Ибо медлить Андрей не станет — не в его характере нерешительность — примчится первым же самолетом.
— Какому Панкратову? — удивился Салов. — И почему я должен писать незнакомому человеку?
— Вы же пообещали… Андрей поможет расследовать дело с древним скитом… Он — настояший сыщик, — обескураженно забормотала девушка.
Салов с сожалением посмотрел на лицо, покрытое стыдливым румянцем, на скопившиеся в уголках глаз слезы… Бабы они и есть бабы, ожесточенно подумал он, чуть что не так — припухшие глаза и мокрая подушка.
— Со скитом, действительно, надо разобраться, чем скорей, тем лучше… Обязательно напишу, сегодня же! Только не какому-то Панкратову — Аркашке Ступину. Он — в Службе госбезопасности, ему — видней…Ого, время-то подпирает, пора бежать… Стеллочка, какой у тебя расклад на сегодня?
— Приберусь, помою посуду и тоже — в райотдел. Витьку возьми с собой, нечего пацану болтаться на улице.
Короткая беседа происходила утром на кухне. Торопливый завтрак не способствовал многословным излияниям, поэтому Таня решила вечером попробовать все же уговорить Салова написать Андрею…
Она сидела, положив голову на поднятые руки, и задумчиво смотрела в угол комнаты.
Говорят, у любящих женщин из запасников души поднимается все самое чистое и нежное, а черты связанные с озлоблением, жадностью всевозможными пороками тонут и растворяются в охватившей все существо чистоте. Нечто подобное произошло и с бывшей проституткой.
Страшный отрезок жизни в окружении своры преступников, насильников и убийц вычеркнут, вымаран — его не было и не могло быть. Прямо из бурлящего азербайджанского котла молоденькая девчушка попала к Андрею, с ним научилась любить и быть любимой. Поэтому так точит её душу и тело разлука, поэтому она ищет пути воссоединения с Панкратовым…
— Любишь? — подсела к подруге Стелла. — Можешь не отвечать, и без того знаю — любишь… Плюнь ты на чурку с глазами — напиши сама. Мол, скучаю и пересыхаю, будто поле в засуху, приезжай скорей пока я не нашла тебе замены.
Говорила не Тане — сама себе, обращалась к Пете Васину… Сколько минуло времени после безумных гостиничных часов и минут, а он не подает условный сигнал, не торопится подпитать свежей дождевой влагой пересыхающий ручей.
— О ком это ты — чурка с глазами? — удивилась Татьяна. — Неужто о муже?
— А о ком же еще? — с ожесточением прошипела по змеиному Стелла. — Семка — не лучше и не хуже остальных мужиков. Все они одним мирром мазаны — и плохие, и хорошие. Только бы получить свое, насытиться, а потом отшвырнуть насытившее их тело и ринуться на поиски свежих бабенок…
— Андрей не такой! Он — нежный, душевный, к нему плохое не прилипает… Зря вы так говорите обо всех.
Стелла удивленно смотрела на подругу. Телка, глупая телка, ставшая трофеем мужской охоты. Все ещё верит в порядочность «рыцарей», доверяет их так называемой чести.
— Почему же тогда он не торопится приехать?
— У них со Ступиным — какие-то дела…
У всех мужиков — дела. У сыщиков — свои, у экологов — свои. Любящие женщины — на втором плане.
— Зачем тебе посредник в виде моего «чурки»? Напиши Андрею сама… Люблю, скучаю и так далее…
Таня по прежнему смотрела в угол комнаты. Доводы подруги долетали до неё не громче шопота с противополжногй стороны улицы — она их попросту не слышала.
— Молчишь?… Тогда отвечу за тебя. Знаешь, что забыл тебя мужичок, не прилетит на призыв бедной горлинки. Вот и хочешь заманить его к себе в постель с помощью Семена. Приедет, дескать, Андрюха, не устоит, снова заарканю его.
Говорила и ставила себя на место Тани, а Петеньку — на место незнакомого Панкратова. Лишь бы ещё раз, только один раз повидаться с Петром — обвила бы его руками и ногами, заворожила видом своего голого тела, заманила бурными ласками. Знала бы адрес — забросать призывными письмами, вскружить голову жаркими признаниями.
А эта телка колеблется, ищет обходных путей плачется перед Саловым…
— Мой совет — напиши. И не одно письмо — по одному-два в день. И не скромничай — пиши пожарче. Так, чтобы заиграло кое-что у твоего Панкратова, чтобы захлебнулся он нестерпимым желанием… Не сомневайся, тогда — прилетит. Если, конечно, не завелась у него в Москве такая же, как ты, доверчивая трясогузка…
Растревоженная разговором с московской гостьей, Салова, так и не прибравшись и не перемыв посуду, побежала на службу. Шла по дощатому тротуару и снова выискивала неопровержимые доказательства мужской вероломности…
В операциях по задержанию, в засадах и блокированию, в перестрелках и обысках Салова участия не принимала. Понятно — женщина, у них — свой удел, свое направление. Делопроизводство, картотеки, ведение протоколов допросов. Кроме того, что Стелла принадлежала к так называемому «слабому полу», она была ещё и женой начальника райотдела. Сотрудники уважали майора и это уважение перенесли на его супругу.
Так и пошло: входящие-исходящие, карточки картотеки, протоколы допросов и очных ставок, разные хозяйственные дела, от которых мужчины шарахаются, как от заразы.
Вот и сегодня предстоит допрос главаря преступной группы, попытавшейся ограбить приискателей. Допрашивать решил лично начальник райотдела. Слишком уж перспективное расследование предстоит, появилась реальная возможность выйти сразу на несколько преступлений, совершенных в течении нескольких лет.
Помещение для допроса — небольшая комната. В центре — табурет для подследственного. В углу — стол для следователя. Возле дверей — небольшой столик, отведенный секретарю.
Майор уже на месте. Пересмеивается с представителем прокуратуры, молодым парнем, недавно закончившим юрфак новосибирского института. К смешливой беседе прислушивается официальный следователь, на время отстраненный от исполнения обязанностей.
Стелла независимой походкой, не глядя на мужчин, прошла на свое место, приготовила бланки, бумагу, ручки. Прошлась ладошками по гладкой прическе, незаметно от окружающих осмотрелась в карманное зеркальце. При появлении в комнате женщины смех погас, как свеча, на которую сильно дунули. Конечно, мужики трепались о бабах, равнодушно подумала Стелла. О чем же им ещё болтать, вонючим козлам?
Конвоир ввел подследственного. Стелла с интересом оглядела его.
Молоденький парнишка, годков двадцать пять, не больще. Лицо — тонкое, смышленное, в глазах, умных, настороженных, прячется насмешка. Уселся на табурет, будто на парковую скамейку. Держится спокойно, с достоинством человека, знающего себе цену.
Привычные протокольные вопросы Салова, спокойные, выдержанные ответы подследственного. Имя отчество, место и год рождения, где живет и работает. Парень отвечает короткими фразами, вдумчиво, не торопясь. Словно не его допрашивают, а он беседует со следователем на равных.
— Кликуха?
— Взяток…
Протокольные вопросы завершены. Началась напряженная беседа.
— Вы задержаны при попытке совершить вооруженное ограбление группы приискателей. Признаете себя виновными?
— Что вы говорите, гражданин следователь? Какое там ограбление? По глупости решили посмеяться над мужиками…
— Для этого захватили с собой автоматы Калашникова и пистолеты, — с насмешкой бросил Салов. — Где взяли оружие и патроны?
— Нашли в тайге. Кто-то выбросил за ненадобностью — мы подобрали…
Парень открыто, не прячась, издевается над майором. Салов терпит, не обрывает, строго держится рамок закона.
— При задержании вами было оказано вооруженное сопротивление… В этом-то вы признаетесь?
Подследственный засмеялся.
— Если бы мы действительно оказали «вооруженное сопротивление», ваши люди со своими пукалками полегли бы трупами. Просто решили попугать ментов…
Кроме едкого словечка «менты», ни одного блатного выражения. Стелла впервые видит такого образованного, культурного преступника… Да и преступник ли он? Может быть, милиционеры решили прибавить себе явно недостающий авторитет, вот и повязали невинных студентов филфака. Дескать, вот мы какие ловкие и преданные — одним махом загребли целую шайку.
Позже, сидя в своей комнатушке, внимательно перечитала все протоколы и докладные записки, убедилась: преступление все же имело место. Нельзя же считать шуткой ранение одного из приискателей?
Стало нестерпимо жаль красивого молодого парня, которому предстоит часть жизни провести на зоне в обществе отпетых уголовников. Понимала — заслужил, но странная жалость дырявила душу, давила на мозг.
Во второй половине дня Стелла заставила себя успокоиться. Так уж устроена жизнь: каждый выбирает свою судьбу и она ведет его либо к пропасти либо к вершине. Взяток сползает к пропасти и ничем никто его не остановит…
Размышления разорвал телефонный звонок — такой хриплый, что невольно возникла нелепая мысль о том, что на станции простыли телефонистки, и эта простуда передается по проводам.
— Слушаю. Салова.
В ответ — до сердечной боли знакомое горловое покряхтывание. Стелле показалось — язык во рту распух и перегородил доступ воздуха.
— Петя, — с трудом прошептала она. — Наконец,,,
— Слушай вниматально… Телефон не спаренный?
— Н…нет…
— В кабинете ты одна?
— Од…на…
— Улица Речная, дом двадцать три, вход со двора. Жду.
Трубка выскользнула из ослабевших падьцев и больно ударила по коленке. Стелла очнулась и забегала по комнате, бестолково хватая то дубленку, то хозяйственную сумку, то, зачем-то, папку с бланками протоколов.
Скорей, скорей!
Из головы вылетели муж и сын, куда-то провалились служебные обязанности и распоряок дня. Осталось одно — предстоящая встреча с Васиным.
Опомнилась возле выхода из райотдела.
Как же она пойдет на свидание в милицейской форме? Нечистый попутал утром — вполне могла одеться, как обычно: в белую блузку и черную юбку. Придется потерять время и заскочить домой.
В квартиру Салова влетела на подобии футбольного мяча, запущенного именитым бомбардиром. На бегу стащила с себя форменную тужурку, сбросила юбку.
— Уезжаю по делам, — проинформировала Татьяну. — Так и передай мужу: по делам… Витьку, пожалуйста, накорми чем нибудь — яишенку сваргань или отвари пару картофелин. Семка сам накормится — не маленький… Когда появлюсь — не знаю, возможно даже утром.
Инструктируя гостью, бегала по квартире нагишом. Как на грех, быстрые сборы не получались. Куда-то запропастилась новая комбинашка. У такого же нового лифчика неизвестно по какой причине лопнула бретелька. И так далее, и тому подобное.
Стелла чуть не плакала.
Небольшой дом прочно держится за кроны деревьев, будто его приковали к ним цепями. Из трубы кудрявится затейливый дымок. Чисто вымытые окна с лукавинкой глядят на мир из-под пышной шапки, напяленной на крышу последним снегопадом. Обычное сибирское жилье. Не лучше и не хуже соседних. Дорожка от калитки до входа в дом очищена, по обоим сторонам громоздятся снежные валы.
Стелла остановилась возле забора, глубоко вздохнула, поправила кокетливую пыжиковую шапочку, стряхнула с дубленки снег. Ей не хотелось выглядеть взволнованной. Волноваться должны мужчины, ибо именно им предстоит «завоевывать» женщин, покорять их своей воле. Ей не приличествует показывать заинтересованность — это все равно, что вешаться на шею.
Медленно, будто прогуливаясь, прошла к дверям. Они открылись. В проеме в накинутом на плечи тулупчике — улыбающийся Васин.
— Здравствуй, Петя, — тихо вымолвила Салова. — Наконец-то, мы увиделись. Ты рад?
Не отвечая, Васин посторонился, освобождая проход в дом, закрыл за гостьей дверь, задвинул засов.
— Проходи.
Не обнял, не поцеловал, даже не поздоровался. Стелла обидчиво поджала губы и, не снимая дубленку и валенок, присела к стоящему в центре комнаты столу. Петр Ефремович устроился на кровати, застеленной ситцевым покрывалом. Молчит. Только улыбка не покидает его лица.
— Как живешь? — сухо осведомилась Салова. — Как дела?
Она жадно и призывно смотрела на Петра, будто хотела притянуть его к себе. А Васин поигрывает какой-то цепочкой, отводит в сторону насмешливый взгляд.
— Мы с тобой — как на дипломатическом приеме. В парадных смокингах и манишках, по самое горло закрыты одеждой и условностями. Будто не было самолетного салона и гостиницы в Омске.
В голосе женщины угадываются приближающиеся слезы. От напряжения болит голова, по телу пробегает нервная дрожь.
Сколько времени одолевали её мечты о встрече, сколько нафантазировано жарких картин с поцелуями, горячими признаниями, повторением сумасбродного страстного слияния в омской гостинице. И вот долгожданная встреча произошла. Перед ней — не пылкмй любовник, не близкий человек — насмешливо улыбающийся мужчина с равнодушными, скучающими взглядами.
Не выдержав, Стелла вскочила со стула и направилась к выходу. Ноги передвигаются автоматически, пальцы рук до боли стиснули сумочку.
Позади послышалось горловое покряхтывания. Васин медленно подошел к остановившейся женщине, взял за плечи, с ласковой настойчивостью повернул лицом к себе, принялся расстегивать пуговицы на дубленке.
Напряжение спало. Стелла безвольно опустила руки.
Дубленка упала на пол. Умелые мужские руки забегали по пуговицам и молниям, крючкам и застежкам. Через считанные минуты Стелла стояла посредине комнаты абсолютно голая.
Улыбка исчезла с лица Васина — её сменила жажда желания. Он рывком поднял Стеллу на руки и положил на кровать. Женщина не сопротивлялась, лежала безвольно раскинувшись на белой простыне. Странно, но сейчас она не ощущала желания, словно насмешливые улыбочки Васина вытравили его…
… Утолив голод, они лежали рядом и молчали. Стелла положила голову на мускулистое плечо любовника, он, обняв её, задумчиво смотрел в потолок. А о чем им говорить, когда тела уже высказались, открыли потаенные мысли и желания? Признаваться в любви? Рассказывать о тяжкой для обоих разлуке? Фантазировать по поводу ожидающего их будущего?
Господи, какая древность! Секс и только секс! Голый, не прикрытый розовыми одежками, не закрепленный штампами в паспортах…
— Нам необходимо поговорить…
— О чем, Петенька? Разве ты только что не все сказал? — рассмеялась Стелла, лаская ладошкой выпуклую грудь любовника. — Признаюсь, с удовольствием послушаю продолжение…
Васин снял дразнящую его женскую руку с груди, повернулся на бок. Теперь они лежали лицом к лицу так близко друг от друга, что упругие груди женщины упирались в мужское тело.
— «Продолжение» прямо зависит от результатов наших переговоров…
Стелла шаловливо рассмеялась. Будто рядом с Васиным лежала не зрелая женщина с десятилетним стажем замужества, родившая сына, а молоденькая, полная жизненных сил и энергии, девчушка. Куда девалась недавняя обида? Ее сменила радость.
— Сам же не раз говорил: любовь — тот же рынок… Не отказываешься от ранее данных «показаний», господин обвиняемый?
Васин улыбнулся.
— Нет, не отказываюсь…
Стелла приподняла правую грудь, нацелила розовый выпуклый сосок на губы любовника.
— Тогда прошу — задаток. Иначе «сделка» не состоится…
Знаю, чем завершится так называемый «задаток», подумал Васин.Как бы не пришлось выложить сразу «всю сумму». Пожалуй, при таком развитии любовных торгов не останется времени для запланированной серьезной беседы. Он отвел руку Стеллы, возвратил её грудь в прежнее положение.
— Разговор предстоит намного серьезней, чем ты думаешь.
Салова поняла: любовник не шутит и не притворяется. Отодвинулась от него, расправила смятую простынь, закуталась в неё по горло. Но в широко раскрытых глазах продолжали играть шаловливые огоньки.
— Говори. Слушаю.
Васин несколько долгих минут молчал, еще раз выверяя то, что сейчас откроет. Разгадывал реакцию собеседницы на неприятное для неё признание. Планировал действия, которые выведут эту реакцию на желаемое направление. В окончательном результате не сомневался: Стелла — на остром, крепком крючке, никуда она не денется, сделает все так, как он ей прикажет.
Заговорил медленно, подбирая наиболее доходчивые слова.
— Я вовсе не эколог и не биолог, вообще — никто. Вернее, специальность у меня имеется, но её считают…мягко говоря, не престижной…
— Кто же ты?
— Бизнесмен, но бизнесмен особый… Глупцы считают таких, как я, преступниками. На самом деле, мой бизнес не менее почитаем и выгоден, чем бизнес, скажем, банкира или политика… Короче говоря, возглавляю криминальную группировку… Испугалась?
Стелла не ответила. Она так туго затянула на горле удавку простыни, что задохнулась… Петенька — преступник?… Любимый ею человек — бандит, убийца… На его руках — кровь невинных жертв, в карманах — украденные у них деньги…
С ума можно сойти!
— Значит, испугалась, — с каким-то удовлетворением константировал Пудель. — Ну, что ж, тебя можно понять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— Какому Панкратову? — удивился Салов. — И почему я должен писать незнакомому человеку?
— Вы же пообещали… Андрей поможет расследовать дело с древним скитом… Он — настояший сыщик, — обескураженно забормотала девушка.
Салов с сожалением посмотрел на лицо, покрытое стыдливым румянцем, на скопившиеся в уголках глаз слезы… Бабы они и есть бабы, ожесточенно подумал он, чуть что не так — припухшие глаза и мокрая подушка.
— Со скитом, действительно, надо разобраться, чем скорей, тем лучше… Обязательно напишу, сегодня же! Только не какому-то Панкратову — Аркашке Ступину. Он — в Службе госбезопасности, ему — видней…Ого, время-то подпирает, пора бежать… Стеллочка, какой у тебя расклад на сегодня?
— Приберусь, помою посуду и тоже — в райотдел. Витьку возьми с собой, нечего пацану болтаться на улице.
Короткая беседа происходила утром на кухне. Торопливый завтрак не способствовал многословным излияниям, поэтому Таня решила вечером попробовать все же уговорить Салова написать Андрею…
Она сидела, положив голову на поднятые руки, и задумчиво смотрела в угол комнаты.
Говорят, у любящих женщин из запасников души поднимается все самое чистое и нежное, а черты связанные с озлоблением, жадностью всевозможными пороками тонут и растворяются в охватившей все существо чистоте. Нечто подобное произошло и с бывшей проституткой.
Страшный отрезок жизни в окружении своры преступников, насильников и убийц вычеркнут, вымаран — его не было и не могло быть. Прямо из бурлящего азербайджанского котла молоденькая девчушка попала к Андрею, с ним научилась любить и быть любимой. Поэтому так точит её душу и тело разлука, поэтому она ищет пути воссоединения с Панкратовым…
— Любишь? — подсела к подруге Стелла. — Можешь не отвечать, и без того знаю — любишь… Плюнь ты на чурку с глазами — напиши сама. Мол, скучаю и пересыхаю, будто поле в засуху, приезжай скорей пока я не нашла тебе замены.
Говорила не Тане — сама себе, обращалась к Пете Васину… Сколько минуло времени после безумных гостиничных часов и минут, а он не подает условный сигнал, не торопится подпитать свежей дождевой влагой пересыхающий ручей.
— О ком это ты — чурка с глазами? — удивилась Татьяна. — Неужто о муже?
— А о ком же еще? — с ожесточением прошипела по змеиному Стелла. — Семка — не лучше и не хуже остальных мужиков. Все они одним мирром мазаны — и плохие, и хорошие. Только бы получить свое, насытиться, а потом отшвырнуть насытившее их тело и ринуться на поиски свежих бабенок…
— Андрей не такой! Он — нежный, душевный, к нему плохое не прилипает… Зря вы так говорите обо всех.
Стелла удивленно смотрела на подругу. Телка, глупая телка, ставшая трофеем мужской охоты. Все ещё верит в порядочность «рыцарей», доверяет их так называемой чести.
— Почему же тогда он не торопится приехать?
— У них со Ступиным — какие-то дела…
У всех мужиков — дела. У сыщиков — свои, у экологов — свои. Любящие женщины — на втором плане.
— Зачем тебе посредник в виде моего «чурки»? Напиши Андрею сама… Люблю, скучаю и так далее…
Таня по прежнему смотрела в угол комнаты. Доводы подруги долетали до неё не громче шопота с противополжногй стороны улицы — она их попросту не слышала.
— Молчишь?… Тогда отвечу за тебя. Знаешь, что забыл тебя мужичок, не прилетит на призыв бедной горлинки. Вот и хочешь заманить его к себе в постель с помощью Семена. Приедет, дескать, Андрюха, не устоит, снова заарканю его.
Говорила и ставила себя на место Тани, а Петеньку — на место незнакомого Панкратова. Лишь бы ещё раз, только один раз повидаться с Петром — обвила бы его руками и ногами, заворожила видом своего голого тела, заманила бурными ласками. Знала бы адрес — забросать призывными письмами, вскружить голову жаркими признаниями.
А эта телка колеблется, ищет обходных путей плачется перед Саловым…
— Мой совет — напиши. И не одно письмо — по одному-два в день. И не скромничай — пиши пожарче. Так, чтобы заиграло кое-что у твоего Панкратова, чтобы захлебнулся он нестерпимым желанием… Не сомневайся, тогда — прилетит. Если, конечно, не завелась у него в Москве такая же, как ты, доверчивая трясогузка…
Растревоженная разговором с московской гостьей, Салова, так и не прибравшись и не перемыв посуду, побежала на службу. Шла по дощатому тротуару и снова выискивала неопровержимые доказательства мужской вероломности…
В операциях по задержанию, в засадах и блокированию, в перестрелках и обысках Салова участия не принимала. Понятно — женщина, у них — свой удел, свое направление. Делопроизводство, картотеки, ведение протоколов допросов. Кроме того, что Стелла принадлежала к так называемому «слабому полу», она была ещё и женой начальника райотдела. Сотрудники уважали майора и это уважение перенесли на его супругу.
Так и пошло: входящие-исходящие, карточки картотеки, протоколы допросов и очных ставок, разные хозяйственные дела, от которых мужчины шарахаются, как от заразы.
Вот и сегодня предстоит допрос главаря преступной группы, попытавшейся ограбить приискателей. Допрашивать решил лично начальник райотдела. Слишком уж перспективное расследование предстоит, появилась реальная возможность выйти сразу на несколько преступлений, совершенных в течении нескольких лет.
Помещение для допроса — небольшая комната. В центре — табурет для подследственного. В углу — стол для следователя. Возле дверей — небольшой столик, отведенный секретарю.
Майор уже на месте. Пересмеивается с представителем прокуратуры, молодым парнем, недавно закончившим юрфак новосибирского института. К смешливой беседе прислушивается официальный следователь, на время отстраненный от исполнения обязанностей.
Стелла независимой походкой, не глядя на мужчин, прошла на свое место, приготовила бланки, бумагу, ручки. Прошлась ладошками по гладкой прическе, незаметно от окружающих осмотрелась в карманное зеркальце. При появлении в комнате женщины смех погас, как свеча, на которую сильно дунули. Конечно, мужики трепались о бабах, равнодушно подумала Стелла. О чем же им ещё болтать, вонючим козлам?
Конвоир ввел подследственного. Стелла с интересом оглядела его.
Молоденький парнишка, годков двадцать пять, не больще. Лицо — тонкое, смышленное, в глазах, умных, настороженных, прячется насмешка. Уселся на табурет, будто на парковую скамейку. Держится спокойно, с достоинством человека, знающего себе цену.
Привычные протокольные вопросы Салова, спокойные, выдержанные ответы подследственного. Имя отчество, место и год рождения, где живет и работает. Парень отвечает короткими фразами, вдумчиво, не торопясь. Словно не его допрашивают, а он беседует со следователем на равных.
— Кликуха?
— Взяток…
Протокольные вопросы завершены. Началась напряженная беседа.
— Вы задержаны при попытке совершить вооруженное ограбление группы приискателей. Признаете себя виновными?
— Что вы говорите, гражданин следователь? Какое там ограбление? По глупости решили посмеяться над мужиками…
— Для этого захватили с собой автоматы Калашникова и пистолеты, — с насмешкой бросил Салов. — Где взяли оружие и патроны?
— Нашли в тайге. Кто-то выбросил за ненадобностью — мы подобрали…
Парень открыто, не прячась, издевается над майором. Салов терпит, не обрывает, строго держится рамок закона.
— При задержании вами было оказано вооруженное сопротивление… В этом-то вы признаетесь?
Подследственный засмеялся.
— Если бы мы действительно оказали «вооруженное сопротивление», ваши люди со своими пукалками полегли бы трупами. Просто решили попугать ментов…
Кроме едкого словечка «менты», ни одного блатного выражения. Стелла впервые видит такого образованного, культурного преступника… Да и преступник ли он? Может быть, милиционеры решили прибавить себе явно недостающий авторитет, вот и повязали невинных студентов филфака. Дескать, вот мы какие ловкие и преданные — одним махом загребли целую шайку.
Позже, сидя в своей комнатушке, внимательно перечитала все протоколы и докладные записки, убедилась: преступление все же имело место. Нельзя же считать шуткой ранение одного из приискателей?
Стало нестерпимо жаль красивого молодого парня, которому предстоит часть жизни провести на зоне в обществе отпетых уголовников. Понимала — заслужил, но странная жалость дырявила душу, давила на мозг.
Во второй половине дня Стелла заставила себя успокоиться. Так уж устроена жизнь: каждый выбирает свою судьбу и она ведет его либо к пропасти либо к вершине. Взяток сползает к пропасти и ничем никто его не остановит…
Размышления разорвал телефонный звонок — такой хриплый, что невольно возникла нелепая мысль о том, что на станции простыли телефонистки, и эта простуда передается по проводам.
— Слушаю. Салова.
В ответ — до сердечной боли знакомое горловое покряхтывание. Стелле показалось — язык во рту распух и перегородил доступ воздуха.
— Петя, — с трудом прошептала она. — Наконец,,,
— Слушай вниматально… Телефон не спаренный?
— Н…нет…
— В кабинете ты одна?
— Од…на…
— Улица Речная, дом двадцать три, вход со двора. Жду.
Трубка выскользнула из ослабевших падьцев и больно ударила по коленке. Стелла очнулась и забегала по комнате, бестолково хватая то дубленку, то хозяйственную сумку, то, зачем-то, папку с бланками протоколов.
Скорей, скорей!
Из головы вылетели муж и сын, куда-то провалились служебные обязанности и распоряок дня. Осталось одно — предстоящая встреча с Васиным.
Опомнилась возле выхода из райотдела.
Как же она пойдет на свидание в милицейской форме? Нечистый попутал утром — вполне могла одеться, как обычно: в белую блузку и черную юбку. Придется потерять время и заскочить домой.
В квартиру Салова влетела на подобии футбольного мяча, запущенного именитым бомбардиром. На бегу стащила с себя форменную тужурку, сбросила юбку.
— Уезжаю по делам, — проинформировала Татьяну. — Так и передай мужу: по делам… Витьку, пожалуйста, накорми чем нибудь — яишенку сваргань или отвари пару картофелин. Семка сам накормится — не маленький… Когда появлюсь — не знаю, возможно даже утром.
Инструктируя гостью, бегала по квартире нагишом. Как на грех, быстрые сборы не получались. Куда-то запропастилась новая комбинашка. У такого же нового лифчика неизвестно по какой причине лопнула бретелька. И так далее, и тому подобное.
Стелла чуть не плакала.
Небольшой дом прочно держится за кроны деревьев, будто его приковали к ним цепями. Из трубы кудрявится затейливый дымок. Чисто вымытые окна с лукавинкой глядят на мир из-под пышной шапки, напяленной на крышу последним снегопадом. Обычное сибирское жилье. Не лучше и не хуже соседних. Дорожка от калитки до входа в дом очищена, по обоим сторонам громоздятся снежные валы.
Стелла остановилась возле забора, глубоко вздохнула, поправила кокетливую пыжиковую шапочку, стряхнула с дубленки снег. Ей не хотелось выглядеть взволнованной. Волноваться должны мужчины, ибо именно им предстоит «завоевывать» женщин, покорять их своей воле. Ей не приличествует показывать заинтересованность — это все равно, что вешаться на шею.
Медленно, будто прогуливаясь, прошла к дверям. Они открылись. В проеме в накинутом на плечи тулупчике — улыбающийся Васин.
— Здравствуй, Петя, — тихо вымолвила Салова. — Наконец-то, мы увиделись. Ты рад?
Не отвечая, Васин посторонился, освобождая проход в дом, закрыл за гостьей дверь, задвинул засов.
— Проходи.
Не обнял, не поцеловал, даже не поздоровался. Стелла обидчиво поджала губы и, не снимая дубленку и валенок, присела к стоящему в центре комнаты столу. Петр Ефремович устроился на кровати, застеленной ситцевым покрывалом. Молчит. Только улыбка не покидает его лица.
— Как живешь? — сухо осведомилась Салова. — Как дела?
Она жадно и призывно смотрела на Петра, будто хотела притянуть его к себе. А Васин поигрывает какой-то цепочкой, отводит в сторону насмешливый взгляд.
— Мы с тобой — как на дипломатическом приеме. В парадных смокингах и манишках, по самое горло закрыты одеждой и условностями. Будто не было самолетного салона и гостиницы в Омске.
В голосе женщины угадываются приближающиеся слезы. От напряжения болит голова, по телу пробегает нервная дрожь.
Сколько времени одолевали её мечты о встрече, сколько нафантазировано жарких картин с поцелуями, горячими признаниями, повторением сумасбродного страстного слияния в омской гостинице. И вот долгожданная встреча произошла. Перед ней — не пылкмй любовник, не близкий человек — насмешливо улыбающийся мужчина с равнодушными, скучающими взглядами.
Не выдержав, Стелла вскочила со стула и направилась к выходу. Ноги передвигаются автоматически, пальцы рук до боли стиснули сумочку.
Позади послышалось горловое покряхтывания. Васин медленно подошел к остановившейся женщине, взял за плечи, с ласковой настойчивостью повернул лицом к себе, принялся расстегивать пуговицы на дубленке.
Напряжение спало. Стелла безвольно опустила руки.
Дубленка упала на пол. Умелые мужские руки забегали по пуговицам и молниям, крючкам и застежкам. Через считанные минуты Стелла стояла посредине комнаты абсолютно голая.
Улыбка исчезла с лица Васина — её сменила жажда желания. Он рывком поднял Стеллу на руки и положил на кровать. Женщина не сопротивлялась, лежала безвольно раскинувшись на белой простыне. Странно, но сейчас она не ощущала желания, словно насмешливые улыбочки Васина вытравили его…
… Утолив голод, они лежали рядом и молчали. Стелла положила голову на мускулистое плечо любовника, он, обняв её, задумчиво смотрел в потолок. А о чем им говорить, когда тела уже высказались, открыли потаенные мысли и желания? Признаваться в любви? Рассказывать о тяжкой для обоих разлуке? Фантазировать по поводу ожидающего их будущего?
Господи, какая древность! Секс и только секс! Голый, не прикрытый розовыми одежками, не закрепленный штампами в паспортах…
— Нам необходимо поговорить…
— О чем, Петенька? Разве ты только что не все сказал? — рассмеялась Стелла, лаская ладошкой выпуклую грудь любовника. — Признаюсь, с удовольствием послушаю продолжение…
Васин снял дразнящую его женскую руку с груди, повернулся на бок. Теперь они лежали лицом к лицу так близко друг от друга, что упругие груди женщины упирались в мужское тело.
— «Продолжение» прямо зависит от результатов наших переговоров…
Стелла шаловливо рассмеялась. Будто рядом с Васиным лежала не зрелая женщина с десятилетним стажем замужества, родившая сына, а молоденькая, полная жизненных сил и энергии, девчушка. Куда девалась недавняя обида? Ее сменила радость.
— Сам же не раз говорил: любовь — тот же рынок… Не отказываешься от ранее данных «показаний», господин обвиняемый?
Васин улыбнулся.
— Нет, не отказываюсь…
Стелла приподняла правую грудь, нацелила розовый выпуклый сосок на губы любовника.
— Тогда прошу — задаток. Иначе «сделка» не состоится…
Знаю, чем завершится так называемый «задаток», подумал Васин.Как бы не пришлось выложить сразу «всю сумму». Пожалуй, при таком развитии любовных торгов не останется времени для запланированной серьезной беседы. Он отвел руку Стеллы, возвратил её грудь в прежнее положение.
— Разговор предстоит намного серьезней, чем ты думаешь.
Салова поняла: любовник не шутит и не притворяется. Отодвинулась от него, расправила смятую простынь, закуталась в неё по горло. Но в широко раскрытых глазах продолжали играть шаловливые огоньки.
— Говори. Слушаю.
Васин несколько долгих минут молчал, еще раз выверяя то, что сейчас откроет. Разгадывал реакцию собеседницы на неприятное для неё признание. Планировал действия, которые выведут эту реакцию на желаемое направление. В окончательном результате не сомневался: Стелла — на остром, крепком крючке, никуда она не денется, сделает все так, как он ей прикажет.
Заговорил медленно, подбирая наиболее доходчивые слова.
— Я вовсе не эколог и не биолог, вообще — никто. Вернее, специальность у меня имеется, но её считают…мягко говоря, не престижной…
— Кто же ты?
— Бизнесмен, но бизнесмен особый… Глупцы считают таких, как я, преступниками. На самом деле, мой бизнес не менее почитаем и выгоден, чем бизнес, скажем, банкира или политика… Короче говоря, возглавляю криминальную группировку… Испугалась?
Стелла не ответила. Она так туго затянула на горле удавку простыни, что задохнулась… Петенька — преступник?… Любимый ею человек — бандит, убийца… На его руках — кровь невинных жертв, в карманах — украденные у них деньги…
С ума можно сойти!
— Значит, испугалась, — с каким-то удовлетворением константировал Пудель. — Ну, что ж, тебя можно понять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39