– Мы перешли на внебюджетное финансирование.Курочкин отчаянно затряс головой. Слова были из профессионального лексикона Валентины, который он, хоть убей, не понимал. И возможности уточнить у жены ему, по всей вероятности, уже не представится.– Нельзя ли еще проще? – жалобно попросил он. – По-русски. Куда вы перешли? На что перешли?– По-русски это звучит гораздо скучнее, – признался полковник. – Ну, пусть будет по-вашему… Короче говоря, мы теперь изымаем средства у наших подопечных.Дмитрий Олегович почувствовал, как у него медленно отвисает челюсть, и еле-еле смог вернуть ее в прежнее состояние.– С ума сойти, – прошептал он. – То есть теперь вы просто воруете у воров, грабите грабителей и рэкетируете рэкет?…– Это очень грубо, – поморщился Аникеев. – Суть вы уловили, но выражаетесь грубо. Внебюджетное финансирование нам нравится куда больше. Кроме того, мы стараемся работать аккуратно – это дает наилучший эффект… Ну, например… – Полковник пощелкал пальцами. – Ну, допустим… Возьмите даже это ваше дело, хоть это не самый удачный пример. Через своих информаторов мы узнаем, что сегодня в таком-то часу фирма «Мементо» через посредника должна вернуть кэш фонду «Процветание». И на фирме, и на фонде клейма, естественно, ставить некуда. Мы тихо убираем фетисовского курьера и заменяем его своим человеком. В назначенный час именно ОН говорит пароль и получает деньги. Наше ведомство обогащается на четверть миллиона баксов, которые налогом не облагаются. Этого мало. Теперь Седло убежден, что он расплатился с Фетисовым. В свою очередь, Фетисов уверен, что Седло его пробросил. Конфликт, потом разборка. Кто-то валит кого-то, нам без разницы. Оставшегося забираем либо мы, либо смежники. Все чисто и красиво… Курочкин покачал головой:– На деле все получилось и не чисто, и не красиво.– Да-а, вышла промашка, – согласился полковник Аникеев. – Идиотское совпадение, как в плохом фильме. Седельниковский курьер узнал нашего опера. Оказывается, тот его как раз брал в девяносто втором; мы уже потом по документам выяснили, да поздно. Давние дела, черт бы их. А потом уж…– А потом появился я, – печально продолжил Курочкин.– Именно так, – согласился полковник. – И все невероятно запутали… Ну, какого хрена вам понадобилось лезть в эту подворотню!– Я же вам рассказывал, – Курочкина пронзила мысль, что сейчас придется излагать свою эпопею в пятый раз. – Когда я выронил пакет с яблоками…– Помню, – не дал ему договорить Аникеев. – Яблочек вам захотелось. Я бы вам дал мешок этих яблок, лишь бы вы никуда не совались. Центнер, тонну яблок! Я бы ими завалил вас с ног до головы… Из-за вашей самодеятельности мы ведь тоже в первый момент решили, будто в деле возник кто-то третий со своей отдельной игрой; даже со смежниками чуть не полаялись. А затем еще парни Седельникова для чего-то наехали на контору на Зацепском валу… Вы не знаете, кстати, зачем?– Догадываюсь, – ответил Дмитрий Олегович. – Я там у дверей случайно назначил место встречи, дипломат хотел передать. Но опоздал.– Мы потом примерно так и подумали, – Аникеев свободной от пистолета рукой почесал переносицу, – но сначала ОЧЕНЬ удивились… Вам везет на случайности. Вы хоть знаете, что за крыша у той конторы?– Я не рассмотрел, – проговорил Курочкин, пожимая плечами. – По-моему, самая обычная, металлическая. – Разве это так важно?Полковник вдруг ухмыльнулся, словно услышал от собеседника нечто остроумное.– Для ВАС, – выделил он, – это действительно абсолютно неважно. В нашей жизни вы вообще застряли по недоразумению. – С этими словами толстяк Аникеев вновь поднял дуло на уровень курочкинского лба. – Хватит, я свое слово сдержал, держите и вы свое… Что вы на меня опять так смотрите? Я же вас прошу: на реку, на реку взгляните, такая вода зеленая, успокоит напоследок…Дмитрий Олегович между тем глядел вовсе не на полковника, а мимо него. Грузовик прямо за аникеевской спиной неожиданно оказался самосвалом, который внезапно пожелал расстаться со своим грузом.И сделал это быстро. 20 Армянское радио спросили: «Можно ли убить человека ватой?» Армянское радио ответило: «Можно. Если в нее завернуть кирпич…»Этот древний анекдот мелькнул в голове Курочкина в тот самый момент, когда содержимое кузова стало стремительно обрушиваться на полковника. Одним яблоком человека, конечно же, убить было никак нельзя. А тонной? А двумя? Красно-желто-зеленая яблочная Ниагара буквально смахнула Аникеева, как букашку, через невысокий парапет прямо в реку. Сам Курочкин, едва не задетый бурным потоком, завороженно наблюдал, как из фруктового месива в воде пробилась полковничья рука, но затем сверху обрушился новый яблочный град, и через несколько секунд уже ничего, кроме разноцветных спелых фруктов, на поверхности Москвы-реки не плавало.– Вах-вах! – раздалось виноватое восклицание. Кузов самосвала с немногочисленным остатком фруктов вернулся в горизонтальное положение, и тогда-то из кабины неуклюже выбралась знакомая фигура.Трудно было не узнать этого человека.– Простите, батоно Курочкин! – человек с виноватым видом приложил руки к груди. – Я стал такой старый и неловкий… Машина совсем новая, перепутал кнопки, что нажимать… Вас чуть совсем фруктом не ушиб!– Батоно Автандил! – выдохнул ошеломленный Дмитрий Олегович. – Вы-то здесь что делаете?– Как – что делаю? – в свою очередь удивился Автандил Цховребашвили. – Моя машина – что хочу, то и делаю. Отдыхаю, дорогой, от московской милиции. Потом смотрю в окно: батоно Курочкин здесь гуляет! А я ведь, старый осел, ему и спасибо не сказал…– А полковник? – пробормотал Дмитрий Олегович, глядя на пеструю от мокрых яблок речную воду. – Он ведь, кажется, совсем утонул.– Какой-такой полковник? – с недоумением переспросил Цховребашвили и через парапет принялся честно оглядывать поверхность реки. – Батоно Курочкин разве не один гулял? – Недоумение его выглядело настолько натурально, что Дмитрий Олегович не мог понять, серьезно тот говорит или нет.– Толстый такой полковник, Аникеев, – на всякий случай решил уточнить он, – в фуражке… – Странно, но кроме толщины, звания и фуражки, других особых примет Аникеева Курочкин никак припомнить не мог. Может, толстяк и впрямь ему пригрезился вместе с его страшненькими рассказами?Тем временем на пятачке рядом с ними незаметно материализовалось человек пять усатых кавказцев – тех самых джигитов, которые сегодня утром встречали Автандила неподалеку от милиции и потом отвозили Курочкина на вокзал.– Ты не видел тут полковника, Нугзар? – стал строго допрашивать усачей Цховребашвили. – А ты, Ираклий? А ты, Вахтанг? Что, и ты, Гия, тоже не заметил здесь толстого полковника в шляпе?…Все присутствующие самозабвенно отнекивались и прикладывали руки к груди с видом полнейшей непричастности, после чего поджарый Ираклий, осмотревшись, небрежно подобрал у парапета оброненный Аникеевым тупорылый пистолет и зашвырнул его подальше в реку.– Ни полковников, ни генералов здесь, дорогой, и близко не было, – сказал он Курочкину и слегка ему подмигнул. Самую малость.Дмитрий Олегович сообразил, что его неожиданные спасители желали бы как можно меньше об этом спасении говорить. То ли по законам гор, то ли по правилам конспирации.– И как же вы теперь? – все-таки не удержался он от вопроса, показывая рукой на яблочную заводь.– Уезжаем мы теперь, батоно Курочкин, – ответил за всех Автандил. – Капитан-то у нас лицензию на торговлю отобрал… Не любит он нас, дорогой. Ему лучше без фруктов, но чтобы и без нас… Хочешь, мы по дороге и у твоего дома сгрузим самосвал. Ты будешь кушать, жена будет кушать, дети будут кушать…Дмитрий Олегович с сожалением отказался. Гора яблок у его подъезда вызвала бы у Валентины тьму подозрительных вопросов к Курочкину.– Хоть совсем немного возьми, батоно, – огорченно предложил Автандил, и Дмитрий Олегович тотчас же стал обладателем большого пакета, набитого спелыми и сочными красавцами. С таким пакетом возвращение домой выглядело бы не таким страшным.Теперь оставалось сделать только одно, последнее, дело.Тепло распрощавшись с Автандилом и его усатыми нукерами и пожелав им счастливого пути через все границы, Дмитрий Олегович выбрался с пятачка и по Шлюзовой набережной дошагал до Кожевнического: отсюда была прямая и короткая дорога к Павелецкому вокзалу, где Курочкин оставил кое-что ценное.А именно – бабушкин будильник в дипломате.Мысли о прочем содержимом дипломата вызывали у него отвращение. Он предпочитал не задумываться, как он поступит с деньгами. Он был почти уверен, что пакостливая Фортуна распорядится долларами и без него.Это и произошло. Уже на подходе к Павелецкому Дмитрий Олегович заметил огромную пеструю толпу. Почти вся площадь перед вокзалом была запружена людьми с тюками, саквояжами, сумками и чемоданами – по виду явными пассажирами. Люди с чемоданами, столпившись на тротуаре, не предпринимали никаких попыток проникнуть в само здание и только почему-то глазели на окна второго этажа, за которыми то и дело вспыхивали и гасли бледные огоньки. Подойдя поближе, Курочкин заметил, наконец, вокруг здания цепочку пятнистых спецназовцев, которые окружили здание по периметру, стараясь при этом не подходить к нему слишком близко.– Что там случилось? – осведомился Дмитрий. Олегович у невысокой пожилой дамы, которая, вытянув шею, вместе со всеми жадно высматривала что-то в вокзальных окнах и старалась поймать взглядом малейшее движение за стеклами.– Бомбу нашли, – с удовлетворением отозвалась дама. – Вернее, мину. Всех эвакуировали, будут сейчас взрывать…Некое смутное подозрение зародилось в душе у Курочкина. Он, конечно, знал, что террористы всех стран и мастей обожают подкладывать мины на вокзалах и Павелецкий в этом смысле – ничуть не хуже и не лучше прочих. Однако сегодня на долю Дмитрия Олеговича пришлось уже столько невероятных происшествий, что он вполне мог стать свидетелем еще одного рокового совпадения.– А кто нашел бомбу? – не мешкая поинтересовался он. – Милиция?– Милиция-милиция, – подтвердила любопытствующая дама, не выпуская окна из поля зрения. – Но сначала во-он тот поднял тревогу, – и дама указала пальцем куда-то влево. – Такой ханыга, прости господи, а бдительность проявил…Курочкин глянул влево и увидел, что в большой и рыхлой привокзальной толпе есть и своя толпишка поменьше и поплотнее. Не без труда Дмитрию Олеговичу удалось пробиться поближе к эпицентру – и все для того, чтобы обнаружить в самой сердцевине людского скопления еще одного сегодняшнего знакомца.Бдительный ханыга, нашедший мину, чувствовал себя именинником. Его опухшее со сна лицо выражало восторг и какие-то детское удивление одновременно. Если у вокзальных бомжей могли быть Звездные Часы, то это был главнейший и значительнейший из них: должно быть, впервые за многие годы старикан по прозвищу Филин ощутил, что он, Филин, может быть интересен не только вокзальному наряду, приемщику стеклотары или досужему репортеру из «Листка». Сейчас герой дня был нарасхват. Повинуясь любопытствующим вокруг себя, он с готовностью то и дело повторял свой незамысловатый и не очень связный рассказ.– Лежу! – возбужденно говорил он. – Сплю, ексель-моксель, ни о чем таком не думаю! Я днем, значит, отдыхаю завсегда, режим у меня такой… И вдруг! Тр-р-р! В башке у меня, ексель-моксель, ка-ак зазвенит! Сигнал тревоги как будто… Смотрю – мать честная, ексель-моксель! Чемодан кожаный под ухом, и тикает, собака!… Я-то ученый, не хухры-мухры, знаю – раз тикает, то кранты… Бегом к дежурному. Он меня по матушке, а я ему: иди, мол, сам посмотри… Тикает ведь, ексель-моксель! Пришел, не запылился. Если брешешь, говорит, я тебе такую сладкую жизнь, Филин, устрою… Это мне он говорит, но пришел! Послушал – и ка-ак отпрыгнет подальше!… Ценным подарком, думаю, наградят, часами, например, золотыми, как при Кагановиче давали… Но лучше бы деньжат… Я ведь днем, ексель-моксель, отдыхаю, режим у меня такой…Рассказ поехал по новому кругу, и Дмитрий Олегович, придерживая подаренную сумку с яблоками, стал потихоньку выбираться из толпы. Одного он только не мог понять: отчего будильник в дипломате вдруг зазвенел? Сам Курочкин не ставил его на бой, да и Валентина навряд ли. Впрочем, у старого механизма всегда были свои причуды…Толпа вокруг тем временем заволновалась. Прошел слух, будто саперы на втором этаже уже подвели к мине поближе свой малый заряд, и если уж грохнет, то грохнет дай боже. Из дверей вокзала показался милиционер без фуражки, но с мегафоном, через который он призвал граждан сохранять спокойствие, поскольку все под контролем. Но лучше не толпиться и отойти подальше, во избежание. Вместо того чтобы отступить от греха подальше, любопытный народ моментально стал напирать поближе, даже слегка тесня цепочку спецназа. Никто не желал пропустить увлекательное зрелище. Что бы ни говорили, а все равно интереснее самим увидеть, а после рассказать.– Граждане, расходитесь! – надрывался мегафон, глотая слова. – Нахождение в опасной зоне… привести к серьезным… угроза жизни и здоровью…Некоторые слабодушные граждане все-таки предпочли отступить назад, и их место заняли более рисковые, которые чихали на милицейские предупреждения. Смелость очень скоро была вознаграждена.– Внимание!… – прохрипел мегафон и, поперхнувшись, затих.И тут же рвануло. Как видно, саперы для наилучшей детонации подвели к многострадальному чемоданчику не такой уж малый заряд. Сначала беззвучно лопнули стекла двух окон, и вместе с роем осколков на привокзальную площадь взрывной волной плавно и торжественно вынесло зеленую пластмассовую пальму в кадке. Затем под запоздалые грохот, вой и стеклянный звон из окон полетели обломки деревянной лавки и клочья непонятной ветоши. А потом…– Ба-а-а-ксы!! – раздался из толпы одинокий пронзительный возглас, который каким-то образом перекрыл грохот взрыва и дребезжание битого стекла. Кто-то самый глазастый признал в падающих с неба бумажных кирпичиках вожделенные банковские упаковки. Вдобавок одна из бандеролей, видимо, оказалась надорванной, и шумный долларовый листопад зеленым облаком накрыл всю толпу. Этого было достаточно, чтобы дошлые граждане, мимоходом смяв милицейское оцепление, кинулись на ловлю зеленого счастья. Впрочем, и сами патрульные не остались в стороне от нежданного фарта, и вскоре стражи порядка и обычные москвичи трогательно побратались в едином порыве: не так уж часто конвертируемая валюта вот так падает с неба; проворонишь – локти будешь кусать всю жизнь.Прижав к груди ценную сумку с кавказскими дарами, Дмитрий Олегович выбрался из толпы и минуту-другую издали понаблюдал, как растворяются в толпе четверть миллиона долларов. Жалко было только сгинувшего при взрыве будильника. Что же касается денег, то и сам Курочкин едва ли бы придумал более удачное разрешение проблемы. Ничего, кроме облегчения, освобождения от тяжести, он теперь не испытывал. За этот последний трюк богине невезения сегодня можно было бы простить если не все, то многое… 21 – Тебя только за смертью посылать!Пронзительный голос Валентины, так похожий на сирену гражданской обороны, привычно заставил Курочкина втянуть голову в плечи.– Тебе во сколько ведено быть дома? А сейчас сколько?!Дмитрий Олегович покорно отмалчивался, выставив сумку с яблоками впереди себя, как щит.– Я уж ждала-ждала, тесто поднялось, противень чуть не подгорел, а начинки все нет! Хорошо хоть я вспомнила, что у Верки из сто тридцатой свой сад, пошла к ним, разжилась паданцами на халяву, испекла уж пирог, а тебя все нет! Уж и Терехин звонил, спрашивал, что мы не идем, все уж собрались… Где ты столько шлялся, горе мое?!– За яблоками… в магазин ходил… – пробормотал Курочкин и, спохватившись, вручил супруге сумку. Та придирчиво осмотрела фрукты и немного смягчилась.– Что-то уж больно хорошие, – тем не менее заявила она. – Какие-то не магазинные. Или, может, червивые?Дмитрий Олегович промолчал.– Ладно, придем из гостей – разберемся, – посулила жена. – Быстро переодевайся, костюм глаженый на стуле… Пошел-пошел, не стой, как истукан…Курочкин бочком двинулся по коридору в направлении комнаты.– Стой! – внезапно скомандовала супруга. – А ну, повернись!Курочкин послушно повернулся.– Я тебе дала с собой будильник. Где он? Потерял?Дмитрий Олегович покаяно кивнул, очень надеясь, что Валентина не станет сейчас выспрашивать, при каких обстоятельствах это произошло, а там, глядишь, и забудет.– Обалдуй! – с сердцем произнесла супруга. – Тебе ничегошеньки нельзя доверить. У тебя не руки, а сито какое-то, прорва бездонная! Все, что можно упустить, непременно упустишь, проворонишь, потеряешь… Ты чего улыбаешься? – грозно добавила она и больно щелкнула мужа по лбу.– Нет, ничего… – отозвался Курочкин, пытаясь стереть с лица нервную улыбочку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38