В комнатах полный разгром, он – в спальне, привязанный к стулу. На теле следы пыток. Сердце не выдержало, когда ему ногти вытягивать стали… Неосторожное, можно сказать, убийство. Посмотри фотки – вот что с ним сделали. Качественно, да? Я такого еще не встречал. Профессионал работал. Мне начальник посоветовал в план мероприятий забить отработку лиц, проходивших подготовку в диверсионных подразделениях. Получить в военкомате список – и вперед, с вопросом: «Не вы ли его запытали?»
– Пропало что-нибудь?
– Деньги на месте. Пара штук рублями и сотка баксов. Записных книжек нет и, возможно, некоторых видеокассет. Жена не может указать точно.
– Он хранил дома какие-нибудь рабочие материалы?
– Мог. Потому, мне кажется, кассеты и прихватили. На работе у него порылись, но, естественно, без толку. Все любопытное до нас унесли. Коллеги разводят руками и в один голос твердят, что к делам «Галса» эта история отношения не имеет. Он где-то на стороне в блудняк вписался. И, что самое смешное, я им почему-то верю. Интуиция. Тем более что он постоянно искал всякие левые темы. Вполне мог раздобыть компромат и попытаться его продать.
– Без подстраховки?
– Может, и страховался, да мы об этом не знаем. Чувствую, капитальный «глухарь» поимели. Будут меня за него драть на каждом сходняке… то есть совещании. Ни одной зацепки реальной. Пока кто-нибудь сам с явочкой не придет. Так ведь не придет никто, вот в чем проблема…
– По связям его есть что-нибудь интересное?
– Там столько интересного, что мне до пенсии не разобраться. Я же говорил, почти все записи пропали. Был у него, кстати, один дружок, некий Паша. Тоже из бывших ментов, всю жизнь баранку крутил, уволился в девяносто третьем, одно время в «Галсе» трудился водилой, потом сократили. У него с трупом были тесные дружеские отношения. Одна беда – никаких его концов не найти. Был прописан в милицейской общаге, после увольнения комнаты лишили, новой прописки не поимел. Якобы где-то в пригороде есть у него домик, там он и живет. В «Галсе» клянутся, что адрес знал только Варламов. Свистят, наверное. Хочешь, чиркани данные этого Паши, может, тебе повезет больше…
– А фамилия Локтионов нигде не мелькала?
– Есть такая буква в этом слове… Приятель Варламова со студенческих лет. Общались до последнего времени. Может, и знает чего. Он ко мне подойти должен. А что такое?
– Двадцать первого числа у него задушили жену.
– Опаньки! Ни хрена себе сюжетец… В дверь постучали.
– Можно?
Замерев на пороге, Эдуард Анатольевич удивленно смотрел на Волгина.
– В Старославянске застрелился Казарин…
…Катышев нависал над своим столом, опершись руками в столешницу, и смотрел на Волгина осуждающе, словно именно Сергей завалил несчастного плейбоя.
– Только что сообщили. Пустил пулю в лоб на квартире подруги.
– Она это видела?
– Она не видела. Она была на работе. А он оставил записку. Посмертную.
– Посмертных записок не бывает.
– Не умничай. Знаешь, что в ней?
– Признание в убийстве Инны?
– Уже от кого-то слышал?
– Догадался.
– Тогда догадайся, что он про тебя написал.
– Написал, что мы душили ее вместе.
– Все смеешься? Зря смеешься. Уже не смешно. Ты обыск на его квартире проводил? Проводил. И просмотрел револьвер, из которого он шмальнул себе в башку!
– Что за бред? Да восемьдесят процентов обысков проходят без результата.
– Он объясняет это по-другому. Я опрошу понятых, которых ты записал в протокол. Надеюсь, ты их не из головы выдумал?
– Не из головы.
– По закону, ты должен был взять с собой Казарина или кого-то из его родственников. В крайнем случае, представителя жэка.
– Первый раз слышу.
– Кто с тобой был? Родионов? Скажи ему, пусть пишет рапорт.
– Сам скажешь.
– Я не закончил. Казарин написал, что в ИВСе ты вымогал у него взятку. Он хотел сознаться, но ты его опередил, сказал, что за пару зеленых готов организовать его освобождение.
– За два бакса? Да никогда в жизни!
– За две штуки. Якобы доказательств хватает и ты можешь его арестовать, но за пару тонн гарантируешь освобождение с дальнейшим прекращением дела.
– Василич, тебе не смешно?
– Грустно. И стыдно, бля! Естественно, он раздумал признаваться. Шум уже пошел. На самом верху. На высшем уровне, – Катышев указал пальцем в потолок, за которым была только жестяная крыша, над которой шумел ветер. – На тебя и раньше жаловались. В том числе и на вымогательство взятки.
– Да кто сейчас не жалуется? Особенно с тех пор, как УСБ организовали и разрекламировали по всем газетам!
– Ты это им объяснишь. Ты чо, не догоняешь, чем для тебя это пахнет? Они проведут проверку. Полную! Предписано временно отстранить тебя от работы.
– И слава Богу. Хоть отосплюсь!
– Остришь? Посмотрим, как ты будешь острить на ковре у начальника главка! Короче, до выяснения обстоятельств сдай оружие.
10. Удачная встреча
Первой жертвой Актера тоже была женщина. Тридцатилетняя любовница одного из «сильных мира сего», которая решила срубить деньжат по-легкому, обнародовав скопившийся у нее компромат в самом начале «смутного времени». Подробностей Актеру не сообщали, ему не полагалось их знать, чтобы в дальнейшем не превратиться из охотника в мишень. Он вылетел в далекий сибирский городок и управился за несколько часов, не прибегая к помощи коллег из местного филиала конторы.
В дальнейшем он всегда старался работать один.
Ту, тридцатилетнею, он утопил в ванне, и до самого последнего мига она смотрела ему в лицо, не пытаясь освободиться. Вышло не очень гладко, на теле остались следы, но дело замяли. Компромат, если таковой имелся, достоянием гласности не стал.
Тогда Актер первый раз задал себе вопрос: об этой ли работе он мечтал? Первый и, как ни банально это звучит, последний. На такие вопросы не бывает ответов. Работай или уходи в сторону. Если, конечно, дадут уйти.
Он вырос в маленьком городке на берегу теплого моря. Мать работала телефонисткой при воинской части, отца он не помнил. Отец погиб во Вьетнаме, на той войне, в которой мы не принимали участия. Когда мать умерла, сослуживцы отца определили его в интернат, находящейся под патронажем служб, заинтересованных в людях, не имеющих корней и прошлого, в работниках, которым нечего терять. Различные тесты подтвердили пригодность к такого рода службе, специалисты определили линию обучения, и другого пути не осталось.
Годы учебы прошли незаметно, как обычные школьные и студенческие годы. По крайней мере, так всегда кажется, когда они остались за спиной. Наряду с общеобразовательными, его учили и предметам весьма специфическим. Это машины в те годы – как, впрочем, и в нынешние – делать не умели, а в секретных сферах был полный порядок. Некоторые не выдерживали, отсеивались, о дальнейшей их судьбе никто не знал. Актера это не волновало, он был доволен. Есть такая профессия – Родину защищать, а что касается методов, то испокон веков все государства их применяли, несмотря на всяческие конвенции и договоры. Применяли и будут применять; страна, которая от них откажется, протянет недолго…
Отличником он не был, но и в худших не ходил, числился крепким середнячком и остался доволен полученным распределением, уверенный, что его дело – четко исполнять приказы, а об остальном позаботятся те, кому это положено.
Первой была сибирская любовница, потом – множество других людей. Дорожно-транспортные происшествия, несчастные случаи в быту, скоротечные болезни на работе… Всякое случалось. В те годы насильственную смерть важных персон старались маскировать. Не шмаляли в подъездах из пистолетов, не взрывали машин, не палили из гранатометов. Актер исколесил всю страну, довелось побывать и за границей, особенно часто – в период «бархатных революций».
Командировка в Новозаветинск сразу пришлась не по душе. Он даже пытался увильнуть, чего раньше не допускал. Было предчувствие… Или потом уже стало казаться, что оно было?
Он прилетел в конце мая, рассчитывая пробыть три месяца. Страну ощутимо потряхивало, работать становилось все труднее, да и объект был на редкость сложный. Прежде чем нанести удар, следовало хорошо осмотреться, как обычно не доверяя никому из местных.
Объектом был Л. Пока Актер искал подходы, ситуация в Центре изменилась, и его просто «сдали», выторговав у Л. какие-то уступки. Или же просто кто-то из руководящего звена конторы продался за деньги.
Актера «сожрали» областные комитетчики. Полтора месяца крутили по своим темам и, поскольку использовали не только гуманные методы следствия, узнали много интересного. Настолько много, что Актер просто не мог остаться в живых, но «исполнение» почему-то заволокитили, а потом в Центре опять что-то перевернулось, и Актера, уже простившегося с жизнью, «скинули» ментам, благо поводом для ареста служила обычная, общеуголовная статья.
Он бы все равно никуда не делся, но тут случился путч, и стало не до него. И в столице, и в провинциальном Новозаветинске отягощенные властью люди с такой частотой летели из окон, что все расклады изменились. Л. был одним из тех, кто сумел не только сохранить, но и упрочить свои позиции. Вышедшую в тираж шестерку он решил превратить в козырного туза, до поры припрятанного в рукаве. С его возможностями это было несложно, а у Актера, как и много лет назад при других обстоятельствах, не было выбора.
Он стал служить новому хозяину, о чем в дальнейшем ни разу не пожалел.
…Подъезжая к прокуратуре, Актер обратил внимание на сутулого парня с прической ямайского негра, спускавшегося с крыльца.
Парень разорвал повестку, которую вертел в руках, промокнул нос рукавом и побрел было к остановке, но передумал и завернул за угол прокуратуры.
Актер двинулся следом.
Убедившись, что никто их не видит, догнал парня, пошел сзади, а в удобном месте сшиб с ног и оттащил за кусты, где их не могли увидеть с тропинки. Выдранными из десантных ботинок шнурками связал щиколотки и руки, затянул капюшон так, чтобы наружу торчал только нос, слегка придушил.
– Ты чего здесь шаришься? Стучать ходишь?
– Я свидетель, – севшим от ужаса голосом прохрипел «ямаец».
– Корешей, значит, вломил? Знаем таких свидетелей!
– Нет…
– Где живет Стенли? Ну, быстро! «Ямаец», он же друг Ромы Казарина, по кличке Чужой, принимал участие в нападении на Актера. Прибить его, что ли, раз подвернулся?
– Я не знаю такого…
Актер просунул руку под капюшон, указательным и большим пальцами надавил на глаза. Боль дикая, от ужаса останавливается сердце, но прямого вреда здоровью нет. Если, конечно, уметь.
Актер умел. Как выяснилось, Стенли числился в розыске за давний грабеж, арест был подписан, и он «пошел по беспределу», молотя нападения каждый день, рассчитывая собрать побольше денег и смыться из города. Жил Стенли у сестры Брута, в однокомнатной неподалеку от дома Инны.
– А как же Брут?
– Так он в коридоре спит, – простонал парень; задумавшись, Актер перетянул шнурок капюшона, и пленнику пришлось выгнуться дугой, чтобы хоть немного ослабить давление.
– По какому делу ты свидетель?
– Меня Казарин попросил…
– Рома? Как тесен мир! О чем он тебя просил? Выслушав ответ, Актер улыбнулся. С местью можно повременить. Ситуация опять складывалась в его пользу. Грех не воспользоваться.
– Слышь, дятел! Жить хочешь? «Ямаец», конечно, хотел…
11. Шантаж-2
Звонили сразу два телефона. Обычный – на тумбочке, и мобильный – под кроватью. Не отрываясь от подушки, Волгин пошарил рукой по полу, зацепил бутылку. Открыв один глаз, оценил содержимое: что-то еще осталось. Странно, что не забыл навернуть пробку. Встряхнул емкость, посчитал рванувшие от донышка вверх пузырьки. Много пузырьков. От их количества захотелось спать. Опустил бутылку на ковер, постарался установить вертикально. Кажется, не получилось. Ну и черт с ней! Где-то еще было пиво. Специально оставлял на утро.
Телефоны продолжали звонить. Кто-то очень настойчив. Наверное, Катышев. Отстраненный от должности, Волгин должен приходить на работу в обычное время и выполнять разовые, не слишком ответственные, поручения своего начальника. Вручить адресату повестку, навести справки в паспортном столе жилконторы, опросить незначительного свидетеля… Должен приходить вовремя, но сегодня не пошел. Сегодня без него обойдутся. Наверное, обойдутся и завтра.
А не уволиться ли опять? Родина нуждается не в профессионалах, а в «рубщиках палок». В дровосеках.
Занятый этой мыслью, Волгин задремал.
Проснувшись вторично, он чувствовал себя значительно лучше. Время близилось к трем пополудни. Резко отбросил одеяло, встал. Добравшись до пива, махом осушил полбутылки. Посмотрел в окно. Накрапывал противный дождик, небо было беспросветно-серым, по стеклу хлестали мокрые ветки. Дерево растет в опасной близости, прямо подарок квартирному вору. Надо бы спилить…
На работу Волгин так и не поехал. Даже звонить не стал. Слонялся по квартире, пробовал смотреть телевизор, брался за книжку. Соблазняла непочатая поллитровка «Смирновской», обещая кардинально поднять настроение и утолить все печали. Волгин запер искусительницу в бар, ключ закинул под шкаф.
Вечер наступал крайне медленно. Сергей задремал, выронив книжку. Успел заново подраться с Ангеловым, прокатился на капоте казаринской «восьмерки». Самый хитрый из армян – это Рома Казарян… Предупреждали ведь его, дурака. Или он, действительно, сам? Да нет, при суициде не стал бы врать в предсмертной записке, сочинять про вымогательство взятки. Достал его хитрый профессионал, и последние минуты жизни Казарина, можно предположить, были не слишком приятными.
Что-то мешало, вырывало из сна. Опять телефон!
– Шеф, у меня есть свежачок. Полный эксклюзив! Просто пальчики оближете. Никак до вас не дозвониться. Где встретимся?
– Вадик, меня отстранили…
– Что?
– Нет, ничего. Глюки. Давай на прежнем месте, через час.
– Шеф, вы пили?!!
– Нет, ширялся.
– Не верю глазам, шеф. Какой пример вы мне подаете?
– Только маньяк поймет маньяка, а алкоголика – алкоголик.
– У вас неприятности, шеф? Я в силах помочь?
– Ты в силах не трещать так громко. Голова разламывается от твоего крика.
– Учту. У меня реальные новости, – Хмаров улыбнулся, намекая на стоимость сведений. – Локтионова шантажируют. Леночка подслушала разговор. С него требуют пятьдесят тысяч баксов, и, похоже, он решил заплатить. Сегодня весь день занимался поисками денег. Вероятно, завтра состоится встреча.
– Чем его могли зацепить?
– Я бы знал, если б сам на него наезжал. Но мне сдается, что это те же, кто прихлопнул Варламова. Кстати, вы с ним общались по этому поводу?
Имелась в виду встреча с Локтионовым в кабинете опера, занимающегося убийством Варламова.
– Совершенно случайно он видел меня в ненужное время в ненужном месте. Я извинился и ушел.
– Локтионыч в шоке. Подозревает, что вы его в чем-то подозреваете. Консультировался со своей «крышей», но те интереса не проявили. Не удивлюсь, если Филин задумал что-то недоброе. Сами понимаете, он в курсе наезда на Локтионова. Леночка наверняка успела сообщить. Огонь-девка! Я почти искренне влюблен. С такой и в разведку можно: если не продаст, то непременно прикроет. Кольскую вы прихватывали?
– Было дело.
– Ему не понравилось.
– А ей?
– Она Филину жаловалась. Но я так и не понял, как она открутилась.
– Рассказала кое-что интересное.
– Про Локтионова?
– И про него тоже…
Хмаров, конечно, был парнем проверенным, но никогда нельзя исключать возможность того, что осведомитель работает на две стороны. Сколь бы щедро – по сравнению со своими коллегами – не платил Волгин, у Филина денег побольше. Дюжину Хмаровых купить можно…
– Вот оно что. Уважаю, шеф! У Филина неприятности: РУОП щемить начал, по всем направлениям. Двух пацанов прихватили, причем так, что не вытащить, в конторе одной его «крышу» подвинули… Вы слышали, что он уже три года на подписке? Прихватили как-то со стволом. От следователя откупился, судье каждый квартал платил, чтобы не вспоминали пока про него, откладывали рассмотрение дела – а теперь вдруг все вспомнили, зашевелились, того и гляди – посадят. Так что Филин всерьез подумывает прихватить где-нибудь кассу и сдернуть на теплое море.
– Если узнаешь, где Локтионов встречается с вымогателем, сразу свистни.
– Ясен пень, свистну, да только вряд ли узнаю. С Леночкой мы поздно встречаемся, к тому времени, я думаю, все кончено будет.
Поздно вечером позвонила Лариса. Волгин возвращался от Родионова – тот накачивался пивом в своей общаге. Волгин зашел в магазин купить пельменей и стоял в очереди в кассу когда подал голос радиотелефон.
– Я слышала, тебя отстранили от дела?
– Вранье. Меня представили к ордену.
– Это все из-за Казарина? Мало того, что жил как говнюк, так еще и умереть достойно не мог! Ты веришь, что он сам застрелился?
– А ты веришь, что это последняя тема, которая меня сейчас интересует?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
– Пропало что-нибудь?
– Деньги на месте. Пара штук рублями и сотка баксов. Записных книжек нет и, возможно, некоторых видеокассет. Жена не может указать точно.
– Он хранил дома какие-нибудь рабочие материалы?
– Мог. Потому, мне кажется, кассеты и прихватили. На работе у него порылись, но, естественно, без толку. Все любопытное до нас унесли. Коллеги разводят руками и в один голос твердят, что к делам «Галса» эта история отношения не имеет. Он где-то на стороне в блудняк вписался. И, что самое смешное, я им почему-то верю. Интуиция. Тем более что он постоянно искал всякие левые темы. Вполне мог раздобыть компромат и попытаться его продать.
– Без подстраховки?
– Может, и страховался, да мы об этом не знаем. Чувствую, капитальный «глухарь» поимели. Будут меня за него драть на каждом сходняке… то есть совещании. Ни одной зацепки реальной. Пока кто-нибудь сам с явочкой не придет. Так ведь не придет никто, вот в чем проблема…
– По связям его есть что-нибудь интересное?
– Там столько интересного, что мне до пенсии не разобраться. Я же говорил, почти все записи пропали. Был у него, кстати, один дружок, некий Паша. Тоже из бывших ментов, всю жизнь баранку крутил, уволился в девяносто третьем, одно время в «Галсе» трудился водилой, потом сократили. У него с трупом были тесные дружеские отношения. Одна беда – никаких его концов не найти. Был прописан в милицейской общаге, после увольнения комнаты лишили, новой прописки не поимел. Якобы где-то в пригороде есть у него домик, там он и живет. В «Галсе» клянутся, что адрес знал только Варламов. Свистят, наверное. Хочешь, чиркани данные этого Паши, может, тебе повезет больше…
– А фамилия Локтионов нигде не мелькала?
– Есть такая буква в этом слове… Приятель Варламова со студенческих лет. Общались до последнего времени. Может, и знает чего. Он ко мне подойти должен. А что такое?
– Двадцать первого числа у него задушили жену.
– Опаньки! Ни хрена себе сюжетец… В дверь постучали.
– Можно?
Замерев на пороге, Эдуард Анатольевич удивленно смотрел на Волгина.
– В Старославянске застрелился Казарин…
…Катышев нависал над своим столом, опершись руками в столешницу, и смотрел на Волгина осуждающе, словно именно Сергей завалил несчастного плейбоя.
– Только что сообщили. Пустил пулю в лоб на квартире подруги.
– Она это видела?
– Она не видела. Она была на работе. А он оставил записку. Посмертную.
– Посмертных записок не бывает.
– Не умничай. Знаешь, что в ней?
– Признание в убийстве Инны?
– Уже от кого-то слышал?
– Догадался.
– Тогда догадайся, что он про тебя написал.
– Написал, что мы душили ее вместе.
– Все смеешься? Зря смеешься. Уже не смешно. Ты обыск на его квартире проводил? Проводил. И просмотрел револьвер, из которого он шмальнул себе в башку!
– Что за бред? Да восемьдесят процентов обысков проходят без результата.
– Он объясняет это по-другому. Я опрошу понятых, которых ты записал в протокол. Надеюсь, ты их не из головы выдумал?
– Не из головы.
– По закону, ты должен был взять с собой Казарина или кого-то из его родственников. В крайнем случае, представителя жэка.
– Первый раз слышу.
– Кто с тобой был? Родионов? Скажи ему, пусть пишет рапорт.
– Сам скажешь.
– Я не закончил. Казарин написал, что в ИВСе ты вымогал у него взятку. Он хотел сознаться, но ты его опередил, сказал, что за пару зеленых готов организовать его освобождение.
– За два бакса? Да никогда в жизни!
– За две штуки. Якобы доказательств хватает и ты можешь его арестовать, но за пару тонн гарантируешь освобождение с дальнейшим прекращением дела.
– Василич, тебе не смешно?
– Грустно. И стыдно, бля! Естественно, он раздумал признаваться. Шум уже пошел. На самом верху. На высшем уровне, – Катышев указал пальцем в потолок, за которым была только жестяная крыша, над которой шумел ветер. – На тебя и раньше жаловались. В том числе и на вымогательство взятки.
– Да кто сейчас не жалуется? Особенно с тех пор, как УСБ организовали и разрекламировали по всем газетам!
– Ты это им объяснишь. Ты чо, не догоняешь, чем для тебя это пахнет? Они проведут проверку. Полную! Предписано временно отстранить тебя от работы.
– И слава Богу. Хоть отосплюсь!
– Остришь? Посмотрим, как ты будешь острить на ковре у начальника главка! Короче, до выяснения обстоятельств сдай оружие.
10. Удачная встреча
Первой жертвой Актера тоже была женщина. Тридцатилетняя любовница одного из «сильных мира сего», которая решила срубить деньжат по-легкому, обнародовав скопившийся у нее компромат в самом начале «смутного времени». Подробностей Актеру не сообщали, ему не полагалось их знать, чтобы в дальнейшем не превратиться из охотника в мишень. Он вылетел в далекий сибирский городок и управился за несколько часов, не прибегая к помощи коллег из местного филиала конторы.
В дальнейшем он всегда старался работать один.
Ту, тридцатилетнею, он утопил в ванне, и до самого последнего мига она смотрела ему в лицо, не пытаясь освободиться. Вышло не очень гладко, на теле остались следы, но дело замяли. Компромат, если таковой имелся, достоянием гласности не стал.
Тогда Актер первый раз задал себе вопрос: об этой ли работе он мечтал? Первый и, как ни банально это звучит, последний. На такие вопросы не бывает ответов. Работай или уходи в сторону. Если, конечно, дадут уйти.
Он вырос в маленьком городке на берегу теплого моря. Мать работала телефонисткой при воинской части, отца он не помнил. Отец погиб во Вьетнаме, на той войне, в которой мы не принимали участия. Когда мать умерла, сослуживцы отца определили его в интернат, находящейся под патронажем служб, заинтересованных в людях, не имеющих корней и прошлого, в работниках, которым нечего терять. Различные тесты подтвердили пригодность к такого рода службе, специалисты определили линию обучения, и другого пути не осталось.
Годы учебы прошли незаметно, как обычные школьные и студенческие годы. По крайней мере, так всегда кажется, когда они остались за спиной. Наряду с общеобразовательными, его учили и предметам весьма специфическим. Это машины в те годы – как, впрочем, и в нынешние – делать не умели, а в секретных сферах был полный порядок. Некоторые не выдерживали, отсеивались, о дальнейшей их судьбе никто не знал. Актера это не волновало, он был доволен. Есть такая профессия – Родину защищать, а что касается методов, то испокон веков все государства их применяли, несмотря на всяческие конвенции и договоры. Применяли и будут применять; страна, которая от них откажется, протянет недолго…
Отличником он не был, но и в худших не ходил, числился крепким середнячком и остался доволен полученным распределением, уверенный, что его дело – четко исполнять приказы, а об остальном позаботятся те, кому это положено.
Первой была сибирская любовница, потом – множество других людей. Дорожно-транспортные происшествия, несчастные случаи в быту, скоротечные болезни на работе… Всякое случалось. В те годы насильственную смерть важных персон старались маскировать. Не шмаляли в подъездах из пистолетов, не взрывали машин, не палили из гранатометов. Актер исколесил всю страну, довелось побывать и за границей, особенно часто – в период «бархатных революций».
Командировка в Новозаветинск сразу пришлась не по душе. Он даже пытался увильнуть, чего раньше не допускал. Было предчувствие… Или потом уже стало казаться, что оно было?
Он прилетел в конце мая, рассчитывая пробыть три месяца. Страну ощутимо потряхивало, работать становилось все труднее, да и объект был на редкость сложный. Прежде чем нанести удар, следовало хорошо осмотреться, как обычно не доверяя никому из местных.
Объектом был Л. Пока Актер искал подходы, ситуация в Центре изменилась, и его просто «сдали», выторговав у Л. какие-то уступки. Или же просто кто-то из руководящего звена конторы продался за деньги.
Актера «сожрали» областные комитетчики. Полтора месяца крутили по своим темам и, поскольку использовали не только гуманные методы следствия, узнали много интересного. Настолько много, что Актер просто не мог остаться в живых, но «исполнение» почему-то заволокитили, а потом в Центре опять что-то перевернулось, и Актера, уже простившегося с жизнью, «скинули» ментам, благо поводом для ареста служила обычная, общеуголовная статья.
Он бы все равно никуда не делся, но тут случился путч, и стало не до него. И в столице, и в провинциальном Новозаветинске отягощенные властью люди с такой частотой летели из окон, что все расклады изменились. Л. был одним из тех, кто сумел не только сохранить, но и упрочить свои позиции. Вышедшую в тираж шестерку он решил превратить в козырного туза, до поры припрятанного в рукаве. С его возможностями это было несложно, а у Актера, как и много лет назад при других обстоятельствах, не было выбора.
Он стал служить новому хозяину, о чем в дальнейшем ни разу не пожалел.
…Подъезжая к прокуратуре, Актер обратил внимание на сутулого парня с прической ямайского негра, спускавшегося с крыльца.
Парень разорвал повестку, которую вертел в руках, промокнул нос рукавом и побрел было к остановке, но передумал и завернул за угол прокуратуры.
Актер двинулся следом.
Убедившись, что никто их не видит, догнал парня, пошел сзади, а в удобном месте сшиб с ног и оттащил за кусты, где их не могли увидеть с тропинки. Выдранными из десантных ботинок шнурками связал щиколотки и руки, затянул капюшон так, чтобы наружу торчал только нос, слегка придушил.
– Ты чего здесь шаришься? Стучать ходишь?
– Я свидетель, – севшим от ужаса голосом прохрипел «ямаец».
– Корешей, значит, вломил? Знаем таких свидетелей!
– Нет…
– Где живет Стенли? Ну, быстро! «Ямаец», он же друг Ромы Казарина, по кличке Чужой, принимал участие в нападении на Актера. Прибить его, что ли, раз подвернулся?
– Я не знаю такого…
Актер просунул руку под капюшон, указательным и большим пальцами надавил на глаза. Боль дикая, от ужаса останавливается сердце, но прямого вреда здоровью нет. Если, конечно, уметь.
Актер умел. Как выяснилось, Стенли числился в розыске за давний грабеж, арест был подписан, и он «пошел по беспределу», молотя нападения каждый день, рассчитывая собрать побольше денег и смыться из города. Жил Стенли у сестры Брута, в однокомнатной неподалеку от дома Инны.
– А как же Брут?
– Так он в коридоре спит, – простонал парень; задумавшись, Актер перетянул шнурок капюшона, и пленнику пришлось выгнуться дугой, чтобы хоть немного ослабить давление.
– По какому делу ты свидетель?
– Меня Казарин попросил…
– Рома? Как тесен мир! О чем он тебя просил? Выслушав ответ, Актер улыбнулся. С местью можно повременить. Ситуация опять складывалась в его пользу. Грех не воспользоваться.
– Слышь, дятел! Жить хочешь? «Ямаец», конечно, хотел…
11. Шантаж-2
Звонили сразу два телефона. Обычный – на тумбочке, и мобильный – под кроватью. Не отрываясь от подушки, Волгин пошарил рукой по полу, зацепил бутылку. Открыв один глаз, оценил содержимое: что-то еще осталось. Странно, что не забыл навернуть пробку. Встряхнул емкость, посчитал рванувшие от донышка вверх пузырьки. Много пузырьков. От их количества захотелось спать. Опустил бутылку на ковер, постарался установить вертикально. Кажется, не получилось. Ну и черт с ней! Где-то еще было пиво. Специально оставлял на утро.
Телефоны продолжали звонить. Кто-то очень настойчив. Наверное, Катышев. Отстраненный от должности, Волгин должен приходить на работу в обычное время и выполнять разовые, не слишком ответственные, поручения своего начальника. Вручить адресату повестку, навести справки в паспортном столе жилконторы, опросить незначительного свидетеля… Должен приходить вовремя, но сегодня не пошел. Сегодня без него обойдутся. Наверное, обойдутся и завтра.
А не уволиться ли опять? Родина нуждается не в профессионалах, а в «рубщиках палок». В дровосеках.
Занятый этой мыслью, Волгин задремал.
Проснувшись вторично, он чувствовал себя значительно лучше. Время близилось к трем пополудни. Резко отбросил одеяло, встал. Добравшись до пива, махом осушил полбутылки. Посмотрел в окно. Накрапывал противный дождик, небо было беспросветно-серым, по стеклу хлестали мокрые ветки. Дерево растет в опасной близости, прямо подарок квартирному вору. Надо бы спилить…
На работу Волгин так и не поехал. Даже звонить не стал. Слонялся по квартире, пробовал смотреть телевизор, брался за книжку. Соблазняла непочатая поллитровка «Смирновской», обещая кардинально поднять настроение и утолить все печали. Волгин запер искусительницу в бар, ключ закинул под шкаф.
Вечер наступал крайне медленно. Сергей задремал, выронив книжку. Успел заново подраться с Ангеловым, прокатился на капоте казаринской «восьмерки». Самый хитрый из армян – это Рома Казарян… Предупреждали ведь его, дурака. Или он, действительно, сам? Да нет, при суициде не стал бы врать в предсмертной записке, сочинять про вымогательство взятки. Достал его хитрый профессионал, и последние минуты жизни Казарина, можно предположить, были не слишком приятными.
Что-то мешало, вырывало из сна. Опять телефон!
– Шеф, у меня есть свежачок. Полный эксклюзив! Просто пальчики оближете. Никак до вас не дозвониться. Где встретимся?
– Вадик, меня отстранили…
– Что?
– Нет, ничего. Глюки. Давай на прежнем месте, через час.
– Шеф, вы пили?!!
– Нет, ширялся.
– Не верю глазам, шеф. Какой пример вы мне подаете?
– Только маньяк поймет маньяка, а алкоголика – алкоголик.
– У вас неприятности, шеф? Я в силах помочь?
– Ты в силах не трещать так громко. Голова разламывается от твоего крика.
– Учту. У меня реальные новости, – Хмаров улыбнулся, намекая на стоимость сведений. – Локтионова шантажируют. Леночка подслушала разговор. С него требуют пятьдесят тысяч баксов, и, похоже, он решил заплатить. Сегодня весь день занимался поисками денег. Вероятно, завтра состоится встреча.
– Чем его могли зацепить?
– Я бы знал, если б сам на него наезжал. Но мне сдается, что это те же, кто прихлопнул Варламова. Кстати, вы с ним общались по этому поводу?
Имелась в виду встреча с Локтионовым в кабинете опера, занимающегося убийством Варламова.
– Совершенно случайно он видел меня в ненужное время в ненужном месте. Я извинился и ушел.
– Локтионыч в шоке. Подозревает, что вы его в чем-то подозреваете. Консультировался со своей «крышей», но те интереса не проявили. Не удивлюсь, если Филин задумал что-то недоброе. Сами понимаете, он в курсе наезда на Локтионова. Леночка наверняка успела сообщить. Огонь-девка! Я почти искренне влюблен. С такой и в разведку можно: если не продаст, то непременно прикроет. Кольскую вы прихватывали?
– Было дело.
– Ему не понравилось.
– А ей?
– Она Филину жаловалась. Но я так и не понял, как она открутилась.
– Рассказала кое-что интересное.
– Про Локтионова?
– И про него тоже…
Хмаров, конечно, был парнем проверенным, но никогда нельзя исключать возможность того, что осведомитель работает на две стороны. Сколь бы щедро – по сравнению со своими коллегами – не платил Волгин, у Филина денег побольше. Дюжину Хмаровых купить можно…
– Вот оно что. Уважаю, шеф! У Филина неприятности: РУОП щемить начал, по всем направлениям. Двух пацанов прихватили, причем так, что не вытащить, в конторе одной его «крышу» подвинули… Вы слышали, что он уже три года на подписке? Прихватили как-то со стволом. От следователя откупился, судье каждый квартал платил, чтобы не вспоминали пока про него, откладывали рассмотрение дела – а теперь вдруг все вспомнили, зашевелились, того и гляди – посадят. Так что Филин всерьез подумывает прихватить где-нибудь кассу и сдернуть на теплое море.
– Если узнаешь, где Локтионов встречается с вымогателем, сразу свистни.
– Ясен пень, свистну, да только вряд ли узнаю. С Леночкой мы поздно встречаемся, к тому времени, я думаю, все кончено будет.
Поздно вечером позвонила Лариса. Волгин возвращался от Родионова – тот накачивался пивом в своей общаге. Волгин зашел в магазин купить пельменей и стоял в очереди в кассу когда подал голос радиотелефон.
– Я слышала, тебя отстранили от дела?
– Вранье. Меня представили к ордену.
– Это все из-за Казарина? Мало того, что жил как говнюк, так еще и умереть достойно не мог! Ты веришь, что он сам застрелился?
– А ты веришь, что это последняя тема, которая меня сейчас интересует?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22