Через несколько дней после этого разговора были получены результаты двух экспертиз — повторной ассигнаций и дактилоскопической. Гранская и Коршунов пришли ко мне.
В первом пакете, который протянула мне следователь, была вложена дактилокарта с тремя фотографиями. Две в профиль и одна анфас. Фотографии изображали молодое мужское лицо. С крупным чувственным ртом, умными глазами. В волосах заметно выделялась белая прядь.
— Гребцов Олег Михайлович, — сказала Гранская. — Тридцать два года. Отбывал наказание в колонии за хищение государственной собственности. Три с половиной месяца тому назад отбыл срок и освобождён.
— Вот что значит бриться чужой бритвой, — сказал Коршунов. И я не понял, шутит он или нет. А старший лейтенант продолжал: — Объявили всесоюзный розыск. Родные его живут не в Ленинграде, а в Липецке.
— Крупное хищение? — поинтересовался я.
— Я запросила дело, — ответила Гранская.
— Помимо Максимовой, других связей в городе не обнаружили?
— Пока нет, — сказал Коршунов. — Но работу в этом направлении продолжаем.
— Хорошо.
— Теперь второе, Захар Петрович. — Гранская достала другой пакет. — Результаты исследования денег. Из двух билетов достоинством в пятьдесят рублей с одинаковым номером один оказался поддельным.
— Фальшивым? — уточнил я.
— В том-то и дело, что нет. Обе ассигнации настоящие. Только на одной из купюр цифры подрисованы.
Она достала две фотографии. На них крупно увеличено «ОМ 3906141». На одной цифры 9 и 4 обведены кружком.
— Таким образом, — продолжала Гранская, — цифры 9 и 4 на одной ассигнации подрисованы. Другая купюра без всяких дефектов.
— Значит, деньги не фальшивые? — удивился я. — Только в одной ассигнации подогнаны цифры, чтобы номер совпал с другой. Правильно я понял?
— Правильно, — кивнула Гранская. — Но это ещё не все. — Она достала ещё одну фотографию. На ней номер «ГВ 7052194». Буква В, цифры 7 и 5 тоже обведены кружочками. — Это сотня. — Гранская приложила к фотографии ассигнацию. — Подделаны уже две цифры и буква. Сам же билет настоящий.
— А пары к нему нет?
— Нет. Все остальные деньги без подделок.
— Да, я совершил ошибку, когда послал на экспертизу деньги выборочно, а не все сразу, — вздохнул Коршунов.
— Не огорчайтесь, Юрий Александрович. Я чуть не сделала ещё более серьёзный промах — хотела сдать их в банк, — улыбнулась Гранская.
— Что бы могла значить вся эта петрушка? Зачем понадобилось портить настоящие деньги? — задал я вопрос.
— Вот это и остаётся пока загадкой, — ответила Гранская. — Я думаю, самим нам трудно будет во всем этом разобраться. Наверное, придётся Юрию Александровичу поехать в область и обратиться в научно-технический отдел. Просмотреть все, что связано с денежными махинациями, с подделкой ценных бумаг.
— Будет исполнено, — откликнулся Коршунов.
— Это правильно, — сказал я. — И все-таки, Инга Казимировна, какая-нибудь версия у вас есть?
— То есть даже ума не приложу, — призналась Гранская. — Если бы не эти две поддельные купюры!..
Я усмехнулся.
— Вот-вот, вы сейчас скажете: отгадка — ключ ко всей истории. — Гранская и не собиралась скрывать иронию.
— Не скажу. Вы это сами сказали, — в тон ей ответил я.
— Спасибо на добром слове… Честно, будь все деньги без изъяна, можно было бы строить различные предположения: лже-Луговой убит или сбежал, боясь разоблачения… Да мало ли ещё. Или деньги фальшивые. Тоже легче… А у вас ничего?
— Как и у вас, — засмеялся я.
— Юрий Александрович? — повернулась Гранская к старшему лейтенанту.
Тот солидно помолчал.
— Хитро больно, — произнёс он. — Прямо какой-то научно-технический эксперимент… Однако зачем было парню бежать от таких денег? Он ведь наверняка знал, что они настоящие.
— Так ведь Шатров их спрятал, — сказала Гранская.
— Вот и я говорю. Пропали деньги, пропал и Луговой-Гребцов.
— Улавливаю, — кивнула следователь. — Он исчез после того, как лишился денег. А не вместе с ними…
— Убийство вы отрицаете? — спросил я.
— Нет. Но если и совершено, то только не Шатровым. Совершенно пьяный… Убить, возможно, и убил бы, но скрыть следы…
— Хорошо, — сказал я, — не будем гадать.
— Вот именно, Захар Петрович. Всесоюзный розыск, мы здесь… Подождём. Ничего не попишешь…
С тем мы и разошлись.
Коршунов поехал в область. Потом в Липецк, к родным Лугового-Гребцова. Всесоюзный розыск результатов пока не дал. Связи в городе, помимо Максимовой, установлены не были. И поэтому Гранская отправилась в колонию, где отбывал наказание квартирант Шатровых.
В её отсутствие позвонили с завода и сказали, если Гранская действительно хочет у них работать, пусть оформляется немедленно. Я отправился к директору. Получилось так, что бывший начальник отдела кадров неожиданно срочно совсем уехал из города: нашёл обмен на квартиру где-то у моря.
Я стал объяснять директору, что Инга Казимировна будет буквально через несколько дней, просил подождать и, к своему удивлению, встретил странное упорство. Сейчас или никогда.
Я уже проклинал себя за то, что Инга Казимировна лишается места, на которое стремилась. Я пошёл к секретарю райкома. Лишь после его вмешательства директор завода смягчился.
Можно представить, с каким настроением я встретился с Гранской, когда она вернулась из командировки. И удивился, когда она, выслушав меня с олимпийским спокойствием сказала:
— Спасибо вам большое за хлопоты. Я съезжу на завод. Думаю, все будет в порядке.
— О чем речь! — воскликнул я. — Немедленно сдавайте все дела и оформляйтесь.
— Гоните, — сказала Инга Казимировна.
Я растерялся. Вроде бы шутит? Что-то не похоже.
— Я вас не понимаю…
— Захар Петрович, надо закончить дело.
— Я не хочу, чтобы вы… Это дело, потом другое, третье… Закончим без вас.
Она неожиданно улыбнулась.
— Если бы я не проработала с вами столько лет…
— Так вы что, не хотите на завод?
— Хочу.
— В чем же дело? — Я окончательно был сбит с толку.
— Если я им нужна, подождут… Вас интересуют результаты моей поездки?
— Конечно, — буркнул я, удивляясь её спокойствию. Потом подумал, что она просто не представляет, какие тут страсти бушевали вокруг неё.
— Так вот, результаты не очень важные. — Это она уже сказала с грустью.
— И все же?
— Интерес представил, пожалуй, только заключённый Кирьянов. Бывший доцент. Они вместе с Гребцовым активно участвовали в художественной самодеятельности.
— За что он сидит?
— Брал взятки с абитуриентов.
— Что он сообщил?
— Говорит, что с Гребцовым было интересно общаться. Оба они, мол, интеллигентные люди. Доцент — химик по специальности. Этот — закончил три курса мединститута.
— Значит, наш разыскиваемый почти врач… И что они делали в художественной самодеятельности? Пели? Танцевали?
— Нет. Они показывали фокусы, забавные химические опыты.
— Гребцов ещё и в химии разбирался?
— Не очень, как сказал доцент. Гребцов хорошо знал психологию зрителей. Какая там, в сущности, химия? Примитив. Чем нас удивляли в школе? Всякие фейерверки, изменение цвета… Но доцент говорит, что Гребцов придумывал эффектные трюки. А после Кирьянов читал популярные лекции о химии. Когда Гребцов вышел на волю, доцент очень сокрушался, что не мог найти другого такого напарника.
— Значит, как говорится, зарыл свой талант в землю… Ещё что?
— Больше ничего… А что у Коршунова?
— Пока не вернулся.
— А чем пока заняться мне?
— Идите на завод.
— Зайду. Сегодня же.
…А когда мы встретились на другой день, Гранская сказала, что виделась с директором. Все якобы улажено. Она проштудировала дело, по которому проходил Гребцов и которое поступило к нам в её отсутствие.
— Ну и разносторонний парень этот Гребцов, — покачала головой Инга Казимировна. — Вот за что он сидел. На заводе автомобильных и тракторных запчастей действовала шайка расхитителей. Гребцов работал в отделе сбыта. И «по совместительству» помогал сбывать краденую продукцию частным лицам. На его долю в общей сложности пришлось около четырех тысяч рублей. Большую часть из них конфисковали.
— Таким образом, от этой операции он не мог укрыть большую сумму?
— Ни в коем случае.
В это время за окном раздался скрип тормозов. Мы с Гранской выглянули в окно.
Из милицейского «газика» выскочил Коршунов и быстро зашёл в подъезд прокуратуры.
— Удивительно: Юрий Александрович спешит, — сыронизировал я.
— Да, слишком уж энергично, — улыбнулась следователь.
Через мгновение старший лейтенант был уже в дверях:
— Разрешите?
— С хорошими новостями или нет? — полушутливо спросил я.
— Луговой-Гребцов задержан в Ленинграде, — сказал Коршунов.
— Все-таки Ленинград! А мы вас уже заждались, — сказала Гранская.
— Задержался… Вышли на него через тётку. Там проживает.
— Это новость номер один, Юрий Александрович. Можно вас поздравить.
— Не меня. Всесоюзный розыск.
— Ваше ведомство все-таки, — сказал я. — А что с дензнаками?
— Был я в научно-техническом отделе УВД области. И в Москве.
— Ого! — улыбнулась Гранская.
— Мы вам, говорят, скажем, чем выполнена подделка, каким способом, каким красителем, но с какой целью — увы… Всяческие архивы поднимали. Не то. Наш случай — впервые.
— В историю войдёте, — подбодрил я следователя и старшего лейтенанта.
— Или только в географию, — отшутилась Гранская. — Так у вас все, Юрий Александрович?
— Да как вам сказать, — пожал плечами Коршунов. — Та рыбка или не та… В Лосиноглебске недавно задержан органами милиции подозрительный гражданин. Весь день ходил по магазинам и менял мелкие деньги на сотенные. С большой неохотой соглашался на пятидесятки.
Коршунов замолчал.
— Интересно, — оживилась Гранская. — В чемоданчике больше сотенных билетов… Но Лосиноглебск…
— Он житель нашего города. А до Лосиноглебска час езды. — Коршунов протянул следователю бумажку. — Есипов Илья Митрофанович. Я успел только установить, что в настоящее время он в Зорянске.
— А как вышли на этого Есипова? — спросила Гранская.
— Поговорил я в области с ребятами из угрозыска. Они недавно искали преступника, который менял крупные деньги на мелкие. И в Лосиноглебске наскочили на Есипова, который, наоборот, мелкие обменивал на крупные. Проверили его. Все оказалось в порядке. Пенсионер. Деньги настоящие. Видите ли, блажь у него — иметь только сотенные. Прятать в чулке, что ли, удобнее?
— Вы проверьте его на всякий случай, — сказала Гранская.
— Сделаю. Конечно, с другой стороны, на свете много всяких чудаков…
Допрос Лугового-Гребцова был проведён в прокуратуре. На нем был светлый костюм в полоску, белая рубашка с жёстким воротничком. Вещи сидели отлично. Белая прядь в чубе придавала его лицу несколько романтический вид.
— Как попал к вам паспорт Лугового? — спросила Гранская.
— Нашёл его около почты в Светлоборске, — спокойно ответил арестованный.
— А почему не передали в милицию?
— Это было первым моим желанием. Но чувство самосохранения взяло верх. Бывают же совпадения: я сам потерял паспорт. Вы понимаете, что без паспорта мне очень плохо. Только что вышел из заключения. Попади я в любое отделение милиции, началась бы проверка… И я далеко не уверен, что доверяли бы. Не так ли?
— Надо всегда быть честным.
Гребцов виновато улыбнулся:
— Человек слаб. Я ещё не совсем пришёл в себя после колонии. Конечно, сделал глупость. Но поймите меня…
Взгляд у арестованного был простодушно-открытым.
— Допустим, все это так…
— Так, так, — заверил Гребцов.
— Мы ещё вернёмся к этому вопросу… Откуда у вас появилась крупная сумма денег?
Гребцов некоторое время молчал и вдруг спросил с нескрываемым волнением:
— Вы нашли мои деньги?
— Выходит, была у вас крупная сумма?
— Крупная? — усмехнулся Гребцов, подавив волнение. — Очень. Пятьдесят тысяч.
— Откуда они у вас?
— Выиграл.
— Во что?
— Не по лотерее и не по займу, конечно. В этом смысле мне никогда не везло. За всю жизнь выиграл один рубль. Но зато везуч в другом. — Он сделал жест, будто сдавал карты. — Преферанс, покер. Играю честно.
— Вы утверждаете, что за три с половиной месяца со дня выхода на свободу смогли выиграть пятьдесят тысяч?
— Не очень скромно хвалиться, но это так.
— Смотрите-ка, какие у вас способности, — вставил я. — И врачом вы почти были, в карты мастак, гений, можно сказать, артистом оказались незаурядным, химией увлекаетесь…
— Какая химия? — испуганно дёрнулся Гребцов. — Я вас не понимаю, гражданин прокурор.
Я удивился: он вдруг потерял самообладание.
— В местах заключения разве не занимались? — спросила Гранская.
Гребцов посмотрел на неё, на меня. И уже спокойно, с улыбкой сказал:
— А, в колонии… Не люблю грустных воспоминаний.
— Так, — продолжила Гранская. — Вы можете вспомнить, с кем и где вы играли?
— Во-первых, всех, конечно, не вспомню. Во-вторых, это не по-джентльменски, — снова улыбнулся Гребцов. — Но так как мы не в английском клубе, я нарушу правила. Дайте мне бумагу, ручку и некоторое время.
— Хорошо, все это будет вам предоставлено, — спокойно сказала Гранская.
— Где ваши деньги?
— У меня их украли.
— Где, когда, кто?
— В доме Шатровых. Накануне моего отъезда из этого досточтимого города.
— Где вы хранили их?
— У себя в комнате. В небольшом чемоданчике. Причём на видном месте. Не прятал.
— Почему вы не боялись оставлять их?
— Хозяйка моя — честнейший человек. Мне казалось, что и сын её тоже. Ну, а от других… По-моему, если вещь лежит на видном месте, то украсть её не очень хочется.
— Область психологии?
— Увы, — печально сказал Гребцов, — я упустил из виду, что даже самые глобальные законы имеют исключения.
— О чем у вас с Евгением Шатровым был разговор накануне вашего отъезда из Зорянска?
— Накануне у нас не было никакого разговора. Я не ночевал дома. А когда возвращался часов в пять вечера, увидел Шатрова возле буфета у водокачки. Полные руки Скомканных трояков, пятёрок. Поит дружков. Откуда бы у пьяницы могло быть столько денег? Я почувствовал неладное. Пришёл домой, сказал бабе Тоне. Она пошла за Евгением. Я схватился — чемоданчика нет. Искал, не нашёл. А тут старуха тащит своего сынка… Ну, на следующее утро я ставлю ему выпивку и спрашиваю прямо, где чемоданчик. Мне показалось, что Шатров растерялся, не знает, что и ответить. Тогда я применил уловку, сказал, что якобы деньги фальшивые. И предложил вместе заняться подделкой… Думал испугается и вернёт чемодан с деньгами.
— А он?
— Он уже еле языком ворочал.
— Что вы делали дальше?
— Снова стал искать пропажу. Нигде нет. Потом вспомнил про голубятню. Только я поднялся на неё, смотрю, заворачивает в наш проулок милицейская машина. Из машины вышла моя хозяйка с милиционером. Я спустился вниз, взял сумку с вещами и садом выскочил на другую сторону двора. Недалеко железная дорога, товарняк шёл. Медленно. Потому что поворот и подъем. Я вскочил на подножку…
— Что вас так испугало?
— Наивный вопрос: живу по чужому паспорту. Опять же — деньги.
— Хорошо, гражданин Гребцов, мы потом продолжим. Вот вам бумага. Попробуйте вспомнить ваши карточные подвиги.
Гребцов под охраной работника милиции уселся писать, а мы с Гранской решили обменяться впечатлениями. Вышли.
— Каков, а? — спросила Инга Казимировна.
— Самоуверен, но…
— Да, я тоже обратила внимание. Когда вы о химии заговорили. А в чем дело, не пойму.
— По-моему, вы где-то сделали ошибку.
— Знаю, — согласилась следователь. — Надо поосторожней.
— Разрешите? — В дверях показалась голова Коршунова.
— Входите, входите, — пригласил я.
Он поздоровался, положил на стол планшет.
— Сведения о Есипове. За десять дней до исчезновения Гребцова он продал дом. За двадцать восемь тысяч.
— У кого такие деньги нашлись? — спросил я.
— Это люди честные. Двенадцать лет на Севере работали… Дальше. За три дня до вышеуказанного события Есипов снял с книжки двенадцать тысяч — все сбережения. И сдал облигации трехпроцентного займа на десять тысяч. Деньги просил только сотенные и пятидесятирублевки…
Мы с Гранской переглянулись.
— Интересно, — заметила Инга Казимировна.
— В этот же день, — продолжал Коршунов, — у него случился пожар. Сарайчик загорелся. Соседи прибежали помочь — не пустил. Сам тушил.
— Где он сейчас живёт? — заволновалась следователь.
— У него ещё флигелёк был. Там и живёт.
— Срочно нужно его сюда.
— Слушаюсь, — ответил Коршунов. — Вы просили доставить Шатрова, он здесь. Прямо с работы.
— Хорошо. Трезвый?
— По-моему, он трезвее не бывает… Разрешите отправиться за Есиповым?
— Да-да, Юрий Александрович, — сказала Гранская. — Продолжим допрос, Захар Петрович? — обратилась она ко мне.
Мы вышли из кабинета. Навстречу поднялась молодая женщина.
— Здравствуйте, Инга Казимировна. Вы не могли бы меня принять?
— Здравствуй, Галя.
Вид у Максимовой был такой взволнованный и просящий, что Гранская растерялась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36