И уже когда он хотел выйти, настигла его с ручкой и клочком фотобумаги.— Запиши свой телефон! Мой у тебя же на фотке. Если чего узнаю про красотку — позвоню.— Тоже верно, — согласился Андрей и быстро нацарапал на полоске бумаги домашний телефон. И приписал внизу имя.— Андрей! — восторженно прошептала Валя. — Ой, до чего мне нравится это имя! Балдею! Представляешь? От одного имени балдею!— У тебя тоже имя ничего, — улыбнулся Андрей.— Нравится?!— Балдею!— Жди! Позвоню! Сдохнуть мне на этом месте, позвоню! — и, озорно подмигнув чуть ли не половиной лица, девушка скрылась за черной занавеской. * * * Направляясь в морг, Пафнутьев и так, и этак прикидывал события, происшедшие в последние несколько дней. Он оказался втянутым в них так быстро и необратимо, что не успел даже спохватиться, оглянуться по сторонам.Убийство в кабинете начальника милиции... Такого действительно еще не было. Какую нужно иметь ярость в душе, злобу, ненависть, чтобы, не заботясь о собственной судьбе, заколоть человека, который наверняка втрое крупнее старика, втрое моложе. Эти удары за спину, наискосок, чуть вверх оказались столь убийственно точными, что громадный, полный сил детина рухнул на пол и умер в течение нескольких минут. Да, конечно, штык был довольно длинным, и хотя сантиметров десять пришлось на рукоять, все равно в нем оставалось не менее тридцати сантиметров. А если учесть ту остроту, до которой он был доведен, то от Чувьюрова много сил и не требовалось. В рыхловатое тело Оськина штык входил почти без сопротивления.Но и это не все, далеко не все... Дело идет к тому, что первого парня тоже заколол старик. Что могло его заставить? Жил себе и жил, кефир хлебал, но праздникам плавники тараньки сосал, орденами любовался... Вот и все. Больше ничего по результатам обыска о старике сказать было невозможно.Теперь эта кошмарная находка в холодильнике... Может, он людоед?Но где остальные части тела?Съел?А почему пальцы свернуты в кукиш? Это что, такие забавы нынче пошли?Может, он и первого парня заколол, чтобы обеспечить себе пропитание на весну, а учитывая, что тот оказался при теле, да с жирком, старику на все лето его хватило бы при скромном расходовании...Если все это так, то тогда понятно, почему он заколол парня в собственном подъезде — старик попросту не смог бы притащить его с улицы, силенок бы не хватило. Атак — дверь рядом. Но почему все-таки не затащил? Кто-то помешал? Ну да, Оськин и помешал. В первом случае старик успел скрыться, но, когда вышел на второго парня, удача ему изменила.А рука? Как понимать руку в холодильнике?От нищеты и беспросветности сейчас многие умом трогаются, людоедов отлавливают по всей стране едва ли не каждый день — то детишек кушают, то девиц забивают, то собутыльников на закуску зазывают... Говорят, счастливые времена настали, свобода слова наступила, теперь каждый может о ком угодно самое разное произнесть... Теперь уж никого за крамольные мысли и безнравственные желания не посадишь, да и надобности нет, все мысли, самые дикие, дозволены, все желания, самые злобные и продажные, законны... В этом нас убеждают с утра до вечера все телевизионные дивы... Ладно, разберемся с дивами. Нам бы только людоедов маленько отловить.Шагая по лужам, Пафнутьев некоторые слова проговаривал вслух, прохожие оглядывались на него с улыбкой, повело, дескать, мужика. А Пафнутьев никого не замечал, он перепрыгивал через ручьи, когда успевал их заметить, а если запаздывал, то шагал прямо по сверкающим солнечным бликам, сунув руки в карманы куртки, натянув клетчатую кепку на брови, снова и снова прокручивая в уме все те сведения, которые удалось ему получить за последние два дня.Единственный просвет, который удалось высмотреть Пафнутьеву, был связан с фирмой «Фокус» — оба убитых парня были сотрудниками этой фирмы, и опять же «Фокус» оставил свои следы в квартире Чувьюрова, да фотография красотки, слишком легкомысленная для домашнего снимка, каким-то образом оказалась в семейном альбоме.Ничего, успокоил себя Пафнутьев, заговорит Чувьюров, никуда не денется.Пройдет шок, он успокоится, не надо только слишком уж давить на него, торопить, требовать показаний полных и чистосердечных. «Завтра же с утра возьмусь за старика», — решил Пафнутьев и рванул на себя тяжелую низкую дверь морга.Патологоанатом, или, как его называли проще, эксперт, был на месте и встретил его обычным своим взглядом — громадные белесо-голубого цвета глаза, увеличенные до кошмарных размеров толстыми стеклами очков, смотрели не то осуждающе, не то изучающе — будто видел не живого человека, а труп на каменном своем столе.— Здравствуйте, — сказал Пафнутьев гораздо громче, чем требовалось, чтобы хоть самим голосом разрушить мертвенную тишину помещения и как-то расшевелить этого маленького человека с печальными глазами и пересохшими от частого мытья руками.— Здравствуйте, — ответил тот и почтительно склонил голову.— Я не слишком рано пришел? — произнес Пафнутьев дежурные слова, но уже потише, поняв, что криками он здесь никого не расшевелит и не поднимет.— В самый раз, — ответил эксперт. — Знаете, у меня для вас хорошая новость.— Боже! — вскричал Пафнутьев. — Хорошая новость из морга? Мне страшно.— Обнаружилась вполне определенная вещь, — впервые в глазах эксперта Пафнутьев увидел искорки радости, будто тот действительно хотел сообщить нечто забавное.— Говорите же, — простонал Пафнутьев.— Оказывается, руку, которую вы мне принесли, отделили от туловища, когда человек был уже мертв.— Думаете, это хорошо? — осторожно спросил Пафнутьев, боясь обидеть этого странного человечка.— Конечно! Представьте себе, что руку отрубили бы у живого.— В самом деле, — согласился Пафнутьев. — Скажите, это совершенно точно, что руку именно отрубили, а не отделили скальпелем, что проделали это с мертвецом, а не с живым человеком, что...— Остановитесь, пожалуйста, а то я забываю ваши вопросы. Да, можно сказать вполне определенно, что рука отрублена. Топор ли это, или что-то другое, но оборванные мягкие части тела, сосуды... Все это позволяет мне сделать достаточно уверенное предположение.— И когда это произошло?— Сие есть тайна великая. Непознаваемая.— И даже предположить нельзя?— Предполагать можно все что угодно, но ведь вам нужны даты, цифры, имена... Дело в том, что после отделения от туловища рука хранилась несколько небрежно, в неприспособленных для этого условиях.— В холодильнике лежала. В морозильном отделении.— В таком случае, холодильник был не очень хорош.— Да, холодильник следовало давно выбросить.— Должен вам заметить, что нынешние холодильные установки, в том числе и импортного производства, внешне могут выглядеть довольно привлекательно, но с другой стороны...— Простите, а можно что-нибудь сказать о хозяине этой руки, если можно так выразиться?— Хозяином ее был мужчина. Он не чурался физического труда ни в молодые годы, ни в более старшем возрасте... — А сколько ему было лет?— Сие есть тайна великая.— Да, я знаю, тайна сия непознаваема! — Пафнутьев начал раздражаться, но все-таки держал себя в руках и ему воздалось, потому что эксперт вдруг произнес и нечто существенное.— Согласен с вами, уважаемый Павел Николаевич, — эксперт так проникновенно посмотрел на Пафнутьева, что тот устыдился своей короткой вспышки, — Есть одно обстоятельство, которое позволяет если и не установить точный возраст хозяина руки, то достаточно обоснованно об этом судить, — глаза эксперта колыхнулись за стеклами очков, как две медузы в аквариуме.— Вам удалось...— Удалось, — кивнул человечек. — Видите ли, мне пришла в голову удивительная мысль... Я просветил эту руку на рентгеновской установке. Вы ни за что не угадаете, что я увидел на экране! Я был потрясен!— Что-то таинственное? — слабым голосом спросил Пафнутьев.Не отвечая, медэксперт полез в свой стол, вынул небольшой бумажный пакетик и осторожно, боясь дохнуть на него, развернул и короткими движениями руки придвинул к Пафнутьеву. Заглянув в пакетик Пафнутьев увидел что-то маленькое, черное, продолговатое, неопределенной ломанной формы.— Что это? — спросил он.— Осколок.— Не понял, какой осколок?— Это осколок времен Великой Отечественной войны, которая закончилась полным и сокрушительным разгромом фашистской Германии в тысяча девятьсот сорок пятом году. Тогда наши доблестные войска взяли Берлин и заставили агрессора подписать акт безоговорочной капитуляции.Все это эксперт произнес негромко, но торжественно, а при последних словах даже встал, словно говорить о такой войне сидя было кощунством. Подчиняясь его волнению, поднялся и Пафнутьев и невольно склонил голову.— Садитесь, — скорбно сказал эксперт и первым опустился на свое место.Правда, несколько лет назад нашелся предатель, враг нашего народа, которому удалось свести на нет эту великую победу...— А не мог ли этот осколок попасть в руку позже? — спросил Пафнутьев, боясь оскорбить чувства этого человека.— Характер шрама позволяет утверждать, что ранение получено все-таки в сороковые годы. Шрам был почти незаметен, он зарос за полвека. Этот человек был ветераном второй мировой войны.— Так, — протянул Пафнутьев. — Значит, ему было где-то около семидесяти?— Если мне позволительно предположить, то я бы еще пяток лет добавил.Семьдесят пять.— Так, — снова протянул Пафнутьев. Его подозрения о том, что этот человек был съеден, пошатнулись. Вряд ли Чувьюров, который на глазах у кучи народа заколол амбала из «Фокуса», стал бы на пропитание заготавливать такого старца.— Напрашивается еще одно предположение, если позволите, — эксперт несмело заглянул в глаза Пафнутьеву.— Слушаю вас внимательно.— В руке, в предплечье, остался еще один осколок, поменьше этого.— И что же следует?— Если вам удастся найти оставшееся тело, то появляется надежда установить родственность руки и других частей. Не только по анализам, которые не всегда убедительны и достоверны, а по осколкам. Дело в том, что этот человек попал в действие разрыва снаряда или гранаты, которые разлетаются чрезвычайно маленькими осколками. И в его теле наверняка остались такие осколки. И еще...Между большим и указательным пальцами просматриваются очертания небольшого якорька... Вполне возможно, хозяин этой руки имел отношение к флоту.— Так, — опять крякнул Пафнутьев.— Уважаемый Павел Николаевич, у меня к вам просьба, если позволите...— Конечно! — воскликнул Пафнутьев, — Я буду рад выполнить любую вашу просьбу!— Когда что-либо выясните о судьбе этого человека, о его личности... Не сочтите за труд, сообщите мне хотя бы по телефону... Если, разумеется, это вас не слишком затруднит, — глаза эксперта за толстыми стеклами колыхнулись и замерли, уставившись на Пафнутьева.— Договорились. Я сделаю это обязательно. Сразу, как только что-нибудь станет известно.— Благодарю вас. Искренне вас благодарю.— Тогда я напоследок тоже задам один вопрос, — Пафнутьев помолчал, — Пальцы руки были свернуты в кукиш... Что бы это могло означать?— Сие есть тайна великая и непознаваемая, — скорбно произнес эксперт, и после этих его слов Пафнутьев заторопился уходить. — Буду ждать вашего звонка.— И вы его дождетесь! — заверил Пафнутьев, уже сбежав по ступенькам крыльца.— Такие вещи нельзя оставлять безнаказанными.— Полностью с вами согласен!Перепрыгнув через лужу, Пафнутьев тут же попал еще в одну, но это его даже не огорчило. Сведения, которые он получил, показались ему обнадеживающими, Что-то впереди забрезжило, появился какой-то просвет, пока еще сумрачный и непонятный, но он уже был. Пафнутьев и самому себе не смог бы объяснить, откуда у него появилась уверенность в успехе. Может быть, странная просьба эксперта так повлияла на него, может быть, тот неожиданный порыв, когда, казалось бы, омертвевший среди бесконечного потока вскрытых, развороченных трупов человек вдруг встал при упоминании о прошедшей войне. Может быть, может быть... * * * Вернувшись в прокуратуру, Пафнутьев молча и тяжело прошествовал по коридору в свой кабинет и плотно закрыл за собой дверь. И все сотрудники поняли — к начальнику следственного управления сейчас заходить не надо. По-разному может закончиться такой визит, но вряд ли итог будет хорошим, желанным.Бросив куртку на диван, запустив вслед за ней кепку, Пафнутьев прошел к столу и основательно уселся, нависнув над полированной поверхностью. Но раздумья его оказались куда короче, чем он сам предполагал. Уже через десять минут Пафнутьев поднял трубку и несколькими звонками включил в работу все службы, которые только мог — Шаланду, налоговое управление, Андрея, Худолея, двух оперативников. Задание всем было дано одно — выяснить все, что касается фирмы «Фокус».И каждый раз, с кем бы ни говорил, Пафнутьев повторял с небольшими отклонениями одни и те же слова:— Все! Ты понимаешь? Абсолютно все. Слухи, сплетни, домыслы, факты, имена, даты, жены и любовницы, дети и родители, города и веси! Номера и марки машин, телефоны, факсы, пейджеры-шмейджеры! Кредиторы и должники! Банковские счета!Куда кто ездил, когда и сколько отсутствовал! Повторяю — все!Положив разогревшуюся трубку, Пафнутьев некоторое время сидел, молча прикидывая — всех ли задействовал, не упустил ли кого. И вспомнил-таки еще одного человека, его он не мог не вспомнить. И тут же набрал еще один номер телефона.— Пафнутьев беспокоит!— Это прекрасно! — ответил знакомый голос. — Всегда рад слышать тебя, Паша, всегда рад видеть! Более того, готов наполнить твою рюмку! И чует мое сердце — очень скоро, может быть, даже сегодня мне представится такая возможность. А, Паша?— Представится, — добродушно проворчал Пафнутьев. — Все тебе представится.— Сегодня?! — захлебнулся от счастья Халан-довский.— Только сегодня!— Паша... С этой вот самой секунды жизнь моя обрела смысл. Кончилось прозябание, кончилось существование, мыканье и смыканье! Я снова почувствовал себя нужным человечеству! Я снова молод и влюблен!— Как, опять?— Паша... Не обижай меня в эти святые минуты! Я ни в кого не влюблен, никто не потревожил покой моего сердца, я о другом... Общее состояние моего организма — влюбленное! И я, кажется, ко многому готов.— Вот это уже хорошо, вот это уже по делу! — подхватил Пафнутьев, поймав Халандовского на первых же неосторожных словах. — Именно это от тебя и потребуется.— Паша, мне страшно... Это не очень круто?— Для тебя? Аркаша, для тебя есть что-либо слишком крутое?— Есть, но когда я с тобой, Паша...— Мы вместе, Аркаша! Мы опять вместе!— И что... Опять разворачиваем знамена? — спросил Халандовский, и в голосе его прозвучала тревога.— Да! — закричал Пафнутьев в трубку. — Разворачивай знамена, Аркаша! И не только!— А еще что?— И шашки вон!— Паша, — осторожно проговорил Халандовский. — А не хочешь мне сказать, о чем мы с тобой будем говорить при нашей дружеской встрече?— О жизни, Аркаша. О чем же еще?— Я жду тебя, Паша. Приходи.— Буду, — сказал Пафнугьев и положил трубку.Недолгий разговор с Халандовским придал сил Пафнутьеву, ушли угнетенность, подавленность, он распрямился за столом, в окно посмотрел ясно и твердо, ощутив готовность действовать. Неопределенность, разорванность всего, что он знал о Чувьюрове, о событиях, связанных с ним, уже не давили его. Казалось бы, он не узнал ничего нового, но Пафнутьев явственно почувствовал идущую откуда-то изнутри теплую волну уверенности. Скоро должны пойти первые телефонные звонки, и с каждым звонком он будет узнавать о «Фокусе» все больше и больше.Но первым оказался не звонок, первым пришел Худолей.Осторожно приоткрыв дверь, он просунул в щель свою тощую, измятую жизнью и пороками мордочку и в скорбном молчании смотрел на Пафнутьева до тех пор, пока тот не поднял голову и не увидел его.— Входи! — сказал Пафнутьев.Худолей приблизился к столу, оставляя на полу за собой редкие капли влаги — с мокрых еще снимков падала вода.— Извини, Паша, я тут нагадил у тебя, — извиняюще пробормотал эксперт. — Я больше не буду.— Что там у тебя?— Снимки, Паша... Очень хорошие получились снимки... Вообще-то в приличных конторах за такую срочную и качественную работу платят премиальные...— И что?— Я не намекаю, я понимаю, где работаю. Надеяться здесь на что-то не приходится...— Почему же? Надейся!— Я действительно могу надеяться? — в глазах Худолея сверкнула робкая искорка зарождающейся жизни.— Можешь.— Господи! — Худолей подкатил глаза к потолку. — Как хорошо жить на свете, когда тебя окружают добрые, нравственные, отзывчивые люди, всегда готовые придти на помощь в трудную минуту, когда тебе тошно, свет не мил, а в душе адский огонь, который жжет и испепеляет все, что осталось в тебе чистого и трепетного...— Снимки на стол! — приказал Пафнутьев, понимая, что только такие вот команды, не допускающие никаких других толкований, могут сейчас подействовать на Худолея. И действительно, он тут же четко и быстро разложил на столе несколько довольно прилично сделанных снимков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29