А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Да и как можно усомниться в такой трогательной беззащитности?…Однако и полковник, и лжепостовой оказались людьми из железа и камня. Горючие слезы прекрасной Надежды ничуть их не разжалобили.– Комиссаржевская, – сказал невозмутимый Аникеев. – Алиса Фрейндлих. В лагерной самодеятельности будешь играть Дездемону… Между прочим, Седло, – деловито прибавил он, уже обращаясь к директору «Мементо», – хорошо, что напомнил. Мы на вас повесим, кроме убийства, еще и киднэппинг. Взяли и похитили постороннего человека…– Постороннего, еще как постороннего! – воспрянул духом Дмитрий Олегович. – Шел по улице, заглянул в подворо…– Да заткнись ты, козел! – грубо прервал его Седельников на полуслове. – Еще раз вякнешь про яблоки и про магазин, и я точно возьму грех на душу. Слышать уже не могу эту твою бодягу.– А вы мне не указывайте! – дерзко сказал Курочкин. – Товарищу полковнику, может, интересно узнать, с чего все началось. Давайте, я сейчас все заново расскажу, прямо с овощного магазина…С чувством глубокого удовлетворения Дмитрий Олегович заметил проступающую на лице господина Седло смертельную тоску.– Я непременно вас заслушаю, – заверил толстяк Аникеев. – Вы мне все расскажете по дороге домой. Я вас даже лично отвезу на своей машине как потерпевшего. А все бумажки оформим завтра. Не возражаете?Курочкин изо всех сил закивал. Лучшего выхода и представить себе нельзя. Если его доставят домой в качестве потерпевшего, то половина возможных претензий Валентины ликвидируются сами собой. Киднэппинг – красивое слово. Когда человека похищают, он вполне может обронить пакет с яблоками…Пока Курочкин репетировал про себя самооправдательный монолог для Валентины, комнату заполнили пятнистые спецназовцы, люди в штатском и в белых халатах. Люди в халатах стали вытаскивать на носилках покойников и слегка одуревшего от дозы гексатала шмыгающего юношу. Экс-конвоир дико озирался по сторонам, пытаясь вспомнить, как он сюда попал и почему его хозяина, укладывая на носилки, накрывают с головой простыней: суперсыворотка правды вдобавок еще и отбивала память. «Нет, все-таки правильно этот препарат не запустили в серию», – чисто автоматически подумал вдруг Дмитрий Олегович, провожая глазами носилки. Он порадовался мысленно, что – несмотря на ужасные приключения сегодняшнего дня – в нем не умер профессионал-фармацевт.Вслед за санитарами с носилками кабинет покойного Мартина покинули Седло и Надежда в сопровождении пятнистых с автоматами и двух штатских. В дверях кабинета прекрасная блондинка обернулась к Курочкину и нежно прошептала: «Пока, Дима».– Пока, – еле слышно прошептал в ответ Курочкин. Ласковость в голосе блондинки была, без сомнения, фальшивой, однако Дмитрий Олегович, следя, как уводят Надежду, ощутил непонятную грусть. Из всех обманов, с которыми Курочкину довелось сталкиваться за всю жизнь, этот был самым возвышающим. Никогда больше такая красавица не назовет его ШЕФОМ и не попросит, чтобы он, Дмитрий Курочкин, ее приручил. И такого завораживающего «Ди-и-ма» ему не услышать. Учитывая, что на работе его зовут по имени-отчеству, а дома Валентина – изредка Дмитрием, но чаще обалдуем.Через некоторое время в апартаментах покойного Мартина не осталось никого, кроме толстого милицейского полковника, штатского эфэсбэшника, самого Курочкина да еще простреленного портрета над столом. Аникеев о чем-то пошептался с ненастоящим постовым, а затем удовлетворенно сказал Дмитрию Олеговичу:– Поехали! Смежники сами наведут марафет, без нас…У входа в особняк фонда «Процветание» стояло, сгрудившись, несколько разнокалиберных машин – легковых, микроавтобусов и даже одна небольшая платформа с раздвижной лесенкой (видимо, не исключалось, что придется штурмовать резиденцию господина Фетисова сразу со второго этажа, но все обошлось). Из всех автомобилей полковник Аникеев выбрал самый длинный и самый роскошный и гостеприимно распахнул перед Курочкиным черную блестящую дверцу.– Вам куда? – полюбопытствовал полковник, лично садясь за руль.Дмитрий Олегович назвал улицу и номер дома.– Не так уж далеко, – оценил расстояние толстый Аникеев, заводя мотор. – Но только придется сделать небольшой крюк: в центре опять заторы, даже мы с мигалками пробились сюда с трудом. Как вы смотрите на то, чтобы проехаться по набережной?– Я – за, – умиротворенно ответил Курочкин. Сейчас он готов был в чем угодно соглашаться со своим милицейским спасителем. Если бы тот предложил рвануть в объезд через Тулу или Калугу – он бы и с этим не стал спорить. Начальство большое, ему виднее.– Значит, по набережной, – повторил полковник, бережно протискивая свое великолепное авто сквозь узкое горлышко Трубниковского переулка, мимо плотного ряда припаркованных у обочины машин. – Так и порулим… Если наши братцы-кавказцы еще не запрудили всю набережную своими фруктовыми грузовиками… – недовольно присовокупил Аникеев.При упоминании о кавказцах Курочкин сразу вспомнил выкинутого из участка беднягу Автандила, но промолчал. Кажется, нелюбовь к южным гостям – теперь такая же неотъемлемая принадлежность сотрудника внутренних органов, как наручники, дубинка, планшет или рация. Независимо от звания.– Вы, по-моему, хотели что-то рассказать… – Голос полковника вовремя отвлек Дмитрия Олеговича от кавказских мыслей.– Хотел! – обрадовался Курочкин и с чувством, с толком принялся излагать историю, начавшуюся походом в магазин и завершившуюся в особняке мертвого господина Фетисова. Это был уже третий или даже четвертый раз, а потому речь Дмитрия Олеговича лилась плавно и гладко, почти без пауз и повторов. Еще пару таких заходов, и эпопея Курочкина и вовсе отольется в готовый сюжет для детектива – бери и переноси на бумагу. Правда, ни один детектив сегодня не обходится без супермена, так положено. Супермен ли Дмитрий Олегович? Крайне сомнительно. Скорее уж на эту должность мог претендовать джинсовый атлет Седло, но никак не Курочкин…– Нечто подобное мы и предполагали, – объявил милицейский полковник, выслушав до конца эпопею. – Мы давно наблюдаем за «Мементо», и поэтому вы сегодня тоже попали в наше поле зрения. Правда, и мы, и ФСБ вас дважды теряли. Первый раз – когда девчонка увезла вас на «Жигулях», а второй раз – уже недавно, на Павелецком. Какой-то раздолбай-патрульный чуть не испортил нам игру…Курочкин тотчас же догадался, что полковник имеет в виду бдительного Мымрецова, затеявшего на Павелецком проверку документов.– Мы его, конечно, выперли с вокзала, – досадливо продолжил Аникеев, – но пока возились, вас уже подхватили люди Фетисова. Хорошо еще, мы догадались, куда вас могут отвезти…– Спасибо вам огромное, – с жаром произнес Дмитрий Олегович. – Вы меня спасли от смерти!Эти благодарственные слова, сказанные Курочкиным, почему-то смутили толстяка Аникеева – как будто Дмитрий Олегович, оговорившись, назвал того не полковником, а генерал-полковником. Аникеев закашлялся, покраснел и только пробурчал себе под нос:– От смерти… Ну уж не преувеличивайте, бога ради…Курочкин понял, что милицейский полковник еще и необычайно скромен, и из деликатности не стал развивать далее эту щекотливую тему. Они уже въезжали на Шлюзовую набережную Москвы-реки, где действительно было не протолкнуться от крытых грузовиков и трейлеров. В воздухе стоял сладкий фруктовый запах, напоминая Дмитрию Олеговичу о предстоящих объяснениях с Валентиной по возвращении домой.– Давайте немного прогуляемся, – внезапно предложил Аникеев, припарковывая лимузин между двух трейлеров, – и заодно обсудим один интересный вопрос. На свежем воздухе.– Согласен, – ответил Курочкин, не очень, правда, понимая, для чего интересные вопросы надо обсуждать на воздухе, а не в машине. Наверное, полковнику просто стало жарко в салоне, и он решил немного размяться. Дмитрий Олегович и сам был рад невольной задержке, хотя и понимал: потерпевший он сегодня или нет, но разговор с супругой ему обязательно предстоит, и нелегкий.Они с полковником прошли сквозь строй фруктовых трейлеров и вышли на пустынный пятачок: с трех сторон высились борта грузовиков, а с четвертой за легким парапетом голубела река. Вокруг не было ни души.– Какой же вопрос мы будем обсуждать? – осведомился Курочкин.– Финансовый, – вздохнул полковник. Дмитрий Олегович хлопнул себя по лбу.– Балда я, – виновато проговорил он. – Самого важного я вам так и не сказал. Чемоданчик! Он…– Одну минутку, – прервал Курочкина полковник Аникеев – Дайте я сам попробую угадать, где он… В автоматической камере хранения?– Нет, что вы! – откликнулся Дмитрий Олегович. – У меня ведь денег своих не было. Я нашел ему другое надежное место. Надежное в течение всего дня… – И Курочкин рассказал Аникееву, КУДА он спрятал дипломат.– Не может быть, – прошептал полковник. – Но ведь это же так рискованно! Портфель с четвертью миллиона зеленых – вместо подушки вокзального бомжа! А если этот Филин проснется?– Не проснется, – заверил Курочкин. – У него – ночной образ жизни, и сон очень крепкий, я проверял… Зато скажите: кому придет в голову копаться в пожитках грязного бомжа?– Пожалуй, никому, – признал Аникеев. – Да-а, интересно. И, главное, неожиданно. А я уже чуть не отдал приказ все боксы на вокзале проверять. Вы нас здорово выручили, спасибо.– Не стоит благодарности, – скромно ответил Дмитрий Олегович. – Каждый на моем месте поступил бы так же…Полковник крякнул.– Не думаю, – серьезно сказал он. – Не каждый. Ох, не каждый… Это дело надо перекурить. Подождите пару минут, я схожу за сигаретами…Курочкин кивнул, отвернулся к парапету и стал смотреть на реку. Где-то далеко, за Новоспасским мостом по реке полз маленький игрушечный теплоходик. Виден был только его белый силуэт, а все звуки гасил шум реки. Или нет?… Дмитрий Олегович напряг слух и неожиданно услышал за спиной тихие-тихие непонятные звуки. Он с любопытством обернулся и обомлел.Ни за какими сигаретами полковник Аникеев не пошел. Он стоял позади и сосредоточенно прилаживал к тупорылому пистолету, ранее принадлежавшему господину Седельникову, уродливый глушитель. 19 – Что это вы делаете? – воскликнул Курочкин.– А то не видите! – раздосадованно ответил толстый милицейский полковник, докручивая свой глушитель. Рукоятка пистолета была предусмотрительно обмотана целлофановым пакетом. – Стояли бы, как и стояли, любовались бы речными видами и ничего бы не почувствовали. Пфф – и все. Вам хорошо, и мне спокойно. Думаете, приятно пулять в безоружного, когда он на тебя смотрит?…Курочкин немедля решил, что теперь ни за что на свете не повернется к чувствительному милиционеру затылком.– Я ведь даже специально не стал спрашивать, как вас зовут, – обиженным тоном продолжал Аникеев. – Одно дело – покойник с фамилией, именем, отчеством и безутешными родственниками, и совсем другое – одинокий неопознанный труп в реке с огнестрельным ранением головы. На душе, знаете, не так мерзопакостно…– Курочкин, – поспешно представился Дмитрий Олегович, совсем не желая быть одиноким и вдобавок неопознанным трупом. – А зовут меня Дмитрием Олеговичем. Моя супруга называет меня…– Ну, это подлость с вашей стороны! – с упреком перебил его толстяк Аникеев. – Значит, теперь я вас пристрелю, и вы же мне будете по ночам являться вместе с вашими паспортными данными… Курочкин, надо же! Такую фамилию, как ваша, и нарочно не позабудешь…– А вы не могли бы меня… того… не пристреливать? – осторожно спросил Дмитрий Олегович. – Что я вам такого сделал?– Да ничего плохого вы мне лично не сделали, – вздохнул полковник. – Так все совпало по-идиотски. Чертов Седло-то был прав, когда говорил, что магнум его чистый и по-серьезному ничего у меня на него нет. Так, на пару лет по совокупности. Но вот теперь – будет на десятку. Бандит ведь должен сидеть в тюрьме, так справедливо…Курочкин торопливо осмыслил слова, сказанные Аникеевым.– Выходит, вы меня убиваете просто потому, что хотите посадить бандита в тюрьму? – недоверчиво переспросил он. – Бред какой-то…Полковник потупился. Затем поднял глаза.– Если честно, не только поэтому, – признался он и начал прицеливаться. – Но какая вам разница?… Может, все-таки отвернетесь, а? Виды здесь и правда замечательные. Глядите, во-он птичка пролетела!…Дмитрий Олегович не поддался на такую простую уловку Аникеева.– Раз уж я умираю тут, – твердо заявил он, стараясь унять сердцебиение, – я желаю хотя бы узнать, за что.– Вы умираете с пользой для общества, – скороговоркой ответил Аникеев, – вы попадете в рай, ваша жертва не напрасна… Довольны, наконец? Ну, отвернитесь, будьте человеком! Я же милицейский работник, а не палач!…– Не отвернусь, – упрямо сказал Курочкин, – пока не ответите, за что меня так. Я имею право узнать!…Несколько мгновений полковник Аникеев держал под прицелом вспотевший разом лоб Дмитрия Олеговича, но потом все же отвел дуло.– Были бы вы киллером, да при оружии, – с оттенком какой-то несбыточной надежды пробормотал он, – давно бы вас шлепнул, без церемоний… Ладно, так и быть, скажу. Только если вы надеетесь выиграть время, то можете выкинуть это из головы. Днем здесь никого не бывает, кроме сторожа, а он – далеко… На рынках сейчас все торгуют, русский рупь зашибают… Поняли?– Ага, – ответил Курочкин и с радостью увидел, как толстый полковник опустил к земле смертоносное дуло. Похоже, Аникеев совсем не опасался, что Дмитрий Олегович сейчас набросится на него и попытается оказать сопротивление. И правильно, кстати, не опасался.– Вы случайно не знакомы со статистикой МВД за позапрошлый год? – начал полковник с неожиданного вопроса.Курочкин удивленно замотал головой.– Ах, верно, – спохватился Аникеев, – она пока засекречена. Но вам, конечно, я могу сказать. Два года назад было зафиксировано рекордное число самоубийств среди личного состава правоохранительных органов. Четыреста случаев только за одиннадцать месяцев! Эти умники из статотдела даже вывели причины, из-за которых, мол, все и случилось. Главное тут, дескать, – эффект безвыходности. Представьте себе рядового оперативника: утром он задерживает с поличным какого-нибудь Седло, а вечером эту сволочь уже отпускают. Под залог или из-за недостатка улик. Хотя у подлеца на лбу написано: рэкетир и международный бандит, по которому Интерпол горько плачет. А формально – чистый младенец…И так каждый день. Что ни делаешь, все впустую. Утром – в камеру, вечером уже гуляет да еще посмеивается. Сотни преступников проходят сквозь пальцы, оседает же в камерах только всякая шваль и рвань… Конечно, наш оперативник однажды приходит к выводу о бессмысленности всей своей работы. А дома, между прочим, жена и дети. А зарплаты, между прочим, – что кот наплакал, ниже низкого. Вот и приходит однажды в голову мысль: все к чертям и дуло – к виску.Полковник Аникеев остановился и перевел дыхание, машинально косясь на дуло. Видно, он уже здорово влез в шкуру среднестатистического бедняги-оперативника. Или, может, скорбные мысли о самоубийстве когда-то посещали и его.– Я уж не говорю про парк машин, – отдышавшись, проговорил полковник. – Какая рухлядь была у милиции еще два года назад, вы и сами знаете. Пока ты в Химках «Яву» заведешь – преступник на «Харлее» уже где-нибудь в Чертаново…Дмитрий Олегович уже вполне проникся полковничьей грустью, но тем не менее был не в силах понять, почему из-за статистики двухлетней давности, пусть и самой секретной, он, Курочкин, должен принимать смерть.– Все это печально, – согласился он. – Но теперь-то все как будто наладилось… – Дмитрий Олегович сразу припомнил блестящие новенькие «Форды», которые выстроились у милицейского участка на Летниковской.– В том-то и суть! – повеселевшим голосом отозвался Аникеев. – Вижу, вы правильно улавливаете. Сдвиги колоссальные. За девять месяцев текущего года – ни одного самоубийства среди личного состава и минимум аварий. И преступность, обратите внимание, здорово снизилась.– Рад за вас, – сказал Курочкин, – но…– Никаких «но», – оборвал его полковник. – Снизилась, объективный факт. Можете мне поверить. И все без копейки лишних денег из бюджета… Ну, вот я вам почти все и объяснил. Посмотрите теперь на реку, сделайте милость. Ваша гибель поможет правосудию… Только гляньте, как солнце играет в воде… О, рыбка плеснула!Курочкин вновь не поддался на провокацию.– Ничего вы мне не объяснили, – непреклонно произнес он. – Нравится вам – стреляйте так.Аникеев вздохнул.– Вы меня шантажируете, – с обидой заметил он. – Вы расчетливо играете на моих маленьких слабостях. Ладно уж, если вам так хочется дойти до самой сути – давайте дойдем. Но потом я буду беспощаден.– Давайте, – проговорил Дмитрий Олегович. – Я согласен. Где же разгадка?– Все так просто, – сказал полковник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38