниях без учёта законов реальности, то ничего не вышло. Культурные люди всегда понимали исключительно символический смысл различия между двумя мирами, «Царство Божие внутри вас есть», в устройстве обычной жизни оно нереально. Посвящая какую-то долю своей ежедневной активности идеальному, соблюдая во имя его как бы необязательные законы морали, каждый способен максимально приблизиться к человеку в себе и тем самым сделать гуманнее социум. Когда такая потенциальная возможность превращается в безусловную потребность, это и есть «второе рождение», ибо человек не идентичен существу, возникшему биологическим способом, личная реализация «дочеловечивания» (выражение Маслоу) это и есть работа духа.
Деятельность, содержащая в себе элементы духовного роста, избыточна, она не является необходимой в естественном составе бытия, без неё вполне можно обойтись, если жить как все либо следовать идеям. Избыточность — штука нелёгкая, сержанты спецназа США всегда заставляют новобранцев отжиматься лишний раз в честь воздушных десантников. В определённом смысле духовная работа это такое же систематическое лишнее «отжимание» во имя души. Многие всю жизнь не могут приступить к этому, но упрекать их нельзя, они стали людьми, насколько смогли, то, что хотелось — совсем другая история, недаром дон Хуан однажды произнёс, обращаясь к Кастанеде, странную фразу: — Ты думаешь, в этой толпе все люди?
Различие между двумя мирами — метафизическое, невозможно придать статус высшей реальности тому из них, в котором мы пребываем как телесные существа. Нельзя захотеть и ввести царство Божье указом или декретом. Эта высшая реальность, о которой идёт речь, физически нереальна, если мы иногда, по закону перебоя сердца, ощущаем её и ей подчиняемся, это вовсе не означает, что в аналогичном душевном состоянии находятся соседи по квартире, дому, городу, стране, планете. Всегда действовать по законам добра, красоты, совести, сострадания, одновременно пребывая в действительности, могут лишь единицы, их называют святыми. А мир остаётся таким, каким он и был, просто у святых есть свои причины и сила не повторять в своих поступках большинство, они не хотят соблюдать договорную реальность.
Тем же, кто всерьёз пытается строить бытие по законам высшего, долго не протянуть, поскольку «Мир убивает самых добрых, самых нежных и самых сильных без разбора, а если ты ни то, ни другое, ни третье, то знай, что и тебя убьют, только без особой спешки» (Э.Хемингуэй).
Высшая реальность — это символ подлинной жизни, которая с его помощью организуется к лучшему — насколько это возможно в текущих условиях. Редкие из людей достигают заметных удач на этом поприще, но пытаться должны всё. Я не имею в виду бессмысленное стремление к полному изживанию зла, оно неискоренимо, поскольку содержится в природе человека, стать идеальным — значит утратить тело, а это абсурд. Можно лишь попытаться изменить к лучшему пропорцию добра и зла в этом мире, но усилия эти следует, в первую очередь, приложить к себе.
Идеальный мир достоверен для людей искусства, они вообще могут пребывать в нём большую часть своей жизни, являющейся творческим процессом. Но и для них смешение идеального с реальностью гибельно, как это видно на примере Блока. Он упорно относился к жене, словно к Прекрасной Даме, чем сломал и её жизнь, и свою собственную.
Многое изменилось с той поры, когда рельсы резали тайгу на пути к голубым городам, когда «разбивались машины, семьи и черепа, а мы шли на вершины, наши гимны хрипя». В сознание людей, очнувшихся от наркоза утопии, начала проникать банальная истина: «...Мы так же с тобой одиноки, как каждый из нас одинок» (Ю. Карабчиевский).
Роль духовного пастыря пытается выполнять РПЦ, но не очень успешно, по данным Л. Гримака в России сегодня действует несколько сотен религиозных сект. Все эти проводники «лучшего и истинного» заранее требуют безоговорочного признания именно их веры — это первое. Второе: никогда и никто из них не зовёт присоединиться к успешному начинанию, все должны стать участниками очередного эксперимента, который наверняка «будет удачен». Третье: от каждого примкнувшего требуют полного отказа от предыдущего образа жизни и безоговорочной передачи себя и своей личной собственности в распоряжение секты. И четвёртое: стремление к «высшему» и предлагаемая модель бытия всегда отвергает окружающую реальность. Выхода из таких рассадников «духовности» нет, любой туда угодивший становится живым имуществом секты.
Шквал эзотерической литературы, рухнувший сегодня на Россию — дешёвая имитация духовности, за время социализма люди привыкли пользоваться препарированной и отфильтрованной информацией, слепая вера печатному слову — симптом интеллектуальной несостоятельности. «Пророки» и «учителя» безбожно лгут, но спрос рождает предложение. Из мерзости буден, требующей непрестанных усилий выживания, из распада межличностных отношений, разброда и одичания тянет к свету. И вам предлагают этот свет, а вы верите, поскольку привыкли верить, уже потом наступает ситуация «Что с ними делать, если они все терпят!?»
Мало кто помнит, что успех учителей, врачей и родителей состоит в том, что, получив необходимое, ученики больные или дети должны жить и развиваться дальше самостоятельно!
М. Мамардашвили считал, что с понятием высокой духовности следует обращаться весьма осторожно, ибо она может оказаться весьма низко расположенной. Он подчёркивал, что локализовать духовность нельзя. Людям всегда приятно оперировать высокими словами и понятиями, это большое искушение, кажется, что уже одно только это как-то возвышает. Но никакие понятия, в том числе и предельно высокие, не содержат в себе аналитически состояний мысли!
«...Я... враг всем пророкам, насилующим душу истинами. Наш путь лежит через вещество и через формы его. Те, кто зовут к духу, зовут назад, а не вперёд» (М.Волошин: «История моей души», с.202).
Откуда берётся мысль? Это вначале интерес к определённому предмету, потом сбор информации о нём и её переработка. Затем данные сводятся вместе, и какое-то время удерживаются в поле сознания с определённым ментальным напряжением. И только тогда может случиться мысль. Продуктивное мышление — тяжёлая работа, неотделимая от духовного развития, которое может быть во мне вместе с постижением значения понятий, в том числе и высоких. А факт одного только их переживания вовсе не делает душу возвышенной так же, как стигматы, возникающие на теле фанатика, не превращают его в Иисуса Христа.
Если человек пережил нечто, это вовсе не значит, что он это осознал, более того, переживание и понимание высокого, к сожалению, неотличимо от красивых, но пустых слов. Они похожи на правду, но являются лишь названиями состояний, озвученными понятиями, которые сами состояниями не являются! Можно сколько угодно болтать о медитации, но действительное её наличие доподлинно устанавливается либо по энцефалограмме (альфа-ритм при открытых глазах), либо по радикальному изменению жизненной «траектории».
Духовность никогда не проникнет в человека через слова, но только совместно с работой тела, души и мысли. Ницше озвучил свою трёхчастную формулу духовности: сверхчеловек, человек, последний человек. Он говорил, что цель духовного развития — стремление именно к сверхчеловеку, за что был поднят нацистами на щит, а большевиками предан анафеме. Он утверждал: лишь пытаясь выйти к сверхчеловеческому, можно стать человеком. Потенциал духовного роста держится на постоянном преодолении повседневности, формируемых ею негативных качеств и тенденций. Алиса в Зазеркалье говорила: «Даже для того, чтобы стоять на месте, нужно очень быстро бежать». Лев Толстой, рассуждая о нравственности, отмечал, что жизнь подобна быстрой реке, пытаясь сохранить моральность всегда нужно править выше — течение сносит.
Сверхчеловек — метафора трансцендентности. Слишком много тех, кто не может либо не хочет превозмочь свою животную природу, это «Люди, которые и знать не знают, что такое звезда, они только кивают и улыбаются, и подмигивают, повторяя: „Мы счастливы, мы счастливы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Сегодня психика среднестатистического жителя России весьма не уравновешенна и склонна к «самоповреждению в ходе функционирования» (235, С.27). Подлинное саморазвитие не нуждается в посредниках, всегда стремящихся к финансовому симбиозу с духовными «овцами», подобно лиане, вытягивающей из дерева столько соков, что ему становится не до роста — выжить бы.
Очень модным стало обретение духовности через обряд крещения, но ещё Ницше заметил, что у тех, кто формально крестился меньше шансов стать настоящим христианином, нежели у атеиста, ибо крещение должно быть итогом длительного развития, логичным для верующего в силу внутренней необходимости. В работе «Философствование с молотком» Ницше дал образ человека, ударяющего по статуям богов, что вызывает гулкий звук, ибо статуи свободны от содержания так же, как свободна от истинной веры душа того, кто становится христианином посредством религиозной атрибутики.
Историк Я.Кротов отмечает: «Фанатизм, страсть отмежёвываться и тыкать в еретиков пальцами сами по себе вроде бы не делают человека не православным по духу, по манере поведения — но всё-таки православные и таких субъектов считают своими. Это своеобразное перемирие, внутреннее согласие взрывается только в тех случаях, когда православие берёт себе на вооружение государственная власть» (GEO: №1, 2000, с.53). РПЦ предлагает русскому народу традиционную религию — православие, но имеет ли этот народ, включая священнослужителей в глубинке, основательные знания о христианстве, его происхождении, развитии, ересях и борьбе за существование?
Ницше утверждал: цивилизация — тонкая плёнка над океаном инстинктов, в любую минуту всё это может рухнуть, поскольку ни на чём не основано. Правоту философа подтвердили коммунизм и нацизм, но кто осмелится утверждать, что всеобщие моральные принципы впервые сформулированы христианством?
В Георгиевском монастыре, что под Севастополем, субъект в мятой рясе злобно кричал мне: — Немедленно убрать видеокамеру, не то — конфискую!
На недоуменный вопрос: — В чём дело, батюшка, тут ведь одни развалины? — прозвучало: — Да, и военная часть рядом! А я, как бывший офицер, не могу допустить видеосъёмку вблизи объекта! Было ясно, что «святой отец» вымогает деньги, одновременно срывая злость на случайном собеседнике, но что я мог сказать ему, сменившему уставной жест «есть» на крестное знамение?
Кант говорил: самое трудное — это движение в сознании, которое в корне отличается от ритуала, являющегося движением внешним, выполняющимся без малейшего волнения души.
Духовность и мораль — две стороны медали. Форма, в которой возникла философско-религиозная мысль, это философия личного спасения. Уже философы древности полагали, что мир, в котором мы родились случайно, устроен так, что от него приходится спасаться, проделывать какой-то специальный путь, чтобы выйти из бессмысленного круговорота повседневности.
Всегда считалось, что есть другой мир — справедливости, счастья, свободы, он где-то там, быть может, на небе.
«Что ни год — лихолетье, что ни враль, то Мессия! Плачет тысячелетие по России — Россия! Выкликает проклятия... А попробуй, спроси: — Да, была ль она, братие, эта Русь на Руси? Эта — с щедрыми нивами, эта — в пене сирени, где родятся счастливыми и отходят в смиреньи. Где как лебеди девицы, где под ласковым небом каждый с каждый поделится Божьим словом и хлебом... Листья падают с деревца в безмятежные воды, и звенят, как метелица, над землей хороводы. А за прялкой беседы на крыльце полосатом, старики-домоседы, знай, дымят самосадом. Осень в золото набрана, как икона в оклад... Значит, всё это наврано, лишь бы в рифму да в лад?!» (Александр Галич)
Многие религии обещают пребывание в раю после смерти — если ты праведно вёл себя на этой земле, не сомневался в вере, её представителях, и не выступал против власть предержащих. Но рай оставался мечтой, а люди всегда жаждали хотя бы немного пожить в царстве счастья. Быть может, этот совершенный, утраченный мир был раньше, а в сегодняшний мы угодили за грехи рода людского или собственную вину? И потом, после смерти, снова туда вернёмся? Недаром же в одной из раннехристианских ересей земная жизнь рассматривалась как пребывание в чистилище.
Особенно яростным стремлением к справедливости всегда отличалась Россия, где, как обычно «...Зима заплетает морозным узором стекла жалких построек срединного царства. Кто на трон вознесён, кто навеки увенчан позором, кто в посмертном пространстве бессчётные терпит мытарства». Даниил Андреев сказал о фанатике: «Духовной похотью томим...»
Быть может человеку свойственно проявлять лучшие качества (хотя для этого нет никаких видимых причин) лишь потому, что он выполняет долг перед высшей реальностью? Ведь сострадание, честность, совестливость, деликатность, доброта ничем не вызваны. Но, с другой стороны, мало на свете людей, которые никогда не делают алогичных поступков, именуемых добрыми, которые, правда, зачастую мешают, становясь источником неприятностей (добро наказуемо).
Человек пребывает одновременно в двух взаимоисключающих мирах, высшем — чьим законам мы иногда подчиняемся, проявляя духовность, и обычном, грубом и суетном: «Мир шуршит, как газета, пахнут кровью дешёвые роли, всё страшнее в кассете не проявленный ролик...» (Уильям Джей Смит).
В состояния души, характерные для мира высшего, мы попадаем случайно, неуправляемо, по закону перебоя сердца. Древнее философское определение звучит так: у атрибута субстанции нет второго момента. Греки выражались яснее: «Нельзя лечь спать на вчерашней добродетели». То, что ты сегодня, сейчас, совестлив, добр, сострадателен — отнюдь не гарантия того, что будешь таковым завтра. Ты добр только потому, что добр сейчас, ни вчера, ни завтра не имеют к этому отношения. Скорее всего, завтра, втянутый в беспощадную борьбу за денежные знаки, ты поднапряжёшься и сумеешь соответствовать зверским её законам, а значит, встанешь вне моральных ограничений: «Я хотел переделать их, а переделали меня. У меня нет совести, у меня есть только нервы» (фраза писателя из фильма Андрея Тарковского «Сталкер»).
Древнеиндийский фаталист Махакали Госала, современник и непримиримый оппонент Будды, утверждал: «Нет причин... для высокой нравственности существ: они становятся чистыми без причин и без повода...».
«Но что же тогда присуще мне, как феномену?» — вопрошал с тоской Веня Ерофеев, да и любой из нас после сорока лет жизни может сказать: «Как устал я от подмен и зол на российской сбивчивой тропе, от усобиц, казней, тюрьм, крамол, от безумных выкриков в толпе!» (Д.Андреев).
Видимо при сохранности определённой дозы иллюзий, без которых человек рано или поздно превращается в шлак мне, как феномену, присуще одновременно пребывать в двух мирах. Я не в силах создать «высшую» реальность, царство свободы и справедливости, зато постоянно нужно сохранять от распада душу (и тело) в условиях, когда зло рождается само по себе, а добро каждый раз надо делать заново.
Есть давние представления о высшем мире, которые сложились исторически, например, в отличие от нашего, он совершенен. Всегда вставала одна и та же неразрешимая проблема: для построения счастья на земле нужен был идеальный человек, но где его взять? Большевики знали всё: «Чекисты решили переделать природу, а заодно переделать и людей» («Страна победителей. Книга для школьников», 1935).
Они утверждали, что воплощение в жизнь лозунга «Свобода, равенство, братство», автоматически ведёт к счастью, на самом же деле девиз Великой французской революции был таким: «Свобода, равенство, братство или смерть». Когда партия успешно искоренила в стране общечеловеческую мораль, выяснилось, что вместо «или» приходится ставить тире или знак тождества, поскольку полное равенство есть только на кладбище.
Главная идея утопического социализма, зародившаяся в католических монашеских орденах — создание нового человека — аналогична цели алхимиков. Антагонизм между идеальным и материальным — не новость, алхимики сотни лет пытались создать гомункулуса, существо, в котором тело и дух не имели бы этого противоречия. Одной из первых попыток построения царства Божьего на земле была Мюнстеровская коммуна (1534), её дьявольскую кашу заварили анабаптисты во главе с Иоанном Лейденским.
Нацисты и большевики пытались вывести новую породу людей, которая составила бы ядро идеального государства, но поскольку алхимия и социализм были явлениями псевдокультурными, основанными исключительно на вере и желаниях без учёта законов реальности, то ничего не вышло. Культурные люди всегда понимали исключительно символический смысл различия между двумя мирами, «Царство Божие внутри вас есть», в устройстве обычной жизни оно нереально. Посвящая какую-то долю своей ежедневной активности идеальному, соблюдая во имя его как бы необязательные законы морали, каждый способен максимально приблизиться к человеку в себе и тем самым сделать гуманнее социум. Когда такая потенциальная возможность превращается в безусловную потребность, это и есть «второе рождение», ибо человек не идентичен существу, возникшему биологическим способом, личная реализация «дочеловечивания» (выражение Маслоу) это и есть работа духа.
Деятельность, содержащая в себе элементы духовного роста, избыточна, она не является необходимой в естественном составе бытия, без неё вполне можно обойтись, если жить как все либо следовать идеям. Избыточность — штука нелёгкая, сержанты спецназа США всегда заставляют новобранцев отжиматься лишний раз в честь воздушных десантников. В определённом смысле духовная работа это такое же систематическое лишнее «отжимание» во имя души. Многие всю жизнь не могут приступить к этому, но упрекать их нельзя, они стали людьми, насколько смогли, то, что хотелось — совсем другая история, недаром дон Хуан однажды произнёс, обращаясь к Кастанеде, странную фразу: — Ты думаешь, в этой толпе все люди?
Различие между двумя мирами — метафизическое, невозможно придать статус высшей реальности тому из них, в котором мы пребываем как телесные существа. Нельзя захотеть и ввести царство Божье указом или декретом. Эта высшая реальность, о которой идёт речь, физически нереальна, если мы иногда, по закону перебоя сердца, ощущаем её и ей подчиняемся, это вовсе не означает, что в аналогичном душевном состоянии находятся соседи по квартире, дому, городу, стране, планете. Всегда действовать по законам добра, красоты, совести, сострадания, одновременно пребывая в действительности, могут лишь единицы, их называют святыми. А мир остаётся таким, каким он и был, просто у святых есть свои причины и сила не повторять в своих поступках большинство, они не хотят соблюдать договорную реальность.
Тем же, кто всерьёз пытается строить бытие по законам высшего, долго не протянуть, поскольку «Мир убивает самых добрых, самых нежных и самых сильных без разбора, а если ты ни то, ни другое, ни третье, то знай, что и тебя убьют, только без особой спешки» (Э.Хемингуэй).
Высшая реальность — это символ подлинной жизни, которая с его помощью организуется к лучшему — насколько это возможно в текущих условиях. Редкие из людей достигают заметных удач на этом поприще, но пытаться должны всё. Я не имею в виду бессмысленное стремление к полному изживанию зла, оно неискоренимо, поскольку содержится в природе человека, стать идеальным — значит утратить тело, а это абсурд. Можно лишь попытаться изменить к лучшему пропорцию добра и зла в этом мире, но усилия эти следует, в первую очередь, приложить к себе.
Идеальный мир достоверен для людей искусства, они вообще могут пребывать в нём большую часть своей жизни, являющейся творческим процессом. Но и для них смешение идеального с реальностью гибельно, как это видно на примере Блока. Он упорно относился к жене, словно к Прекрасной Даме, чем сломал и её жизнь, и свою собственную.
Многое изменилось с той поры, когда рельсы резали тайгу на пути к голубым городам, когда «разбивались машины, семьи и черепа, а мы шли на вершины, наши гимны хрипя». В сознание людей, очнувшихся от наркоза утопии, начала проникать банальная истина: «...Мы так же с тобой одиноки, как каждый из нас одинок» (Ю. Карабчиевский).
Роль духовного пастыря пытается выполнять РПЦ, но не очень успешно, по данным Л. Гримака в России сегодня действует несколько сотен религиозных сект. Все эти проводники «лучшего и истинного» заранее требуют безоговорочного признания именно их веры — это первое. Второе: никогда и никто из них не зовёт присоединиться к успешному начинанию, все должны стать участниками очередного эксперимента, который наверняка «будет удачен». Третье: от каждого примкнувшего требуют полного отказа от предыдущего образа жизни и безоговорочной передачи себя и своей личной собственности в распоряжение секты. И четвёртое: стремление к «высшему» и предлагаемая модель бытия всегда отвергает окружающую реальность. Выхода из таких рассадников «духовности» нет, любой туда угодивший становится живым имуществом секты.
Шквал эзотерической литературы, рухнувший сегодня на Россию — дешёвая имитация духовности, за время социализма люди привыкли пользоваться препарированной и отфильтрованной информацией, слепая вера печатному слову — симптом интеллектуальной несостоятельности. «Пророки» и «учителя» безбожно лгут, но спрос рождает предложение. Из мерзости буден, требующей непрестанных усилий выживания, из распада межличностных отношений, разброда и одичания тянет к свету. И вам предлагают этот свет, а вы верите, поскольку привыкли верить, уже потом наступает ситуация «Что с ними делать, если они все терпят!?»
Мало кто помнит, что успех учителей, врачей и родителей состоит в том, что, получив необходимое, ученики больные или дети должны жить и развиваться дальше самостоятельно!
М. Мамардашвили считал, что с понятием высокой духовности следует обращаться весьма осторожно, ибо она может оказаться весьма низко расположенной. Он подчёркивал, что локализовать духовность нельзя. Людям всегда приятно оперировать высокими словами и понятиями, это большое искушение, кажется, что уже одно только это как-то возвышает. Но никакие понятия, в том числе и предельно высокие, не содержат в себе аналитически состояний мысли!
«...Я... враг всем пророкам, насилующим душу истинами. Наш путь лежит через вещество и через формы его. Те, кто зовут к духу, зовут назад, а не вперёд» (М.Волошин: «История моей души», с.202).
Откуда берётся мысль? Это вначале интерес к определённому предмету, потом сбор информации о нём и её переработка. Затем данные сводятся вместе, и какое-то время удерживаются в поле сознания с определённым ментальным напряжением. И только тогда может случиться мысль. Продуктивное мышление — тяжёлая работа, неотделимая от духовного развития, которое может быть во мне вместе с постижением значения понятий, в том числе и высоких. А факт одного только их переживания вовсе не делает душу возвышенной так же, как стигматы, возникающие на теле фанатика, не превращают его в Иисуса Христа.
Если человек пережил нечто, это вовсе не значит, что он это осознал, более того, переживание и понимание высокого, к сожалению, неотличимо от красивых, но пустых слов. Они похожи на правду, но являются лишь названиями состояний, озвученными понятиями, которые сами состояниями не являются! Можно сколько угодно болтать о медитации, но действительное её наличие доподлинно устанавливается либо по энцефалограмме (альфа-ритм при открытых глазах), либо по радикальному изменению жизненной «траектории».
Духовность никогда не проникнет в человека через слова, но только совместно с работой тела, души и мысли. Ницше озвучил свою трёхчастную формулу духовности: сверхчеловек, человек, последний человек. Он говорил, что цель духовного развития — стремление именно к сверхчеловеку, за что был поднят нацистами на щит, а большевиками предан анафеме. Он утверждал: лишь пытаясь выйти к сверхчеловеческому, можно стать человеком. Потенциал духовного роста держится на постоянном преодолении повседневности, формируемых ею негативных качеств и тенденций. Алиса в Зазеркалье говорила: «Даже для того, чтобы стоять на месте, нужно очень быстро бежать». Лев Толстой, рассуждая о нравственности, отмечал, что жизнь подобна быстрой реке, пытаясь сохранить моральность всегда нужно править выше — течение сносит.
Сверхчеловек — метафора трансцендентности. Слишком много тех, кто не может либо не хочет превозмочь свою животную природу, это «Люди, которые и знать не знают, что такое звезда, они только кивают и улыбаются, и подмигивают, повторяя: „Мы счастливы, мы счастливы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59