Меня сковывало отсутствие видимых результатов и стыд за свои топорные действия. Некоторые надежды я возлагал на обещание Груздева. Но пока я еще его не видел и не мог быть ни в чем уверенным.
– А вообще, как ты себя чувствуешь? – поинтересовался я.
Марина оживилась.
– Ты знаешь, я никогда раньше так хорошо себя не чувствовала, как здесь! – призналась она. – Так что насчет курорта ты был прав. За эти два дня я, кажется, даже начала набирать вес. Если я пробуду здесь еще неделю, ты меня не узнаешь. Я превращусь в дебелую матрону со вторым подбородком.
– Этого не может быть, – сказал я. – Твой длинномерный хирург заверил меня вчера, что в этом зловещем месте людям возвращают красоту…
– Ты все-таки с ним общался?! – воскликнула Марина. – А я думала, что ты вчера уже здесь не появлялся!
– Ошибаешься, – сказал я. – Просто я едва не опоздал. Мотался к Чехову. Он обещал помочь. Но сегодня я до него не дозвонился – куда он пропал, ума не приложу!
– Потом про Чехова! – нетерпеливо прервала меня Марина. – Рассказывай про доктора! Ты за ним следил? Он вел себя подозрительно?
– Ужасно подозрительно! – согласно кивнул я. – Но в результате оказался банальным алкоголиком. В ту ночь он отсыпался в комнате для посетителей. Медсестра просто покрывала его – может быть, она испытывает к нему слабость. Во всяком случае, мне показалось, что он говорит правду. И больше всего боится вылететь с работы, если о его запоях узнает шеф. В общем, я из детектива превратился в шантажиста… Хотя Груздев – так зовут хирурга – уверен, что я работник милиции, имей это в виду. Если он будет спрашивать обо мне – соври, что я снимал с тебя допрос…
– Совру, – пообещала Марина. – Так ты ровным счетом ничего не узнал?
– Как это не узнал? – возмутился я. – Теперь одним подозреваемым меньше! Сколько там у нас еще осталось? Человек сто?
– Хочешь сказать, что ничего у нас не получится? – спросила Марина.
– Не знаю, – пожал я плечами. – Посмотрим, чьи отпечатки найдут на стакане…
– Это займет время, – с досадой произнесла Марина. – Боюсь, к тому моменту меня уже выпишут. Кстати, в отделении произошли кое-какие изменения…
Я вопросительно посмотрел на нее. Марина усмехнулась.
– В двери, которые ведут в оперблок, врезали замок. Это происходило на моих глазах. Замок простой, но надежный, и праздношатающиеся пациенты уже не смогут разгуливать по ночам где им вздумается.
– Что ж, это логично, – заметил я. – В конечном счете о тебе проявляют особую заботу. Ведь подумай, в ту ночь ты запросто могла простудиться или даже нарваться на пулю.
Мы обошли клинику и оказались на краю асфальтовой площадки, где стояло около десятка легковых автомобилей. Заасфальтированная полоса уходила вдоль каменного забора в сторону Измайловского проспекта, а с другой стороны площадки среди деревьев скрывалась просека, засыпанная желтыми листьями.
– Посмотри, вот этот малиновый джип наверняка принадлежит господину Миллеру, – сказала Марина. – Он выглядит несомненно солиднее и внушительнее остальных машин. Кстати, на джипе удобнее всего вывезти труп – у него хорошая проходимость.
Меня интересовали не столько машины, сколько само место преступления – почему-то я был уверен, что сразу наткнусь здесь на пятна крови, или на отчетливый след башмака, или на паспорт, оброненный впопыхах убийцей.
Но сколько ни шарил я взглядом по сторонам, ничего, кроме ряби золотых листьев и черной земли, увидеть мне не удалось.
– Вот здесь он лежал, – дрогнувшим голосом сказала Марина, показывая на место, занятое подержанным бежевым «Фордом», шагах в пяти от железной калитки, которая вела во двор клиники.
Мы подошли ближе. Я с любопытством обернулся и посмотрел на больничный корпус.
– А где твое окно? – спросил я.
– Самое крайнее на втором этаже, – пояснила Марина. – А если отсчитать десяток окон, правее будет тридцатая палата, где лежал господин Краснов.
– Значит, в принципе он мог без помех наблюдать за тем, как его жертва выходит через запасной выход, направляется к калитке и так далее… Убедившись, что объект покинул территорию клиники, он выпрыгивает в окно и крадется за ним…
– Да, если допустить, что именно Краснов был убийцей, – сказала Марина. – Но пока это на воде вилами писано. Если тебе удастся раздобыть историю болезни, многое прояснится. Если этот человек лег в клинику под своим именем, то, скорее всего, он здесь ни при чем. В том случае, конечно, что он не полный дурак.
– А если имя вымышленное?
– Тогда надо будет узнать, каким образом он попал в клинику. Это, пожалуй, единственная ниточка, раз ты утверждаешь, что доктор Груздев всего-навсего тихий алкоголик.
Я, спохватившись, посмотрел на часы.
– Кстати, как бы мне не упустить этого Груздева! – обеспокоенно заметил я. – Скоро он кончит работу!
Из-за туч опять выглянуло солнце, вызолотив верхушки деревьев и вспыхнув красноватым огнем на кончиках Марининых волос. Набежал откуда-то ветер, и сверху посыпалась потревоженная листва, наполнив все вокруг шелестом и свистом.
Мы медленно пошли обратно, не разговаривая и не касаясь друг друга. Близость первозданной природы действовала на меня странным образом. Мне хотелось обо всем забыть и просто бродить вдвоем среди черных стволов, слушая шум листопада и думая только о хорошем.
Но все это было несбыточными мечтаниями – едва мы вошли в ворота клиники, как я увидел Груздева, который, нервничая, прохаживался по больничному крыльцу, видимо, поджидая меня. Он уже переоделся, чтобы идти домой, и, возможно, даже упустил возможность уехать с коллегой Масловым, чтобы не разминуться со мной. Мне опять сделалось немного стыдно.
– Вот он! – шепнул я Марине. – Придется тебе сделать вид, что у нас с тобой был официальный разговор. Обойдемся без прощального поцелуя. Завтра я приеду к тебе после трех – к тому времени, может быть, будут какие-то новости.
Я замолчал, Марина сделала похоронное лицо, и в таком виде мы взошли на крыльцо. Здесь я громко объявил:
– Ну что ж, гражданка Антипова, благодарю вас за информацию! В скором времени я, вероятно, опять навещу вас. А пока желаю скорейшего выздоровления!
Марина отвернулась в сторону и прыснула. Груздев, застыв в неловкой позе, с испугом смотрел на нас. Не поворачивая головы, я вполголоса сказал ему:
– Идите к воротам! Я вас догоню!
Он вздрогнул и поспешно бросился вниз по ступеням, смешно задирая ноги. Я проводил Марину в вестибюль и еще успел незаметно пожать ей руку.
– Знаешь что? – шепнула вдруг она. – Ты все-таки не забывай и про меня, ладно? – И быстро пошла к лестнице.
Я повернул назад, спустился с крыльца и степенно пошел через двор. Сотруднику органов не к лицу бегать как мальчишке. Однако в глубине души я сгорал от нетерпения, гадая, чем порадует меня долговязый доктор.
Груздев маялся за воротами, тревожно поглядывая по сторонам. Я обратил внимание, что на голове у него новая кепка. Вернее, старая – кожа на ней уже повытерта и отсвечивала белизной. Увидев меня, хирург встрепенулся и, запинаясь, пробормотал:
– Ради бога, пойдемте отсюда скорее! У меня душа не на месте. Из-за вас я наживу кучу неприятностей!
Он был бледен и измучен. Под глазами четко выделялись синие круги. На улице было не очень прохладно, но доктора сотрясал мелкий озноб. Когда он говорил, изо рта у него вырывался густой приторный запах мяты. Мне подумалось, что Груздеву для того, чтобы выйти сегодня на работу, пришлось собрать в кулак всю свою волю. А потом я сообразил, что подобное нечеловеческое усилие ему приходится делать ежедневно, и мне стало страшно.
– Все ваши неприятности заключены в вас самом! – убежденно заявил я.
Груздев взглянул враждебно.
– Намекаете на мою слабость? – с неудовольствием спросил он. – А вы знаете, почему я пью? Мне всю жизнь не везет. Меня используют все кому не лень. У меня уводят идеи, женщин, у меня отобрали детей! Вы представляете себе, что это такое, когда весь мир против вас?! Водка – моя единственная отдушина!
– Все пьяницы так говорят, – безжалостно возразил я. – Всегда у них виноват кто угодно, кроме них самих. Ну и водки, разумеется… Она-то как раз и есть их единственная и верная подруга!
– Вы хотите меня убедить, что все должно быть иначе? – с глубоким презрением спросил Груздев. – Вы самоуверенный и благополучный садист! Вы тоже используете меня, играя на моих слабостях! И только для того, чтобы взобраться на ступеньку выше по служебной лестнице!
Насчет служебной лестницы он, конечно, переборщил, но, если брать нравственную сторону вопроса, его слова звучали довольно убедительно – рыльце у меня, несомненно, было в пуху. Чтобы не углубляться в эти дебри, я решил не обострять отношения и миролюбиво сказал:
– Давайте не будем ссориться! Лично против вас я ничего не имею и даже хотел бы помочь. Но, боюсь, это не в моих силах – вы должны сами разобраться со своими проблемами…
– Давайте не будем заниматься душеспасительной декламацией! – криво улыбаясь, перебил меня Груздев. – И прошу вас, пойдемте отсюда – я не хочу попадаться на глаза коллегам.
Мы зашагали по дороге прочь от клиники. Груздев сутулился и втягивал голову в плечи. На длинном лице его было написано отвращение к себе, ко мне и ко всему миру вообще.
– Хорошо, давайте перейдем тогда к делу! – предложил я. – Вы что-нибудь принесли?
Груздев оглянулся через плечо, судорожно полез за пазуху, достал оттуда свернутые в трубку бумаги и, мрачно сверкнув глазами, протянул их мне.
– Это история болезни Краснова, – значительно сказал он.
Я взял бумаги и небрежно сунул их в карман. Груздев молча шагал, время от времени иронически и сердито поглядывая на меня. Что-то в моем поведении вызывало у него раздражение. Наконец он не выдержал и сказал:
– Вы хоть знаете, чего мне стоило раздобыть эту историю?!
– Ну откуда же мне знать? – рассудительно заметил я.
– Вот именно! – с горечью воскликнул Груздев, принимая вид оскорбленной невинности. – Откуда вам знать! А я был вынужден лезть из кожи, чтобы удовлетворить ваше профессиональное любопытство! Я сам себе противен, понимаете вы это?!
– Ну зачем вы принимаете все так близко к сердцу? – укоризненно сказал я. – Ничего ведь страшного не произошло… Ну подумаешь, взяли вы историю болезни, которая идет в архив… Сегодня я изучу ее, а завтра вы положите ее на место. Никто ничего и не заметит!
Груздев саркастически расхохотался.
– Вы так полагаете? – язвительно спросил он. – Не все так просто, дорогой мой, не все так просто!
Я был заинтригован – Николай Петрович чего-то явно недоговаривал. Я осторожно, чтобы не спугнуть его, спросил:
– Почему непросто? Кто-то заметил, что история пропала?
Коллега Груздев снова по-мефистофельски рассмеялся, а потом с непонятной интонацией сказал:
– Не знаю, зачем я вам все это рассказываю! В сущности, я просто, наверное, рою себе яму… Ну да черт с ней! В сущности, гори все синим пламенем! Может быть, это знак судьбы, а? – Он взглянул на меня с отчаянной решимостью, которая так свойственна в некоторые минуты слабым натурам. – Расскажу все – и пусть мне будет хуже!
Господи, перепугался я, неужели он все-таки замешан в преступлении, и я вчера попросту лопухнулся, поддавшись на его нехитрые объяснения?
– С этой историей вышла целая история, извините за дешевый каламбур! – сказал Груздев. – Сначала я думал, что взять ее будет несложно. Больной выбыл, врач, который его вел, сделал последнюю запись – на моих глазах, собственно… Она лежала на столе в ординаторской – я только ждал момента, когда можно будет незаметно ее слямзить. Но, пока я манежился, явился МММ лично и забрал историю себе! – Груздев многозначительно посмотрел на меня. – Занесите этот факт себе в протокол! Зачем ему понадобилась эта история?! Он ведь не имел никакого отношения к этому больному. История должна была пойти в архив…
– Но ведь, насколько я знаю, ваш шеф заявил, что больной выбыл по его разрешению?
– Чепуха! – скривился Груздев. – Я из любопытства поспрашивал в бухгалтерии. Там паника. Этот Краснов смылся, не заплатив ни копейки!
– Ну тогда, может быть, Миллер поэтому и взял историю, чтобы выяснить координаты этого афериста?
– Ничего подобного! – заявил Груздев. – Бухгалтер ничего ему о неуплате не сообщила – она боится. А если допустить, что Миллер настолько хорошо знает этого типа, что позволяет уйти, не заплатив, – на кой черт ему история болезни? Это не в его правилах. Он вникает в медицинскую документацию крайне редко – только когда намечается крупный скандал. Не знаю, убийство или не убийство, но что-то тут не так – голову даю на отсечение!
– И однако же, как вам удалось историю перехватить? – с любопытством спросил я. – Неужели вы пробрались в сейф своего начальника?
– Все было совсем иначе, – покачал головой Груздев. – И гораздо удивительнее. Вам это наверняка будет интересно. Только… – Он замялся и робко взглянул на меня. – Может быть, вы премируете меня за ценную информацию? Я вчера поистратился и теперь совсем на мели. Разумеется, речь идет о займе. Я мог бы занять у коллег, но, сами понимаете, мне опасно засвечиваться в этом плане среди своих…
Он застал меня врасплох – не дать я не мог, такого цинизма я себе не простил бы, но в бумажнике у меня оставалась единственная бумажка, и теперь мне нечем было даже уплатить за метро. Однако я ни секунды не колебался.
– Какой разговор! – почти не дрогнувшим голосом сказал я, широким жестом доставая бумажник. – Сотни хватит? Насчет отдачи можете, кстати, не беспокоиться…
Груздев стыдливым жестом спрятал в ладони купюру и категорически заявил:
– И речи быть не может! Я верну вам все до копейки!
– Да ладно! – вяло ответил я, впадая в задумчивое состояние человека, неожиданно потерпевшего банкротство. – Не об этом речь…
– Да-да! – воскликнул Груздев. В отличие от меня он испытывал теперь душевный подъем. – Слушайте, что было дальше. Миллер унес историю болезни к себе в кабинет, но в сейф не спрятал. Кстати, это меня тоже удивило. У меня сложилось впечатление, что МММ не особенно дорожит этой бумажкой – скорее она вызывала у него любопытство, и он хотел поближе разузнать, что за человек этот Краснов… Чувствуете, какое странное тут противоречие? С одной стороны, он вроде бы Краснова знает, а с другой стороны, понятия о нем не имеет!
Похоже было, что загадочное поведение шефа увлекло самого Груздева. Невольно он втягивался в процесс раскрытия тайны, позабыв на время о собственных неприятностях и неутомимой жажде.
– Я крутился возле его кабинета, – продолжал Николай Петрович. – И через приоткрытую дверь видел, как Миллер бросил историю на свой стол. В этот момент в кабинет заглянула медсестра и куда-то его вызвала. Миллер вышел из кабинета и даже не прикрыл за собой дверь…
– Тут-то вы и начали действовать! – догадался я.
– Ничего подобного, – сумрачно возразил Груздев. – Я не успел. Пока я собирался с духом, вдруг вернулась та же самая медсестра, как ни в чем не бывало вошла в кабинет главного, порылась у него на столе, взяла историю и вышла!
– Может быть, Миллер послал ее! – предположил я.
– Да нет же! Слушайте, что было дальше! На меня она не обратила никакого внимания – мало ли кто толчется в коридоре… С историей в руках она пошла – но не туда, куда отправился Миллер, а в раздевалку для медперсонала. Оттуда она появилась уже с пустыми руками и поднялась на второй этаж. Эти манипуляции никого не заинтересовали, кроме меня. Согласитесь, медсестра с историей болезни в руках – в этом нет ничего примечательного… В общем, мы оба разыграли с ней роли заурядных персонажей, своего рода «Кушать подано», но меня-то ей провести не удалось! Едва она исчезла, я вошел в раздевалку и отыскал ее сумочку. Раздевалка у нас не охраняется – считается, что наша публика не будет шариться по чужим карманам. Как я и ожидал, история болезни лежала в дамской сумочке. Я забрал ее и немедленно ушел. На меня никто не обратил внимания и потом никто ни о чем не спрашивал…
– А у меня к вам будет вопрос! – заметил я. – Мне не очень понятно, как вы сумели так быстро отыскать сумочку этой медсестры. Насколько я понимаю, в раздевалке должно быть много вещей?
Груздев чуть-чуть смутился.
– Вы правильно догадались, – сказал он с извиняющейся улыбкой. – Я знал, как выглядят ее вещи… Эта медсестра, знаете ли, на редкость привлекательная женщина. Эдакая жгучая южная красота! Поневоле обращаешь внимание… По правде сказать, меня не очень удивило, что она оказалась причастна к этой темной истории – в ней всегда чувствовалось что-то откровенно авантюрное, пожалуй, даже порочное… Но эффектна необыкновенно!
– Полагаю, вам известно ее имя и адрес? – сказал я.
– Разумеется, я знаю, как ее зовут, – Малиновская Юлия Дмитриевна, – ответил Груздев. – А вот адрес, увы!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31