Я хочу знать мир, в котором живу. Ведь это же мой дом, и я просто обязана узнать, где и что находится. В школе мы учим разные правила, но когда они пригодятся, ещё неизвестно, а вот знания моего мира мне нужны уже и сегодня.
Сегодня, например, я прочитала о том, что бури и штормы уносят каждый день с нашей планеты в мировое пространство тысячи тонн пыли. Значит, Земля худеет и уменьшается на миллионы тонн в столетие. Но что же тогда останется от Земли через тысячу, через пять тысяч лет? Где же тогда будут жить люди? Ведь, в конце концов, планета наша станет не больше тыквы или же совсем распылится в мировом пространстве. Но, как выяснилось в конце статьи, ничего страшного с Землёй не случится. Дело в том, что и днём и ночью на планету сыплется космический дождь из метеоров и метеоритов и всяческой космической пыли, и поэтому вес Земли увеличивается ежедневно на 6000 тонн, или на два миллиона тонн в год.
Разве это не интересно? И разве найдёшь такое в учебниках?
Завтра предложу Нонке космическую задачку. Пусть подсчитает, на сколько процентов увеличивается ежегодно вес Земли, если известно, что весит она 50 000 000 000 000 000 000 000 000 граммов!
19 сентября
Ох, как не хочется рассказывать тайну Вали Павликовой, но и молчать о ней нельзя. Ведь если писать только об одном хорошем и только сладким сиропом, а не чернилами, будущий историк, пожалуй, подумает, что у нас люди только пели, танцевали и хохотали, погода была солнечная круглый год, что мы не знали, что такое дожди, морозы и туманы и что нам непонятны были огорчения, неприятности, что мы не плакали, не горевали, не царапались друг с другом.
Тайна Вали мне совсем не нравится, но уж если я решила писать обо всём, о хорошем и плохом, придётся записать и всю глупую историю Валиной тайны.
Я уже писала о том, что у неё что-то есть и что она хочет поделиться со мной какой-то тайной. И вот вчера она звонит по телефону и просит прийти к ней как можно скорее.
– А что случилось? – спросила я.
– Я должна открыть тебе одну небольшую тайну. Приходи как можно скорее. Больше я не могу переживать всё это в одиночку!
Я бросила всё и помчалась, теряя калоши, не зная даже, что и подумать о Валиной тайне.
– Уж не случилось ли у Павликовых какое несчастье? Может, Джульбарс пропал? А может, Лилька проглотила пуговицу?
Я мчалась с такой быстротой, что прохожие смотрели на меня с удивлением, думая, наверное: «Уж не покусала ли эту девочку бешеная собака?» Некоторые даже останавливались и смотрели мне вслед, а постовой милиционер бросился ко мне и спросил испуганно:
– Что-нибудь произошло?
– Да нет! – отмахнулась я. – Обыкновенный пробег! Эстафета!
И вдруг вижу: Валя сама бежит навстречу.
– Почему так долго? – закричала она, хватая меня за руку. – Пойдём скорее в парк! Покажу тебе сейчас кое-что.
Глаза у неё блестят, на лбу пот. Ноздри так и раздуваются. «Ну, – подумала я, – произошло какое-то несчастье!»
– Да что случилось? Валя, возьми себя в руки!
– Ах, ты ничего не знаешь! – простонала она и, увлекая меня за собою, помчалась так, словно за нами гнались львы, тигры, пауки и мокрицы.
Не успела я понять, куда это она меня тащит, как мы уже остановились около скамейки за новой эстрадой парка.
– Успокойся! Пожалуйста, успокойся! – сказала я, еле дыша.
Валя беспокойно осмотрелась по сторонам.
– Поклянись! – уставилась она на меня совсем круглыми глазами. – Дай слово, что никто и никогда не узнает о том, что я сейчас скажу тебе!
– Клянусь! – ударила я себя кулаком в грудь. – Здесь всё будет погребено, как в могиле! (Так всегда клянутся в романах.)
– Слушай! – прошептала Валя, поглядывая взволнованно по сторонам. – Понимаешь? – Она перевела дух. – В меня кто-то влюбился!
Я чуть не захохотала.
Правда, в шестом классе есть такие мальчишки, которые посылают девочкам разные записки, но ведь все же знают, что эти глупые записки пишут просто так, для смеха. Ну и не таким девочкам, как Валя, потому что Валя ходит всегда с открытым ртом, а нос у неё так густо посыпан веснушками, словно они посеяны специально для того, чтобы её не перепутали с другой Валей.
– Глупости! – сказала я. – В тебя никто не влюбится!
Валя обиделась.
– Почему ты думаешь? – спросила она странным голосом.
Ну, что я могла ответить?
– А зачем тебе всё это нужно? – спросила я.
Валя смутилась.
– Мне совсем ничего не нужно! Но разве я виновата, что в меня влюбляются? – Она снова посмотрела по сторонам и, вздохнув, протянула руку. На раскрытой ладони лежала помятая бумажка, закапанная чернильными кляксами. – Я получила записку! Читай! Только чтобы никому ни слова!
Я развернула скомканную бумажку и прочитала с трудом:
«Я в тебе влюбленый. До свиданья».
– Ну? Что ты скажешь? – задышала мне в лицо Валя.
– Что скажу? – растерялась я. – Скажу, что слово «влюблённый» надо писать с двумя «н». И не «в тебе», а «в тебя» надо писать! Скажу, что это просто чепуха с двумя грамматическими ошибками.
Валя покраснела.
– Не придирайся, пожалуйста. Когда человек влюблён, какая уж тут грамматика! Он же волнуется. Он знаешь как переживает?… Недавно я видела по телевидению, как мучаются влюбленные… Один с моста в холодную воду прыгнул, чтобы доказать любовь, а ты говоришь – грамматика… Не раздеваясь, прыгнул.
– Но кто он? Кто? Ты знаешь?
Валя пожала плечами.
– Не представляю! – Она вздохнула и засопела носом, словно собиралась зареветь. – Но всё-таки ужасно жалко. Мучается же человек, понимаешь? И вдруг куда-нибудь прыгнет, а я потом виновата буду… Представляешь?
Я стала внимательно рассматривать записку, стараясь припомнить: чей же это почерк? Вот, например, букву «д» так пишет только Нина Елагина – девочка из детдома. И буква «я» тоже удивительно похожа на елагинскую.
– Слушай, это же писала Нина Елагина! Честное пионерское, она! Определённо, Нинка! Держу пари!
– Ещё новости! – фыркнула Валя. Она посмотрела так, как будто даже обиделась на меня.
– Тогда, – сказала я для смеха, – тогда не иначе, как Вовка Волнухин в тебя влюбился.
Глаза у Вали заблестели. На лице появилась довольная улыбка, но она повела плечом и сказала небрежно:
– Очень-то мне нужен он!
Но я видела, что моё предположение заинтересовало её; и, чтобы разыграть её, я стала уверять, что Вовка всё время посматривает на неё как-то особенно.
– Подумаешь, – презрительно скривила губы Валя. – Такой противный! – И, взглянув на меня исподлобья, спросила равнодушно: – А как он смотрит? Ты не заметила?
– Вот так! – вытаращила я глаза и тут, не выдержав, расхохоталась, потому что, как только я стала смотреть на неё вытаращенными глазами, она сразу же принялась изображать красавицу из заграничного фильма.
– Что ты ржёшь? – обиделась Валя.
– Да, что ты ржёшь, мой конь ретивый? – засмеялась я. – А конь и говорит: «А что прикажете делать? Плакать? Не умею!» Дурочка ты, дурочка! Тебя разыгрывают девчонки, а ты всерьёз принимаешь. Просто это для смеха написала Елагина.
Валя посмотрела злыми глазами:
– Заладила: Нинка, Нинка! А если хочешь знать, – я с Нинкой в ссоре, и уж мне-то она ни за что не станет писать. Ну, зачем ей писать такие записки? Скажи, зачем?
– Вот и я думаю: зачем? Но знаешь что, – я сегодня же проверю. Посмотрю её тетрадь по русскому… Вместе посмотрим! Ты увидишь, что букву «д» и букву «я» пишет так только она одна в классе.
– Да? – усмехнулась Валя. – А чьим почерком вот это написано? – И протянула пачку смятых записок, которую вытащила из кармана пальто.
– Ого! Что это?
– Читай!
Я прочитала восемь других записок. Написанные разными почерками, все они повторяли одну и ту же глупость. Хотя и по-разному. Еле сдерживаясь от смеха, я прочитала вслух самую глупую записку:
«Мы должны обязательно пожениться. Я совсем помираю от любви. Как ты на это смотришь?»
– Да, – спросила я, – в самом деле, как же ты на это смотришь? Тебе уже тринадцать лет. Ему, конечно, не больше. Вот вы и будете вместе просить у родителей деньги на кино и на каток. Просто замечательно.
– Глупости! – пробормотала Валя. Она прикусила губу, поправила шляпку и сказала устало: – Вообще-то в некоторых странах даже ещё раньше выходят замуж. В Индии, например. В Корее. В Японии. Я читала об этом в журнале «В защиту мира». Но ты думаешь, я собираюсь выходить замуж? Во-первых, это глупости! А во-вторых, папа ни за что не разрешит. Просто мне интересно узнать, кто это сходит с ума и чем это всё может кончиться? Вот что для меня интересно. Понимаешь?
– Поркой! – захохотала я. – Поркой кончится! Вот как узнает твой папа, он и тебя выпорет и того, кто пишет. Нет, нет! Не того! А тех, кто пишет! Неужели ты не видишь, что все записки написаны разными почерками?
Мы сели на скамейку и стали рассматривать внимательно каждую записку. Вдруг я сделала неожиданное открытие.
– Слушай! – закричала я от радости. – Да эти же записки написали ребята детдома. Посмотри внимательно на бумагу! Все на одной бумаге! На одинаковой! И на какой? Видишь? У кого в классе такие тетрадки – с фиолетовыми линейками? У ребят из детдома, да?
– Да! – растерянно кивнула Валя.
– А если да, тогда они и разыграли тебя.
– Но почему? – замигала ресницами Валя.
– Вот и я хотела бы это знать! Да! Почему?
– И за что? – развела руками Валя. – Что я им сделала?
– Ты ни с кем из них не поругалась?
– Н-нет! – неуверенно ответила Валя.
– Вспомни! Попробуй вспомнить!
Если Валя задела кого-нибудь из детдомовских ребят, тогда для меня всё ясно. Они же горою стоят друг за друга. И в этом нет ничего удивительного. У многих из них нет ни отцов, ни матерей, ни дедушек, ни бабушек. Они круглые сироты. Никто за них не вступится, не пожалеет, не приласкает. Ну, вот они и живут, как сечевики в Запорожской Сечи. Все за одного, один за всех. У них, конечно, есть воспитатели, есть шефы, которые устраивают им ёлку, возят на дачи, отмечают именины каждого подарками, заботятся о карманных деньгах, а билеты в кино, в театры и в цирк они получают гораздо чаще, чем мы, дети, имеющие родителей. Живут они, конечно, ничуть не хуже нас, только без семьи. Ну, вот они и организовались в свою собственную, детдомовскую семью, да такую дружную, что им даже позавидовать можно. Сёстры и братья не живут так по-родному, как они.
И когда я увидела, что записки написаны на тетрадях детдомовских ребят, мне всё стало понятным. Я вспомнила, как Валя однажды поругалась с детдомовскими ребятами из-за книги. Они увидели у неё очень интересную книгу и попросили почитать. Валя сказала им, что книга эта не её, а чужая, и просила обращаться с ней осторожно. А как ни обращайся с книгой осторожно, всё равно она портится. Тем более, что книга понравилась и её вернули Вале только после того, как прочитали все триста человек. Конечно, вместо книги Валя получила что-то вроде толстой лепёшки. Валя даже заплакала при виде книги. Вернуть её в таком виде было просто стыдно. И тогда, чтобы не краснеть за порчу, она вынуждена была купить такую же книгу в магазине, истратить на покупку деньги, которые даёт ей папа на кино.
Валя после этого категорически отказалась давать книги детдомовским ребятам, а когда они видят у неё какую-нибудь интересную книгу и просят почитать, она говорит:
– Рано вам ещё читать такие книги! Это про любовь. Подрастите сначала!
– По-моему, – сказала я, – детдомовцы решили разыграть тебя. Ты всё время говоришь, что им рано читать твои книги, и они, может, в самом деле думают, что ты про любовь читаешь. Я уверена, они ещё не так разыграют тебя. Думаю, они ещё и свиданье назначат тебе письмом. А когда ты придёшь, они намажут тебе нос чернилами. Для смеха! И кому тогда что скажешь? Папе? Учителю? Пионерскому отряду? Они же скажут: «Мы её хотели отучить от глупостей!»
– Уже! – вздохнула Валя.
– Что уже?
– Уже прислали! – сказала она и, выудив из кармана конвертик с наклеенными на него цветочками, тяжело вздохнула. – Просят прийти к фонтану к шести часам. В парк Победы! Но не в наш парк, а в приморский парк Победы! К фонтану!
– Поедешь?
– Я? С ума сойти! Туда же два часа надо ехать! Да теперь, если бы и в наш парк назначили, – не пошла бы!
– Ну и правильно!
13 февраля 1959 года
Ровно год назад я начала писать свои записки. Думала, напишу интересную книгу, а получилось у меня полное собрание глупостей. Но теперь это меня уже не огорчает.
Дядя Вася говорит:
– Великие дела, как и высокие горы, лучше видны издалека. С расстояния!
Ну, конечно, он шутит! Ничего великого я не сделала, однако чувствую, что, заставляя себя каждый день записывать свои переживания, я научилась следить за собою, лучше поняла себя, стала верить в свои силы, в свой характер.
Осенью папа сказал:
– Если будешь работать по-настоящему, получишь от меня часы.
Вообще-то папа так и так подарил бы мне часики. Он даже советовался с мамой, спрашивал, какие часы лучше купить мне. Но всё-таки гораздо интереснее заработать их своим трудом. Ведь ученье – это тот же труд, как говорит Брамапутра. И мы все согласны с ним. Только за свой труд мы получаем не деньги, а книги, путёвки, отметки, грамоты и аттестаты.
Я честно потрудилась, и вот на левой руке у меня чудесные золотые часики, и теперь я показываю ребятам на пальцах, сколько минут осталось до конца урока.
Правда, часы не настоящие золотые, а только анодированные, но об этом никто в классе не знает. А когда меня спрашивают, я только плечами пожимаю:
– Какая разница? Не всё ли равно, какие они! Ходят хорошо, а это самое главное.
В нашем классе часы имеют теперь, кроме меня, Лийка Бегичева, Света Дерябина и Славка. У них тоже не плохие часики, но мои мне нравятся больше всего. И не потому, что похожи на золотые, а потому, что это премия за мою силу воли. Захотела учиться на отлично – и пожалуйста! Да, свои часы я не сменяла бы на бриллиантовые даже. Когда мне кажется что-нибудь трудным, я смотрю на них и говорю сама себе: «А часики, думаешь, легко было получить? Но получила же!»
Сейчас передо мною стоит другая трудность: перевоспитание Марго. Это задача нелёгкая. И всё-таки – я уже твёрдо решила, что своего добьюсь, Марго перевоспитаю, и все ребята увидят, что я выполняю поручения серьёзно. Марго уже привыкает ко мне. Иногда разговаривает со мною и три раза списывала у меня. Только вот с ней трудно говорить о богах. Я прочитала очень много антирелигиозных книг и могла бы рассказать ей кое-что интересное, но она такая упрямая, такая противная, что с ней не так-то просто говорить о богах. Как только я начинаю такой разговор, она затыкает пальцами уши и, вытаращив глаза, бормочет испуганно:
– Свят, свят, свят! Сгинь, пропади! Сгинь, пропади!
Сегодня Пыжик пришёл к нам на парту, сел рядом с нами и стал расспрашивать Марго об учёбе. Он спрашивал, кто помогает ей учиться и не мешают ли ей дома готовить уроки? На все вопросы Пыжика Марго отвечала фырканьем да пожимала плечами, а когда Пыжик отошёл от нас, она засопела:
– Чего он прилез к нам?
Я подумала: «Наверное, Пыжику поручили подтянуть Марго, и он, как пионер, теперь будет заниматься с Марго». Но вслух сказала:
– Как? Ты ничего не знаешь? Но весь класс знает, что он влюблён в тебя!
Марго захныкала, сказала, что она пожалуется на меня, потом замолчала и так сидела молча до конца уроков, о чём-то всё время думая и вздыхая, а на другой день пришла с таким бантом на голове, что мне показалось, будто на её голову села гигантская белая бабочка. С этого дня она перестала сторониться ребят и начала играть со всеми во время перемен и в классе, перед началом уроков.
Почему я соврала про Пыжика?
А потому, что он ко всем девочкам относится хорошо. Для него все равны: и мальчишки и девочки. И, кроме того, он уже два раза вступался за Марго, когда Славка толкал Марго и смеялся над ней во время физкультуры. Но разве она виновата, что у неё не получаются некоторые упражнения?
Вообще-то все разговоры о любви – ерунда на постном масле. Девчонкам просто интересно, чтобы с ними дружили мальчики. Как в кино! А мальчишки просто притворяются взрослыми. Они и записки пишут для того только, чтобы задаваться.
В первом классе мы все играли в классы, в прятки, в пятнашки, позже собирали спичечные коробки, марки, потом – открытки артистов. В прошлом году у всех было увлечение «секретами». А в шестом классе играют в любовь.
Ну, я-то уж ни в кого не собираюсь влюбляться и не позволю никому в себя влюбиться. Да и зачем всё это? Вот Том Сойер влюбился в Бекки и принёс ей дохлую крысу. Но ничего хорошего из этого не получилось. Бекки визжала, как кошка, от страха, а Тома чуть не выпороли.
21 февраля
Марго невозможна. Сегодня она уверяла меня, будто бы у них в деревне есть настоящая колдунья, которая сглазила её, когда она родилась, и что теперь из-за этой колдуньи она и учится хуже всех и болеет сердцем.
Какой вздор! И как можно верить в такую чепуху? И для того ли дана человеку жизнь, чтобы он тратил её на такие пустяки, как болтовня о колдуньях!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Сегодня, например, я прочитала о том, что бури и штормы уносят каждый день с нашей планеты в мировое пространство тысячи тонн пыли. Значит, Земля худеет и уменьшается на миллионы тонн в столетие. Но что же тогда останется от Земли через тысячу, через пять тысяч лет? Где же тогда будут жить люди? Ведь, в конце концов, планета наша станет не больше тыквы или же совсем распылится в мировом пространстве. Но, как выяснилось в конце статьи, ничего страшного с Землёй не случится. Дело в том, что и днём и ночью на планету сыплется космический дождь из метеоров и метеоритов и всяческой космической пыли, и поэтому вес Земли увеличивается ежедневно на 6000 тонн, или на два миллиона тонн в год.
Разве это не интересно? И разве найдёшь такое в учебниках?
Завтра предложу Нонке космическую задачку. Пусть подсчитает, на сколько процентов увеличивается ежегодно вес Земли, если известно, что весит она 50 000 000 000 000 000 000 000 000 граммов!
19 сентября
Ох, как не хочется рассказывать тайну Вали Павликовой, но и молчать о ней нельзя. Ведь если писать только об одном хорошем и только сладким сиропом, а не чернилами, будущий историк, пожалуй, подумает, что у нас люди только пели, танцевали и хохотали, погода была солнечная круглый год, что мы не знали, что такое дожди, морозы и туманы и что нам непонятны были огорчения, неприятности, что мы не плакали, не горевали, не царапались друг с другом.
Тайна Вали мне совсем не нравится, но уж если я решила писать обо всём, о хорошем и плохом, придётся записать и всю глупую историю Валиной тайны.
Я уже писала о том, что у неё что-то есть и что она хочет поделиться со мной какой-то тайной. И вот вчера она звонит по телефону и просит прийти к ней как можно скорее.
– А что случилось? – спросила я.
– Я должна открыть тебе одну небольшую тайну. Приходи как можно скорее. Больше я не могу переживать всё это в одиночку!
Я бросила всё и помчалась, теряя калоши, не зная даже, что и подумать о Валиной тайне.
– Уж не случилось ли у Павликовых какое несчастье? Может, Джульбарс пропал? А может, Лилька проглотила пуговицу?
Я мчалась с такой быстротой, что прохожие смотрели на меня с удивлением, думая, наверное: «Уж не покусала ли эту девочку бешеная собака?» Некоторые даже останавливались и смотрели мне вслед, а постовой милиционер бросился ко мне и спросил испуганно:
– Что-нибудь произошло?
– Да нет! – отмахнулась я. – Обыкновенный пробег! Эстафета!
И вдруг вижу: Валя сама бежит навстречу.
– Почему так долго? – закричала она, хватая меня за руку. – Пойдём скорее в парк! Покажу тебе сейчас кое-что.
Глаза у неё блестят, на лбу пот. Ноздри так и раздуваются. «Ну, – подумала я, – произошло какое-то несчастье!»
– Да что случилось? Валя, возьми себя в руки!
– Ах, ты ничего не знаешь! – простонала она и, увлекая меня за собою, помчалась так, словно за нами гнались львы, тигры, пауки и мокрицы.
Не успела я понять, куда это она меня тащит, как мы уже остановились около скамейки за новой эстрадой парка.
– Успокойся! Пожалуйста, успокойся! – сказала я, еле дыша.
Валя беспокойно осмотрелась по сторонам.
– Поклянись! – уставилась она на меня совсем круглыми глазами. – Дай слово, что никто и никогда не узнает о том, что я сейчас скажу тебе!
– Клянусь! – ударила я себя кулаком в грудь. – Здесь всё будет погребено, как в могиле! (Так всегда клянутся в романах.)
– Слушай! – прошептала Валя, поглядывая взволнованно по сторонам. – Понимаешь? – Она перевела дух. – В меня кто-то влюбился!
Я чуть не захохотала.
Правда, в шестом классе есть такие мальчишки, которые посылают девочкам разные записки, но ведь все же знают, что эти глупые записки пишут просто так, для смеха. Ну и не таким девочкам, как Валя, потому что Валя ходит всегда с открытым ртом, а нос у неё так густо посыпан веснушками, словно они посеяны специально для того, чтобы её не перепутали с другой Валей.
– Глупости! – сказала я. – В тебя никто не влюбится!
Валя обиделась.
– Почему ты думаешь? – спросила она странным голосом.
Ну, что я могла ответить?
– А зачем тебе всё это нужно? – спросила я.
Валя смутилась.
– Мне совсем ничего не нужно! Но разве я виновата, что в меня влюбляются? – Она снова посмотрела по сторонам и, вздохнув, протянула руку. На раскрытой ладони лежала помятая бумажка, закапанная чернильными кляксами. – Я получила записку! Читай! Только чтобы никому ни слова!
Я развернула скомканную бумажку и прочитала с трудом:
«Я в тебе влюбленый. До свиданья».
– Ну? Что ты скажешь? – задышала мне в лицо Валя.
– Что скажу? – растерялась я. – Скажу, что слово «влюблённый» надо писать с двумя «н». И не «в тебе», а «в тебя» надо писать! Скажу, что это просто чепуха с двумя грамматическими ошибками.
Валя покраснела.
– Не придирайся, пожалуйста. Когда человек влюблён, какая уж тут грамматика! Он же волнуется. Он знаешь как переживает?… Недавно я видела по телевидению, как мучаются влюбленные… Один с моста в холодную воду прыгнул, чтобы доказать любовь, а ты говоришь – грамматика… Не раздеваясь, прыгнул.
– Но кто он? Кто? Ты знаешь?
Валя пожала плечами.
– Не представляю! – Она вздохнула и засопела носом, словно собиралась зареветь. – Но всё-таки ужасно жалко. Мучается же человек, понимаешь? И вдруг куда-нибудь прыгнет, а я потом виновата буду… Представляешь?
Я стала внимательно рассматривать записку, стараясь припомнить: чей же это почерк? Вот, например, букву «д» так пишет только Нина Елагина – девочка из детдома. И буква «я» тоже удивительно похожа на елагинскую.
– Слушай, это же писала Нина Елагина! Честное пионерское, она! Определённо, Нинка! Держу пари!
– Ещё новости! – фыркнула Валя. Она посмотрела так, как будто даже обиделась на меня.
– Тогда, – сказала я для смеха, – тогда не иначе, как Вовка Волнухин в тебя влюбился.
Глаза у Вали заблестели. На лице появилась довольная улыбка, но она повела плечом и сказала небрежно:
– Очень-то мне нужен он!
Но я видела, что моё предположение заинтересовало её; и, чтобы разыграть её, я стала уверять, что Вовка всё время посматривает на неё как-то особенно.
– Подумаешь, – презрительно скривила губы Валя. – Такой противный! – И, взглянув на меня исподлобья, спросила равнодушно: – А как он смотрит? Ты не заметила?
– Вот так! – вытаращила я глаза и тут, не выдержав, расхохоталась, потому что, как только я стала смотреть на неё вытаращенными глазами, она сразу же принялась изображать красавицу из заграничного фильма.
– Что ты ржёшь? – обиделась Валя.
– Да, что ты ржёшь, мой конь ретивый? – засмеялась я. – А конь и говорит: «А что прикажете делать? Плакать? Не умею!» Дурочка ты, дурочка! Тебя разыгрывают девчонки, а ты всерьёз принимаешь. Просто это для смеха написала Елагина.
Валя посмотрела злыми глазами:
– Заладила: Нинка, Нинка! А если хочешь знать, – я с Нинкой в ссоре, и уж мне-то она ни за что не станет писать. Ну, зачем ей писать такие записки? Скажи, зачем?
– Вот и я думаю: зачем? Но знаешь что, – я сегодня же проверю. Посмотрю её тетрадь по русскому… Вместе посмотрим! Ты увидишь, что букву «д» и букву «я» пишет так только она одна в классе.
– Да? – усмехнулась Валя. – А чьим почерком вот это написано? – И протянула пачку смятых записок, которую вытащила из кармана пальто.
– Ого! Что это?
– Читай!
Я прочитала восемь других записок. Написанные разными почерками, все они повторяли одну и ту же глупость. Хотя и по-разному. Еле сдерживаясь от смеха, я прочитала вслух самую глупую записку:
«Мы должны обязательно пожениться. Я совсем помираю от любви. Как ты на это смотришь?»
– Да, – спросила я, – в самом деле, как же ты на это смотришь? Тебе уже тринадцать лет. Ему, конечно, не больше. Вот вы и будете вместе просить у родителей деньги на кино и на каток. Просто замечательно.
– Глупости! – пробормотала Валя. Она прикусила губу, поправила шляпку и сказала устало: – Вообще-то в некоторых странах даже ещё раньше выходят замуж. В Индии, например. В Корее. В Японии. Я читала об этом в журнале «В защиту мира». Но ты думаешь, я собираюсь выходить замуж? Во-первых, это глупости! А во-вторых, папа ни за что не разрешит. Просто мне интересно узнать, кто это сходит с ума и чем это всё может кончиться? Вот что для меня интересно. Понимаешь?
– Поркой! – захохотала я. – Поркой кончится! Вот как узнает твой папа, он и тебя выпорет и того, кто пишет. Нет, нет! Не того! А тех, кто пишет! Неужели ты не видишь, что все записки написаны разными почерками?
Мы сели на скамейку и стали рассматривать внимательно каждую записку. Вдруг я сделала неожиданное открытие.
– Слушай! – закричала я от радости. – Да эти же записки написали ребята детдома. Посмотри внимательно на бумагу! Все на одной бумаге! На одинаковой! И на какой? Видишь? У кого в классе такие тетрадки – с фиолетовыми линейками? У ребят из детдома, да?
– Да! – растерянно кивнула Валя.
– А если да, тогда они и разыграли тебя.
– Но почему? – замигала ресницами Валя.
– Вот и я хотела бы это знать! Да! Почему?
– И за что? – развела руками Валя. – Что я им сделала?
– Ты ни с кем из них не поругалась?
– Н-нет! – неуверенно ответила Валя.
– Вспомни! Попробуй вспомнить!
Если Валя задела кого-нибудь из детдомовских ребят, тогда для меня всё ясно. Они же горою стоят друг за друга. И в этом нет ничего удивительного. У многих из них нет ни отцов, ни матерей, ни дедушек, ни бабушек. Они круглые сироты. Никто за них не вступится, не пожалеет, не приласкает. Ну, вот они и живут, как сечевики в Запорожской Сечи. Все за одного, один за всех. У них, конечно, есть воспитатели, есть шефы, которые устраивают им ёлку, возят на дачи, отмечают именины каждого подарками, заботятся о карманных деньгах, а билеты в кино, в театры и в цирк они получают гораздо чаще, чем мы, дети, имеющие родителей. Живут они, конечно, ничуть не хуже нас, только без семьи. Ну, вот они и организовались в свою собственную, детдомовскую семью, да такую дружную, что им даже позавидовать можно. Сёстры и братья не живут так по-родному, как они.
И когда я увидела, что записки написаны на тетрадях детдомовских ребят, мне всё стало понятным. Я вспомнила, как Валя однажды поругалась с детдомовскими ребятами из-за книги. Они увидели у неё очень интересную книгу и попросили почитать. Валя сказала им, что книга эта не её, а чужая, и просила обращаться с ней осторожно. А как ни обращайся с книгой осторожно, всё равно она портится. Тем более, что книга понравилась и её вернули Вале только после того, как прочитали все триста человек. Конечно, вместо книги Валя получила что-то вроде толстой лепёшки. Валя даже заплакала при виде книги. Вернуть её в таком виде было просто стыдно. И тогда, чтобы не краснеть за порчу, она вынуждена была купить такую же книгу в магазине, истратить на покупку деньги, которые даёт ей папа на кино.
Валя после этого категорически отказалась давать книги детдомовским ребятам, а когда они видят у неё какую-нибудь интересную книгу и просят почитать, она говорит:
– Рано вам ещё читать такие книги! Это про любовь. Подрастите сначала!
– По-моему, – сказала я, – детдомовцы решили разыграть тебя. Ты всё время говоришь, что им рано читать твои книги, и они, может, в самом деле думают, что ты про любовь читаешь. Я уверена, они ещё не так разыграют тебя. Думаю, они ещё и свиданье назначат тебе письмом. А когда ты придёшь, они намажут тебе нос чернилами. Для смеха! И кому тогда что скажешь? Папе? Учителю? Пионерскому отряду? Они же скажут: «Мы её хотели отучить от глупостей!»
– Уже! – вздохнула Валя.
– Что уже?
– Уже прислали! – сказала она и, выудив из кармана конвертик с наклеенными на него цветочками, тяжело вздохнула. – Просят прийти к фонтану к шести часам. В парк Победы! Но не в наш парк, а в приморский парк Победы! К фонтану!
– Поедешь?
– Я? С ума сойти! Туда же два часа надо ехать! Да теперь, если бы и в наш парк назначили, – не пошла бы!
– Ну и правильно!
13 февраля 1959 года
Ровно год назад я начала писать свои записки. Думала, напишу интересную книгу, а получилось у меня полное собрание глупостей. Но теперь это меня уже не огорчает.
Дядя Вася говорит:
– Великие дела, как и высокие горы, лучше видны издалека. С расстояния!
Ну, конечно, он шутит! Ничего великого я не сделала, однако чувствую, что, заставляя себя каждый день записывать свои переживания, я научилась следить за собою, лучше поняла себя, стала верить в свои силы, в свой характер.
Осенью папа сказал:
– Если будешь работать по-настоящему, получишь от меня часы.
Вообще-то папа так и так подарил бы мне часики. Он даже советовался с мамой, спрашивал, какие часы лучше купить мне. Но всё-таки гораздо интереснее заработать их своим трудом. Ведь ученье – это тот же труд, как говорит Брамапутра. И мы все согласны с ним. Только за свой труд мы получаем не деньги, а книги, путёвки, отметки, грамоты и аттестаты.
Я честно потрудилась, и вот на левой руке у меня чудесные золотые часики, и теперь я показываю ребятам на пальцах, сколько минут осталось до конца урока.
Правда, часы не настоящие золотые, а только анодированные, но об этом никто в классе не знает. А когда меня спрашивают, я только плечами пожимаю:
– Какая разница? Не всё ли равно, какие они! Ходят хорошо, а это самое главное.
В нашем классе часы имеют теперь, кроме меня, Лийка Бегичева, Света Дерябина и Славка. У них тоже не плохие часики, но мои мне нравятся больше всего. И не потому, что похожи на золотые, а потому, что это премия за мою силу воли. Захотела учиться на отлично – и пожалуйста! Да, свои часы я не сменяла бы на бриллиантовые даже. Когда мне кажется что-нибудь трудным, я смотрю на них и говорю сама себе: «А часики, думаешь, легко было получить? Но получила же!»
Сейчас передо мною стоит другая трудность: перевоспитание Марго. Это задача нелёгкая. И всё-таки – я уже твёрдо решила, что своего добьюсь, Марго перевоспитаю, и все ребята увидят, что я выполняю поручения серьёзно. Марго уже привыкает ко мне. Иногда разговаривает со мною и три раза списывала у меня. Только вот с ней трудно говорить о богах. Я прочитала очень много антирелигиозных книг и могла бы рассказать ей кое-что интересное, но она такая упрямая, такая противная, что с ней не так-то просто говорить о богах. Как только я начинаю такой разговор, она затыкает пальцами уши и, вытаращив глаза, бормочет испуганно:
– Свят, свят, свят! Сгинь, пропади! Сгинь, пропади!
Сегодня Пыжик пришёл к нам на парту, сел рядом с нами и стал расспрашивать Марго об учёбе. Он спрашивал, кто помогает ей учиться и не мешают ли ей дома готовить уроки? На все вопросы Пыжика Марго отвечала фырканьем да пожимала плечами, а когда Пыжик отошёл от нас, она засопела:
– Чего он прилез к нам?
Я подумала: «Наверное, Пыжику поручили подтянуть Марго, и он, как пионер, теперь будет заниматься с Марго». Но вслух сказала:
– Как? Ты ничего не знаешь? Но весь класс знает, что он влюблён в тебя!
Марго захныкала, сказала, что она пожалуется на меня, потом замолчала и так сидела молча до конца уроков, о чём-то всё время думая и вздыхая, а на другой день пришла с таким бантом на голове, что мне показалось, будто на её голову села гигантская белая бабочка. С этого дня она перестала сторониться ребят и начала играть со всеми во время перемен и в классе, перед началом уроков.
Почему я соврала про Пыжика?
А потому, что он ко всем девочкам относится хорошо. Для него все равны: и мальчишки и девочки. И, кроме того, он уже два раза вступался за Марго, когда Славка толкал Марго и смеялся над ней во время физкультуры. Но разве она виновата, что у неё не получаются некоторые упражнения?
Вообще-то все разговоры о любви – ерунда на постном масле. Девчонкам просто интересно, чтобы с ними дружили мальчики. Как в кино! А мальчишки просто притворяются взрослыми. Они и записки пишут для того только, чтобы задаваться.
В первом классе мы все играли в классы, в прятки, в пятнашки, позже собирали спичечные коробки, марки, потом – открытки артистов. В прошлом году у всех было увлечение «секретами». А в шестом классе играют в любовь.
Ну, я-то уж ни в кого не собираюсь влюбляться и не позволю никому в себя влюбиться. Да и зачем всё это? Вот Том Сойер влюбился в Бекки и принёс ей дохлую крысу. Но ничего хорошего из этого не получилось. Бекки визжала, как кошка, от страха, а Тома чуть не выпороли.
21 февраля
Марго невозможна. Сегодня она уверяла меня, будто бы у них в деревне есть настоящая колдунья, которая сглазила её, когда она родилась, и что теперь из-за этой колдуньи она и учится хуже всех и болеет сердцем.
Какой вздор! И как можно верить в такую чепуху? И для того ли дана человеку жизнь, чтобы он тратил её на такие пустяки, как болтовня о колдуньях!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30