Бородатый телерепортер с печальными глазами ухитрился каким-то образом проскользнуть мимо агентов охраны в мой кабинет: в секретной службе появились новички. Дон Шихан и двое его постоянных агентов в Чикаго, наверное, готовились к прибытию туда президента. Бородатый теленахал из Лос-Анджелеса намеревался вести из пресс-центра прямую передачу о Стивене Грире. Пришлось вызвать полицию Белого дома, чтобы вышвырнуть его вон.
Мне звонили Рестон, Элсон, Пирсон, Уилсон, Александр Уайт и Драммонд. У Ивенса и Новака пересеклись линии. Ивенс звонил из дому, а Новак — из Стокгольма. Все хотели услышать и узнать об одном человеке — о Грире. Все, кроме газеты «Уолл-стрит Джорнэл», готовили репортажи обо мне и Мигеле Лумисе, и разумеется, под заголовком: «Последний ленч». Все корреспонденты Белого дома осаждали Джилл, требуя встречи со мной, но я поставил первым Дэйва Полика, хотя он и не числился в официальном списке. Причина была проста. Он предупредил Джилл по телефону, что, если я не сделаю этого, полетит моя голова, а не его. Милейший, добрый Дэйв!
Когда мы впустили его, Дэйв ворвался в комнату, как левый крайний, обходящий защиту. От моего предложения сесть он просто отмахнулся. Полик предпочитал нависнуть над противником и одной угрозой физически раздавить его, принудить к капитуляции. Хороший прием. Иногда он удается. Прижавшись к спинке кресла, я уже готов был сказать: «Ладно, открывай свои карты, сдаюсь». Но вместо этого я сказал:
— Доброе утро, Дэвид. Мы что-то не видели вас, особенно последние два дня, — какая жалость!
— Где Грир? — спросил он.
— Вы звонили к нему в контору? А может, он в Верховном суде?
Он чуть не испепелил меня взглядом. Да, это мужчина! С такими плечами он мог бы заменить бульдозер.
— Вы знаете, где сейчас Стивен Грир?
— Бросьте, Дэйв. Не шутите с утра пораньше.
— Не виляйте… Вы знаете, где он? Да или нет?
— Нет. Я не знаю, где он был, где он есть и где он будет.
— Правила игры Белого дома? Вы никогда не лгали?
Я бы за это дал пощечину, будь я потяжелее весом. Меня уже тошнило от его шуточек.
— Я всегда был с вами честен, и вы это знаете. А теперь перестаньте изображать Тарзана.
Он успокоился, но не совсем.
— Хорошо, — сказал он, — я знаю, куда он отправился… во всяком случае сначала.
Он многозначительно кивнул массивной головой в сторону Джилл. Она сидела, уже не обращая внимания на сигналы телефонного пульта. Облокотившись на машинку и уперев подбородок в ладони, Джилл смотрела на нас.
— Джилл останется, — сказал я. — Мы с ней одна команда, и она хранит секреты лучше меня.
— Ладно, слышал. — Он повис надо мной и тяжело опустил похожую на окорок ладонь на мой стол. — В прошлый четверг, вечером, в восемь тридцать пять Стив Грир вылетел на самолете «Бичкрафт-Барон» с аэродрома Монтгомери Каунти в Гейтерсбурге. Пилот сказал, что собирался в Рейлау-Дирхэм, но вместо этого полетел в Атлантик-Сити. Здесь под именем Хендрикса Грир пересел на другой самолет, а ночным рейсом прибыл на аэродром Кеннеди. Около полуночи он вылетел из Кеннеди на реактивном транспортном самолете компании «Оверсиз Квик-Фрайт Инкорпорейтед». В маршрутной заявке было указано, что это беспосадочный рейс до Рио-де-Жанейро. Грир, теперь уже под именем Фаэрчайлда, был единственным пассажиром.
Я остолбенел. Стив Грир тайно улетел в Рио? Но почему?
Полик смотрел на меня, как датский дог на таксу. Взгляд его выражал презрение и ярость, словно именно я был зловещим интриганом, повинным в исчезновении Грира.
— Полагаю, вы сами это проверили? — спросил я, хотя, когда имеешь дело с Поликом, ответ в таких случаях заранее известен.
— Да, каждый шаг.
— Вы уже напечатали об этом?
— Нет. Вы, наверное, забыли, «Досье» выходит по понедельникам вечером. Может быть, напечатаю в следующем выпуске. А может быть, и нет. Зависит от того, к чему это все ведет.
— Хорошо, а чего вы хотите от меня?
— Доброго совета, хотя бы раз в жизни. Один шанс из ста, что я сделал неправильный вывод. Если это так, направьте меня на верный путь.
— Дэйв, я не знаю, что думать. Обо всех известных мне фактах я уже объявил на пресс-конференции. Больше у меня нет ничего. Абсолютно ничего. Если уж начистоту, я полагал, что Грир остался в стране. Но это была только догадка.
— Трудно поверить, что вы не в курсе дела.
— Но это святая истина, Дэйв, так что помогите мне.
Некоторое время он изучал мое лицо, черточку за черточкой, как покупатель осматривает подержанный автомобиль, отыскивая скрытые дефекты. Затем пожал плечами и повернулся к двери.
— Куда вы теперь? — спросил я.
Он остановился перед столом Джилл и поглядел на меня через плечо.
— В Рио, куда же еще?
И в следующее мгновение дверь с грохотом захлопнулась за ним.
Джилл прошла через кабинет скользящим неспешным шагом. На ней была глухая блузка с многочисленными пуговками и гофрированным воротничком, как у старой учительницы конца прошлого столетия. Временами, видимо себе в наказание, она пыталась казаться холодной и официальной. Но все ее попытки были тщетны. В любом самом строгом наряде она выглядела не менее соблазнительно, чем Софи Лорен в пеньюаре.
— Ты веришь всему этому? — спросила она с простодушным изумлением.
— Полик редко ошибается, — ответил я. — Он, конечно, дикарь, но дело свое знает.
— Что ты теперь собираешься делать? — спросила она таким тоном, словно я мог взмахом волшебной палочки заставить Стивена Грира материализоваться из пространства.
— Сообщу президенту. Пока больше ничего.
В глазах ее что-то блеснуло.
— Джи-и-ин!
Это была ее манера окликать меня голосом маленькой девочки, когда она хотела обратить на себя внимание.
— Да, Джилл. — Внутренний телефон зазвонил. Я снял трубку и прикрыл микрофон ладонью.
— Прошлой ночью мы с Баттер спорили, и она сказала, что господь бог — сутенер! Как по-твоему, что это значит?
— По-моему, ты должна послать ее ко всем чертям… Нашла время задавать умные вопросы!
Я отнял ладонь от микрофона и коротко бросил: «Каллиган слушает!» Джилл, погруженная в богословские размышления, вернулась на свое место.
Звонили из проходной бокового входа в Белый дом. Меня хотел видеть агент ФБР Лоуренс Сторм. Я велел его пропустить. Я знал, что он пройдет по внутреннему коридору, минуя канцелярию и приемную. Таким образом, ему не придется пробираться через холл, где толпились репортеры. Я знал, что Ларри Сторм, негр, был у Десковича одним из лучших агентов особого назначения, однако внешность человека, который несколько минут спустя вошел через боковую дверь, поразила меня. Несмотря на невероятно широкие плечи, он был очень пропорционален, настоящий атлет. У него была шоколадная кожа, черные глаза и выражение безмятежной уверенности в себе. На меня это сразу произвело впечатление. На нашей визжащей и лающей псарне безмятежность была редким качеством. Он поздоровался и протянул мне левой рукой свое удостоверение. Не глядя на удостоверение, я пожал его правую руку.
— Наслышан о вас, — сказал я. — Рад познакомиться. Садитесь.
В отличие от Полика он неторопливо устроился в кресле, поддернул складки на брюках; на нем был неброский габардиновый костюм. Пока мы обменивались любезностями, я почувствовал к этому человеку симпатию. Наверное, и я ему понравился, потому что вскоре мы уже называли друг друга по имени. Когда он вопросительно взглянул на Джилл, я его успокоил: Джилл вне подозрений.
— Фактически, — добавил я, — она настолько надежна и благонадежна, что вы можете, если хотите, разбирать при ней водородную бомбу… Так что к делу, Ларри!
— Я занимаюсь неким доктором Филипом Дж.Любиным. Насколько я знаю, вы с ним знакомы.
— Конечно, — сказал я. — А в чем дело? Какие-нибудь сумасшедшие математические расчеты для правительства? Он умеет отыскивать золотые жилы…
— Нет, это связано с другим делом.
Учитывая положение Сторма в ФБР, это могло означать только одно.
— Грир? — спросил я.
— Прошу прощения. Не имею права говорить. Приказ. — Улыбка его выражала искреннее сожаление. — Наверное, отвечать так пресс-секретарю президента не положено, но вы знаете наше Бюро…
Я знал. И все же я был уязвлен. Обойтись так с пресс-секретарем!.. Я с трудом сдержался. В следующий раз, когда увижусь с Питом Десковичем… Но любопытство было сильнее. Какое отношение имел жрец науки идеалист Фил Любин к сверхпрактичному королю юристов Стиву Гриру?
Сторм начал задавать обычные вопросы. Давно ли я знаю Любина, виделись ли мы в последнее время, какого я о нем мнения и так далее. Я сказал, что мы сблизились в Чикагском университете, где он был моим научным руководителем по математике, а я студентом третьего курса. На мой взгляд, Фил был эксцентричным, порой несдержанным, но несомненно умнейшим человеком. Он произвел на меня огромное впечатление, так же как на всех студентов. Правда, он был ненамного старше меня, поэтому его… гм… умственное превосходство порой унижало. После университета я потерял с ним связь, если не считать случайных телефонных звонков, когда Фил приезжал в Лос-Анджелес. Затем началась кампания за избрание президентом Роудбуша, и мое имя появилось в газетах. Фил позвонил мне и предложил свою помощь. И действительно активно поддерживал Роудбуша в научных кругах. Наше знакомство возобновилось, и после моего перемещения в Белый дом мы с ним встречались за обедом или за ужином раза два-три в год. Последний раз обедали вместе несколько дней назад. Это примерно все.
— Вы помните, когда вы с ним встретились последний раз? — спросил Сторм, поднимая глаза от блокнота, в котором он делал записи.
— Джилл! — позвал я. — Загляни в календарь: там должно быть отмечено, когда мы с Филом обедали у «Пола Юнга». Это было где-то на прошлой неделе.
— Двадцать пятого августа, — ответила Джилл. — И не у «Пола Юнга», а в ресторане «Хай-Адамс». Время встречи я записала: шесть пятнадцать.
— Двадцать пятого августа, — повторил Сторм. — Это было вечером в среду, не так ли?
— Да, — сказала Джилл.
— Да-а-а, — протянул я. — Теперь я вспомнил точно, это было за день до исчезновения Стива Грира. С тех пор здесь многое изменилось.
— Могу представить, — сказал Сторм, делая новую запись. — Вы не помните, Юджин, долго ли вы беседовали в тот вечер с Любиным?
— Погодите, дайте подумать… Ну да, мы пообедали накоротке, потому что он спешил в Балтимор на какое-то деловое свидание. Расстались мы около восьми, это я помню.
Сторм задал еще несколько общих вопросов, затем спросил:
— Вы когда-нибудь слышали о дискуссионном клубе правительственных чиновников, который называется Потомакский ученый клуб?
— Ни разу в жизни. — Вопрос озадачил меня, но Сторм к нему не вернулся. Вместо этого он перелистал свои записи и ткнул карандашом в одну из страниц.
— Юджин, — сказал он, — что вы знаете об отношениях доктора Любина с женщинами?
— Что вы имеете в виду?
— Ну, что водится. Они ему нравились?
Легкая улыбка Сторма намекала, что мы-то с ним разделяем пристрастие к прекрасному полу, а вот разделяет ли его Фил Любин, — это еще неизвестно. Я заметил, что Джилл вся подалась вперед, чтобы не пропустить ни слова.
— Вас интересует, не педераст ли он?
Ларри кивнул.
— Нет, по-моему, нет, — сказал я. — Он, конечно, не из агрессивных самцов, но, с другой стороны, я не замечал в нем ничего противоестественного… я бы сказал, что он мягкий и обходительный человек. — Вопрос этот огорчил меня. — Может быть, он… слишком утончен, но, насколько я знаю, в этом нет ничего преступного, во всяком случае по нашим законам.
Сторм почувствовал мою неприязнь.
— Юджин, не обижайтесь. Это обычный вопрос. — Он встал и спрятал блокнот во внутренний карман. — Думаю, это все. Благодарю за помощь.
Я также встал и пожал ему руку.
— Скажите, какое все это имеет отношение к Стиву Гриру? — спросил я.
— Я бы не хотел возвращаться к этому. — Он выглядел искренне огорченным. Ему было явно не по душе играть в эту игру с помощником президента.
— Рад был познакомиться, — сказал я. — Надеюсь, мы как-нибудь сможем посидеть и поболтать на досуге, когда вы не будете ничего у меня выпытывать.
— Устройте мне пару часов отгула в Бюро, и выпивка за мной.
Я дошел с ним до двери и сделал последнюю попытку, понизив голос:
— Послушайте, Ларри, честно, я ничего не понимаю в этом деле Грира. Мне сообщили, что на прошлой неделе он улетел в Бразилию. Что вы об этом знаете?
Мои слова поразили его, но он сумел сохранить бесстрастное выражение лица. Единственно, что он ответил, было: «По-моему, вы заблуждаетесь».
Когда дверь закрылась за ним, я повернулся к Джилл:
— Ну а что скажешь ты?
Она нахмурилась, а когда Джилл хмурится, лицо ее становится поистине трагическим.
— Мне кажется, он сам ничего не знает.
— Но ведь он явно занимается делом Грира, а если это так, он должен знать гораздо больше нас.
Она откинула со лба длинные волосы.
— Ты думаешь, — медленно сказала она, — что доктор Любин тоже исчез?
— Умница! — Она сразу уловила мою мысль. — Найди у себя в справочнике балтиморский телефон Фила. Насколько помню, он живет в «Квартирах Чарлза». Если его нет дома, позвони в университет. Соедини меня с ним!..
Я попытался сосредоточиться на последнем, почти утвержденном, почти окончательном тексте президентской речи по случаю Дня Труда. Джилл вызвала одного абонента, затем другого. Ее нежный приглушенный голосок почти сливался с гулом кондиционера. Чувствовалось, что снаружи адская жара.
— Джин! — Изумленные глаза ее были широко открыты. — Из «Квартир Чарлза» и с математического факультета говорят одно и то же: доктор Любин в воскресенье отправился в путешествие на автомашине куда-то на запад. Где он сейчас, никто не знает.
Мы смотрели друг на друга с нарастающим беспокойством. Стив Грир и Фил Любин исчезли… Полик говорит, что Грир тайно улетел в Рио… Ларри Сторм, явно занятый делом Грира, расспрашивает о Любине… Намекает на возможность… Грир и Любин. Господи, боже милостивый!
Я позвонил Грейс Лаллей и попросил, чтобы президент принял меня как можно скорее, — по делу Грира. Она ответила, что вице-президент скоро уйдет и тогда она пропустит меня перед директором ФБР. Минут через пять. Но я варился в собственном соку целых десять минут, прежде чем она вызвала.
Когда я вошел, президент изучал меморандум. Он встретил меня широкой теплой улыбкой и поднял очки надо лбом.
— Пентагон удивляется, как это вы ухитрились ошибиться на девятьсот миллионов в статье о расходах на истребители вертикального взлета, — сказал он. От него ничто не ускользало.
— Бюджетная комиссия уже спустила с меня за это шкуру. Я признал свою вину. Меня спутали эти проклятые два нуля, которые они напечатали после точки, словно цену женской шляпки: 29.95 долларов.
— Вы исправите ошибку на пресс-конференции?
Я кивнул. Первый мой промах за месяц. Неплохо начинается денек!
— Грейс сказала, у вас сверхсрочное дело.
Он обошел стол и уселся на краю, рядом с золотым осликом. Этим он как бы говорил мне, что не стоит так сильно волноваться. В мире атомных бомб, освободительных войн, кризисов и слез все дела были сверхсрочными.
— Я по поводу Грира, — сказал я. И вкратце сообщил о разговорах с Поликом и Стормом. Пока я говорил, он слез со стола и принялся расхаживать по кабинету, склонив голову и засунув руки в карманы пиджака. За балконной дверью в саду розы никли под тяжестью предполуденной жары. Когда я закончил, президент сел в свое вращающееся кресло.
— Прошу извинить меня, Юджин, — он указал мне на кресло перед столом. — Садитесь… Да, новости неожиданные. Начнем с Полика. Как, по-вашему, когда он об этом сообщит?
— Не раньше следующей недели. Его «Досье» пошло в типографию в ночь на понедельник без новых сведений о Грире. Но, по-моему, к следующему номеру он постарается откопать нечто сенсационное.
— Понимаю… Это может вызвать страшные осложнения. — Он умолк, постукивая разрезальным ножом по мягкому зеленому бювару. — Можем мы как-нибудь справиться с Поликом?
— То есть помешать ему опубликовать собранный материал?
— Да. — Теперь он был очень серьезен.
— Ничего не выйдет, господин президент. Стоит мне заикнуться об этом, он сразу напечатает все.
Он задумался на мгновение.
— Полагаю, лучше мне заняться этим самому. Пожалуйста, свяжитесь с Поликом. Скажите, что я хотел бы поговорить с ним прежде, чем он что-либо опубликует. Только без всякого нажима, пожалуйста.
Я растерялся. С первого же дня после принятия присяги Роудбуш установил незыблемое правило: никаких частных интервью. Время от времени он, правда, встречался с группами из шести-семи ведущих журналистов для неофициальных бесед по общим вопросам, но считал, что давать личные интервью несправедливо по отношению к остальным представителям печати и опасно для Белого дома.
— Нам несдобровать, пресса поднимет вой, — сказал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Мне звонили Рестон, Элсон, Пирсон, Уилсон, Александр Уайт и Драммонд. У Ивенса и Новака пересеклись линии. Ивенс звонил из дому, а Новак — из Стокгольма. Все хотели услышать и узнать об одном человеке — о Грире. Все, кроме газеты «Уолл-стрит Джорнэл», готовили репортажи обо мне и Мигеле Лумисе, и разумеется, под заголовком: «Последний ленч». Все корреспонденты Белого дома осаждали Джилл, требуя встречи со мной, но я поставил первым Дэйва Полика, хотя он и не числился в официальном списке. Причина была проста. Он предупредил Джилл по телефону, что, если я не сделаю этого, полетит моя голова, а не его. Милейший, добрый Дэйв!
Когда мы впустили его, Дэйв ворвался в комнату, как левый крайний, обходящий защиту. От моего предложения сесть он просто отмахнулся. Полик предпочитал нависнуть над противником и одной угрозой физически раздавить его, принудить к капитуляции. Хороший прием. Иногда он удается. Прижавшись к спинке кресла, я уже готов был сказать: «Ладно, открывай свои карты, сдаюсь». Но вместо этого я сказал:
— Доброе утро, Дэвид. Мы что-то не видели вас, особенно последние два дня, — какая жалость!
— Где Грир? — спросил он.
— Вы звонили к нему в контору? А может, он в Верховном суде?
Он чуть не испепелил меня взглядом. Да, это мужчина! С такими плечами он мог бы заменить бульдозер.
— Вы знаете, где сейчас Стивен Грир?
— Бросьте, Дэйв. Не шутите с утра пораньше.
— Не виляйте… Вы знаете, где он? Да или нет?
— Нет. Я не знаю, где он был, где он есть и где он будет.
— Правила игры Белого дома? Вы никогда не лгали?
Я бы за это дал пощечину, будь я потяжелее весом. Меня уже тошнило от его шуточек.
— Я всегда был с вами честен, и вы это знаете. А теперь перестаньте изображать Тарзана.
Он успокоился, но не совсем.
— Хорошо, — сказал он, — я знаю, куда он отправился… во всяком случае сначала.
Он многозначительно кивнул массивной головой в сторону Джилл. Она сидела, уже не обращая внимания на сигналы телефонного пульта. Облокотившись на машинку и уперев подбородок в ладони, Джилл смотрела на нас.
— Джилл останется, — сказал я. — Мы с ней одна команда, и она хранит секреты лучше меня.
— Ладно, слышал. — Он повис надо мной и тяжело опустил похожую на окорок ладонь на мой стол. — В прошлый четверг, вечером, в восемь тридцать пять Стив Грир вылетел на самолете «Бичкрафт-Барон» с аэродрома Монтгомери Каунти в Гейтерсбурге. Пилот сказал, что собирался в Рейлау-Дирхэм, но вместо этого полетел в Атлантик-Сити. Здесь под именем Хендрикса Грир пересел на другой самолет, а ночным рейсом прибыл на аэродром Кеннеди. Около полуночи он вылетел из Кеннеди на реактивном транспортном самолете компании «Оверсиз Квик-Фрайт Инкорпорейтед». В маршрутной заявке было указано, что это беспосадочный рейс до Рио-де-Жанейро. Грир, теперь уже под именем Фаэрчайлда, был единственным пассажиром.
Я остолбенел. Стив Грир тайно улетел в Рио? Но почему?
Полик смотрел на меня, как датский дог на таксу. Взгляд его выражал презрение и ярость, словно именно я был зловещим интриганом, повинным в исчезновении Грира.
— Полагаю, вы сами это проверили? — спросил я, хотя, когда имеешь дело с Поликом, ответ в таких случаях заранее известен.
— Да, каждый шаг.
— Вы уже напечатали об этом?
— Нет. Вы, наверное, забыли, «Досье» выходит по понедельникам вечером. Может быть, напечатаю в следующем выпуске. А может быть, и нет. Зависит от того, к чему это все ведет.
— Хорошо, а чего вы хотите от меня?
— Доброго совета, хотя бы раз в жизни. Один шанс из ста, что я сделал неправильный вывод. Если это так, направьте меня на верный путь.
— Дэйв, я не знаю, что думать. Обо всех известных мне фактах я уже объявил на пресс-конференции. Больше у меня нет ничего. Абсолютно ничего. Если уж начистоту, я полагал, что Грир остался в стране. Но это была только догадка.
— Трудно поверить, что вы не в курсе дела.
— Но это святая истина, Дэйв, так что помогите мне.
Некоторое время он изучал мое лицо, черточку за черточкой, как покупатель осматривает подержанный автомобиль, отыскивая скрытые дефекты. Затем пожал плечами и повернулся к двери.
— Куда вы теперь? — спросил я.
Он остановился перед столом Джилл и поглядел на меня через плечо.
— В Рио, куда же еще?
И в следующее мгновение дверь с грохотом захлопнулась за ним.
Джилл прошла через кабинет скользящим неспешным шагом. На ней была глухая блузка с многочисленными пуговками и гофрированным воротничком, как у старой учительницы конца прошлого столетия. Временами, видимо себе в наказание, она пыталась казаться холодной и официальной. Но все ее попытки были тщетны. В любом самом строгом наряде она выглядела не менее соблазнительно, чем Софи Лорен в пеньюаре.
— Ты веришь всему этому? — спросила она с простодушным изумлением.
— Полик редко ошибается, — ответил я. — Он, конечно, дикарь, но дело свое знает.
— Что ты теперь собираешься делать? — спросила она таким тоном, словно я мог взмахом волшебной палочки заставить Стивена Грира материализоваться из пространства.
— Сообщу президенту. Пока больше ничего.
В глазах ее что-то блеснуло.
— Джи-и-ин!
Это была ее манера окликать меня голосом маленькой девочки, когда она хотела обратить на себя внимание.
— Да, Джилл. — Внутренний телефон зазвонил. Я снял трубку и прикрыл микрофон ладонью.
— Прошлой ночью мы с Баттер спорили, и она сказала, что господь бог — сутенер! Как по-твоему, что это значит?
— По-моему, ты должна послать ее ко всем чертям… Нашла время задавать умные вопросы!
Я отнял ладонь от микрофона и коротко бросил: «Каллиган слушает!» Джилл, погруженная в богословские размышления, вернулась на свое место.
Звонили из проходной бокового входа в Белый дом. Меня хотел видеть агент ФБР Лоуренс Сторм. Я велел его пропустить. Я знал, что он пройдет по внутреннему коридору, минуя канцелярию и приемную. Таким образом, ему не придется пробираться через холл, где толпились репортеры. Я знал, что Ларри Сторм, негр, был у Десковича одним из лучших агентов особого назначения, однако внешность человека, который несколько минут спустя вошел через боковую дверь, поразила меня. Несмотря на невероятно широкие плечи, он был очень пропорционален, настоящий атлет. У него была шоколадная кожа, черные глаза и выражение безмятежной уверенности в себе. На меня это сразу произвело впечатление. На нашей визжащей и лающей псарне безмятежность была редким качеством. Он поздоровался и протянул мне левой рукой свое удостоверение. Не глядя на удостоверение, я пожал его правую руку.
— Наслышан о вас, — сказал я. — Рад познакомиться. Садитесь.
В отличие от Полика он неторопливо устроился в кресле, поддернул складки на брюках; на нем был неброский габардиновый костюм. Пока мы обменивались любезностями, я почувствовал к этому человеку симпатию. Наверное, и я ему понравился, потому что вскоре мы уже называли друг друга по имени. Когда он вопросительно взглянул на Джилл, я его успокоил: Джилл вне подозрений.
— Фактически, — добавил я, — она настолько надежна и благонадежна, что вы можете, если хотите, разбирать при ней водородную бомбу… Так что к делу, Ларри!
— Я занимаюсь неким доктором Филипом Дж.Любиным. Насколько я знаю, вы с ним знакомы.
— Конечно, — сказал я. — А в чем дело? Какие-нибудь сумасшедшие математические расчеты для правительства? Он умеет отыскивать золотые жилы…
— Нет, это связано с другим делом.
Учитывая положение Сторма в ФБР, это могло означать только одно.
— Грир? — спросил я.
— Прошу прощения. Не имею права говорить. Приказ. — Улыбка его выражала искреннее сожаление. — Наверное, отвечать так пресс-секретарю президента не положено, но вы знаете наше Бюро…
Я знал. И все же я был уязвлен. Обойтись так с пресс-секретарем!.. Я с трудом сдержался. В следующий раз, когда увижусь с Питом Десковичем… Но любопытство было сильнее. Какое отношение имел жрец науки идеалист Фил Любин к сверхпрактичному королю юристов Стиву Гриру?
Сторм начал задавать обычные вопросы. Давно ли я знаю Любина, виделись ли мы в последнее время, какого я о нем мнения и так далее. Я сказал, что мы сблизились в Чикагском университете, где он был моим научным руководителем по математике, а я студентом третьего курса. На мой взгляд, Фил был эксцентричным, порой несдержанным, но несомненно умнейшим человеком. Он произвел на меня огромное впечатление, так же как на всех студентов. Правда, он был ненамного старше меня, поэтому его… гм… умственное превосходство порой унижало. После университета я потерял с ним связь, если не считать случайных телефонных звонков, когда Фил приезжал в Лос-Анджелес. Затем началась кампания за избрание президентом Роудбуша, и мое имя появилось в газетах. Фил позвонил мне и предложил свою помощь. И действительно активно поддерживал Роудбуша в научных кругах. Наше знакомство возобновилось, и после моего перемещения в Белый дом мы с ним встречались за обедом или за ужином раза два-три в год. Последний раз обедали вместе несколько дней назад. Это примерно все.
— Вы помните, когда вы с ним встретились последний раз? — спросил Сторм, поднимая глаза от блокнота, в котором он делал записи.
— Джилл! — позвал я. — Загляни в календарь: там должно быть отмечено, когда мы с Филом обедали у «Пола Юнга». Это было где-то на прошлой неделе.
— Двадцать пятого августа, — ответила Джилл. — И не у «Пола Юнга», а в ресторане «Хай-Адамс». Время встречи я записала: шесть пятнадцать.
— Двадцать пятого августа, — повторил Сторм. — Это было вечером в среду, не так ли?
— Да, — сказала Джилл.
— Да-а-а, — протянул я. — Теперь я вспомнил точно, это было за день до исчезновения Стива Грира. С тех пор здесь многое изменилось.
— Могу представить, — сказал Сторм, делая новую запись. — Вы не помните, Юджин, долго ли вы беседовали в тот вечер с Любиным?
— Погодите, дайте подумать… Ну да, мы пообедали накоротке, потому что он спешил в Балтимор на какое-то деловое свидание. Расстались мы около восьми, это я помню.
Сторм задал еще несколько общих вопросов, затем спросил:
— Вы когда-нибудь слышали о дискуссионном клубе правительственных чиновников, который называется Потомакский ученый клуб?
— Ни разу в жизни. — Вопрос озадачил меня, но Сторм к нему не вернулся. Вместо этого он перелистал свои записи и ткнул карандашом в одну из страниц.
— Юджин, — сказал он, — что вы знаете об отношениях доктора Любина с женщинами?
— Что вы имеете в виду?
— Ну, что водится. Они ему нравились?
Легкая улыбка Сторма намекала, что мы-то с ним разделяем пристрастие к прекрасному полу, а вот разделяет ли его Фил Любин, — это еще неизвестно. Я заметил, что Джилл вся подалась вперед, чтобы не пропустить ни слова.
— Вас интересует, не педераст ли он?
Ларри кивнул.
— Нет, по-моему, нет, — сказал я. — Он, конечно, не из агрессивных самцов, но, с другой стороны, я не замечал в нем ничего противоестественного… я бы сказал, что он мягкий и обходительный человек. — Вопрос этот огорчил меня. — Может быть, он… слишком утончен, но, насколько я знаю, в этом нет ничего преступного, во всяком случае по нашим законам.
Сторм почувствовал мою неприязнь.
— Юджин, не обижайтесь. Это обычный вопрос. — Он встал и спрятал блокнот во внутренний карман. — Думаю, это все. Благодарю за помощь.
Я также встал и пожал ему руку.
— Скажите, какое все это имеет отношение к Стиву Гриру? — спросил я.
— Я бы не хотел возвращаться к этому. — Он выглядел искренне огорченным. Ему было явно не по душе играть в эту игру с помощником президента.
— Рад был познакомиться, — сказал я. — Надеюсь, мы как-нибудь сможем посидеть и поболтать на досуге, когда вы не будете ничего у меня выпытывать.
— Устройте мне пару часов отгула в Бюро, и выпивка за мной.
Я дошел с ним до двери и сделал последнюю попытку, понизив голос:
— Послушайте, Ларри, честно, я ничего не понимаю в этом деле Грира. Мне сообщили, что на прошлой неделе он улетел в Бразилию. Что вы об этом знаете?
Мои слова поразили его, но он сумел сохранить бесстрастное выражение лица. Единственно, что он ответил, было: «По-моему, вы заблуждаетесь».
Когда дверь закрылась за ним, я повернулся к Джилл:
— Ну а что скажешь ты?
Она нахмурилась, а когда Джилл хмурится, лицо ее становится поистине трагическим.
— Мне кажется, он сам ничего не знает.
— Но ведь он явно занимается делом Грира, а если это так, он должен знать гораздо больше нас.
Она откинула со лба длинные волосы.
— Ты думаешь, — медленно сказала она, — что доктор Любин тоже исчез?
— Умница! — Она сразу уловила мою мысль. — Найди у себя в справочнике балтиморский телефон Фила. Насколько помню, он живет в «Квартирах Чарлза». Если его нет дома, позвони в университет. Соедини меня с ним!..
Я попытался сосредоточиться на последнем, почти утвержденном, почти окончательном тексте президентской речи по случаю Дня Труда. Джилл вызвала одного абонента, затем другого. Ее нежный приглушенный голосок почти сливался с гулом кондиционера. Чувствовалось, что снаружи адская жара.
— Джин! — Изумленные глаза ее были широко открыты. — Из «Квартир Чарлза» и с математического факультета говорят одно и то же: доктор Любин в воскресенье отправился в путешествие на автомашине куда-то на запад. Где он сейчас, никто не знает.
Мы смотрели друг на друга с нарастающим беспокойством. Стив Грир и Фил Любин исчезли… Полик говорит, что Грир тайно улетел в Рио… Ларри Сторм, явно занятый делом Грира, расспрашивает о Любине… Намекает на возможность… Грир и Любин. Господи, боже милостивый!
Я позвонил Грейс Лаллей и попросил, чтобы президент принял меня как можно скорее, — по делу Грира. Она ответила, что вице-президент скоро уйдет и тогда она пропустит меня перед директором ФБР. Минут через пять. Но я варился в собственном соку целых десять минут, прежде чем она вызвала.
Когда я вошел, президент изучал меморандум. Он встретил меня широкой теплой улыбкой и поднял очки надо лбом.
— Пентагон удивляется, как это вы ухитрились ошибиться на девятьсот миллионов в статье о расходах на истребители вертикального взлета, — сказал он. От него ничто не ускользало.
— Бюджетная комиссия уже спустила с меня за это шкуру. Я признал свою вину. Меня спутали эти проклятые два нуля, которые они напечатали после точки, словно цену женской шляпки: 29.95 долларов.
— Вы исправите ошибку на пресс-конференции?
Я кивнул. Первый мой промах за месяц. Неплохо начинается денек!
— Грейс сказала, у вас сверхсрочное дело.
Он обошел стол и уселся на краю, рядом с золотым осликом. Этим он как бы говорил мне, что не стоит так сильно волноваться. В мире атомных бомб, освободительных войн, кризисов и слез все дела были сверхсрочными.
— Я по поводу Грира, — сказал я. И вкратце сообщил о разговорах с Поликом и Стормом. Пока я говорил, он слез со стола и принялся расхаживать по кабинету, склонив голову и засунув руки в карманы пиджака. За балконной дверью в саду розы никли под тяжестью предполуденной жары. Когда я закончил, президент сел в свое вращающееся кресло.
— Прошу извинить меня, Юджин, — он указал мне на кресло перед столом. — Садитесь… Да, новости неожиданные. Начнем с Полика. Как, по-вашему, когда он об этом сообщит?
— Не раньше следующей недели. Его «Досье» пошло в типографию в ночь на понедельник без новых сведений о Грире. Но, по-моему, к следующему номеру он постарается откопать нечто сенсационное.
— Понимаю… Это может вызвать страшные осложнения. — Он умолк, постукивая разрезальным ножом по мягкому зеленому бювару. — Можем мы как-нибудь справиться с Поликом?
— То есть помешать ему опубликовать собранный материал?
— Да. — Теперь он был очень серьезен.
— Ничего не выйдет, господин президент. Стоит мне заикнуться об этом, он сразу напечатает все.
Он задумался на мгновение.
— Полагаю, лучше мне заняться этим самому. Пожалуйста, свяжитесь с Поликом. Скажите, что я хотел бы поговорить с ним прежде, чем он что-либо опубликует. Только без всякого нажима, пожалуйста.
Я растерялся. С первого же дня после принятия присяги Роудбуш установил незыблемое правило: никаких частных интервью. Время от времени он, правда, встречался с группами из шести-семи ведущих журналистов для неофициальных бесед по общим вопросам, но считал, что давать личные интервью несправедливо по отношению к остальным представителям печати и опасно для Белого дома.
— Нам несдобровать, пресса поднимет вой, — сказал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47