Нина сделала еще один разрез, слегка наклонив бритву, и кожа разошлась. Еще три разреза – и она положила бритву на пол. Нина внимательно наблюдала, как кровь, хлынув из ранок, тонкими струйками потекла по обе стороны руки к запястью. Она пошире раздвинула пальцы, освобождая место для этих струек. Ручеек брал свое начало из локтевой ямки и широко разливался на ладони, образуя что-то вроде дельты.
Две или три неторопливые капли упали на плотный лен салфетки, стремительно распустив на нем красные цветки. Потом рядом с ними появились еще и еще... И вот уже послышался частый монотонный стук, напоминавший дробь первых дождевых капель перед началом шторма.
* * *
Айра Санчес немного приподнял правую руку, чтобы его пони почувствовал удила. И когда лошадка остановилась, Санчес, повернувшись в седле, посмотрел назад.
Гуго Кемп следил за полетом ястреба, который уже поднял с места кролика и теперь парил позади зверька, время от времени поддразнивая его имитацией атаки, но на самом деле и не думая пока нападать. Кемп хорошо знал, что сейчас произойдет. Каждый раз, когда кролик начнет петлять, ястреб будет камнем пикировать на него, чтобы вернуть его на прежний маршрут и загнать в высокие кусты ярдах в восьмидесяти отсюда. Ну а в этих кустах ястреб сделает парочку стремительных выпадов, пугая свою добычу, а потом еще решительнее налетит на кролика и опять вернет его на тот же путь. А еще через тридцать ярдов из кустов вылетит другой ястреб и, вытянув желтые когтистые лапы, понесется прямо на кролика. В воздух поднимется невысокий столбик пыли. И вторая птица, взгромоздившись на добычу, расправит крылья, дожидаясь первую, уже снижающуюся, полакомиться.
Кемп, натянув поводья своего пони, развернул его и рысью пустил по невысокому склону к месту, где его поджидал Айра.
– Ты это видел? – спросил он, и Айра кивнул в ответ. – Блестящая засада! Хотя сама тактика известна испокон веков.
– Да, я знаю, – ответил Айра. – Апачи таким вот манером вырезали целые воинские колонны.
Айра и сам наполовину был индейцем племени пима, а имя свое он получил в честь солдата из их племени, водрузившего флаг над Иводзимой. Отец Айры был мексиканцем, и мать много рассказывала мальчику о нем, говорила, что он, мол, был славным парнем, и всегда улыбалась, вспоминая о нем.
Оба мужчины некоторое время понаблюдали за пиром ястребов над останками кролика. Айра улыбнулся.
– Тоже, видно, работают на «Дженерал моторе», – сказал он, каблуком отправляя своего пони дальше.
Когда они прискакали на двор. Генри Глинвуд стоял на террасе. Он не спеша пошел им навстречу, глядя только на Кемпа. Полуденное солнце отражалось в стеклах его темных очков. Кемп спрыгнул на землю, отбросив свои поводья Айре.
– Это началось, – сказал ему Глинвуд.
Как только они подошли к дому, из него вышла женщина. Она несла на подносе холодное пиво, и Кемп взял его, не глядя на женщину.
– Сколько времени в нашем распоряжении? – спросил он.
– Дней десять... Ну, пара недель.
– А этого хватит?
– О да! До той поры мы можем держаться в стороне.
* * *
– Мы уже выразили свою заинтересованность?
– Разумеется. Так, для зондажа. Я полюбопытствовал – сделаны две-три заявки. Ничего серьезного.
– А как с реакцией?
– Ну... – Глинвуд слегка поджал губы. – Ты же знаешь: нас ведь выбрали не первыми...
– Но мы ими станем, – сказал Кемп и, когда они вошли в дом, добавил: – Десять дней. Никаких двух недель. Десять дней.
* * *
Нина протерла руку антисептиком, потом перевязала ее бинтом и улеглась в кровать. Ей стало очень легко. Нет, не из-за потери крови: для этого ее надо было потерять куда больше. Легкость была от боли и от самого ритуала. И теперь она могла, хоть и ненадолго, почувствовать себя не такой замаранной изнутри. Не такой черной. Она могла не так сильно ненавидеть себя. Часть скверны убралась из тела вместе с кровью. Чем пустое там, внутри, тем лучше.
Полуобморочное состояние должно было на какое-то время поддержать ее. Чем-то это напоминало жизнь на грани сна, когда толком не понимаешь, то ли сон был реальностью, то ли реальность – сном, то ли они вовсе перемешались друг с другом...
Нина полуприкрыла глаза, томная и слегка раскрасневшаяся, словно она только что была с мужчиной. Полузатененные окна задерживали свет, пропуская лишь какие-то перламутровые отблески слепящего солнца.
А Нина плыла, плыла куда-то... Если бы кто-нибудь вошел в ту минуту в комнату, где она лежала, не способная ничему противиться, он мог бы прилечь рядышком с ней, погладить ее груди, как гладят по головке ребенка; мог бы расстегнуть пояс на ее брюках и стянуть их, как раздевают ребенка; мог бы приласкать ее, раздвинуть ей ноги, и его лицо возникло бы над ней, и жемчужные отблески из окон образовали бы нимб вокруг его головы...
«Нина... – Она слышала его шепот, этот голос из давнего сна. – Нина...»
Глава 9
Кэлли испытывал непреодолимое желание назвать Эдварда Латимера дважды сэром: по титулу и по чину. Протеро поставил на стол бисквиты с чаем, словно он был хозяйкой дома, старающейся произвести впечатление на гостей. Никто, однако, не прикоснулся ни к чаю, ни к бисквитам.
– Группа «С-11» приведена в состояние боевой готовности, – сказал Кэлли, – хотя от нее не будет особого проку, пока мы не отыщем этого парня.
– Что еще? – спросил Латимер.
– Ввиду особой ситуации, мне добавили людей – главным образом для всякой бумажной работы и проверок. Надо ведь опросить десятки свидетелей, обходя дом за домом... Еще мы передаем по радио и телевидению обращения к населению, хотя на это я не возлагаю особых надежд.
– Что еще?
– Мы обошли на Оксфорд-стрит все возможные удобные позиции для стрельбы и ничего там не нашли. Пересмотрели все, сверху донизу, в тех единственных двух домах, откуда он мог стрелять по железнодорожной станции. Ничего! Поэтому я распорядился осмотреть их снова. Впрочем, я не думаю, что это нам что-то даст. Мы обрыскали вдоль и поперек берег реки на расстоянии в двести ярдов – при этом кстати, веревкой с колышками поделили все на секторы – и еще раз десять, если не больше, прошлись на сотню ярдов в обе стороны от этой зоны. Задействовали даже ныряльщиков, чтобы поискать и в реке. Конечно, надежда была очень слабой, но так или иначе мы это проделали. Сегодня мы собираемся еще разок посмотреть: погода ведь сейчас сухая, так что уровень воды везде должен понизиться на добрых полсотни метров. Мы пытаемся извлечь пользу из каждой травинки на этом участке. А тем, кто нам не хочет помогать, я предпочитаю пригрозить. Но никто не знает ни единой детали. И если верны популярные сейчас предположения, что этот парень – просто взбесившийся псих, то тогда все наши неудачи неудивительны. Этого парня и не могло значиться в списках ни одной из местных фирм.
Протеро набрал в грудь воздуха и поднял вверх палец, намереваясь что-то произнести. Но Латимер снова обратился к Кэлли:
– Еще что-нибудь вам нужно?
– Везение, – ответил Кэлли.
– И сильно оно нужно?
– Достаточно сильно. Вам же известно, как это происходит. Убийцы как бы составляют семейный клан и вполне могут быть связаны с преступлениями и других его членов, или может быть, что один клан внедряется в другой. С убийцей, входящим в клан, все просто: вы знаете, кто он, и в девяноста процентах случаев знаете, где найти его. Все взаимосвязано: стоит раскрыть преступление – и вы поймаете убийцу. Внутриклановые распри сами способствуют отсортировке. Очень часто, практически во всех случаях, мы получаем жертвенную овцу. Но когда кто-то, к кому мы даже и подобраться-то не можем, убивает просто кого придется без всякой видимой причины... Тут что-нибудь найти почти невозможно.
– Так у вас вообще ничего нет? – задав этот вопрос, Латимер покачал головой, как бы уже предвидя ответ.
– Ну, фактов, конечно, довольно мало, – заметил Кэлли. – Он стреляет из укрытия, как мы полагаем, из винтовки «Паркер Хейл». Он вообще не промахивается. На данный момент мы имеем четыре выстрела и четыре трупа. Ну а кроме этого, единственное, о чем можно говорить определенно, – это отсутствие всякой определенности. Разные места, разное время дня, абсолютно никакой видимой причины в выборе жертвы... Конечно, мы здесь можем иметь дело с почерком, который просто еще не сложился. Я хочу сказать, что этот почерк пока не очень на виду...
– А эта девушка? – спросил Латимер.
– Здесь ничего нет, – сказал Протеро. – Здесь...
– Что вы имеете на данный момент? – перебил Латимер.
– Есть намек на проституцию в одиночку или, возможно, – пожал плечами Кэлли, – на что-то подобное. Майк Доусон сейчас бродит по Сохо с ее фотографией.
– Негусто.
– Чем богаты, тем и рады.
– Нет никакой связи между ее занятием и ее убийством, – сумел, наконец, вставить слово Протеро.
– Чем богаты, тем и рады, – повторил Кэлли.
Латимер сделал несколько пометок, постукивая авторучкой по губам и глядя куда-то мимо своих собеседников.
– Я принимаю личное... – начал было Протеро.
– Так или иначе это должно прекратиться. – И Латимер надел на авторучку колпачок, как бы давая понять, что не намерен больше их слушать. – Дело зашло слишком далеко. Я знаю, что вы собираетесь мне сказать: теоретически, мол, эта история может продолжаться бесконечно, поскольку способа положить ей конец и найти этого человека не существует в природе. Но так или иначе продолжения не должно быть. За последние сутки мне пришлось немало часов выслушивать министра внутренних дел и самого премьер-министра. Не думаю, чтобы это было для вас неожиданностью. Они ведь люди не глупые, а? Они понимают наши проблемы. Но мы не можем... – Латимер замолчал, словно подыскивая, как получше выразить свою мысль, сказать помягче. Но это ему не удалось. – Мы не можем позволить себе, чтобы некто по собственной прихоти убивал наших граждан! Ни повода, ни причины, ни возможности схватить его! Люди запуганы. Телевидение и газеты толком не помогают делу, и в этом направлении мы предпринимаем кое-какие меры... Но факт остается фактом: каждый может стать жертвой, и все знают об этом. – Он опять замолчал, так как его вдруг осенила новая мысль, и спросил: – А где он раздобыл такую винтовку?
– За этот конец мы уже тянули, – покачал головой Кэлли. – Проверили и все охотничьи клубы, и всех их членов. Конечно, речь идет о Большом Лондоне, но мы будем искать и за его пределами... Пока что ничего обнадеживающего. И это неудивительно. Наш эксперт предполагает, что винтовка, должно быть, сделана по спецзаказу. Я проверил эту идею в группе «С-11», и там думают то же самое.
Вероятно, винтовка импортная. И если только она не была куплена специально для этой «работы», причем куплена недавно, вряд ли можно рассчитывать установить ее происхождение.
– Все, что только вам понадобится, – заверил его Латимер. – Все.
– Я уже говорил... – начал Протеро.
– Я хочу, чтобы вы все сообщали непосредственно мне. Подавайте свои донесения обычным порядком, но каждый раз направляйте мне копию. Если будут какие-то острые углы, которые вам нужно срезать, какие-то срочные ордера и предписания, возможная отмена каких-то секретных директив, все, что бы там еще ни понадобилось, – сообщайте прямо мне.
– Спасибо, – сказал Кэлли, вставая. – Правда, пока ума не приложу, что бы такое попросить, но если что-то появится, я попрошу.
– Кэлли, – окликнул его Латимер уже в дверях.
– Да?
– Вам следовало бы называть меня «сэр».
* * *
В первом по счету клубе было три девушки за кулисами, а еще одна на эстраде исполняла стриптиз. Доусон помахал своим удостоверением перед носом швейцара, а когда вошел в этот полумрак, услышал, как тот негодующе сплюнул.
Хозяин клуба подвел его к туалетной комнате размером с телефонную будку, открыл дверь и протиснулся внутрь. Одна из девушек сидела на низенькой табуретке, она была совершенно голой. Приподняв левую ногу и положив лодыжкой на правое колено, девушка стригла ногти. Другая девушка, взяв в ладонь одну из грудей, сосредоточенно наносила на сосок красную, с блестками пасту. А третья как раз собиралась продолжить программу и уже более или менее оделась. На Доусона они посмотрели с насмешливым любопытством. Мельком увидев свое растерянное лицо в зеркале на туалетном столике, он взял себя в руки.
Ни одна из девушек не знала Линду Боумэн. Хозяин клуба провел Доусона по коридору, пахнувшему духами и плесенью, остановился вместе с ним почти у кулис, откуда им была хороша видна эстрада. Они ждали девушку, заканчивавшую выступление. Она пропустила горжетку из перьев между ног, слегка помахала ею в воздухе, потом повернулась, быстро отбросив в сторону это прикрытие, и продемонстрировала публике свои ягодицы. Снова повернулась, закрывая пах обеими руками, а затем взметнула их резко вверх. И в тот же миг выключили свет. Вот оно, мальчики! Не упустите момент! На вид очень знакомо, или вы уже не помните, как это выглядит?..
За кулисами она задержалась и взглянула на фотографию. На вопрос Доусона девушка ответила, что ее зовут Мэнди, а фамилию назвала лишь после небольшой паузы. Она стояла, слегка выгнув колено и перебросив горжетку через плечо. Огни эстрады освещали ее щеку, плечо; бедро и пушистый кустик волос внизу живота. Капельки пота стекали по ее грудям и падали с сосков. Чем-то она напоминала непринужденно расслабившегося спортсмена после гонки.
– Нет, – протянула она фото Доусону, – я ее не знаю, – и уже уходя, она сказала: – Джерри, в зале какой-то подонок с кинокамерой. Слышишь, как стрекочет этот чертов моторчик?
Во втором клубе девушек оказалось две. Встретили там Доусона не более дружелюбно. К той минуте, когда ему дважды ответили «нет», вдруг появилась та самая девушка с горжеткой. На ней был плащ поверх ее костюма. Увидев Доусона, девушка ухмыльнулась.
– У нас смена, – сказала она. – Сам понимаешь. Бегаем туда-сюда, полдня на эту беготню уходит.
А в третьем клубе девушка на эстраде работала с зажженными факелами, размахивая ими перед собой. Она вышла за кулисы, держа факелы в руках, вокруг нее витал легкий, но едкий запах парафина и подпаленной кожи.
– Нет, – ответила она.
Когда Доусон выходил из клуба, туда входила девушка.
– Привет. Мэнди, – сказал он ей.
Вот так он и путешествовал по Сохо, снова и снова слыша в ответ «нет». Доусон уже выработал некий план, который должен был закончиться приглашением, но увидеть Мэнди ему больше не удалось. Черт, уж если не везет, так не везет во всем! В конце концов он вернулся назад и взялся за обследование массажных кабинетов. В шестом из них он наконец услышал от кого-то «да».
Доусон показал ей еще одну фотографию, и девушка снова повторила свое «да».
Это заведение имело приемную с конторкой, за которой сидела женщина средних лет, выглядевшая встревоженной. Дальше располагалось нечто вроде фойе, и за ним начинался лабиринт коридоров с маленькими спальнями. Когда приехал Кэлли, Доусон дожидался его в этом фойе. Рядом с ним были девушка и малый в темно-синем костюме. На девушке был пояс с подвязками, чулочки со швом и длинная шелковая блуза навыпуск, наброшенная на плечи. Полускрытыми блузой руками девушка стягивала ее полы, прикрывая обнаженную грудь. Малый в темно-синем шагнул вперед, преграждая дорогу Кэлли.
– Вы не имеете права, – заявил он. – Вы понимаете это, а?
Не удостаивая его вниманием, Кэлли спросил Доусона:
– Кто она?
– Ее зовут Жанет. Больше пока ничего не выяснили.
Малый повернулся, пытаясь оказаться лицом к Кэлли.
– Я же с вами говорю, – сказал он.
– А другие девушки опознали фотографию? – спросил Кэлли.
– О да, – кивнул Доусон. – А вот эта дружила с ней больше всех.
Парень поменял мишень. Наклонившись, он приблизил к Жанет свое лицо и прошипел:
– Ты ничего им не скажешь, падаль. Со мной его штучки не пройдут.
– Она здесь подрабатывала три раза в неделю, – сказал Доусон.
– Боумэн?
– Да.
Парень коснулся руки Кэлли и сказал:
– Вам ведь, знаете ли, за это денежки платят. Но не в свои дела не лезьте, если не хотите харкать кровью...
Кэлли повернулся и ударил его одним коротким движением, целясь пониже и попав именно туда. Малый отлетел к стене и, скрючившись, ухватился за живот. Спустя мгновение он закашлялся и, соскользнув по стене, уселся на пол. Кэлли наблюдал за ним, а когда стало ясно, что тот в течение некоторого времени вряд ли встанет, сказал ему:
– Заткнись, понял меня? – и, повернувшись к Доусону, спросил: – А что насчет клиентов?
– Собрал кое-какие имена и адреса, но они не очень-то обнадеживают. В числе других там есть даже судья и директор частной школы.
Кэлли ухмыльнулся и повернулся к Жанет. Она тут же сказала:
– На самом-то деле я ее совсем не знаю. Мы просто как-то выпили вместе разок-другой.
Жанет была хрупкой крашеной блондинкой. На ее бедре, над чулком, красовался большой желто-синий синяк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Две или три неторопливые капли упали на плотный лен салфетки, стремительно распустив на нем красные цветки. Потом рядом с ними появились еще и еще... И вот уже послышался частый монотонный стук, напоминавший дробь первых дождевых капель перед началом шторма.
* * *
Айра Санчес немного приподнял правую руку, чтобы его пони почувствовал удила. И когда лошадка остановилась, Санчес, повернувшись в седле, посмотрел назад.
Гуго Кемп следил за полетом ястреба, который уже поднял с места кролика и теперь парил позади зверька, время от времени поддразнивая его имитацией атаки, но на самом деле и не думая пока нападать. Кемп хорошо знал, что сейчас произойдет. Каждый раз, когда кролик начнет петлять, ястреб будет камнем пикировать на него, чтобы вернуть его на прежний маршрут и загнать в высокие кусты ярдах в восьмидесяти отсюда. Ну а в этих кустах ястреб сделает парочку стремительных выпадов, пугая свою добычу, а потом еще решительнее налетит на кролика и опять вернет его на тот же путь. А еще через тридцать ярдов из кустов вылетит другой ястреб и, вытянув желтые когтистые лапы, понесется прямо на кролика. В воздух поднимется невысокий столбик пыли. И вторая птица, взгромоздившись на добычу, расправит крылья, дожидаясь первую, уже снижающуюся, полакомиться.
Кемп, натянув поводья своего пони, развернул его и рысью пустил по невысокому склону к месту, где его поджидал Айра.
– Ты это видел? – спросил он, и Айра кивнул в ответ. – Блестящая засада! Хотя сама тактика известна испокон веков.
– Да, я знаю, – ответил Айра. – Апачи таким вот манером вырезали целые воинские колонны.
Айра и сам наполовину был индейцем племени пима, а имя свое он получил в честь солдата из их племени, водрузившего флаг над Иводзимой. Отец Айры был мексиканцем, и мать много рассказывала мальчику о нем, говорила, что он, мол, был славным парнем, и всегда улыбалась, вспоминая о нем.
Оба мужчины некоторое время понаблюдали за пиром ястребов над останками кролика. Айра улыбнулся.
– Тоже, видно, работают на «Дженерал моторе», – сказал он, каблуком отправляя своего пони дальше.
Когда они прискакали на двор. Генри Глинвуд стоял на террасе. Он не спеша пошел им навстречу, глядя только на Кемпа. Полуденное солнце отражалось в стеклах его темных очков. Кемп спрыгнул на землю, отбросив свои поводья Айре.
– Это началось, – сказал ему Глинвуд.
Как только они подошли к дому, из него вышла женщина. Она несла на подносе холодное пиво, и Кемп взял его, не глядя на женщину.
– Сколько времени в нашем распоряжении? – спросил он.
– Дней десять... Ну, пара недель.
– А этого хватит?
– О да! До той поры мы можем держаться в стороне.
* * *
– Мы уже выразили свою заинтересованность?
– Разумеется. Так, для зондажа. Я полюбопытствовал – сделаны две-три заявки. Ничего серьезного.
– А как с реакцией?
– Ну... – Глинвуд слегка поджал губы. – Ты же знаешь: нас ведь выбрали не первыми...
– Но мы ими станем, – сказал Кемп и, когда они вошли в дом, добавил: – Десять дней. Никаких двух недель. Десять дней.
* * *
Нина протерла руку антисептиком, потом перевязала ее бинтом и улеглась в кровать. Ей стало очень легко. Нет, не из-за потери крови: для этого ее надо было потерять куда больше. Легкость была от боли и от самого ритуала. И теперь она могла, хоть и ненадолго, почувствовать себя не такой замаранной изнутри. Не такой черной. Она могла не так сильно ненавидеть себя. Часть скверны убралась из тела вместе с кровью. Чем пустое там, внутри, тем лучше.
Полуобморочное состояние должно было на какое-то время поддержать ее. Чем-то это напоминало жизнь на грани сна, когда толком не понимаешь, то ли сон был реальностью, то ли реальность – сном, то ли они вовсе перемешались друг с другом...
Нина полуприкрыла глаза, томная и слегка раскрасневшаяся, словно она только что была с мужчиной. Полузатененные окна задерживали свет, пропуская лишь какие-то перламутровые отблески слепящего солнца.
А Нина плыла, плыла куда-то... Если бы кто-нибудь вошел в ту минуту в комнату, где она лежала, не способная ничему противиться, он мог бы прилечь рядышком с ней, погладить ее груди, как гладят по головке ребенка; мог бы расстегнуть пояс на ее брюках и стянуть их, как раздевают ребенка; мог бы приласкать ее, раздвинуть ей ноги, и его лицо возникло бы над ней, и жемчужные отблески из окон образовали бы нимб вокруг его головы...
«Нина... – Она слышала его шепот, этот голос из давнего сна. – Нина...»
Глава 9
Кэлли испытывал непреодолимое желание назвать Эдварда Латимера дважды сэром: по титулу и по чину. Протеро поставил на стол бисквиты с чаем, словно он был хозяйкой дома, старающейся произвести впечатление на гостей. Никто, однако, не прикоснулся ни к чаю, ни к бисквитам.
– Группа «С-11» приведена в состояние боевой готовности, – сказал Кэлли, – хотя от нее не будет особого проку, пока мы не отыщем этого парня.
– Что еще? – спросил Латимер.
– Ввиду особой ситуации, мне добавили людей – главным образом для всякой бумажной работы и проверок. Надо ведь опросить десятки свидетелей, обходя дом за домом... Еще мы передаем по радио и телевидению обращения к населению, хотя на это я не возлагаю особых надежд.
– Что еще?
– Мы обошли на Оксфорд-стрит все возможные удобные позиции для стрельбы и ничего там не нашли. Пересмотрели все, сверху донизу, в тех единственных двух домах, откуда он мог стрелять по железнодорожной станции. Ничего! Поэтому я распорядился осмотреть их снова. Впрочем, я не думаю, что это нам что-то даст. Мы обрыскали вдоль и поперек берег реки на расстоянии в двести ярдов – при этом кстати, веревкой с колышками поделили все на секторы – и еще раз десять, если не больше, прошлись на сотню ярдов в обе стороны от этой зоны. Задействовали даже ныряльщиков, чтобы поискать и в реке. Конечно, надежда была очень слабой, но так или иначе мы это проделали. Сегодня мы собираемся еще разок посмотреть: погода ведь сейчас сухая, так что уровень воды везде должен понизиться на добрых полсотни метров. Мы пытаемся извлечь пользу из каждой травинки на этом участке. А тем, кто нам не хочет помогать, я предпочитаю пригрозить. Но никто не знает ни единой детали. И если верны популярные сейчас предположения, что этот парень – просто взбесившийся псих, то тогда все наши неудачи неудивительны. Этого парня и не могло значиться в списках ни одной из местных фирм.
Протеро набрал в грудь воздуха и поднял вверх палец, намереваясь что-то произнести. Но Латимер снова обратился к Кэлли:
– Еще что-нибудь вам нужно?
– Везение, – ответил Кэлли.
– И сильно оно нужно?
– Достаточно сильно. Вам же известно, как это происходит. Убийцы как бы составляют семейный клан и вполне могут быть связаны с преступлениями и других его членов, или может быть, что один клан внедряется в другой. С убийцей, входящим в клан, все просто: вы знаете, кто он, и в девяноста процентах случаев знаете, где найти его. Все взаимосвязано: стоит раскрыть преступление – и вы поймаете убийцу. Внутриклановые распри сами способствуют отсортировке. Очень часто, практически во всех случаях, мы получаем жертвенную овцу. Но когда кто-то, к кому мы даже и подобраться-то не можем, убивает просто кого придется без всякой видимой причины... Тут что-нибудь найти почти невозможно.
– Так у вас вообще ничего нет? – задав этот вопрос, Латимер покачал головой, как бы уже предвидя ответ.
– Ну, фактов, конечно, довольно мало, – заметил Кэлли. – Он стреляет из укрытия, как мы полагаем, из винтовки «Паркер Хейл». Он вообще не промахивается. На данный момент мы имеем четыре выстрела и четыре трупа. Ну а кроме этого, единственное, о чем можно говорить определенно, – это отсутствие всякой определенности. Разные места, разное время дня, абсолютно никакой видимой причины в выборе жертвы... Конечно, мы здесь можем иметь дело с почерком, который просто еще не сложился. Я хочу сказать, что этот почерк пока не очень на виду...
– А эта девушка? – спросил Латимер.
– Здесь ничего нет, – сказал Протеро. – Здесь...
– Что вы имеете на данный момент? – перебил Латимер.
– Есть намек на проституцию в одиночку или, возможно, – пожал плечами Кэлли, – на что-то подобное. Майк Доусон сейчас бродит по Сохо с ее фотографией.
– Негусто.
– Чем богаты, тем и рады.
– Нет никакой связи между ее занятием и ее убийством, – сумел, наконец, вставить слово Протеро.
– Чем богаты, тем и рады, – повторил Кэлли.
Латимер сделал несколько пометок, постукивая авторучкой по губам и глядя куда-то мимо своих собеседников.
– Я принимаю личное... – начал было Протеро.
– Так или иначе это должно прекратиться. – И Латимер надел на авторучку колпачок, как бы давая понять, что не намерен больше их слушать. – Дело зашло слишком далеко. Я знаю, что вы собираетесь мне сказать: теоретически, мол, эта история может продолжаться бесконечно, поскольку способа положить ей конец и найти этого человека не существует в природе. Но так или иначе продолжения не должно быть. За последние сутки мне пришлось немало часов выслушивать министра внутренних дел и самого премьер-министра. Не думаю, чтобы это было для вас неожиданностью. Они ведь люди не глупые, а? Они понимают наши проблемы. Но мы не можем... – Латимер замолчал, словно подыскивая, как получше выразить свою мысль, сказать помягче. Но это ему не удалось. – Мы не можем позволить себе, чтобы некто по собственной прихоти убивал наших граждан! Ни повода, ни причины, ни возможности схватить его! Люди запуганы. Телевидение и газеты толком не помогают делу, и в этом направлении мы предпринимаем кое-какие меры... Но факт остается фактом: каждый может стать жертвой, и все знают об этом. – Он опять замолчал, так как его вдруг осенила новая мысль, и спросил: – А где он раздобыл такую винтовку?
– За этот конец мы уже тянули, – покачал головой Кэлли. – Проверили и все охотничьи клубы, и всех их членов. Конечно, речь идет о Большом Лондоне, но мы будем искать и за его пределами... Пока что ничего обнадеживающего. И это неудивительно. Наш эксперт предполагает, что винтовка, должно быть, сделана по спецзаказу. Я проверил эту идею в группе «С-11», и там думают то же самое.
Вероятно, винтовка импортная. И если только она не была куплена специально для этой «работы», причем куплена недавно, вряд ли можно рассчитывать установить ее происхождение.
– Все, что только вам понадобится, – заверил его Латимер. – Все.
– Я уже говорил... – начал Протеро.
– Я хочу, чтобы вы все сообщали непосредственно мне. Подавайте свои донесения обычным порядком, но каждый раз направляйте мне копию. Если будут какие-то острые углы, которые вам нужно срезать, какие-то срочные ордера и предписания, возможная отмена каких-то секретных директив, все, что бы там еще ни понадобилось, – сообщайте прямо мне.
– Спасибо, – сказал Кэлли, вставая. – Правда, пока ума не приложу, что бы такое попросить, но если что-то появится, я попрошу.
– Кэлли, – окликнул его Латимер уже в дверях.
– Да?
– Вам следовало бы называть меня «сэр».
* * *
В первом по счету клубе было три девушки за кулисами, а еще одна на эстраде исполняла стриптиз. Доусон помахал своим удостоверением перед носом швейцара, а когда вошел в этот полумрак, услышал, как тот негодующе сплюнул.
Хозяин клуба подвел его к туалетной комнате размером с телефонную будку, открыл дверь и протиснулся внутрь. Одна из девушек сидела на низенькой табуретке, она была совершенно голой. Приподняв левую ногу и положив лодыжкой на правое колено, девушка стригла ногти. Другая девушка, взяв в ладонь одну из грудей, сосредоточенно наносила на сосок красную, с блестками пасту. А третья как раз собиралась продолжить программу и уже более или менее оделась. На Доусона они посмотрели с насмешливым любопытством. Мельком увидев свое растерянное лицо в зеркале на туалетном столике, он взял себя в руки.
Ни одна из девушек не знала Линду Боумэн. Хозяин клуба провел Доусона по коридору, пахнувшему духами и плесенью, остановился вместе с ним почти у кулис, откуда им была хороша видна эстрада. Они ждали девушку, заканчивавшую выступление. Она пропустила горжетку из перьев между ног, слегка помахала ею в воздухе, потом повернулась, быстро отбросив в сторону это прикрытие, и продемонстрировала публике свои ягодицы. Снова повернулась, закрывая пах обеими руками, а затем взметнула их резко вверх. И в тот же миг выключили свет. Вот оно, мальчики! Не упустите момент! На вид очень знакомо, или вы уже не помните, как это выглядит?..
За кулисами она задержалась и взглянула на фотографию. На вопрос Доусона девушка ответила, что ее зовут Мэнди, а фамилию назвала лишь после небольшой паузы. Она стояла, слегка выгнув колено и перебросив горжетку через плечо. Огни эстрады освещали ее щеку, плечо; бедро и пушистый кустик волос внизу живота. Капельки пота стекали по ее грудям и падали с сосков. Чем-то она напоминала непринужденно расслабившегося спортсмена после гонки.
– Нет, – протянула она фото Доусону, – я ее не знаю, – и уже уходя, она сказала: – Джерри, в зале какой-то подонок с кинокамерой. Слышишь, как стрекочет этот чертов моторчик?
Во втором клубе девушек оказалось две. Встретили там Доусона не более дружелюбно. К той минуте, когда ему дважды ответили «нет», вдруг появилась та самая девушка с горжеткой. На ней был плащ поверх ее костюма. Увидев Доусона, девушка ухмыльнулась.
– У нас смена, – сказала она. – Сам понимаешь. Бегаем туда-сюда, полдня на эту беготню уходит.
А в третьем клубе девушка на эстраде работала с зажженными факелами, размахивая ими перед собой. Она вышла за кулисы, держа факелы в руках, вокруг нее витал легкий, но едкий запах парафина и подпаленной кожи.
– Нет, – ответила она.
Когда Доусон выходил из клуба, туда входила девушка.
– Привет. Мэнди, – сказал он ей.
Вот так он и путешествовал по Сохо, снова и снова слыша в ответ «нет». Доусон уже выработал некий план, который должен был закончиться приглашением, но увидеть Мэнди ему больше не удалось. Черт, уж если не везет, так не везет во всем! В конце концов он вернулся назад и взялся за обследование массажных кабинетов. В шестом из них он наконец услышал от кого-то «да».
Доусон показал ей еще одну фотографию, и девушка снова повторила свое «да».
Это заведение имело приемную с конторкой, за которой сидела женщина средних лет, выглядевшая встревоженной. Дальше располагалось нечто вроде фойе, и за ним начинался лабиринт коридоров с маленькими спальнями. Когда приехал Кэлли, Доусон дожидался его в этом фойе. Рядом с ним были девушка и малый в темно-синем костюме. На девушке был пояс с подвязками, чулочки со швом и длинная шелковая блуза навыпуск, наброшенная на плечи. Полускрытыми блузой руками девушка стягивала ее полы, прикрывая обнаженную грудь. Малый в темно-синем шагнул вперед, преграждая дорогу Кэлли.
– Вы не имеете права, – заявил он. – Вы понимаете это, а?
Не удостаивая его вниманием, Кэлли спросил Доусона:
– Кто она?
– Ее зовут Жанет. Больше пока ничего не выяснили.
Малый повернулся, пытаясь оказаться лицом к Кэлли.
– Я же с вами говорю, – сказал он.
– А другие девушки опознали фотографию? – спросил Кэлли.
– О да, – кивнул Доусон. – А вот эта дружила с ней больше всех.
Парень поменял мишень. Наклонившись, он приблизил к Жанет свое лицо и прошипел:
– Ты ничего им не скажешь, падаль. Со мной его штучки не пройдут.
– Она здесь подрабатывала три раза в неделю, – сказал Доусон.
– Боумэн?
– Да.
Парень коснулся руки Кэлли и сказал:
– Вам ведь, знаете ли, за это денежки платят. Но не в свои дела не лезьте, если не хотите харкать кровью...
Кэлли повернулся и ударил его одним коротким движением, целясь пониже и попав именно туда. Малый отлетел к стене и, скрючившись, ухватился за живот. Спустя мгновение он закашлялся и, соскользнув по стене, уселся на пол. Кэлли наблюдал за ним, а когда стало ясно, что тот в течение некоторого времени вряд ли встанет, сказал ему:
– Заткнись, понял меня? – и, повернувшись к Доусону, спросил: – А что насчет клиентов?
– Собрал кое-какие имена и адреса, но они не очень-то обнадеживают. В числе других там есть даже судья и директор частной школы.
Кэлли ухмыльнулся и повернулся к Жанет. Она тут же сказала:
– На самом-то деле я ее совсем не знаю. Мы просто как-то выпили вместе разок-другой.
Жанет была хрупкой крашеной блондинкой. На ее бедре, над чулком, красовался большой желто-синий синяк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50