А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Случайность. Ошибка. Нельзя быть идеалистом — окажешься полным придурком. Это ее мир, она-то не пропадет… Ей как раз здесь место уготовано с самого рождения.
Уши заложило, и тут же запел старый знакомец — незримый комарик, единственный добрый друг. Дмитрий обернулся. К нему приближался всадник. Пятнистый чепрак из леопардовой шкуры под седлом ярким пятном выделялся на вороной лошади. Такие чепраки были только у личной гвардии Хромца. “И откуда тебя принесла нелегкая, — подумал Дмитрий. — Не стоит торчать на виду”. И стал спускаться с холма навстречу всаднику.
Подскакавшего гвардейца Дмитрий встретил мрачной улыбкой. Вороным был не только конь, им оказался и наездник — черный, как смола, негр. С золотыми кольцами в ушах, с полосатой повязкой на черной, курчавой голове, с мясистыми, красными губами.
— Привет, Максимка… — пробормотал Дмитрий по-русски.
— Почему ты стоишь здесь, нечестивый пес? Где тебе надлежит быть?
Удерживая гарцующего коня на месте, негр ткнул в Дмитрия шестопером, болтавшимся у него на запястье.
“Ишь, грозный какой…” — подумал Дмитрий. Негр явно томился от скуки, иначе бы не наехал.
— У меня нет рабов среди пленников — мне некого убивать, — лениво ответил он.
— А разве веления эмира не для твоих ушей, грязная скотина? — рявкнул негр. — Иди туда! — приказал он, показав на низину. — И отдай свой значок ун-баши другому.
— Не пойду, — равнодушно отказался Дмитрий. — А ответ я буду держать не перед тобой, черная собака…
Негр задохнулся от такой наглости.
— На колени, — утробно рыкнул он. — Когда тебе будут определять наказание, я попрошу, чтобы мне разрешили вырвать твой язык.
— Убирайся, покуда цел, — посоветовал ему Дмитрий. — Или отведи меня к эмиру. Перед ним я буду держать ответ.
Негр вытаращил круглые глаза, засверкав белками, и издевательски расхохотался.
— Тебя к эмиру? — протянул он с нарочитым удивлением, тесня Дмитрия конем. — Он будет счастлив видеть твою красную, ублюдочную рожу? Иди туда, где тебе надлежит быть, и радуйся, что я милостив к тебе, ничтожество…
Словно наполненный холодной яростью шар лопнул со стеклянным звоном у Дмитрия в груди. Поросшая волосками лошадиная морда, скаля длинные зубы, тянулась к его лицу. Не дожидаясь, пока лошадь укусит, он обрушил ей на морду кулак. Лошадь всхрапнула и завалилась на бок, лягая воздух, — он отпрыгнул, уходя от случайного удара копыта. Дмитрий только оглушил животное, но все равно кисть заныла от удара даже под кольчужной рукавицей.
Негр запутался ногой в стремени и беспомощно барахтался, стараясь освободиться. Лошадь силилась встать и падала снова, мотая всадника. Тот вдруг дико заорал от боли. Животное испугалось, дернулось и наконец поднялось. Лошадиные ноги тряслись, морда опустилась к самой земле, с губ падала пена. При рывке негр высвободился из стремени. Он отполз чуть в сторону и со страхом глядел на Дмитрия, который обошел лошадь и теперь приближался к нему. Его физиономия из черной превратилась в серую.
“Гвардеец, — промелькнуло в мозгу у Дмитрия. — Как удачно”.
Негр потянулся за ножом, но Дмитрий опередил, метнулся и наступил на руку, прижав к земле. Морда у негра стала цвета свежего пепла. Дмитрий сел на него и схватил рукой за горло.
— Пароль, — потребовал он. — Пароль, чтобы пройти к шатру эмира. Говори, черная собака.
Негр захрипел, дергаясь. Он вращал налитыми кровью белками и скалил зубы. “Не скажет, — подумал Дмитрий. — А мне нужен пароль”. Он низко склонился над негром, заглядывая в ополоумевшие глаза.
— Ты не знаешь, кто я? — зловещим голосом произнес он. — Глупый черный человечишка. Я съем тебя живьем, а напоследок полакомлюсь твоей душой. И после смерти ты станешь верным моим рабом.
Глаза негра вылезли из орбит. Остановившимся диким взглядом он смотрел на Дмитрия. “Сработало или нет? — подумал Дмитрий. — Если не сработало, плохо”. Он чуть ослабил хватку и потребовал снова:
— Говори.
— Кадум, — прохрипел негр.
— Ты не ошибся?
— Кадум… кадум, — хрипел полузадушенный гвардеец.
— Жаль мне тебя, Максимка, — сказал Дмитрий по-русски.
И вмазал гвардейцу кулаком в лоб. Чернокожий потерял сознание. Дмитрий одним движением перекатил гвардейца со спины и огляделся. Никого. Удачно. Со всех сторон закрывают холмики. Шагах в пяти из травы выглядывал крупный валун. Рядом с камнем паслась успокоившаяся лошадь.
— Жаль, — повторил Дмитрий, хватая курчавую башку за лоб и подбородок. Упираясь коленями в спину отрубившегося негра, он со всей силы рванул голову на себя и сломал шею. — Нельзя мне, чтобы ты живым остался, — объяснил Дмитрий бездыханному телу. — Болтать будешь.
Он ухватил труп за шиворот и потащил к валуну. Положил мертвую голову на плоскую вершину камня, занес над ней ногу и резко ударил. Послышался хруст. Дмитрий приподнял за волосы голову мертвеца. Осмотрел.
— Мало, — с сожалением произнес он. И ударил головой трупа о камень. Валун окрасился кровью.
— Теперь порядок, — пробормотал Дмитрий. — Слетел с лошади, попал башкой на камень. Шея сломана, морда разбита.
Потом вернулся на место убийства и разыскал нож.
— Дактилоскопии еще не существует, — сказал он покойнику, вкладывая нож в пустые ножны. — И ты мне не опасен.
Он развернулся и зашагал к лагерю. Его вдруг охватило ощущение приподнятой радости, даже шум и крики, доносившиеся из низины, не мешали. Мысль о только что совершенном убийстве — лишь ради того, чтобы добраться до Хромца, — нимало не трогала. Дмитрий наклонился, сорвал травинку, сунул в рот и принялся жевать, поглядывая на небо. Синее, безоблачное, глубокое… В середине оно переливалось кобальтом. И трава под ногами зеленела, словно малахит. Словно светилась изнутри…
— Трусишь, — сказал он себе. — Просто-напросто трусишь. Потому и отговариваешься.
Чушь, конечно… Он вовсе не трусил. Просто будь он хоть трижды мертвым для своего потерянного времени, здесь он все-таки жил — сердце билось. И хотело продолжать биться, несмотря ни на что. А он шел туда, где мерные биения его жизнелюбивого сердечка могут затихнуть раз и навсегда. Вот и колотится сердце, как бешеное, — им же рискуют. Пусть мозг знает, что риск оправдан, — сердцу на это плевать. Оно выстукивает: “Жить, жить, жить…”
Наконец до заторможенного мозга дошло, что более или менее благополучное существование черт-те где в средневековье так просто не происходит. Просто только кошки на свет появляются…
Все отчаяние и тоска. Они, проклятые. Как шоры, за которыми не углядеть очевидного… Его всякая собака за глаза зовет Тимуровым Гулем, а он только ушами хлопает. Прозвище, конечно, еще то — нечисть в облике прекрасной девицы. Хохмачи… В глаза уже, правда, давненько по-другому зовут. Увайси — Одержимый. Зауважали в конце концов, черт их дери. А все после того, как Халиль-Султану сказал: “Нет”. А сам Тамерлан не мычит и не телится. Но если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе…
Подспудное ощущение “сени Тамерланова крыла” над собой — не горячка воспаленного воображения. Она есть, невидимая тень Хромца, маячащая за спиной. Ангел-хранитель, мать его…
И простая логика говорит о том же. Среди малорослого средневекового люда он со своими двумя метрами, словно… словно белый медведь среди пингвинов. И он здесь один-единственный такой — ходячий артефакт ростом чуть пониже верблюда. Белого верблюда. Да Тамерлан с самого начала должен был ему кольцо в нос вставить и повсюду водить за собой, как цыгане медведя! Однако ничего подобного не происходит. Почему?!
Почему вместо Тимура на его белобрысую долговязость не посягал никто другой?! Он месяцы болтается в войске, и вдруг юный Халиль-Султан решает оказать ему честь… Будто только что от спячки очнулся… Дмитрий слишком хорошо помнил, как мальчишка пожирал его взглядом — и тогда, во время первой встречи, и недавно… Что-то не сходится…
Похоже, причина такому отторжению желаемого одна: Тамерлан. Хромец выжидает. Но чего?
Или же все логические рассуждения — всего лишь иллюзия?
И вот повод, который может помочь прояснить ситуацию. Очень веский повод. Дмитрий криво ухмыльнулся. Одна беда — проверка может стоить ему жизни. Хорошо бы Тамерлан оказался в шатре один…
Показалось, будто кто-то окликнул сзади. Он резко развернулся — и никого не увидел. Почудилось. Постоял и быстрым шагом пошел дальше, к лагерю.
Его останавливали дозорные. Он называл пароль — тот, что служил для перемещения по лагерю, — и шел дальше, причем никто не спрашивал, зачем и куда он идет. Но впереди вокруг шатра стояло плотное кольцо охраны. Удастся ли пройти там? Удалось — он прошел, все больше и больше изумляясь собственному везению.
И вот до шатра Тамерлана осталось каких-то метров пять. По сторонам резных дверей стояли два пердэдари и поглядывали на него с угрюмым интересом: простому десятнику подле шатра эмира околачиваться не подобает. И кто вообще допустил, чтобы он прошел к шатру? Их угрюмые рожи рассмешили Дмитрия. Он выплюнул изжеванный стебелек, направился прямо к дверям, к напрягшимся охранникам, и встал перед ними, сдерживая смех:
— Я иду к эмиру. Пароль: “Кадум”.
Стражи перекинулись недоуменными взглядами.
— Кто послал тебя? — спросил один из них.
— Никто, — беззаботно ответил Дмитрий. — Я сам пришел.
Стражники снова переглянулись. Они были в замешательстве. Какой-то ун-баши незваным перся в шатер эмира, но при этом знал пароль.
— Ты пьян, что ли? — прошипел тот, который спрашивал. — Палок отведать захотел?
— Палок… — улыбнулся Дмитрий.
И ударил ногой. Классический удар карате — память о давнишней муштре в морской пехоте. Охранник переломился в поясе и упал. Второму стражу Дмитрий вбил раскрытую ладонь прямо в лицо, положив рядом с первым. Все произошло очень быстро: стражники еще падали, а Дмитрий был уже за дверью.
За порогом, в просторных “сенях” несли караул еще четверо. При внезапном появлении Дмитрия они растерялись, а ему замешательство стражей помогло: он уложил всех четверых, валя каждого с первого удара.
Расправившись с караулом, он проскользнул за тяжелую драпировку. Внутри походного жилища Тамерлана Дмитрий никогда не был и не знал, сколько понадобится блуждать по этому цирку-шапито, чтобы отыскать Тимура, и сколько охраны ему еще может встретиться.
Блуждать, однако, не пришлось. Миновав занавес, он сразу попал, куда ему было нужно. К Тамерлану.
Тимур полулежал на шелковой подстилке лицом к входу. Он настороженно приподнялся, опираясь на здоровую руку. Хромец был не один. У низенького стола, на котором лежала раскрытая книга, на подушке сидел человек в скромном синем халате, в синей чалме, с большим горбатым носом на худой физиономии, обрамленной длинной седой бородой. Он сидел напротив Тимура спиной к занавесу и испуганно оглянулся.
Дмитрий быстро прошел к столу — человечек в синем шарахнулся и повалился на спину. Тамерлан не шелохнулся, только зеленые глаза вдруг остекленели. Медлить не стоило — за спиной топотали ноги и лязгало оружие. Дмитрий упал на колени и, глядя прямо в лицо Тамерлану, громко сказал:
— Справедливости! Справедливости прошу у тебя, эмир!
“Комариный писк” остервенело звенел в ушах. Дмитрий резко наклонил голову к левому плечу, и мимо виска пролетел тупой конец копейного древка.
— Справедливости! — крикнул он, перехватывая копье и погружая левый локоть в чей-то пах.
Стражей было семеро. Трое навалились одновременно, стараясь повалить его на ковер, еще четверо оставались на подхвате. Двоих Дмитрий отшвырнул сразу, развернулся на одном колене и оттолкнул третьего на подступавшие свежие силы, сбив троих, словно кегли. Четвертому он влепил вырванным копьем по обеим ногам. Кто-то прыгнул на него и повис сзади, обхватив рукой за горло. Дмитрий поверх плеча ударил кулаком в лицо душителя. Позади влажно хлюпнуло, и хватка на гортани тотчас ослабла.
Он отбросил копье и застыл на коленях, глядя на ковровый узор и протягивая обе руки к Тамерлану. Сейчас снова набросятся… Но меча он не вытащит до самого последнего момента. Однако больше охрана не нападала. Стражники стояли, не двигаясь, озверело глядя на него. Он чувствовал их сверлящие взгляды.
Только один человек мог прекратить свалку в шатре Хромца — сам Тамерлан. В запале драки Дмитрий не слышал окрика, зато его услышали охранники. Дмитрий осторожно приподнял лицо и встретился со внимательным взглядом зеленых глаз Хромца.
— Справедливости, — сказал Дмитрий. — Я прошу твоей справедливости.
Тамерлан поправил под локтем круглую подушечку.
— Знаешь ли ты, воин, что никто не смеет беспокоить меня во время чтения? — спросил Тамерлан спокойно, даже ласково.
— Нет, — ответил Дмитрий. Ну и выдержка у него, у Тамерлана… — Я простой воин. Я выполняю твою волю, но мне неизвестно, когда ты спишь, а когда бодрствуешь. Я слишком далек от тебя, чтобы знать это. Прости, хазрат эмир, знай я, что ты занят столь важным делом, никогда бы не посмел нарушить твоего покоя.
Слова легко сыпались с языка — он тщательно подготовился к этой встрече, знал, будет говорить. Дмитрий удерживал рвущийся изнутри смешок. Вот это он понимал четко: смеяться нельзя ни в коем случае.
— Как ты попал сюда? — спросил Тимур. — Кто назвал тебе пароль?
— Никто, — ответил Дмитрий и простодушно объяснил: — Я пошел к тебе. Меня остановили и спросили пропуск. Я его не знал. Но увидел проходящего мимо воина с топором и сказал: “Кадум”. Меня пропустили. Я пошел дальше, и если меня останавливали, опять говорил: “Кадум”. Так я пришел к твоему шатру. А тут меня не захотели пропускать. Но ведь я пришел, чтобы просить у тебя справедливости, хазрат эмир! Как можно меня не пропускать? Разве я не твой воин?
— Какой справедливости ты просишь? — спросил Тамерлан. — Кто несправедлив к тебе настолько, что ты врываешься в мой шатер и устраиваешь драку? Знаешь, что тебе за это грозит?
Дмитрий помедлил с ответом. Напряженная настороженность покинула Тимура, он тихонько поглаживал изуродованную ногу, поглядывал на Дмитрия так, словно находил его забавным и не более: большой такой остолоп, силен, как буйвол, но дурак дураком.
— Ты, — сказал Дмитрий, давя в себе хохот. Его лицо дергалось, словно в тике. — Ты несправедлив ко мне.
— Я? — Тимур от удивления на миг перестал массировать больное бедро.
— Да. Ты!
— Чем же? — усмехнувшись, поинтересовался Тамерлан.
— Ты повелел мне сделать то, чего я сделать не в силах.
— Я повелел тебе? — Тимур недоуменно поднял рыжие брови. Голос его стал хриплым. — Отвечай, что и когда я тебе повелел? Я такого не припомню.
— Ты повелел, и твой приказ исполняется, — сказал Дмитрий. — Но ты обрекаешь меня на бесчестье — воины моего народа не убивают безоружных пленников…
Рыжебородое лицо Тимура окаменело, зеленые глаза вспыхнули недобрым огнем.
— Я воин чужого для тебя народа, — быстро продолжал Дмитрий. — Других обычаев. Для воина моего народа попасть в плен — значит покрыть себя несмываемым позором. А убить безоружного противника — значит осквернить свое оружие, осквернить свое имя. Мой народ, ведя войну, не берет в плен мужчин. Пленный — лишь обуза, горб на спине. Зачем он нужен воину? Воину нужен враг, чтобы биться с ним. Все остальное — прах. Ты отдал приказ истребить пленных. Ты прав. Ты — мой эмир, а я — твой воин, и должен подчиниться, но по закону моего народа ты обрекаешь меня на бесчестье. Поэтому будь справедлив ко мне, хазрат эмир, избавь меня от того, что мне постыдно…
К концу его пылкой речи лицо Тамерлана разгладилось, эмир слушал его с заметным интересом.
— Расскажи-ка еще о твоем народе, — потребовал он.
— Мой народ — народ воинов, — сказал Дмитрий, гордо выпрямив спину. — Мы сражаемся не ради добычи, а ради битвы. Враги моего народа трепещут перед ним и платят дань, чтобы мой народ не ходил на них войной. Но разве воин может жить без битвы? — Дмитрий расхохотался с превеликим облегчением: наконец-то душивший его смех смог вырваться наружу. — И если мы хотим воевать, то отсылаем дань назад и идем на врагов войною.
— Хм… — Тамерлан погладил рыжую бороду. — Удивительные вещи ты рассказываешь о своем народе. Ничего подобного я до сих пор не слыхивал. — Он вдруг громко, по-кошачьи фыркнул: — Значит, по-твоему, я должен был раздать пленникам оружие? А? Слышите, что он тут говорит? — окликнул он стражников. — И расхохотался в голос.
Дмитрий стоял на коленях, глядя на хохочущего Тамерлана и слыша ржание стражников за спиной. Неожиданно в хохот вклинился новый резкий голос:
— Чего ржете, собачьи дети? Где вы должны быть? А это еще кто такой? Что он тут делает?
Тамерлан оборвал смех и позвал:
— Иди сюда, Идигу. Ты только послушай, что он говорит.
Переваливаясь на кривых ногах, коренастый Идигу Барлас вышел вперед, остановился рядом с Дмитрием и громко вопросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37