Один из них, наверное, и обезвреживал смертоносное сторожевое устройство. Уже и так безвредное – благодаря самопожертвованию урки, бросившегося на амбразуру.– Там нет никакой куклы, – проговорил Курочкин, немного удивленный таким подозрением. – Я не играю в куклы. Там только доллары. Я ни одного не истратил, можете пересчитать…Дипломат клацнул и открылся. Блондинка поскорее запустила руку внутрь, вытащила наугад пачку, надорвала бандероль.– Действительно, баксы, – с облегчением сказала она. – Вы меня не накалываете, Дима. Те самые… Но для чего же пургу гнать?– Простите? – не понял Дмитрий Олегович. Он догадался, что слова про куклу и пургу – современный сленг и внезапно почувствовал свой возраст.– Я-то прощу, – непонятно усмехнулась Надежда, – но вот другие… – Она бросила обратно в полуоткрытый дипломат пачку, стала не глядя выравнивать рукой сбившиеся в горку банковские упаковки долларов и неожиданно вскрикнула: – Ой!Курочкин решил, что в плотно закрытый дипломат каким-то невероятным образом пробралась мышь, однако ошибся.– Это ЧТО такое?!Двумя пальцами блондинка держала на весу бабушкин будильник. Бережно, словно склянку с серной кислотой.– Ах, это… – Дмитрий Олегович принял из пальцев Надежды бабушкину тикалку, поискал, куда бы положить, и, не найдя, вернул снова в дипломат, к долларам.Надежда смотрела на все манипуляции Курочкина, широко раскрыв глаза. «Потрясающе красивые глаза», – в который уже раз отметил для себя Дмитрий Олегович.– Это будильник, – смущенно произнес он и, увидев на лице прекрасной блондинки прежнюю гримасу непонимания, стал зачем-то подробно объяснять: – Такой, знаете ли, часовой механизм, показывающий время… Мне его утром повесили на шею, а лента оборвалась, вот я его здесь временно и держу…Растолковывать взрослой девушке, что такое будильник, было полным идиотизмом. С таким же успехом Дмитрий Олегович смог бы пуститься в рассуждения об устройстве серных спичек. Тем не менее блондинка не сводила с него пытливого взгляда, словно бы он сообщал ей невероятно значительную новость.– Часовой механизм… на шее… – в каком-то трансе пробормотала она. – На Мартина это не похоже. Тогда кто?…«Валентина», – вознамерился было ответить Курочкин, но промолчал. Лишний раз поминать всуе имя родной жены ему не хотелось.– Слушайте, Дима, вы случайно не палестинец? – с неподдельным интересом вдруг осведомилась блондинка, очень осторожно поставив дипломат на пол.Знания о палестинцах у Дмитрия Олеговича были весьма скромными – в пределах программы «Время». Телевизионные палестинцы носили платки в горошек и враждовали с израильтянами из-за каких-то территорий. Дмитрий Олегович предпочитал носить шляпу, а весной – берет, и претензий к израильтянам у него определенно не было.– Нет, я не палестинец, – честно ответил он. – А разве похож?– То-то и оно, что не похож, – задумчиво проговорила блондинка. – И потом, Седло давно не торгует с арабами, завязал… Там рынок и без Майкла переполнен тем же самым, на одной таможне разоришься…Курочкин послушно ждал, пока прекрасная Надежда выйдет из своего транса, а пока рассматривал ее лицо. Даже смотреть на него было удовольствием. В приемной директора фирмы «Мементо» должны были вечно толпиться посетители, как в музее изящных искусств. Все-таки он, Курочкин, был несправедлив к Фортуне: на старушку, как видно, напал приступ снисходительности к Дмитрию Олеговичу.– А может, вы, Дима… – блондинка вдруг протараторила некое длинное непонятное слово, вроде ротеармеефрактьон. – Вы часом не оттуда?– Нет, – с печалью возразил Курочкин. – Говорю же вам, я сам по себе. – Возможно, ему следовало бы хоть что-то придумать для Надежды, дабы не мучить замечательную девушку. Наговорить на себя, если ей так хочется. Однако врать в глаза этакой красавице Дмитрий Олегович просто физически не мог себе позволить. Это все равно как плюнуть в Венеру Милосскую, – пользуясь тем, что она без рук, сдачи не даст.– Ладно, будь по-вашему, – устало сказала блондинка. – Ваш сейф ничем не открыть. Сдаюсь. Вы все-таки – типичный господин «Нет». Ладно. Молчите, скрываетесь и таите. Но хоть план действий-то у вас есть?Прекрасная Надежда задала самый трудный из вопросов. Еще сравнительно недавно он предполагал вернуть дипломат фирме «Мементо» – и избавиться от головной боли. После перестрелки у дверей бывшей булочной, после головокружительного бегства от «Мерседеса» господина Седельникова и мрачных намеков на явно преступную деятельность фирмы предстояло принимать решение. Интересно только, какое? Первая попытка сдать доллары государству уже обернулась знакомством с румяным капитаном и бдительным сержантом Мымрецовым. Вдобавок на Курочкине была теперь пусть и косвенная, но вина за гибель ни в чем не повинного курильщика с похожим дипломатом. Тем самым, где оказались кефир и колбаса. Ужасно. Он все-таки немножко Потрошитель, как и предполагалось ранее.– Скажете вы хоть что-нибудь, а, господин «Нет»? – между тем не отставала красавица-блондинка. – Мы не можем здесь оставаться слишком долго. Рано или поздно Седло обязательно вычислит этот адрес…«Лучше бы попозже», – сказал про себя Курочкин, и в ту же секунду где-то за кремовыми шторами взвизгнули тормоза. Сразу вслед за этим хлопнули дверцы и послышался шум бегущих ног.– Майкл… – упавшим голосом проговорила Надежда. – Уже вычислил, змей! Ах, зараза! – После секундной паузы девушка кинулась к пузатому секретеру и выдвинула боковой ящичек. На свет явился длинный пистолет непривычного вида.Дмитрий Олегович сразу ощутил свою полную бесполезность в преддверии потасовки со стрельбой. Максимум, на что он был способен, – это обрушить на голову первому же бандиту любую мебель, которую он мог бы поднять.Курочкин лихорадочно осмотрелся: в качестве метательного снаряда более-менее годились шахматный столик, за которым они с Надеждой только что мирно закусывали, да еще пара стульев с хилыми витыми ножками. Правда, большого урона противнику этими музейными экспонатами не нанесешь…– Что стоите? Бежим! – громко зашептала блондинка, наводя свое оружие на входную дверь. – Ну, давайте, черт вас возьми! Вон там, возле трюмо, черный ход, про него они наверняка еще не знают… Господи, да ползите скорее, они же сейчас явятся!… Стойте, чемодан забыли!… – Быстро, но бережно прекрасная Надежда подхватила свободной рукой дипломат и вручила его Дмитрию Олеговичу. А затем той же рукой направила Курочкина в сторону трюмо.– Только после вас, – заупрямился Дмитрий Олегович, не трогаясь с места. Сегодня его назвали ШЕФОМ, а он знал, что капитан покидает тонущий корабль последним. Или гибнет в пучине, стоя на мостике при всем параде.– Вперед, вперед, я за вами! – Очень решительно белокурая красавица подтолкнула своего капитана Курочкина к черному ходу. – Давайте, я прикрою…– Эй, вы там! – послышался из-за входной двери знакомый бас господина Седельникова. – Пусть выйдет паршивка с деньгами, и разойдемся по-хорошему.«Как бы не так!» – ответил про себя Курочкин, пробираясь между мебельными островками. Он слышал, как вслед за ним быстро следует девушка. В дверь застучали что есть мочи, и, судя по треску, она стала заметно прогибаться…Тью-тью!Зазвенело оконное стекло, и сразу осыпалась разбитая люстра, обдав Курочкина веером мелких осколков: пока Седло отвлекал их внимание у дверей, кто-то из его гоблинов обстрелял их через окно.– Сукин ты сынок! – почти весело пробормотала позади блондинка и, должно быть, пальнула в ответ: комната наполнилась звуками выстрелов, уже другими по тону, выше. Звонко взорвалось еще одно окно, над головами вновь пробушевал стеклянный буранчик, почему-то легкий, как пыль.Тью-тью-тью!Звуки ответной пальбы неожиданно оборвались.– Дима… – прошелестел очень тихо голос блондинки. – Беги… те…Курочкин испуганно обернулся – и словно бы попал в безвоздушную яму, не вдохнуть и не выдохнуть.Случилось непоправимое.Прекрасная Надежда, девушка с картинки, сказавшая сегодня Курочкину «мы с вами», лежала на полу неподвижно. Крови было так много, что, казалось, она вытекла вся, до капли, и в артериях и венах ее не осталось. Но прекрасные глаза еще жили, губы еще шевелились.– Бе-ги-те… – отчетливо повторила белокурая красавица. – Ко-му… го-во-рю… начальник…Глаза ее закрылись, пальцы разжались, и бесполезный пистолет со звоном упал на пол. «Застрелите меня, не поверю…» – внезапно вспомнил Дмитрий Олегович ее фразу из разговора. Легкомысленно брошенная приговорка стала судьбой. Она не поверила. Ее застрелили.А он, Курочкин, – снова жив. Вечный свидетель чужих несчастий, игрушка Фортуны, путаник, верный муж, невезучий дурак…Что было дальше, он так и не смог потом в точности припомнить. Кажется, он бежал по каким-то шатким и затхлым лестницам, по гулким пустым коридорам, по переходам, обшитым гнилыми трухлявыми досками. Кажется, он плакал на бегу, но, возможно, ему это чудилось.Потому что, когда он пришел в себя, глаза его были сухими.Он стоял прямо посреди дороги и бессмысленно водил пальцами по рифленому радиатору маленького, похожего на желтого майского жука, автобусика. Вверх – вниз. Вжжик – вжжик. Трень – брень.Шофер автобусика, мощный детина, бегал вокруг него, размахивая монтировкой, и что-то злобно орал. Сперва Дмитрий Олегович увидел только гневно распахнутый рот, а потом явились звуки.Шофер костерил Курочкина самыми последними словами. Если бы не отличные тормоза у этой автобусной развалюхи (кто бы мог подумать?), Дмитрий Олегович, интеллигент гнилой, хрен моржовый, паскуда, был бы уже на том свете. «Чуть-чуть не считается, – тупо подумал Курочкин. – Пока я – на этом свете. А Надежда умерла».– Она умерла… – зачем-то сказал он вслух.Шофер, вероятно, не был сволочью. Присмотревшись к Курочкину, он оборвал на полуслове цепочку заковыристых шоферских ругательств и перестал махать своей монтировкой.– Хрен с тобой, – пробурчал он. – Чего с тобой, лунатиком, говорить! Давай-ка я тебя подвезу, а то кто другой тебя угробит и сам сядет… Ну, куда тебя подбросить? Так и быть, подкину задаром… Куда?– Все равно, – безразлично сказал Курочкин. – Она умерла.– Псих… – буркнул водитель и легонько подтолкнул Дмитрия Олеговича к гармошке передней двери. – Я еду до Павелецкого, подойдет?– Подойдет, – эхом отозвался Дмитрий Олегович и послушно полез в салон автобусика. «Все возвращается на круги своя, – мысленно проговорил он. – Опять Павелецкий, опять. Значит, кому-то так надо…»– Эй, лунатик, – шофер забрался в салон вслед за Курочкиным. – Ты вещички только свои не разбрасывай на дороге. А то очухаешься потом, скажешь: водитель упер…С этими словами шофер сунул в руки Курочкину чуть было не позабытую на дороге вещь.Проклятый дипломат с четвертью миллиона долларов. 12 Бывший инженер-путеец, а ныне павелецкий бомж по прозвищу Филин зарычал во сне и повернулся на другой бок. Серая рогожка съехала набок. Филин вяло зашарил рукой, не просыпаясь, нащупал край своего одеяла, натянул его повыше. Курочкин, сидящий рядом, испытал вдруг чуть ли не зависть к этому оборванному деду. У Филина все просто: днем – здоровый сон, ночью – поиски пустых бутылок, в дни праздников – приемник-распределитель. Размеренная жизнь без особых приключений. Простая, как амеба. Ясная, словно лунная ночь в горах. Всего лишь несколько часов назад жизнь Дмитрия Олеговича казалась почти такой же размеренной и уж ясной наверняка. Сон, работа, Валентина, домашняя лаборатория. Круговорот вещества в природе. Пока Курочкин с горем пополам вписывался в этот идеальный круговорот, он мало чем отличался от обычных людей, может быть, только бутерброд Курочкина чаще, чем надо, падал маслом вниз. В самом худшем случае Дмитрий Олегович мог потерять мизерную сумму, выданную для похода в магазин, и получить за это серьезную выволочку – но опять-таки в пределах заранее заданного круговорота. Стоило же ему хоть на минуту соскочить с витка, пусть ненадолго зависнуть в неопределенности – как вместо проблем неприятных, но привычных, возникали громадные черные дыры, куда со свистом засасывало всех, соприкоснувшихся с Курочкиным. Допустим, к американской дуэли в подворотне у магазина «Буратино» он отношения не имеет. Но – остальные сегодняшние смерти, и в особенности последняя? Думать об этом было так больно, что впору было биться головой о пластмассовую вокзальную пальму, чтобы отогнать проклятые мысли… Господи, ну почему у всех нормальных людей – нормальная проблема «где достать деньги?», и лишь у Курочкина вопрос жизни и смерти: как от денег избавиться? Ну почему он не может просто бросить эту кровавую обузу? Это ведь так просто: встать, отряхнуться и уйти! Ну, попробуй!…Курочкин решительно встал, отряхнулся и снова сел на вокзальную скамейку рядом со спящим Филином. Допустим, – признал он мысленно, – это не так уж просто. Есть еще господин Седло, который его сейчас усиленно ищет. Раз он смог вычислить их с Надеждой убежище, он может нагрянуть и сюда… Правда, ему придется хорошенько попотеть, разыскивая здесь свое сокровище. Где лучше спрятать ветку? В лесу. А чемоданчик? Естественно, на вокзале. Даже Курочкин знал эту очевидную вещь.– Хрр! – утвердительно зарычал во сне бомж Филин и задрыгал ногой, едва не опрокинув пальму. Возможно, деду снились его бурная железнодорожная молодость, паровозы, летящие по пути к коммунизму, и лично железный нарком товарищ Каганович. Дмитрий Олегович подтянул сползающее с Филина рогожное одеяло, поправил то, что заменило деду подушку, а затем осторожно отодвинул подальше кадку с искусственным растением. Возможно, эта деталь интерьера появилась на Павелецком еще во времена железного наркома; недаром ведь бомж облюбовал именно это место, а не поближе к буфету, где сытнее и бутылок больше.Сам же Курочкин выбрал сейчас место у пальмы по другой причине. Точнее, по двум: здесь даже днем было темновато, а спящий бомж был нелюбопытен. По крайней мере, в светлое время суток. Да и любопытство Филина дальше пустой посуды не простирается. Это ведь не Седельников, которому нужны доллары и не нужны свидетели.Дмитрий Олегович попробовал мысленно представить себе, как гоблины господина Седло прочесывают этажи вокзала, но картинка никак не складывалась. У подчиненных Майкла Викторовича не было лиц, и сам шеф фирмы «Мементо» являлся в воображении Курочкина в виде элегантного костюма тоже с облачком вместо лица. Неизвестно, успели ли преследователи на серо-стальном «Мерседесе» разглядеть, как выглядит Дмитрий Олегович? Во всяком случае, сам Курочкин уж точно не узнает своих преследователей. А это значит…Курочкин тревожно выглянул из-за пальмы и стал всматриваться в проходящих мимо людей. Вот тот толстый неповоротливый тип, навьюченный баулами, – разумеется, не соглядатай Майкла Седельникова. И вон та старушенция с дребезжащей сумкой на колесах – тоже наверняка не из числа седельниковских гоблинов. И зыркающий во все стороны малыш с полурастаявшим мороженым, – если, конечно, это действительно мороженое, а не подкрашенный белой замазкой радиопередатчик… Несмотря на отчаянность своего положения, Курочкин машинально усмехнулся: он, оказывается, еще способен мысленно поиздеваться над собой, – значит, не все еще потеряно. Лучшее лекарство от мании преследования – ненадолго вообразить себя параноиком, это быстро приводит в чувство.«Правда, – мысленно одернул себя Дмитрий Олегович, – меня и впрямь преследуют, вне зависимости от мании. Стоило же мне разыскивать господина Седло, чтобы потом от него и бегать!…»Курочкин уже собрался было снова укрыться среди развесистой пластмассы в кадке, как внезапно внимание его привлек один человек. Высокий сутуловатый очкарик лет тридцати пяти, одетый в затрапезные серые брюки и вытертую коричневую куртку. Человек этот не производил впечатления кулачного бойца, даже напротив, однако Дмитрий Олегович подозревал, что мастера каких-нибудь карате или кунг-фу тоже могут и не выглядеть горой узловатых мускулов. А киллеры и вовсе могут быть людьми слабосильными и тщедушными: у них в союзниках Товарищ Маузер.Но, конечно, не сутулость тридцатипятилетнего очкарика в куртке стала причиной безотчетных подозрений Дмитрия Олеговича.Человек тот не был похож на обычных посетителей вокзала. Во-первых, он быстро и внимательно осматривал все вокруг, не пропуская ни одного квадратного сантиметра и поводя головой, как живая автоматическая телекамера, направо-налево, вверх и вниз.Во-вторых, подозрительный человек был БЕЗ ВЕЩЕЙ! У него в руках не было даже пустой авоськи. Даже когда человек приходит на вокзал, чтобы проводить или встретить поезд, он запасается хотя бы газеткой, – чтобы не было так грустно слушать объявления о том, что прибытие или отправление нужного поезда задерживается на час или на сутки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38