Дескать, Пудель как-то говорил про подготовленное убежище на Ново-Ясеневском проспекте…
Бандит ликвидировал своего информатора и любовницу старшего лейтенанта Стеллу Салову. Но перед смертью она, якобы, передала через верного человека письмо, в котором упоминается Ясенево…
Таким образом выстроен весь «доклад»: девяносто процентов правды, десять — дезинформации.
Единственная опасность — «Медуза в законе». Если, конечно, он — тот самый фотограф, который запечатлел события в Голубой Пади. Впрочем, протоколов допросов Семена помощник прокурора не читал, мифическое письмо Саловой ему могли и не показать.
— Зачем им понадобилось — в письменной форме? — недоумевал Андрей. — Записали бы на пленку…
— Дура мамина, — добродушно рассмеялся Аркадий. — Прежде всего — компромат. В дополнении к твоей расписке о получении денег. Потом — специалисты-графологи проанализируют почерк, сравнят. Поэтому я заставил тебе переписать своей рукой… Честно говоря, не нравится мне все это… Представляешь, что они с тобой сделают, заподозрив липу?
Андрей опасливо покосился на закрытую дверь — как бы Татьяна не услыхала вопроса Ступина.
— Представляю. Всю жизнь хожу по самому краю обрыва. Как видишь — жив… Все, друг, давай позовем жену и выпьем за успехи…
Таня влетела в комнату, будто стояла под дверью и ожидала приглашения.
Не успели разлить коньяк — в прихожей прозвенел звонок. Женщина рванулась было открыть, но Андрей остановил её — неизвестно, кто затаился на лестничной площадке.
Прислонившись к стене, стоял… Федорчук. С перевязанной головой и рукой, подвешенной к шее. Не просто бледный — серый.
— Владимир Иванович? Что случилось?
Отставник нерешительно улыбнулся, оттолкнулся от стены и… упал на руки Андрея.
Ступин и Панкратов с трудом внесли грузного полковника в комнату, положили на диван. Вызывать «скорую» не пришлось — через несколько минут Федорчук открыл глаза.
— Что произошло, Владимир Иванович, — повторил Андрей. — На вас напали?
— Не бери в голову, Андрюха… Сейчас расскажу… Чайку бы горяченького…
Избитый Федорчук пролежал без сознания недолго — минут двадцать. Подобрала его не «скорая помощь», которую вызвали жители одного из особняков — какой-то мужик, проезжая на пыхтящем «запорожце» обратил внимание на лежащего навзничь старика.
Пьяный? Не похоже. Прежде всего, по возрасту — пожилые люди редко напиваются до бесчувствия. К тому же, старик лежит не в классической позе пьяного человека — раскинул руки, будто пытается обнять бетонную дорогу либо собрать рассыпанные яблоки.
Мужик вылез из своей «консервной банки», наклонился, принюхался… Спиртным не несет… Обморок? Инфаркт? Попытался поднять пострадавшего — не получилось, не хватило силенок.
Помогли водитель проезжающего мимо грузовика и встретивший Федорчука на остановке высоконравственный дедок. Втроем с трудом втиснули Федорчука в «запорожец».
Не доезжая до санатория — единственное медицинское учреждение, расположенное неподалеку от коттеджным поселком — Федорчук пришел в себя.
— Ты куда меня везешь?
— Так вот… хочу в санаторий…
— А гуся не хочешь? — рассерженно буркнул пострадавший. — Вези на станцию к электричке!
— Так у тебя… того… кровища…
— Стой! — водитель послушно притормозил. — Аптечка имеется? Попробуй отказаться — мигом гаишнику сдам!
Наспех перевязав голову и подвесив парализованную руку, Федорчук набросал записку жене. Не волнуйся, дескать, милая, не бери в голову, по срочному делу поехал в Москву. Привет врачихе. И размашисто расписался.
— Заедешь в санаторий. Второй корпус, сто двадцатая комната. Передашь жинке… Получи за услугу.
Раненный затолкал за пазуху оторопевшему водителю полтинник, выбрался из тесной машины и, косолапя, поплелся на перрон. Никаких билетов — повязка с расплывшимся красным пятном, по его мнению, крепче любого проездого документа. Тем более, что после расплаты с водителем «запорожца» не осталось ни рубля…
Федорчук с наслаждением прихлебывал горячий чай и, одновременно, говорил. Поэтому рассказ получался немного булькающим, невнятным, но Панкратов и Ступин буквально ловили каждое слово. А уж Татьяна вообще распахнула рот, на глаза навернулись крупные слезы.
— Ну, вы даете, Владимир Иванович, — Панкратов крепко пожал полковнику здоровую руку. — Старая гвардия…
— Не бери в голову, Андрюха, — смущенно бормотал Федорчук. — Все в норме… Вот только голова зверски болит…
Ступин звонил в «скорую помощь»…
Глава 23
Ну, все, пошла полоса невезения, с досадой думала Светка, медленно спускаясь по лестнице пятиэтажки. Черт её дернул польститься на обещанные большие деньги и наведаться к усатому кавказцу, снимающему здесь квартиру. Неожиданно для проститутки её встретили двое. Оба — толстые, усатые, накачанные. Набросились, будто постились долгие месяцы. Пока она обслуживала одного, второй, голый, дрожа от нетерпения, сидел рядом. Занялась им — пришел в себя первый.
Так, переходя из рук в руки, проститутка провела долгих два часа.
Правда, усачи не обидели, сдержали слово — расплатились баксами, даже набросили «премию» за активность. Но какую цену она уплатила за эту самую активность! Дрожат в коленях ноги, отчаянно болит низ живота.
Завтра наведается к знакомому гинекологу. Пусть проверит — не повредили ли ей что-нибудь внутри, не внесли ли какую-нибудь заразу.
Обычно Светка «работает» в среде интеллигенции — это намного безопасней, нежели общаться с грязными мужиками из числа доморощенных коммерсантов или челноков. Те вечно торопятся, даже в сексе не терпят промедления, стараются за минимальную цену получить максимум удовольствия.
Другое дело — артисты, писатели, политики. Ухаживают, будто за невинной девушкой, дарят цветы, приглашают в рестораны или на презентации. Некоторые, добившись своего, чуть не плачут, каются в непростительном для культурного человека поступке.
В гробу видела она эти дурацкие всхлипывания! Сейчас — век рыночной экономики: получил — уплатил — будь здрав.
Да, она — проститутка! Что в этом позорного? Почему массажистки — престижная профессия, а проститутки — постыдная? И те, и другие лечат людей, каждый своим методом.
Девушка вышла из подъезда, огляделась. В стороне тускло горит одинокий фонарь, остальные либо перебиты пацанами, либо перегорели лампочки, а на их замену не хватает денег. Между домами угрожающе сгустилась тьма. Дальше — улица, по проезжей части которой пробегают легковушки, там не так стращно.
С некоторых пор Светка стала бояться темноты.
Недавно, возвращаясь от клиента, она попала в руки грабителям. Стукнули по голове, отобрали сумочку с полученными за тяжкую работу баксами и отпустили. Спасибо, живой оставили и не порезали лицо.
Тогда она впервые пожалела, что работает в одиночку, без прикрытия.
Крепко зажав в кулаке газовый баллончик и затаив дыхание, Светка шагнула в темноту. Сейчас из кустов к ней протянется рука… Ударят по голове… Резанут по лицу бритвой…
Ничего не произошло. Она вынырнула на освещенную улицу, несколько минут постояла, прижимая ладонью взбесившееся сердце. На этот раз пронесло! Поймать тачку и — домой, в теплую комнатушку коммунальной квартиры. Отмыться, отдохнуть. На три дня безбедной жизни заработанных баксов хватит. Потом нужно искать новых клиентов…
К тротуару прижалась серая «вольво». Дверца призывно открылась. Светка презрительно вздернула подбородок и прошла мимо. Ее остановил глуховатый мужской голос.
— Подойди!
Приглашение, вроде, доброжелательное, но наученная аналогичными приглашениями мужиков девица остановилась на безопасноем расстоянии. Левая рука прижала к жиыоту сумочку с баксами, в правой — газовый баллончик.
— Что нужно?
— Не бойся, Давалка, объедками не пользуюсь. Садись, поговорим.
Светка не обиделась — привыкла и не к таким выражениям. Сейчас её интересовало совсем другое: кто этот господин и что ему понадобилось от отработавшей «рабочую смену» проститутки?
Впрочем, откуда ему знать про «отработку»…
Вгляделась в смутную фигуру пассажира «вольво». Тихо ойкнула… Он! Тот самый плешивый, который готовил её в поездку, а потом пас в Красноярске. Что ему нужно? Может быть, решил отобрать выданный «гонорар»? Пусть попробует — глаза выцарапает, а не отдаст.
— Не бойся, — повторил помощник Гаревича, изобразив приветливую улыбку. — Просто поговорим. Согласишься помочь — получишь баксы, не согласишься — отпущу.
Преодолев боязнь, проститутка осторожно села на мягкое сидение, но дверь оставила открытой, баллончик в сумку не спрятала.
— Ежели работать — не могу. Только что так напрыгалась — ноги не держат.
Плешивый презрительно хмыкнул. Видимо, девица понадобилась ему для иного пользования.
Светку охватило любопытство.
— За Красноярск с тобой рассчитались?
— Да…
— Сама видишь — я слово держу. Фактически ни за что огребла столько зелененьких… Подумаешь, подслушала разговор у кассы! Я мог любого пацана приспособить для этого за десятку…
— А то, что отвадила фрайеров, не считается?
— Сам бы справился…
Помощник Гаревича вспомнил, с какой злостью шипел на Кавказца шеф, какими бедами ему угрожал за попытку перехватить важную информацию. Так кавалерист приструнивает норовистого жеребца, вздумавшего повернуть не в ту сторону.
— О чем тогда базар? Ежели проследить за Панкратовым — отказываюсь. Засветилась. Увидит — может замочить или пустить под молотки. При моей профессии ходить с порезанным лицом — оголодаю.
— Нет, на этот раз речь не о сыщике… Посмотри на этот снимок. Сталкиваться не приходилось?
Светка опустила баллончик в сумочку. Можно расслабиться — ни ограбление, ни побои ей не грозят. Остальное — мелочи, откажется — плешивый не заставит, сам пообещал отпустить.
На плохоньком снимке — лобастый мужик с прищуренными дерзкими глазами и бычьей шеей. Такие нравятся сексуальным бабенкам, притягивают их, будто магнит металлические стружки. Вот и в Светке, несмотря на усталость и подрагивающие коленки, что-то ворохнулось под сердцем и отозвалось в животе.
Что говорить, классный мужик!
— Кто такой? Никогда не встречала…
— Будущий твой клиент… Мне нужно знать, куда он ездит за город. Или — по Москве. Официально живет на Кутузовском, адрес потом скажу. Но имеет где-то вторую берлогу, в которой держит старика, мужчину средних лет и женщину… Разведаешь — ничего не пожалею, сколько запросишь — столько и получишь.
— Знакомо, — отмахнулась девица. — Все мужики обещают золотые горы, серебрянные долины, а как доберутся до «мяса» — забывают… Аванс?
— Сколько? — плешивый с готовностью достал пухлый бумажник, раскрыл его.
Светка медлила назвать сумму — боялась продешевить. Судя по пухлому бумажник, мужик готов отдать все его содержимое. Иначе не демонстрировал бы.
— Десять тысяч! — выпалила Давалка и съежилась в ожидании удара за непомерную дерзость. — Ну, хотя бы… восемь…
Плешивый одарил собеседницу удивленным взглядом. До чего же обнаглели эти русские — за ерунду готовы ободрать. Не зря предупреждал Гаревич: будь поосторожней и похитрей.
— Охамела, Давалка… Вот тебе в виде аванса тысяча баксов, остальные две получишь, когда накроем лобастого… Слушай и запоминай.
Некоторое время он молчал, осматривая улицу, особенно, темную её часть.
Мимо, с трудом удерживая на поводке рвущуюся под деревья собаку, прошел молодой парень с сигаретой в зубах. На припаркованную машину даже не поглядел. Мало ли в Москве стоит иномарок, осматривать каждую не хватит жизни.
Облизывая друг друга, плетутся подростки. Молокосос бесстыдно ощупывает груди сопливой девчонки, та сладострастно вертит худыми бедрышками, роется в штанах кавалера…
Наконец, плешивый посчитал обстановку вокруг «вольво» достаточно безопасной.
— Адрес лобастого… Кликуха — Пудель. Настоящая фамилия Апанасов… Вернее, — одна из его многочисленых фамилий. Называю на всякий случай, не вздумай обратиться к нему — подколет. Мужик отчаянный… Скажешь: пришла от Штыря… Ш-ты-ря, — по слогам повторил он. — Послал тебя Штырь… Гляди, не перепутай!
Губы плешивого щекотали девичье ушко, будто он не говорил — вкладывал опасные слова прямо в мозг.
— Дошло? Запомнила?
— Не обижай, фрайер, я — понятливая, мне ещё мама говорила…
— Молодец. И твоя мама — тоже… Возьми аванс.
Светка дрожащими руками приняла пачку долларов. Не пересчитывая, положила в сумочку. Передумала и бесстыдно задрав подол, спрятала в трусики. Так надежней!
Плешивый отвел в сторону загоревшийся взгляд. Но лапать не стал.
— Куда подвезти?
— В Митино…
Приключения на этом не закончились — Светку ожидало ещё одно, более страшное потрясение. Когда машина ехала по Садовому кольцу, водитель, не оборачиваясь, сообщил неприятную новость.
— Нас, кажется, пасут… Черный «Мерс».
— Постарайся оторваться, — спокойно посоветовал плешиваый. — Не удастся — тормози неподалеку от гаишного поста.
Началась гонка. Видимо, водитель хорошо знает Москву: улицы и проезды, переулки и даже проходные дворы. Резкие повороты и развороты следовали один за другим. Но «мерседес» щел будто на буксире, не отставая но и не нагоняя.
Светка вжалась в угол сидения и дрожала от страха. В её представлении вот-вот начнется перестрелка, прольется кровь. И её кровь тоже. Зачем только она согласилась с предложением «подвезти»? Сейчас ехала бы на метро и на автобусе среди десятков людей…
В конце концов,»вольво» оторвалась от преследования.
— Молодец, — небрежно похвалил водителя пассажир. — Получишь премию.
В Митино Светка выскочила из машины, как пробка из бутылки, которой хлопнули под зад. Слава Богу, можно считать — дома. Обогнуть жилую башню, пробежать метров двести по улице — разлапистое многоподъездное здание. Закроется на все замки и задвижки, сбросит прилипшую к потному телу одежду и — под горячий душ. Отмыться, снять напряжение, расслабиться. Потом нырнуть в белоснежную, пахнущую французскими духами постель…
Но скрыться в знакомом подъезде Давалке не удалось. Выскочившие из темноты парни скрутили её, загнали в рот едко пахнущий кляп, затолкали в «мерседес».
— Не штормуй, лярва, ничего тебе не будет. Побазаришь с боссом — все дела. Вот ежели не размякнешь, откажешься, тогда — амба!
Парни обращались с пленницей на удивление вежливо: не били, даже не щупали. Мало того, вытащили паршивый кляп, пригрозив: вякнет — вырежут болтливый язык.
Окончательно Давалка пришла в себя, увидев хмурого Кавказца. С ним ей уже доводилось встречаться в постели. Вел он себя тогда, как ведут все оголодавшие мужики, но не хамил, рассчитался довольно щедро…
Как же его звать?… Вспомнила — Тарас.
— Здравствуй, Тарасик. Зачем ты так — повязали, рот заткнули, позвал бы — сама прибежала, — непрерывно трещала девица, посылая в Кавказца обещающие взгляды. — В прошлый раз ты мне по душе пришелся — ласковый, нежный…
— Заткнись!
— Все, молчу… Раздеться?
Сказала и похолодела. Разденется — из трусиков вывалятся деньги!
— Не надо… О чем базарила с фрайером?
— С каким фрайером? С работы возвращалась… Знаешь, Тарасик, как мне нынче досталось! — провела она ребром ладони по горлу. — Двое черных драили по очереди — думала копыта откину.
— Усохни! Спрашиваю не о черных — о белом. С кем базарила в «вольво»?
Все знает… Придется признаваться. Тарас не вежливый иностранец — если не убьет — изуродует. Кто тогда польстится на порезанную проститутку?
Кавказец внимательно выслушал рассказ Давалки. Особенное внимание — разборке с двумя парнями: Размазней и Химиком.
Ну, падлы подзаборные, зло подумал он, поймаю — руки с ногами перевяжу, на пузе чечотку выбью. Все равно мимо Москвы не проскочат, а проскочат — папы с мамами ответят за своих выродков!
— Значит, поверили тебе дерьмовые следопыты? Здорово взяла их на понт, молоток телка…
Светка потупила невинные глазки.
— Как могла, Тарасик…
Кавказец поманил девушку согнутым пальцем. Она послушно придвинулась. Только бы не заставил раздеться, молила она Бога или Сатану, кто поскорей прислушается к её мольбе. До боли жалко терять такие деньги! Лучше — минет…
К счастью речь пошла не о сексе.
— Узнаешь что о Пуделе — сразу ко мне. Потом уже к разведчику.
— Какому разведчику? — удивилась Светка.
Новый босс проститутки тягуче усмехнулся, презрительно оглядел глупую шлюху с ног до головы.
— Дура-баба, только и знаешь приманивать бычков да доить их. Твой фрайер из «вольво» и его хозяин — разведчики. То ли американские, то ли немецкие — не знаю. Мы с тобой у них на крючке, похоже, не мы одни…
Пудель молча оглядывал тонкую девушку. Она стояла в прихожей, опустив кудрявую головку, перебирая в руке ремешок сумки. Либо десятиклассница, либо студентка-первокурсница.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Бандит ликвидировал своего информатора и любовницу старшего лейтенанта Стеллу Салову. Но перед смертью она, якобы, передала через верного человека письмо, в котором упоминается Ясенево…
Таким образом выстроен весь «доклад»: девяносто процентов правды, десять — дезинформации.
Единственная опасность — «Медуза в законе». Если, конечно, он — тот самый фотограф, который запечатлел события в Голубой Пади. Впрочем, протоколов допросов Семена помощник прокурора не читал, мифическое письмо Саловой ему могли и не показать.
— Зачем им понадобилось — в письменной форме? — недоумевал Андрей. — Записали бы на пленку…
— Дура мамина, — добродушно рассмеялся Аркадий. — Прежде всего — компромат. В дополнении к твоей расписке о получении денег. Потом — специалисты-графологи проанализируют почерк, сравнят. Поэтому я заставил тебе переписать своей рукой… Честно говоря, не нравится мне все это… Представляешь, что они с тобой сделают, заподозрив липу?
Андрей опасливо покосился на закрытую дверь — как бы Татьяна не услыхала вопроса Ступина.
— Представляю. Всю жизнь хожу по самому краю обрыва. Как видишь — жив… Все, друг, давай позовем жену и выпьем за успехи…
Таня влетела в комнату, будто стояла под дверью и ожидала приглашения.
Не успели разлить коньяк — в прихожей прозвенел звонок. Женщина рванулась было открыть, но Андрей остановил её — неизвестно, кто затаился на лестничной площадке.
Прислонившись к стене, стоял… Федорчук. С перевязанной головой и рукой, подвешенной к шее. Не просто бледный — серый.
— Владимир Иванович? Что случилось?
Отставник нерешительно улыбнулся, оттолкнулся от стены и… упал на руки Андрея.
Ступин и Панкратов с трудом внесли грузного полковника в комнату, положили на диван. Вызывать «скорую» не пришлось — через несколько минут Федорчук открыл глаза.
— Что произошло, Владимир Иванович, — повторил Андрей. — На вас напали?
— Не бери в голову, Андрюха… Сейчас расскажу… Чайку бы горяченького…
Избитый Федорчук пролежал без сознания недолго — минут двадцать. Подобрала его не «скорая помощь», которую вызвали жители одного из особняков — какой-то мужик, проезжая на пыхтящем «запорожце» обратил внимание на лежащего навзничь старика.
Пьяный? Не похоже. Прежде всего, по возрасту — пожилые люди редко напиваются до бесчувствия. К тому же, старик лежит не в классической позе пьяного человека — раскинул руки, будто пытается обнять бетонную дорогу либо собрать рассыпанные яблоки.
Мужик вылез из своей «консервной банки», наклонился, принюхался… Спиртным не несет… Обморок? Инфаркт? Попытался поднять пострадавшего — не получилось, не хватило силенок.
Помогли водитель проезжающего мимо грузовика и встретивший Федорчука на остановке высоконравственный дедок. Втроем с трудом втиснули Федорчука в «запорожец».
Не доезжая до санатория — единственное медицинское учреждение, расположенное неподалеку от коттеджным поселком — Федорчук пришел в себя.
— Ты куда меня везешь?
— Так вот… хочу в санаторий…
— А гуся не хочешь? — рассерженно буркнул пострадавший. — Вези на станцию к электричке!
— Так у тебя… того… кровища…
— Стой! — водитель послушно притормозил. — Аптечка имеется? Попробуй отказаться — мигом гаишнику сдам!
Наспех перевязав голову и подвесив парализованную руку, Федорчук набросал записку жене. Не волнуйся, дескать, милая, не бери в голову, по срочному делу поехал в Москву. Привет врачихе. И размашисто расписался.
— Заедешь в санаторий. Второй корпус, сто двадцатая комната. Передашь жинке… Получи за услугу.
Раненный затолкал за пазуху оторопевшему водителю полтинник, выбрался из тесной машины и, косолапя, поплелся на перрон. Никаких билетов — повязка с расплывшимся красным пятном, по его мнению, крепче любого проездого документа. Тем более, что после расплаты с водителем «запорожца» не осталось ни рубля…
Федорчук с наслаждением прихлебывал горячий чай и, одновременно, говорил. Поэтому рассказ получался немного булькающим, невнятным, но Панкратов и Ступин буквально ловили каждое слово. А уж Татьяна вообще распахнула рот, на глаза навернулись крупные слезы.
— Ну, вы даете, Владимир Иванович, — Панкратов крепко пожал полковнику здоровую руку. — Старая гвардия…
— Не бери в голову, Андрюха, — смущенно бормотал Федорчук. — Все в норме… Вот только голова зверски болит…
Ступин звонил в «скорую помощь»…
Глава 23
Ну, все, пошла полоса невезения, с досадой думала Светка, медленно спускаясь по лестнице пятиэтажки. Черт её дернул польститься на обещанные большие деньги и наведаться к усатому кавказцу, снимающему здесь квартиру. Неожиданно для проститутки её встретили двое. Оба — толстые, усатые, накачанные. Набросились, будто постились долгие месяцы. Пока она обслуживала одного, второй, голый, дрожа от нетерпения, сидел рядом. Занялась им — пришел в себя первый.
Так, переходя из рук в руки, проститутка провела долгих два часа.
Правда, усачи не обидели, сдержали слово — расплатились баксами, даже набросили «премию» за активность. Но какую цену она уплатила за эту самую активность! Дрожат в коленях ноги, отчаянно болит низ живота.
Завтра наведается к знакомому гинекологу. Пусть проверит — не повредили ли ей что-нибудь внутри, не внесли ли какую-нибудь заразу.
Обычно Светка «работает» в среде интеллигенции — это намного безопасней, нежели общаться с грязными мужиками из числа доморощенных коммерсантов или челноков. Те вечно торопятся, даже в сексе не терпят промедления, стараются за минимальную цену получить максимум удовольствия.
Другое дело — артисты, писатели, политики. Ухаживают, будто за невинной девушкой, дарят цветы, приглашают в рестораны или на презентации. Некоторые, добившись своего, чуть не плачут, каются в непростительном для культурного человека поступке.
В гробу видела она эти дурацкие всхлипывания! Сейчас — век рыночной экономики: получил — уплатил — будь здрав.
Да, она — проститутка! Что в этом позорного? Почему массажистки — престижная профессия, а проститутки — постыдная? И те, и другие лечат людей, каждый своим методом.
Девушка вышла из подъезда, огляделась. В стороне тускло горит одинокий фонарь, остальные либо перебиты пацанами, либо перегорели лампочки, а на их замену не хватает денег. Между домами угрожающе сгустилась тьма. Дальше — улица, по проезжей части которой пробегают легковушки, там не так стращно.
С некоторых пор Светка стала бояться темноты.
Недавно, возвращаясь от клиента, она попала в руки грабителям. Стукнули по голове, отобрали сумочку с полученными за тяжкую работу баксами и отпустили. Спасибо, живой оставили и не порезали лицо.
Тогда она впервые пожалела, что работает в одиночку, без прикрытия.
Крепко зажав в кулаке газовый баллончик и затаив дыхание, Светка шагнула в темноту. Сейчас из кустов к ней протянется рука… Ударят по голове… Резанут по лицу бритвой…
Ничего не произошло. Она вынырнула на освещенную улицу, несколько минут постояла, прижимая ладонью взбесившееся сердце. На этот раз пронесло! Поймать тачку и — домой, в теплую комнатушку коммунальной квартиры. Отмыться, отдохнуть. На три дня безбедной жизни заработанных баксов хватит. Потом нужно искать новых клиентов…
К тротуару прижалась серая «вольво». Дверца призывно открылась. Светка презрительно вздернула подбородок и прошла мимо. Ее остановил глуховатый мужской голос.
— Подойди!
Приглашение, вроде, доброжелательное, но наученная аналогичными приглашениями мужиков девица остановилась на безопасноем расстоянии. Левая рука прижала к жиыоту сумочку с баксами, в правой — газовый баллончик.
— Что нужно?
— Не бойся, Давалка, объедками не пользуюсь. Садись, поговорим.
Светка не обиделась — привыкла и не к таким выражениям. Сейчас её интересовало совсем другое: кто этот господин и что ему понадобилось от отработавшей «рабочую смену» проститутки?
Впрочем, откуда ему знать про «отработку»…
Вгляделась в смутную фигуру пассажира «вольво». Тихо ойкнула… Он! Тот самый плешивый, который готовил её в поездку, а потом пас в Красноярске. Что ему нужно? Может быть, решил отобрать выданный «гонорар»? Пусть попробует — глаза выцарапает, а не отдаст.
— Не бойся, — повторил помощник Гаревича, изобразив приветливую улыбку. — Просто поговорим. Согласишься помочь — получишь баксы, не согласишься — отпущу.
Преодолев боязнь, проститутка осторожно села на мягкое сидение, но дверь оставила открытой, баллончик в сумку не спрятала.
— Ежели работать — не могу. Только что так напрыгалась — ноги не держат.
Плешивый презрительно хмыкнул. Видимо, девица понадобилась ему для иного пользования.
Светку охватило любопытство.
— За Красноярск с тобой рассчитались?
— Да…
— Сама видишь — я слово держу. Фактически ни за что огребла столько зелененьких… Подумаешь, подслушала разговор у кассы! Я мог любого пацана приспособить для этого за десятку…
— А то, что отвадила фрайеров, не считается?
— Сам бы справился…
Помощник Гаревича вспомнил, с какой злостью шипел на Кавказца шеф, какими бедами ему угрожал за попытку перехватить важную информацию. Так кавалерист приструнивает норовистого жеребца, вздумавшего повернуть не в ту сторону.
— О чем тогда базар? Ежели проследить за Панкратовым — отказываюсь. Засветилась. Увидит — может замочить или пустить под молотки. При моей профессии ходить с порезанным лицом — оголодаю.
— Нет, на этот раз речь не о сыщике… Посмотри на этот снимок. Сталкиваться не приходилось?
Светка опустила баллончик в сумочку. Можно расслабиться — ни ограбление, ни побои ей не грозят. Остальное — мелочи, откажется — плешивый не заставит, сам пообещал отпустить.
На плохоньком снимке — лобастый мужик с прищуренными дерзкими глазами и бычьей шеей. Такие нравятся сексуальным бабенкам, притягивают их, будто магнит металлические стружки. Вот и в Светке, несмотря на усталость и подрагивающие коленки, что-то ворохнулось под сердцем и отозвалось в животе.
Что говорить, классный мужик!
— Кто такой? Никогда не встречала…
— Будущий твой клиент… Мне нужно знать, куда он ездит за город. Или — по Москве. Официально живет на Кутузовском, адрес потом скажу. Но имеет где-то вторую берлогу, в которой держит старика, мужчину средних лет и женщину… Разведаешь — ничего не пожалею, сколько запросишь — столько и получишь.
— Знакомо, — отмахнулась девица. — Все мужики обещают золотые горы, серебрянные долины, а как доберутся до «мяса» — забывают… Аванс?
— Сколько? — плешивый с готовностью достал пухлый бумажник, раскрыл его.
Светка медлила назвать сумму — боялась продешевить. Судя по пухлому бумажник, мужик готов отдать все его содержимое. Иначе не демонстрировал бы.
— Десять тысяч! — выпалила Давалка и съежилась в ожидании удара за непомерную дерзость. — Ну, хотя бы… восемь…
Плешивый одарил собеседницу удивленным взглядом. До чего же обнаглели эти русские — за ерунду готовы ободрать. Не зря предупреждал Гаревич: будь поосторожней и похитрей.
— Охамела, Давалка… Вот тебе в виде аванса тысяча баксов, остальные две получишь, когда накроем лобастого… Слушай и запоминай.
Некоторое время он молчал, осматривая улицу, особенно, темную её часть.
Мимо, с трудом удерживая на поводке рвущуюся под деревья собаку, прошел молодой парень с сигаретой в зубах. На припаркованную машину даже не поглядел. Мало ли в Москве стоит иномарок, осматривать каждую не хватит жизни.
Облизывая друг друга, плетутся подростки. Молокосос бесстыдно ощупывает груди сопливой девчонки, та сладострастно вертит худыми бедрышками, роется в штанах кавалера…
Наконец, плешивый посчитал обстановку вокруг «вольво» достаточно безопасной.
— Адрес лобастого… Кликуха — Пудель. Настоящая фамилия Апанасов… Вернее, — одна из его многочисленых фамилий. Называю на всякий случай, не вздумай обратиться к нему — подколет. Мужик отчаянный… Скажешь: пришла от Штыря… Ш-ты-ря, — по слогам повторил он. — Послал тебя Штырь… Гляди, не перепутай!
Губы плешивого щекотали девичье ушко, будто он не говорил — вкладывал опасные слова прямо в мозг.
— Дошло? Запомнила?
— Не обижай, фрайер, я — понятливая, мне ещё мама говорила…
— Молодец. И твоя мама — тоже… Возьми аванс.
Светка дрожащими руками приняла пачку долларов. Не пересчитывая, положила в сумочку. Передумала и бесстыдно задрав подол, спрятала в трусики. Так надежней!
Плешивый отвел в сторону загоревшийся взгляд. Но лапать не стал.
— Куда подвезти?
— В Митино…
Приключения на этом не закончились — Светку ожидало ещё одно, более страшное потрясение. Когда машина ехала по Садовому кольцу, водитель, не оборачиваясь, сообщил неприятную новость.
— Нас, кажется, пасут… Черный «Мерс».
— Постарайся оторваться, — спокойно посоветовал плешиваый. — Не удастся — тормози неподалеку от гаишного поста.
Началась гонка. Видимо, водитель хорошо знает Москву: улицы и проезды, переулки и даже проходные дворы. Резкие повороты и развороты следовали один за другим. Но «мерседес» щел будто на буксире, не отставая но и не нагоняя.
Светка вжалась в угол сидения и дрожала от страха. В её представлении вот-вот начнется перестрелка, прольется кровь. И её кровь тоже. Зачем только она согласилась с предложением «подвезти»? Сейчас ехала бы на метро и на автобусе среди десятков людей…
В конце концов,»вольво» оторвалась от преследования.
— Молодец, — небрежно похвалил водителя пассажир. — Получишь премию.
В Митино Светка выскочила из машины, как пробка из бутылки, которой хлопнули под зад. Слава Богу, можно считать — дома. Обогнуть жилую башню, пробежать метров двести по улице — разлапистое многоподъездное здание. Закроется на все замки и задвижки, сбросит прилипшую к потному телу одежду и — под горячий душ. Отмыться, снять напряжение, расслабиться. Потом нырнуть в белоснежную, пахнущую французскими духами постель…
Но скрыться в знакомом подъезде Давалке не удалось. Выскочившие из темноты парни скрутили её, загнали в рот едко пахнущий кляп, затолкали в «мерседес».
— Не штормуй, лярва, ничего тебе не будет. Побазаришь с боссом — все дела. Вот ежели не размякнешь, откажешься, тогда — амба!
Парни обращались с пленницей на удивление вежливо: не били, даже не щупали. Мало того, вытащили паршивый кляп, пригрозив: вякнет — вырежут болтливый язык.
Окончательно Давалка пришла в себя, увидев хмурого Кавказца. С ним ей уже доводилось встречаться в постели. Вел он себя тогда, как ведут все оголодавшие мужики, но не хамил, рассчитался довольно щедро…
Как же его звать?… Вспомнила — Тарас.
— Здравствуй, Тарасик. Зачем ты так — повязали, рот заткнули, позвал бы — сама прибежала, — непрерывно трещала девица, посылая в Кавказца обещающие взгляды. — В прошлый раз ты мне по душе пришелся — ласковый, нежный…
— Заткнись!
— Все, молчу… Раздеться?
Сказала и похолодела. Разденется — из трусиков вывалятся деньги!
— Не надо… О чем базарила с фрайером?
— С каким фрайером? С работы возвращалась… Знаешь, Тарасик, как мне нынче досталось! — провела она ребром ладони по горлу. — Двое черных драили по очереди — думала копыта откину.
— Усохни! Спрашиваю не о черных — о белом. С кем базарила в «вольво»?
Все знает… Придется признаваться. Тарас не вежливый иностранец — если не убьет — изуродует. Кто тогда польстится на порезанную проститутку?
Кавказец внимательно выслушал рассказ Давалки. Особенное внимание — разборке с двумя парнями: Размазней и Химиком.
Ну, падлы подзаборные, зло подумал он, поймаю — руки с ногами перевяжу, на пузе чечотку выбью. Все равно мимо Москвы не проскочат, а проскочат — папы с мамами ответят за своих выродков!
— Значит, поверили тебе дерьмовые следопыты? Здорово взяла их на понт, молоток телка…
Светка потупила невинные глазки.
— Как могла, Тарасик…
Кавказец поманил девушку согнутым пальцем. Она послушно придвинулась. Только бы не заставил раздеться, молила она Бога или Сатану, кто поскорей прислушается к её мольбе. До боли жалко терять такие деньги! Лучше — минет…
К счастью речь пошла не о сексе.
— Узнаешь что о Пуделе — сразу ко мне. Потом уже к разведчику.
— Какому разведчику? — удивилась Светка.
Новый босс проститутки тягуче усмехнулся, презрительно оглядел глупую шлюху с ног до головы.
— Дура-баба, только и знаешь приманивать бычков да доить их. Твой фрайер из «вольво» и его хозяин — разведчики. То ли американские, то ли немецкие — не знаю. Мы с тобой у них на крючке, похоже, не мы одни…
Пудель молча оглядывал тонкую девушку. Она стояла в прихожей, опустив кудрявую головку, перебирая в руке ремешок сумки. Либо десятиклассница, либо студентка-первокурсница.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39