Рясницкое имение распродавалось.
Фруктовый сад, расположенный на юго-западной окраине села, и прилегающий к нему сенокос купил прибывший сюда врач белогвардейских казачьих частей, разгромленных Красной Армией, — Владимир Поспеловский. Это был среднего роста, крепко сложенный, со смуглым лицом и небольшими карими глазами брюнет. Весной Поспеловский приступил к строительству двухэтажного особняка и благоустройству усадьбы. Он носился по саду из конца в конец. Его зычный голос слышался везде: и там, где обсаживали усадьбу живой изгородью, и там, где устанавливали улья, и там, где сооружали беседки. Всё делалось под его строжайшим надзором. Находил время Поспеловский и для посещения больных. Однако за каждый визит брал большие деньги, не считался с возможностями бедных людей.
Жена Поспеловского Марьяна Константиновна, в отличие от мужа, была человечной, добродушной и пользовалась уважением крестьян. Это выводило мужа из равновесия.
Он желчно изрекал:
— Ненавижу бедных! Россию разорили! Какое богатство уничтожили! А ты бы все им отдала. Не спеши, придёт время — они и сами все отнимут!
Семейная жизнь у Поспеловских не ладилась. Но Марьяна Константиновна терпела все обиды: она была матерью троих детей…
Моя старшая сестра Мария в те годы служила нянькой у Поспеловских. К дочери часто приходила мать — Марфа Ильинична. После каждого такого посещения она вздыхала, вытирая слёзы украдкой: «Вот жизнь, не успела девушка подрасти — и уже батрачка…»
Отец, преследуемый полицией, не мог найти постоянную работу и обеспечить семью. И когда барыня предложила матери работу, она охотно согласилась. Мать стирала и гладила господское белье, натирала полы, мыла посуду. За это барыня платила ей деньгами, отдавала поношенные детские вещи.
Игорь, старший сын Владимира Поспеловского, был женат и проживал в Ровно. Из-за частых семейных неурядиц он запил. Его выгнали из дому. Игорь шатался по барам в Ровно и Здолбунове, проводил дни и ночи за игрой в карты. Чтобы скрыться от уплаты долгов, он сбежал в Рясники. Но Владимир Поспеловский отказался от спившегося сына. Игорь временно остановился в нашем доме. Отец предупредил:
— Веди себя достойно, не компрометируй меня перед людьми.
В одной из крестьянских хат Игорь открыл нелегальную школу, стал учителем. Желавшие учиться, — а таких кроме меня набралось десятка полтора, — платили ему по одному злотому в неделю. С большим интересом изучали мы географию, русский язык и другие предметы.
Тяжело было сыну барина жить на подачки. Он истощал, чёрные глаза запали.
Игорь обедал вместе с моими родителями. Когда его угощали самогонкой, он осушал стакан одним духом.
— Вам бы, Игорь Владимирович, жениться на дочери помещика, — как-то намекнул отец. — Пусть даже некрасивой, зато заживёте по-человечески.
Игорь признался, что сам возлагает надежду на такой случай.
— Скоро этим займусь. И если, даст бог, мне улыбнётся счастье, клянусь, Владимир Степанович, поставлю на ноги вашего Колю. Выведу его в люди!
ПИСЬМО ВРУЧЕНО
— Знаете, мама, Игорю Поспеловскому повезло, — сообщила моя сестра Мария, гостившая в нашем «корчунке». — Он женился на Наталье, дочери новомыльского помещика Тищенко.
— А помнишь, Владимир, он клялся, что поможет нашему Коле, — напомнила мать. — Что, если отправить к нему нашего мальчика? Здоровье его сдаёт, измотался на раскорчёвке. Ночью даже вздрагивает, бедняжка. Искалечим его — будет нарекать на нас, родителей, всю жизнь…
— Да-а, — протянул отец. — Но я не верю тем обещаниям. Тогда он сам находился в безвыходном положении, вот и льстил нам. Возможно, и примет Колю, но в люди не выведет, я в этом уверен…
— Что ты, Володя? Разве можно так человеку не верить! — не соглашалась мать и настаивала: — Надо послать Колю к Поспеловскому. Наш сын мечтает стать шофёром, разве мы сможем ему помочь в этом? А вот Игорь сможет!
— Я не против, — согласился в конце концов отец.
— Значит, надо готовить его в дорогу! — обрадовалась мать.
Морозным декабрьским утром я отправился в село Рясники. У меня было рекомендательное письмо отца к Игорю Поспеловскому.
Миновав села Глинки и Тайкуры, я поднялся на возвышенность, покрытую молодым лесом. В пяти-семи километрах виднелось село Ивачково, по которому, подобно узенькому извилистому ручейку, пролегала железная дорога. Она огибала большое село Здолбицу и исчезала в черте уездного центра Здолбунова. Над сёлами возвышались белые купола церквей.
На дороге появился поезд. До сих пор я видел поезда только на картинках. Паровоз, показавшийся мне громадным чудовищем, извергал из короткой трубы клубы сизого дыма, пыхтел, увлекая за собой шесть «домиков» на колёсах.
В изумлении я провожал поезд, пока он не скрылся за возвышенностью. Спустился вниз по узкой дороге, пересекавшей овраг, и пошёл дальше. На хуторе близ села Ивачково встретился со старшим братом Александром. Он здесь батрачил.
На второй день Саша проводил меня до Здолбицы.
— Отсюда, Коля, пойдёшь по дамбе, через мост. Вон парк, в нём благоденствует помещик Тищенко. Там и найдёшь Игоря.
Когда мы прощались с Сашей, он наставлял:
— Всё, что охватывает твой взор, — принадлежит Тищенко: Закревские леса, села Тайкуры, Новосилки, Степановка, Старомыльск. Говорят, что помещик — деспот. Будь осторожен, братишка…
В Новомыльске возле небольших домиков с соломенными крышами, в которых жили батраки, рабочие и служащие, я встретил ребят. От них узнал о местонахождении Игоря Поспеловского.
— Ты кто такой будешь? — допытывались ребята.
— Я с письмом к нему. — Издалека?
— Из Ровно, знаете где? — Да, слыхали.
— Ну вот.
— А кем, мальчик, ты доводишься молодому барину? — спросила дама, услышавшая наш разговор.
— С письмом к нему от родителей.
— Давай я передам его!
— Нет, мне велели вручить ему лично.
— Ну, тогда подожди здесь.
Женщина вскоре вернулась.
— Пойдём!
Через кухню мы прошли в комнату, где на диване развалился Игорь. На нём был красивый серый костюм, сиреневая рубашка, добротные полуботинки. Всё это придавало солидность вчерашнему пройдохе.
— Здравствуйте, барин, — я подал Игорю запечатанный конверт. — Вам большой привет от моих родителей, сестры Марии и Болещуков, — сказал дрожащим голосом.
— Да, да! Припоминаю!… Спасибо! — охмелевшими глазами посмотрел на меня Игорь.
— Мария — это твоя сестра? А тебя зовут Николаем?
— Николаем.
— А письмо кто писал?
— Мой отец, Струтинский Владимир Степанович.
— Ага!
Он вскрыл конверт и прочитал вслух:
«Здравствуйте, глубокоуважаемый Игорь Владимирович! Искренне радуюсь вашему благополучию. Прошу принять моего сына Николая и пристроить его на работу. Пусть поработает у вас два года. За это вы пошлёте его на учёбу в механические мастерские в Ровно или Здолбунов. Мечтаю, чтобы Николай получил специальность! Заранее благодарен.
Ваш В. Струтинский.
Село Буда-Грушевская,
декабрь 1934 года».
— Ну что ж, помню такой разговор. И я своё обещание выполню. Будешь у меня маленьким адъютантом! Согласен?
Я не знал смысла этого слова, но ответил:
— Спасибо, согласен.
— Юля! — позвал барин хромую женщину. — Пригласи мать! — Когда в комнате появилась средних лет женщина, Игорь распорядился:
— С сегодняшнего дня этот мальчик — мой адъютант. Прошу любить его и жаловать и никому в обиду не давать. Столоваться будет вместе с вашим Петром.
— Хорошо, Игорь Владимирович, — покорно согласилась женщина.
С ней я вышел на кухню.
Итак, я стал адъютантом молодого барина. Он занимал половину особняка. Я помещался в небольшой прихожей. Во второй половине дома жил помощник управляющего имением Павло Кухарчук.
Я приступил к своим обязанностям.
— Вот тебе деньги, Коля, — дал первое поручение барин, — сбегай в село и принеси пол-литра «белой головки» и четыре бутылки пива. Понял?
— Понял, господин!
Я собрался идти, но барин задержал меня:
— Обожди! Иди сюда!
— Я тебе не господин, а барин! Ясно?
— Ясно!
Сконфуженный, я быстро скрылся за дверью.
Мне ежедневно приходилось доставлять алкогольные напитки для Игоря. Недосыпая ночей, я дежурил у дома, словно дворовый пёс, в ожидании, авось что-либо понадобится барину.
Однажды поздней ночью он вышел на крыльцо и позвал меня.
— Сейчас же оседлай Ляльку и Грильку.
— Лошади готовы, барин, — доложил я.
— Хорошо. Поехали!
Я проводил барина к лошадям, привязанным к частоколу. Поспеловский ловко вскочил в скрипучее седло. Лошадь, почуяв лихого наездника, загарцевала под ним.
— Пошёл! — лихо крикнул Игорь, и красавица каштанка поскакала рысью.
На вороной длинноногой кобыле я помчался вслед. Догнал Игоря лишь на Здолбуновском шоссе. На взмыленных конях мы ворвались в спящий Здолбунов. У польского клуба спешились. Игорь пошёл в клуб играть в карты, а я сторожил лошадей…
Наконец, барин появился, словно очумевший, и мы помчались обратно по тому же шоссе. У конюшни Игорь соскочил, небрежно бросил на шею лошади поводья и исчез за дверью… Юлии — дочери управляющего.
Жена Игоря была красивая женщина. Ласково её называли Туля. Она любила Игоря и, когда тот запивал и сутками не появлялся, плакала, но никому не жаловалась на свою судьбу.
В пьяном виде Игорь не появлялся к родителям Тули. Он посылал меня с запиской к ней, и она приходила к нему в особняк. Здесь они долго спорили, после чего Туля со слезами убегала домой.
Помню такой случай: как-то Игорь возвратился домой пьяным. Закрывшись в своей комнате, начал стрелять из пистолета в дверь, за которой находился я. Пули впивались в стенку чуть выше моей койки. Потом всё стихло. Я вошёл в комнату и застал барина лежащим на кровати, у которой валялся пистолет. Я поднял его, спрятал и лёг спать.
Когда рассвело, Игорь меня разбудил.
— Где мой пистолет? Я никого не убил и не ранил?
— Пистолет я спрятал, никто не убит и не ранен, только меня напугали.
— Ах, чёрт побери! Как это всё получилось? — раскаивался Игорь. — Пора кончать дебоши!
И тут же, забыв о своём обещании, попросил:
— Поищи в моих брюках деньги на пол-литра! В карманах не оказалось ни копейки.
— Тогда вот что, — не успокоился Игорь, — сбегай и возьми в долг пол-литра и чего-нибудь закусить. Я буду там, за стенкой, — Игорь указал пальцем на вторую половину дома.
И так снова начинался «трудовой» день барина. Пил он и с Юлькой, и с её отцом, и с другими собутыльниками.
Когда Игорь переставал пить, он на зорьке брал ружье, будил прудового Павла Рыжука, и они уплывали на лодке в камыши стрелять чирков и крякв. К завтраку барин возвращался. Я встречал его и принимал добычу. Как всегда, она была богатой. Битую птицу я отдавал повару. Потом приносил барину в кувшинчике крепкого чая с лимоном. Он жадно выпивал его и сразу покидал особняк.
В такие дни можно было видеть, как молодая пара мирно гуляла по аллеям парка, ездила верхом на лошадях или играла в преферанс.
Со временем круг моих обязанностей расширился. Приходилось мыть, чистить, заправлять автомашины, набивать охотничьи патроны, чистить ружья и пистолеты, убирать в квартире, чистить одежду и обувь Игоря и Тули.
Зимой я оставался на хозяйстве сам. Господа уезжали на два-три месяца в Варшаву.
В свободные минуты, — а таких было очень мало, — я читал газеты, книги, занимался самообразованием. Особенно запомнилась мне прочитанная тогда повесть «Тарас Бульба» Н. В. Гоголя.
В селе Новомыльске клуба не было. Молодёжь собиралась и проводила время на улицах или на пустыре. Парни и девушки пели украинские и русские песни, иногда и запрещённые полицией.
Среди парней я был самым молодым, но считался первым запевалой и был с ними на равной ноге. Их доверием я дорожил и никогда ни в чём не подводил. Когда же затевалась драка, не стоял в стороне.
Однажды молотобоец сельской кузни Доижач избил дружка. Доижач был старше меня на несколько лет и выше ростом. Но я решил проучить забияку. Встретил его на речке.
— Ты зачем избил Петьку? Он же не виноват!
— Уйди, сморчок! — скривил губы Доижач. — А то я тебе спущу немного крови. Понял?
Я изо всех сил ударил Доижача. Он свалился на траву, а потом неистово заорал:
— Лежачих не бьют!
— А ты запомни: слабых не обижай!
Доижач молча поднялся и был таков.
Хотя потом он грозился меня зарезать, однако на глаза не показывался.
С тех пор друзья ещё больше меня уважали.
ПОБЕГ ИЗ НОЧИ
Дома дела не улучшались. Отец и старшие сыновья уходили на заработки, мать оставалась с малышами — Славой, Катей, Васей и Володей.
Жорж батрачил у польского осадника пана Новицкого, вблизи села Воронова.
По просьбе матери Ростислав навестил Жоржа. От него он узнал об издевательствах пана. Новицкий кормил батраков похлёбкой, картофельной шелухой, обратом. Тех, кто выражал недовольство, избивал. Люди не выдерживали, убегали.
Пану доставались их жалкие заработки.
Выслушав брата, Ростислав спросил:
— А если обратиться в суд, с него же взыщут эти деньги?
— Кое-кто судился. Но судьи угождают Новицкому. Мало того, после суда он плёткой избивает жалобщика.
— Тогда, Жора, пойдём домой. Мама так сказала: если плохо Жоре, забери его. Но как получить деньги, заработанные тобой?
— Что ты, Ростик, никаких денег он не отдаст. Даже не заикайся об этом!
— Ничего, я попробую хитростью.
Когда братья предстали перед Новицким, Ростислав обратился к нему:
— Вельможный пан, дома мы остались без куска хлеба. Родители очень просили вас передать им заработанные Жорой деньги. Меня и прислали за этим. А Жоржу наказывали ещё лучше служить вам.
Новицкий покосился на Ростислава, перевёл взгляд на Жоржа и неожиданно согласился:
— Хорошо.
Он вытащил из кармана кошелёк и достал пятнадцать злотых.
— На! — сунул монеты Ростиславу в руки.
— Спасибо! — поблагодарил Ростислав. Глянул на Жоржа: — А ты старайся работать хорошо.
— Конечно! — заверил Жорж.
После этого Жорж побежал к домработнице:
— Степанида, дай мне моё бельё.
— Зачем оно тебе? Покидаешь пана?
— Нет, я брату передам, — замялся Жорж.
Но Степанида разгадала замысел Жоржа и, ничего не сказав, вышла из помещения.
— Значит, донесёт, — предположил Жорж. — Но мы успеем скрыться. Побежали! — потянул он Ростислава.
Братья залегли во ржи, они побаивались погони. Опасения оказались не напрасными.
Новицкий вскочил на коня и помчался по пыльной дороге в сторону Пустомыт. Впереди неслись два его пса.
Когда стало смеркаться, во двор наших родителей въехал на коне Новицкий. Навстречу ему вышла мать.
— Что привело вас сюда? — недоумевающе спросила она.
— Ты — Струтинская?
— Да, я! Что случилось?
— Твои сыновья меня обокрали! — накинулся на неё Новицкий. — Где они? Я проучу их! Воры!
— Не может быть! Мои дети этого не позволят!
— Все вы такие! Быдло холопское! Я… Я… покажу вам, мерзавцы! — размахивал Новицкий плёткой над головой матери.
Домой Новицкий ехал полем. Почуяв беглецов, собаки вдруг подбежали к ним. Они ощетинились, но узнали Жоржа и начали ласкаться.
Новицкий свистнул. Псы побежали к нему. Опасность миновала. Когда стемнело, Ростислав и Жорж знакомыми тропинками пробрались домой.
Мама очень волновалась. Вернулся с работы отец. Мы рассказали ему о побеге.
— Его счастье, что не застал меня дома! — гневом сверкали глаза у отца.
…Сын помощника управляющего Пётр Кухарчук, которого мальчишки дразнили Бондарем, относился ко мне недружелюбно. Он кичился положением отца, вмешивался не в свои дела. Я давал ему достойный отпор. Это злило его, и он старался выжить меня.
Мне надоела такая жизнь, и мы с сыном лесника Алексеем решили убежать в Советский Союз. Но мой друг смалодушничал.
Через несколько дней после нашего разговора меня вызвал Игорь.
— Так куда вы собирались бежать?
— Никуда, барин! — пролепетал я.
Тут же мелькнула мысль: Алексей предал! Надо было выкручиваться, да так, чтобы пан поверил.
— Алексей пошутил, а я над ним посмеялся. Говорил, мол, кто из нас храбрее — пусть переберётся через границу туда и обратно.
— Значит, никуда не собирались? — Игорь сдвинул тёмные брови.
— Нет, барин, никуда! — решительно повторил я.
— Ну, ну… Хорошо, если это так, — растягивая слова, промолвил Игорь.
Молодой барин продолжал вести разгульный образ жизни. А Бондарь хитро плёл интриги, клеветал на меня. Он вошёл к Поспеловскому в доверие, перехватывал мои обязанности: чистил ему сапоги, бегал в лавку за спиртным и закуской. Конечно, всё это меня не огорчало: кончался двухлетний срок моей службы, и я с нетерпением ожидал того дня, когда Игорь определит меня в механическую мастерскую и я уйду от него.
Развязка наступила раньше срока. Игорь набросился на меня со свирепой бранью:
— Подлец! Мерзавец! Где шлялся сегодня ночью? Почему не смазал машину?
Я попытался вразумительно ему ответить, но он и слушать не хотел:
— Вон!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Фруктовый сад, расположенный на юго-западной окраине села, и прилегающий к нему сенокос купил прибывший сюда врач белогвардейских казачьих частей, разгромленных Красной Армией, — Владимир Поспеловский. Это был среднего роста, крепко сложенный, со смуглым лицом и небольшими карими глазами брюнет. Весной Поспеловский приступил к строительству двухэтажного особняка и благоустройству усадьбы. Он носился по саду из конца в конец. Его зычный голос слышался везде: и там, где обсаживали усадьбу живой изгородью, и там, где устанавливали улья, и там, где сооружали беседки. Всё делалось под его строжайшим надзором. Находил время Поспеловский и для посещения больных. Однако за каждый визит брал большие деньги, не считался с возможностями бедных людей.
Жена Поспеловского Марьяна Константиновна, в отличие от мужа, была человечной, добродушной и пользовалась уважением крестьян. Это выводило мужа из равновесия.
Он желчно изрекал:
— Ненавижу бедных! Россию разорили! Какое богатство уничтожили! А ты бы все им отдала. Не спеши, придёт время — они и сами все отнимут!
Семейная жизнь у Поспеловских не ладилась. Но Марьяна Константиновна терпела все обиды: она была матерью троих детей…
Моя старшая сестра Мария в те годы служила нянькой у Поспеловских. К дочери часто приходила мать — Марфа Ильинична. После каждого такого посещения она вздыхала, вытирая слёзы украдкой: «Вот жизнь, не успела девушка подрасти — и уже батрачка…»
Отец, преследуемый полицией, не мог найти постоянную работу и обеспечить семью. И когда барыня предложила матери работу, она охотно согласилась. Мать стирала и гладила господское белье, натирала полы, мыла посуду. За это барыня платила ей деньгами, отдавала поношенные детские вещи.
Игорь, старший сын Владимира Поспеловского, был женат и проживал в Ровно. Из-за частых семейных неурядиц он запил. Его выгнали из дому. Игорь шатался по барам в Ровно и Здолбунове, проводил дни и ночи за игрой в карты. Чтобы скрыться от уплаты долгов, он сбежал в Рясники. Но Владимир Поспеловский отказался от спившегося сына. Игорь временно остановился в нашем доме. Отец предупредил:
— Веди себя достойно, не компрометируй меня перед людьми.
В одной из крестьянских хат Игорь открыл нелегальную школу, стал учителем. Желавшие учиться, — а таких кроме меня набралось десятка полтора, — платили ему по одному злотому в неделю. С большим интересом изучали мы географию, русский язык и другие предметы.
Тяжело было сыну барина жить на подачки. Он истощал, чёрные глаза запали.
Игорь обедал вместе с моими родителями. Когда его угощали самогонкой, он осушал стакан одним духом.
— Вам бы, Игорь Владимирович, жениться на дочери помещика, — как-то намекнул отец. — Пусть даже некрасивой, зато заживёте по-человечески.
Игорь признался, что сам возлагает надежду на такой случай.
— Скоро этим займусь. И если, даст бог, мне улыбнётся счастье, клянусь, Владимир Степанович, поставлю на ноги вашего Колю. Выведу его в люди!
ПИСЬМО ВРУЧЕНО
— Знаете, мама, Игорю Поспеловскому повезло, — сообщила моя сестра Мария, гостившая в нашем «корчунке». — Он женился на Наталье, дочери новомыльского помещика Тищенко.
— А помнишь, Владимир, он клялся, что поможет нашему Коле, — напомнила мать. — Что, если отправить к нему нашего мальчика? Здоровье его сдаёт, измотался на раскорчёвке. Ночью даже вздрагивает, бедняжка. Искалечим его — будет нарекать на нас, родителей, всю жизнь…
— Да-а, — протянул отец. — Но я не верю тем обещаниям. Тогда он сам находился в безвыходном положении, вот и льстил нам. Возможно, и примет Колю, но в люди не выведет, я в этом уверен…
— Что ты, Володя? Разве можно так человеку не верить! — не соглашалась мать и настаивала: — Надо послать Колю к Поспеловскому. Наш сын мечтает стать шофёром, разве мы сможем ему помочь в этом? А вот Игорь сможет!
— Я не против, — согласился в конце концов отец.
— Значит, надо готовить его в дорогу! — обрадовалась мать.
Морозным декабрьским утром я отправился в село Рясники. У меня было рекомендательное письмо отца к Игорю Поспеловскому.
Миновав села Глинки и Тайкуры, я поднялся на возвышенность, покрытую молодым лесом. В пяти-семи километрах виднелось село Ивачково, по которому, подобно узенькому извилистому ручейку, пролегала железная дорога. Она огибала большое село Здолбицу и исчезала в черте уездного центра Здолбунова. Над сёлами возвышались белые купола церквей.
На дороге появился поезд. До сих пор я видел поезда только на картинках. Паровоз, показавшийся мне громадным чудовищем, извергал из короткой трубы клубы сизого дыма, пыхтел, увлекая за собой шесть «домиков» на колёсах.
В изумлении я провожал поезд, пока он не скрылся за возвышенностью. Спустился вниз по узкой дороге, пересекавшей овраг, и пошёл дальше. На хуторе близ села Ивачково встретился со старшим братом Александром. Он здесь батрачил.
На второй день Саша проводил меня до Здолбицы.
— Отсюда, Коля, пойдёшь по дамбе, через мост. Вон парк, в нём благоденствует помещик Тищенко. Там и найдёшь Игоря.
Когда мы прощались с Сашей, он наставлял:
— Всё, что охватывает твой взор, — принадлежит Тищенко: Закревские леса, села Тайкуры, Новосилки, Степановка, Старомыльск. Говорят, что помещик — деспот. Будь осторожен, братишка…
В Новомыльске возле небольших домиков с соломенными крышами, в которых жили батраки, рабочие и служащие, я встретил ребят. От них узнал о местонахождении Игоря Поспеловского.
— Ты кто такой будешь? — допытывались ребята.
— Я с письмом к нему. — Издалека?
— Из Ровно, знаете где? — Да, слыхали.
— Ну вот.
— А кем, мальчик, ты доводишься молодому барину? — спросила дама, услышавшая наш разговор.
— С письмом к нему от родителей.
— Давай я передам его!
— Нет, мне велели вручить ему лично.
— Ну, тогда подожди здесь.
Женщина вскоре вернулась.
— Пойдём!
Через кухню мы прошли в комнату, где на диване развалился Игорь. На нём был красивый серый костюм, сиреневая рубашка, добротные полуботинки. Всё это придавало солидность вчерашнему пройдохе.
— Здравствуйте, барин, — я подал Игорю запечатанный конверт. — Вам большой привет от моих родителей, сестры Марии и Болещуков, — сказал дрожащим голосом.
— Да, да! Припоминаю!… Спасибо! — охмелевшими глазами посмотрел на меня Игорь.
— Мария — это твоя сестра? А тебя зовут Николаем?
— Николаем.
— А письмо кто писал?
— Мой отец, Струтинский Владимир Степанович.
— Ага!
Он вскрыл конверт и прочитал вслух:
«Здравствуйте, глубокоуважаемый Игорь Владимирович! Искренне радуюсь вашему благополучию. Прошу принять моего сына Николая и пристроить его на работу. Пусть поработает у вас два года. За это вы пошлёте его на учёбу в механические мастерские в Ровно или Здолбунов. Мечтаю, чтобы Николай получил специальность! Заранее благодарен.
Ваш В. Струтинский.
Село Буда-Грушевская,
декабрь 1934 года».
— Ну что ж, помню такой разговор. И я своё обещание выполню. Будешь у меня маленьким адъютантом! Согласен?
Я не знал смысла этого слова, но ответил:
— Спасибо, согласен.
— Юля! — позвал барин хромую женщину. — Пригласи мать! — Когда в комнате появилась средних лет женщина, Игорь распорядился:
— С сегодняшнего дня этот мальчик — мой адъютант. Прошу любить его и жаловать и никому в обиду не давать. Столоваться будет вместе с вашим Петром.
— Хорошо, Игорь Владимирович, — покорно согласилась женщина.
С ней я вышел на кухню.
Итак, я стал адъютантом молодого барина. Он занимал половину особняка. Я помещался в небольшой прихожей. Во второй половине дома жил помощник управляющего имением Павло Кухарчук.
Я приступил к своим обязанностям.
— Вот тебе деньги, Коля, — дал первое поручение барин, — сбегай в село и принеси пол-литра «белой головки» и четыре бутылки пива. Понял?
— Понял, господин!
Я собрался идти, но барин задержал меня:
— Обожди! Иди сюда!
— Я тебе не господин, а барин! Ясно?
— Ясно!
Сконфуженный, я быстро скрылся за дверью.
Мне ежедневно приходилось доставлять алкогольные напитки для Игоря. Недосыпая ночей, я дежурил у дома, словно дворовый пёс, в ожидании, авось что-либо понадобится барину.
Однажды поздней ночью он вышел на крыльцо и позвал меня.
— Сейчас же оседлай Ляльку и Грильку.
— Лошади готовы, барин, — доложил я.
— Хорошо. Поехали!
Я проводил барина к лошадям, привязанным к частоколу. Поспеловский ловко вскочил в скрипучее седло. Лошадь, почуяв лихого наездника, загарцевала под ним.
— Пошёл! — лихо крикнул Игорь, и красавица каштанка поскакала рысью.
На вороной длинноногой кобыле я помчался вслед. Догнал Игоря лишь на Здолбуновском шоссе. На взмыленных конях мы ворвались в спящий Здолбунов. У польского клуба спешились. Игорь пошёл в клуб играть в карты, а я сторожил лошадей…
Наконец, барин появился, словно очумевший, и мы помчались обратно по тому же шоссе. У конюшни Игорь соскочил, небрежно бросил на шею лошади поводья и исчез за дверью… Юлии — дочери управляющего.
Жена Игоря была красивая женщина. Ласково её называли Туля. Она любила Игоря и, когда тот запивал и сутками не появлялся, плакала, но никому не жаловалась на свою судьбу.
В пьяном виде Игорь не появлялся к родителям Тули. Он посылал меня с запиской к ней, и она приходила к нему в особняк. Здесь они долго спорили, после чего Туля со слезами убегала домой.
Помню такой случай: как-то Игорь возвратился домой пьяным. Закрывшись в своей комнате, начал стрелять из пистолета в дверь, за которой находился я. Пули впивались в стенку чуть выше моей койки. Потом всё стихло. Я вошёл в комнату и застал барина лежащим на кровати, у которой валялся пистолет. Я поднял его, спрятал и лёг спать.
Когда рассвело, Игорь меня разбудил.
— Где мой пистолет? Я никого не убил и не ранил?
— Пистолет я спрятал, никто не убит и не ранен, только меня напугали.
— Ах, чёрт побери! Как это всё получилось? — раскаивался Игорь. — Пора кончать дебоши!
И тут же, забыв о своём обещании, попросил:
— Поищи в моих брюках деньги на пол-литра! В карманах не оказалось ни копейки.
— Тогда вот что, — не успокоился Игорь, — сбегай и возьми в долг пол-литра и чего-нибудь закусить. Я буду там, за стенкой, — Игорь указал пальцем на вторую половину дома.
И так снова начинался «трудовой» день барина. Пил он и с Юлькой, и с её отцом, и с другими собутыльниками.
Когда Игорь переставал пить, он на зорьке брал ружье, будил прудового Павла Рыжука, и они уплывали на лодке в камыши стрелять чирков и крякв. К завтраку барин возвращался. Я встречал его и принимал добычу. Как всегда, она была богатой. Битую птицу я отдавал повару. Потом приносил барину в кувшинчике крепкого чая с лимоном. Он жадно выпивал его и сразу покидал особняк.
В такие дни можно было видеть, как молодая пара мирно гуляла по аллеям парка, ездила верхом на лошадях или играла в преферанс.
Со временем круг моих обязанностей расширился. Приходилось мыть, чистить, заправлять автомашины, набивать охотничьи патроны, чистить ружья и пистолеты, убирать в квартире, чистить одежду и обувь Игоря и Тули.
Зимой я оставался на хозяйстве сам. Господа уезжали на два-три месяца в Варшаву.
В свободные минуты, — а таких было очень мало, — я читал газеты, книги, занимался самообразованием. Особенно запомнилась мне прочитанная тогда повесть «Тарас Бульба» Н. В. Гоголя.
В селе Новомыльске клуба не было. Молодёжь собиралась и проводила время на улицах или на пустыре. Парни и девушки пели украинские и русские песни, иногда и запрещённые полицией.
Среди парней я был самым молодым, но считался первым запевалой и был с ними на равной ноге. Их доверием я дорожил и никогда ни в чём не подводил. Когда же затевалась драка, не стоял в стороне.
Однажды молотобоец сельской кузни Доижач избил дружка. Доижач был старше меня на несколько лет и выше ростом. Но я решил проучить забияку. Встретил его на речке.
— Ты зачем избил Петьку? Он же не виноват!
— Уйди, сморчок! — скривил губы Доижач. — А то я тебе спущу немного крови. Понял?
Я изо всех сил ударил Доижача. Он свалился на траву, а потом неистово заорал:
— Лежачих не бьют!
— А ты запомни: слабых не обижай!
Доижач молча поднялся и был таков.
Хотя потом он грозился меня зарезать, однако на глаза не показывался.
С тех пор друзья ещё больше меня уважали.
ПОБЕГ ИЗ НОЧИ
Дома дела не улучшались. Отец и старшие сыновья уходили на заработки, мать оставалась с малышами — Славой, Катей, Васей и Володей.
Жорж батрачил у польского осадника пана Новицкого, вблизи села Воронова.
По просьбе матери Ростислав навестил Жоржа. От него он узнал об издевательствах пана. Новицкий кормил батраков похлёбкой, картофельной шелухой, обратом. Тех, кто выражал недовольство, избивал. Люди не выдерживали, убегали.
Пану доставались их жалкие заработки.
Выслушав брата, Ростислав спросил:
— А если обратиться в суд, с него же взыщут эти деньги?
— Кое-кто судился. Но судьи угождают Новицкому. Мало того, после суда он плёткой избивает жалобщика.
— Тогда, Жора, пойдём домой. Мама так сказала: если плохо Жоре, забери его. Но как получить деньги, заработанные тобой?
— Что ты, Ростик, никаких денег он не отдаст. Даже не заикайся об этом!
— Ничего, я попробую хитростью.
Когда братья предстали перед Новицким, Ростислав обратился к нему:
— Вельможный пан, дома мы остались без куска хлеба. Родители очень просили вас передать им заработанные Жорой деньги. Меня и прислали за этим. А Жоржу наказывали ещё лучше служить вам.
Новицкий покосился на Ростислава, перевёл взгляд на Жоржа и неожиданно согласился:
— Хорошо.
Он вытащил из кармана кошелёк и достал пятнадцать злотых.
— На! — сунул монеты Ростиславу в руки.
— Спасибо! — поблагодарил Ростислав. Глянул на Жоржа: — А ты старайся работать хорошо.
— Конечно! — заверил Жорж.
После этого Жорж побежал к домработнице:
— Степанида, дай мне моё бельё.
— Зачем оно тебе? Покидаешь пана?
— Нет, я брату передам, — замялся Жорж.
Но Степанида разгадала замысел Жоржа и, ничего не сказав, вышла из помещения.
— Значит, донесёт, — предположил Жорж. — Но мы успеем скрыться. Побежали! — потянул он Ростислава.
Братья залегли во ржи, они побаивались погони. Опасения оказались не напрасными.
Новицкий вскочил на коня и помчался по пыльной дороге в сторону Пустомыт. Впереди неслись два его пса.
Когда стало смеркаться, во двор наших родителей въехал на коне Новицкий. Навстречу ему вышла мать.
— Что привело вас сюда? — недоумевающе спросила она.
— Ты — Струтинская?
— Да, я! Что случилось?
— Твои сыновья меня обокрали! — накинулся на неё Новицкий. — Где они? Я проучу их! Воры!
— Не может быть! Мои дети этого не позволят!
— Все вы такие! Быдло холопское! Я… Я… покажу вам, мерзавцы! — размахивал Новицкий плёткой над головой матери.
Домой Новицкий ехал полем. Почуяв беглецов, собаки вдруг подбежали к ним. Они ощетинились, но узнали Жоржа и начали ласкаться.
Новицкий свистнул. Псы побежали к нему. Опасность миновала. Когда стемнело, Ростислав и Жорж знакомыми тропинками пробрались домой.
Мама очень волновалась. Вернулся с работы отец. Мы рассказали ему о побеге.
— Его счастье, что не застал меня дома! — гневом сверкали глаза у отца.
…Сын помощника управляющего Пётр Кухарчук, которого мальчишки дразнили Бондарем, относился ко мне недружелюбно. Он кичился положением отца, вмешивался не в свои дела. Я давал ему достойный отпор. Это злило его, и он старался выжить меня.
Мне надоела такая жизнь, и мы с сыном лесника Алексеем решили убежать в Советский Союз. Но мой друг смалодушничал.
Через несколько дней после нашего разговора меня вызвал Игорь.
— Так куда вы собирались бежать?
— Никуда, барин! — пролепетал я.
Тут же мелькнула мысль: Алексей предал! Надо было выкручиваться, да так, чтобы пан поверил.
— Алексей пошутил, а я над ним посмеялся. Говорил, мол, кто из нас храбрее — пусть переберётся через границу туда и обратно.
— Значит, никуда не собирались? — Игорь сдвинул тёмные брови.
— Нет, барин, никуда! — решительно повторил я.
— Ну, ну… Хорошо, если это так, — растягивая слова, промолвил Игорь.
Молодой барин продолжал вести разгульный образ жизни. А Бондарь хитро плёл интриги, клеветал на меня. Он вошёл к Поспеловскому в доверие, перехватывал мои обязанности: чистил ему сапоги, бегал в лавку за спиртным и закуской. Конечно, всё это меня не огорчало: кончался двухлетний срок моей службы, и я с нетерпением ожидал того дня, когда Игорь определит меня в механическую мастерскую и я уйду от него.
Развязка наступила раньше срока. Игорь набросился на меня со свирепой бранью:
— Подлец! Мерзавец! Где шлялся сегодня ночью? Почему не смазал машину?
Я попытался вразумительно ему ответить, но он и слушать не хотел:
— Вон!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20