палаш легче меча и длиннее ножа; он трепетал металлическим стрекозиным крылом, отточенным и смертельно опасным. Противник ни разу не ударил Дмитрия щитом, хорошо сознавая, что силовым приемом ничего не добьется. Он сохранял разумную дистанцию и, видимо, тоже рассчитывал, что Дмитрий рано или поздно ошибется. Тогда он и нанесет удар, который решит исход поединка в его пользу: надо лишь повредить жизненно важный сосуд, а там соперник истечет кровью и ослабнет. Тактика простая и понятная.
Внезапно Музафар-бахадур отпрыгнул и застыл, медленно поводя палашом. Он тяжело дышал, лоб его блестел от пота. Дмитрий тоже почувствовал, как струйки пота стекают по лицу. Пока он не получил ни одной царапины.
Музафар-бахадур оскалился зловещей ухмылкой.
— Я убью тебя, Гуль, — сказал он. — Я зарежу тебя, как… верблюда.
Дмитрий слизнул соленые капельки с губ.
— Тебе только верблюдов и резать… — ответил он. — Биться не можешь… У меня нож.
Музафар-бахадур стал обходить его, ища удобный момент для нападения. Дмитрий выжидал, уже зная, что и как надо делать. Противник быстр, но он быстрее — пусть даже тот меньше и легче.
Дмитрий шагнул навстречу атакующему противнику, не парируя, а только сдерживая его движение. Нож заскользил по лезвию палаша, словно прилипнув. Музафар-бахадур не успел отпрыгнуть. Еще мгновение — и лезвие палаша попало в ловушку между клинком ножа и изогнутым рогом его гарды. Дмитрий левой рукой схватил верхний край щита противника. Музафар-бахадур дернулся изо всех сил, пытаясь высвободиться, и получил удар ребром кулачного щита по лбу. Удар рассек кожу, лицо залила кровь.
Дмитрий крутанул кистью с ножом — палаш противника выскочил из его сжатых пальцев и упал на землю. Лезвие ножа мелькнуло в воздухе. Музафар-бахадур инстинктивно отшатнулся, пытаясь защититься щитом и рукой. Дмитрий выпустил щит противника и отступил. Музафар-бахадур выронил щит и поднес руки к перерезанному горлу, из которого хлестала кровь. Он хрипел, силясь что-то выговорить.
— Глупец, — сказал ему Дмитрий, убирая нож в ножны.
Он стоял и смотрел на противника. Музафар-бахадур попытался сдвинуться с места. Ноги его заплелись. Он упал ничком, дернул пару раз ногами и затих.
Дмитрий понял руку, чтобы утереть взмокшее лицо. Рукав мундира оказался темен от пота.
— Вот это да… — пробормотал он и оглянулся. — Надо же… — Он стоял на самом краю площадки перед шатром Тамерлана, а начинался поединок в ее центре.
Он вновь взглянул на поверженного и тихо проговорил по русски:
— Я же не хотел убивать тебя, а убил. Почему? — И повторил: — По-че-му?
Глупо стоять столбом над трупом, и Дмитрий не спеша прошел в центр площадки и повернулся к навесу.
— Кончено, — сказал он.
Тамерлан посмотрел долгим взглядом.
— Подойди ближе, — сказал он. Сам сказал. Дмитрий подошел и встал у самого края большого ковра, на котором восседала свита.
— Кто ты? — спросил Тамерлан. — Откуда пришел ко мне?
— Я твой воин, эмир, — ответил Дмитрий. — Меня зовут Гуль.
Тамерлан чуть усмехнулся.
— Откуда ты явился? Из какой земли пришел?
— Не могу сказать… — ответил Дмитрий. Брови Тамерлана сошлись над зелеными глазами.
— Плохо говорю, хазрат эмир, — пояснил Дмитрий. — Буду говорить хорошо, все расскажу, хазрат эмир…
Тамерлан наклонил голову к плечу, насмешливо разглядывая его.
— Ты знаешь, что это — “гуль”? — спросил он.
“Вот незадача, — подумал Дмитрий. — Как объяснить-то?”
Он стал озираться — может, еще не всю траву в лагере вытоптали? — и заметил фиолетовый глазок цветка, выглядывавший из-под матерчатой стены палатки Тамерлана. Он показал пальцем:
— Вот.
Однако никто не понял, на что он показывает. Тогда Дмитрий пошел за цветком. Его не остановили. Он вернулся, держа тоненький стебелек в пальцах, и был встречен громовым хохотом. Смеялись все — даже Тамерлан. Дмитрий выждал, когда веселье уляжется.
— Не так? — спросил он.
— Не так, — фыркнул Тамерлан.
Дмитрий покрутил цветок и пожал плечами.
— Не знаю, — сказал он.
И опять раздался хохот.
Дмитрий усмехнулся. С прозвищем явно было что-то не так, иначе бы не заливались хохотом без остановки. Хорошо бы узнать, что ему приклеили вместо имени.
— Тебе нужно дать другое прозвище, — сказал Тамерлан, отсмеявшись. — Нынешнее тебе не подходит.
— Дай, хазрат эмир, — хладнокровно предложил Дмитрий. — Дай мне имя.
Улыбку словно стерли с лица Тамерлана, а глаза Хромца вновь стали холодными и жесткими.
— Кто научил тебя языку? — спросил он.
— Мансур-десятник учил… — ответил Дмитрий. — Арслан учит.
— Ты просишь дать тебе имя? А разве его нет у тебя? — снова спросил Тамерлан.
Дмитрий пожал плечами.
— Здесь меня зовут Гуль, — сказал он, притопнув каблуком сапога по утоптанной почве.
* * *
Он изменился. Словно сработал заложенный где-то внутри триггер. Несколько толчков его заторможенным мозгам — сначала девчонка, затем странный сон, а затем поединок — и они стали совсем иными, чем раньше.
Дмитрий стоял на обочине “улочки”, образованной ровными рядами палаток, и смотрел на пологий склон холма за лагерем, заросший густой и яркой зеленью. Осознание глобальной перемены пришло неожиданно. Он даже споткнулся на ровном месте, остановился и попытался выискать в себе признаки произошедших изменений.
“Нет, — возразил он себе, — я переменился раньше, еще до поединка с Музафаром. Иначе бы я точно сотворил еще какую-нибудь глупость. Я — ошарашенный и потрясенный человек, решивший принять правила чужой игры, в которую втянут помимо желания, а она совсем не по мне, эта полузвериная игра предков. Она мне поперек горла, словно костяной бильярдный шар, который и разжевать-то нельзя — остается проглотить так, не разжевывая. Или задохнуться. Вот я и задыхался — но, похоже, умудрился-таки протолкнуть его сквозь глотку”.
Он постоял еще немного, пытаясь свыкнуться с новым ощущением, и пошел дальше, в обоз, к торговцу, которому отдал девчонку, чтобы тот присматривал за ней. Торговец ходил в приятелях у покойного Мансура, — ун-баши и познакомил Дмитрия с толстым маркитантом по прозвищу Кривой Джафар.
Пристраивать девчонку среди пленных женщин Дмитрий не стал. Не у него одного в обозе имелись рабыни, хотя их было не так уж много. Чтобы приручить девчонку, ее необходимо было изолировать, вычленить из привычной среды. Она — не рабыня; но поймет ли это когда-нибудь?
Подходя к повозке Джафара, Дмитрий уже издали увидел девочку. Она — все в том же красном платье — сидела на корточках на траве возле высокого колеса и смотрела в землю. “Я даже имени ее пока не знаю, — подумал он. — Ничего, все впереди”. Кривой Джафар бойко разговаривал на нескольких наречиях, но языка родного народа этой девочки среди них не было. И, похоже, в лагере его вообще никто не знал, кроме пленных.
Девчонка словно почувствовала его приближение и обернулась. Она смотрела на Дмитрия, пока тот не подошел вплотную, а потом сразу отвернулась.
— Привет, покупка, — сказал он по-русски, усаживаясь рядом на траву.
При звуке его голоса она пошевелилась. Зазвенела тонкая, но крепкая цепь, обхватившая девчоночью лодыжку. Другой конец цепочки был замкнут на деревянном ободе колеса.
— Повернись-ка ко мне, — сказал он, ухватил двумя пальцами за округлый подбородок и повернул ее лицо к себе.
И присвистнул, увидев заплывший глаз и свежий синяк вокруг него.
По понятиям того же Джафара, девчонка красотой не блистала: долговязая, тощая. Большой рот с пухлыми губами и нос с горбинкой. Брови — широкие, идут вразлет от тонкого переносья. Не луноликая красавица. Лишь глазищи — большущие и черные, с голубоватыми белками. И водопад черных волос — густых и чуть волнистых. “Очаровательный лягушонок” — так окрестил ее про себя Дмитрий.
— Джафар! — громко позвал Дмитрий торговца.
— Иду! — тут же откликнулся тот.
Маркитант появился из-за повозки, важно неся брюхо, обтянутое полосатым халатом и перепоясанное цветным платком. Под грязной чалмой блестел хитрецой темно-карий глаз, другой же был мертвенно-бледного цвета. Из-за бельма на левом глазу Джафара и прозвали Кривым.
— Джафар, что это? — Дмитрий, не здороваясь, показал на синяк на лице у девочки.
Кривой Джафар в ответ фыркнул котом и воинственно ухватился за рукав халата.
— А это что? — гневно вопросил он в ответ, показывая Дмитрию повязку на правом предплечье. — Что это? Не знаешь? А она знает, — толстяк спустил рукав и ткнул пальцем в девчонку, замершую у колеса. — Как вцепится зубами! Чуть кусок мяса не вырвала! Еле оторвал от себя паршивку… — Джафар погрозил девочке кулаком. — Я ей покажу, как кусаться…
Дмитрий перевел взгляд на “покупку”. Девчонка сидела неподвижно, словно каменный истукан, только ноздри раздувала.
— Вразуми ее, — продолжал пыхтеть торговец. — Ты — хозяин, тебе и наказывать, а я уж посмотрю со стороны, порадуюсь…
— Ты чего это на третий-то день кусаться вздумала? — спросил девочку Дмитрий по-русски. — Кусаться раньше надо было — сейчас уже поздно.
Черные глаза скользнули по нему, и в них он прочел страх.
— Бе-бе-бе… — передразнил его Джафар. — Она языка правоверных не поймет, куда уж ей понять твой… И что ты ей говоришь-то? Не знаешь, как учить строптивых рабынь? Или боишься вместе с волосьями ей голову оторвать? Ну, так я ее сам за космы оттаскаю…
Дмитрий встал. Девчонка подняла голову, внимательно следя за ним.
“Ждешь наказания, лягушонок?” — подумал он.
— Погоди, Джафар, — остановил он пылкую речь маркитанта, описывающего, каким образом следует покарать обидчицу.
Он взял Кривого за укушенную конечность и завернул рукав, обнажив повязку. Девочка продолжала следить за ним. Он показал ей на тряпку, обмотанную вокруг предплечья торговца, и, погрозив девчонке пальцем, добавил по-русски:
— Не надо. Больше кусаться не надо.
— И всего-то! — изумился Джафар. — Погрозил пальцем — и все! — И возмутился: — Так не пойдет. Она меня кусает, а ты ей только пальцем грозишь? Она меня так каждый день кусать начнет…
— За что она тебя укусила? — перебил его Дмитрий.
— За что? За руку! — Джафар вырвал рукав у него из пальцев. — Ты что, Гуль, думаешь я на нее полез? — В голосе маркитанта прозвучала неприкрытая обида. — Я на твое добро зариться не буду, клянусь Аллахом. Ты попросил приглядывать за ней, я согласился. Не обижай Джафара подозрением, Гуль. Я цепь замыкал, когда она в меня вцепилась. Ты же сам просил ее пока на привязи держать, чтоб не удрала…
— Я не хотел тебя обидеть, Джафар, — сказал Дмитрий. — Не так сказал… Говорю плохо… Ты знаешь.
Маркитант прервал гневные излияния и угрюмо замолчал. Он был недоволен, что девочку не постигло наказание за проступок.
Дмитрий вытащил из-за пояса серебряный браслет и протянул Кривому:
— Держи.
Джафар поднял брови и взял браслет. Поднес ко здоровому глазу и хмыкнул, сменил гнев на милость.
— Ну, если так… — протянул он и подмигнул Дмитрию. — Я три ватных халата надевать буду. Пусть кусает хоть каждый день.
Девочка следила за их разговором. Страх постепенно ушел из ее глаз, сменившись удивлением. Дмитрий ободряюще улыбнулся ей.
— Не дрейфь, — сказал он по-русски. — Тебя никто не накажет.
Она взглянула на него и вдруг спрятала лицо в коленях.
Джафар отвлекся от браслета, который крутил в толстых пальцах.
— Что ты ей сказал?
— Не важно.
Торговец пожал плечами.
— Странный ты человек, Гуль, — сообщил он Дмитрию, пряча браслет за поясной платок. — Не только видом чудной, а вообще… В деньгах вот путаешься, словно их никогда в жизни не видел.
— Видел, — отозвался Дмитрий. В деньгах он, правда, путался. Да и попробуй разберись во всей этой средневековой мешанине: динары, дирхемы, золото, серебро, медь… Монет чертова куча, и все разные. Черт ногу сломит! — Другие деньги.
— Другие? — удивился Джафар. — Какие это другие?
— Из бумаги, — ответил Дмитрий. И усмехнулся, предвкушая реакцию торговца.
— Из бумаги? — изумленно протянул Джафар и расхохотался. — Ты, верно, шутишь? Какой же дурак будет делать деньги из бумаги?
— Шучу, — согласился Дмитрий. — Деньги не из бумаги — из золота. Счет другой.
— Счет? — заинтригованно переспросил Джафар. — Какой же?
Дмитрий развел руками: мол, и рад бы был объяснить, но ты же знаешь…
Приоткрытый в ожидании объяснений рот торговца захлопнулся, на толстощекой физиономии проступило выражение легкого недовольства. Он полез пятерней в затылок, сдвинув тюрбан набекрень, и шумно почесался.
— Счет другой… — пробормотал он. — Наверняка такой же чудной, как и ты, — нормальному человеку ни за что не осилить. И монеты у вас небось с мельничный жернов. Да? — Джафар хитро прищурился — шути, мол, брат, шути, да знай меру.
— С лепешку, — коротко сказал Дмитрий с самым серьезным видом. — И толстые. Такие, — он вытянул палец и сунул его к горбатому носу маркитанта.
Джафар издал звук, словно прочистил горло, и с недоверием уставился на Дмитрия. Тот продолжал невозмутимо взирать на торговца. Единственный зрячий глаз Джафара зажегся.
— С лепешку? — с явным интересом спросил он и завертел головой. — Золотая монета? — Джафар растопырил короткие пальцы, изображая монету величиной с хлебный кругляш. — Ух ты…
Дмитрий посмеивался про себя, сохраняя серьезную мину. А Джафар поверил безоговорочно: громко чмокал губами и бормотал под нос, прикидывая вес монеты и ее стоимость.
— А почему монеты такие большие? — спросил Джафар. — В кошель не сунешь. Неудобно.
— Не потеряется, как маленькая, — ответил Дмитрий, внутренне покатываясь со смеху.
Окончательно запутавшийся Джафар пожал плечами и констатировал:
— Я же говорю, чудной ты… Рабыня провинилась, а ты ее не наказываешь…
— Моя рабыня, — пояснил Дмитрий. — Хочу — наказываю, хочу — нет. Хватит говорить, играть будешь?
— Играть? — оживился Джафар. — Конечно буду.
— Неси доску.
— Здесь? — удивился Джафар. — Зачем? Пошли в кибитку. Айрана попьем, а захочешь — вина налью. — Торговец облизнулся. — И сам выпью.
— Не хочу в кибитку. Не хочу вина, — отказался Дмитрий. — Здесь играть будем.
— Здесь так здесь, — пожал плечами торговец. — Сейчас принесу доску. И кошму — не сидеть же на земле.
— Холодной воды принеси и тряпку какую-нибудь, — сказал Дмитрий.
— Зачем? — удивился Джафар.
— Ей на синяк приложить, — Дмитрий кивнул на девочку.
— И так заживет…
— Принеси.
Джафар издал невразумительное негодующее восклицание и, переваливаясь, удалился.
Дмитрий вновь опустился на землю возле девочки. Она так и продолжала сидеть на корточках, вжав лицо в колени.
Конечно, Джафар согласился приглядывать за девчонкой не за ее красивые глаза: Дмитрий заплатил, причем дорого: в волчьей шкуре, служившей Мансуру постелью, он обнаружил потайной карман, а в нем заначку — с десяток золотых перстней, украшенных довольно крупными самоцветами.
Джафар очень удивился, когда Дмитрий появился у него с девчонкой и со своим предложением. Но сразу согласился, едва увидев аванс — два перстня из “наследства”. Дмитрий пообещал торговцу, что тот получит в двадцать раз больше, если возьмет девчонку и сохранит ее для него. И поставил условия: девчонку не шпынять, в работу не впрягать, хорошо кормить. Ну и следить, чтобы не удрала.
Джафар, громко сетуя о гибели ун-баши, — ах, какой хороший человек был, пусть неверный, но хороший! — быстренько припрятал перстни. И выжидательно взглянул на Дмитрия: еще что-нибудь? А тот увидел в кибитке шахматную доску с резными деревянными фигурками. И показал на нее.
— Эту не продам, — сказал торговец. — Моя. Возьми другую.
— Сыграем? — предложил Дмитрий.
— Ты играешь в шатрандж, Гуль? — удивился Джафар.
— Да.
Шахматную доску в лагере ему приходилось видеть частенько. Шахматы здесь были вторым из любимых способов проведения досуга после игры в кости. Наблюдая за игрой, Дмитрий быстро уяснил разницу в правилах: ферзь ходит только на соседнее по диагонали поле, слон прыгает на третье поле и может перескакивать через фигуру, стоящую на пути. Остальные фигуры — как обычно. Мат, пат — проигрыш. И если отдать все фигуры, даже если твоя позиция сильнее, то тебе все равно амба. Кроме того, игра начиналась не с исходного порядка фигур, а с готовой дебютной позиции. Позиций — табий — он насчитал десятка полтора, но их могло быть и намного больше. Он запомнил с пяток начальных позиций и разыгрывал их сам с собой в уме: и отвлекает от лишних мыслей, и полезно.
В первый раз он, к немалому удовольствию торговца, проиграл две партии, но третью, последнюю, выиграл. Кривой играл неплохо — крепкий средний уровень; однако уровень Дмитрия был существенно выше — все-таки его учителем был гроссмейстер. Джафар так и остался в неведении, что Дмитрий просто-напросто сдал ему две игры. Да и выиграть постарался, растянув игру подольше, создав впечатление упорной борьбы и трудно доставшейся победы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Внезапно Музафар-бахадур отпрыгнул и застыл, медленно поводя палашом. Он тяжело дышал, лоб его блестел от пота. Дмитрий тоже почувствовал, как струйки пота стекают по лицу. Пока он не получил ни одной царапины.
Музафар-бахадур оскалился зловещей ухмылкой.
— Я убью тебя, Гуль, — сказал он. — Я зарежу тебя, как… верблюда.
Дмитрий слизнул соленые капельки с губ.
— Тебе только верблюдов и резать… — ответил он. — Биться не можешь… У меня нож.
Музафар-бахадур стал обходить его, ища удобный момент для нападения. Дмитрий выжидал, уже зная, что и как надо делать. Противник быстр, но он быстрее — пусть даже тот меньше и легче.
Дмитрий шагнул навстречу атакующему противнику, не парируя, а только сдерживая его движение. Нож заскользил по лезвию палаша, словно прилипнув. Музафар-бахадур не успел отпрыгнуть. Еще мгновение — и лезвие палаша попало в ловушку между клинком ножа и изогнутым рогом его гарды. Дмитрий левой рукой схватил верхний край щита противника. Музафар-бахадур дернулся изо всех сил, пытаясь высвободиться, и получил удар ребром кулачного щита по лбу. Удар рассек кожу, лицо залила кровь.
Дмитрий крутанул кистью с ножом — палаш противника выскочил из его сжатых пальцев и упал на землю. Лезвие ножа мелькнуло в воздухе. Музафар-бахадур инстинктивно отшатнулся, пытаясь защититься щитом и рукой. Дмитрий выпустил щит противника и отступил. Музафар-бахадур выронил щит и поднес руки к перерезанному горлу, из которого хлестала кровь. Он хрипел, силясь что-то выговорить.
— Глупец, — сказал ему Дмитрий, убирая нож в ножны.
Он стоял и смотрел на противника. Музафар-бахадур попытался сдвинуться с места. Ноги его заплелись. Он упал ничком, дернул пару раз ногами и затих.
Дмитрий понял руку, чтобы утереть взмокшее лицо. Рукав мундира оказался темен от пота.
— Вот это да… — пробормотал он и оглянулся. — Надо же… — Он стоял на самом краю площадки перед шатром Тамерлана, а начинался поединок в ее центре.
Он вновь взглянул на поверженного и тихо проговорил по русски:
— Я же не хотел убивать тебя, а убил. Почему? — И повторил: — По-че-му?
Глупо стоять столбом над трупом, и Дмитрий не спеша прошел в центр площадки и повернулся к навесу.
— Кончено, — сказал он.
Тамерлан посмотрел долгим взглядом.
— Подойди ближе, — сказал он. Сам сказал. Дмитрий подошел и встал у самого края большого ковра, на котором восседала свита.
— Кто ты? — спросил Тамерлан. — Откуда пришел ко мне?
— Я твой воин, эмир, — ответил Дмитрий. — Меня зовут Гуль.
Тамерлан чуть усмехнулся.
— Откуда ты явился? Из какой земли пришел?
— Не могу сказать… — ответил Дмитрий. Брови Тамерлана сошлись над зелеными глазами.
— Плохо говорю, хазрат эмир, — пояснил Дмитрий. — Буду говорить хорошо, все расскажу, хазрат эмир…
Тамерлан наклонил голову к плечу, насмешливо разглядывая его.
— Ты знаешь, что это — “гуль”? — спросил он.
“Вот незадача, — подумал Дмитрий. — Как объяснить-то?”
Он стал озираться — может, еще не всю траву в лагере вытоптали? — и заметил фиолетовый глазок цветка, выглядывавший из-под матерчатой стены палатки Тамерлана. Он показал пальцем:
— Вот.
Однако никто не понял, на что он показывает. Тогда Дмитрий пошел за цветком. Его не остановили. Он вернулся, держа тоненький стебелек в пальцах, и был встречен громовым хохотом. Смеялись все — даже Тамерлан. Дмитрий выждал, когда веселье уляжется.
— Не так? — спросил он.
— Не так, — фыркнул Тамерлан.
Дмитрий покрутил цветок и пожал плечами.
— Не знаю, — сказал он.
И опять раздался хохот.
Дмитрий усмехнулся. С прозвищем явно было что-то не так, иначе бы не заливались хохотом без остановки. Хорошо бы узнать, что ему приклеили вместо имени.
— Тебе нужно дать другое прозвище, — сказал Тамерлан, отсмеявшись. — Нынешнее тебе не подходит.
— Дай, хазрат эмир, — хладнокровно предложил Дмитрий. — Дай мне имя.
Улыбку словно стерли с лица Тамерлана, а глаза Хромца вновь стали холодными и жесткими.
— Кто научил тебя языку? — спросил он.
— Мансур-десятник учил… — ответил Дмитрий. — Арслан учит.
— Ты просишь дать тебе имя? А разве его нет у тебя? — снова спросил Тамерлан.
Дмитрий пожал плечами.
— Здесь меня зовут Гуль, — сказал он, притопнув каблуком сапога по утоптанной почве.
* * *
Он изменился. Словно сработал заложенный где-то внутри триггер. Несколько толчков его заторможенным мозгам — сначала девчонка, затем странный сон, а затем поединок — и они стали совсем иными, чем раньше.
Дмитрий стоял на обочине “улочки”, образованной ровными рядами палаток, и смотрел на пологий склон холма за лагерем, заросший густой и яркой зеленью. Осознание глобальной перемены пришло неожиданно. Он даже споткнулся на ровном месте, остановился и попытался выискать в себе признаки произошедших изменений.
“Нет, — возразил он себе, — я переменился раньше, еще до поединка с Музафаром. Иначе бы я точно сотворил еще какую-нибудь глупость. Я — ошарашенный и потрясенный человек, решивший принять правила чужой игры, в которую втянут помимо желания, а она совсем не по мне, эта полузвериная игра предков. Она мне поперек горла, словно костяной бильярдный шар, который и разжевать-то нельзя — остается проглотить так, не разжевывая. Или задохнуться. Вот я и задыхался — но, похоже, умудрился-таки протолкнуть его сквозь глотку”.
Он постоял еще немного, пытаясь свыкнуться с новым ощущением, и пошел дальше, в обоз, к торговцу, которому отдал девчонку, чтобы тот присматривал за ней. Торговец ходил в приятелях у покойного Мансура, — ун-баши и познакомил Дмитрия с толстым маркитантом по прозвищу Кривой Джафар.
Пристраивать девчонку среди пленных женщин Дмитрий не стал. Не у него одного в обозе имелись рабыни, хотя их было не так уж много. Чтобы приручить девчонку, ее необходимо было изолировать, вычленить из привычной среды. Она — не рабыня; но поймет ли это когда-нибудь?
Подходя к повозке Джафара, Дмитрий уже издали увидел девочку. Она — все в том же красном платье — сидела на корточках на траве возле высокого колеса и смотрела в землю. “Я даже имени ее пока не знаю, — подумал он. — Ничего, все впереди”. Кривой Джафар бойко разговаривал на нескольких наречиях, но языка родного народа этой девочки среди них не было. И, похоже, в лагере его вообще никто не знал, кроме пленных.
Девчонка словно почувствовала его приближение и обернулась. Она смотрела на Дмитрия, пока тот не подошел вплотную, а потом сразу отвернулась.
— Привет, покупка, — сказал он по-русски, усаживаясь рядом на траву.
При звуке его голоса она пошевелилась. Зазвенела тонкая, но крепкая цепь, обхватившая девчоночью лодыжку. Другой конец цепочки был замкнут на деревянном ободе колеса.
— Повернись-ка ко мне, — сказал он, ухватил двумя пальцами за округлый подбородок и повернул ее лицо к себе.
И присвистнул, увидев заплывший глаз и свежий синяк вокруг него.
По понятиям того же Джафара, девчонка красотой не блистала: долговязая, тощая. Большой рот с пухлыми губами и нос с горбинкой. Брови — широкие, идут вразлет от тонкого переносья. Не луноликая красавица. Лишь глазищи — большущие и черные, с голубоватыми белками. И водопад черных волос — густых и чуть волнистых. “Очаровательный лягушонок” — так окрестил ее про себя Дмитрий.
— Джафар! — громко позвал Дмитрий торговца.
— Иду! — тут же откликнулся тот.
Маркитант появился из-за повозки, важно неся брюхо, обтянутое полосатым халатом и перепоясанное цветным платком. Под грязной чалмой блестел хитрецой темно-карий глаз, другой же был мертвенно-бледного цвета. Из-за бельма на левом глазу Джафара и прозвали Кривым.
— Джафар, что это? — Дмитрий, не здороваясь, показал на синяк на лице у девочки.
Кривой Джафар в ответ фыркнул котом и воинственно ухватился за рукав халата.
— А это что? — гневно вопросил он в ответ, показывая Дмитрию повязку на правом предплечье. — Что это? Не знаешь? А она знает, — толстяк спустил рукав и ткнул пальцем в девчонку, замершую у колеса. — Как вцепится зубами! Чуть кусок мяса не вырвала! Еле оторвал от себя паршивку… — Джафар погрозил девочке кулаком. — Я ей покажу, как кусаться…
Дмитрий перевел взгляд на “покупку”. Девчонка сидела неподвижно, словно каменный истукан, только ноздри раздувала.
— Вразуми ее, — продолжал пыхтеть торговец. — Ты — хозяин, тебе и наказывать, а я уж посмотрю со стороны, порадуюсь…
— Ты чего это на третий-то день кусаться вздумала? — спросил девочку Дмитрий по-русски. — Кусаться раньше надо было — сейчас уже поздно.
Черные глаза скользнули по нему, и в них он прочел страх.
— Бе-бе-бе… — передразнил его Джафар. — Она языка правоверных не поймет, куда уж ей понять твой… И что ты ей говоришь-то? Не знаешь, как учить строптивых рабынь? Или боишься вместе с волосьями ей голову оторвать? Ну, так я ее сам за космы оттаскаю…
Дмитрий встал. Девчонка подняла голову, внимательно следя за ним.
“Ждешь наказания, лягушонок?” — подумал он.
— Погоди, Джафар, — остановил он пылкую речь маркитанта, описывающего, каким образом следует покарать обидчицу.
Он взял Кривого за укушенную конечность и завернул рукав, обнажив повязку. Девочка продолжала следить за ним. Он показал ей на тряпку, обмотанную вокруг предплечья торговца, и, погрозив девчонке пальцем, добавил по-русски:
— Не надо. Больше кусаться не надо.
— И всего-то! — изумился Джафар. — Погрозил пальцем — и все! — И возмутился: — Так не пойдет. Она меня кусает, а ты ей только пальцем грозишь? Она меня так каждый день кусать начнет…
— За что она тебя укусила? — перебил его Дмитрий.
— За что? За руку! — Джафар вырвал рукав у него из пальцев. — Ты что, Гуль, думаешь я на нее полез? — В голосе маркитанта прозвучала неприкрытая обида. — Я на твое добро зариться не буду, клянусь Аллахом. Ты попросил приглядывать за ней, я согласился. Не обижай Джафара подозрением, Гуль. Я цепь замыкал, когда она в меня вцепилась. Ты же сам просил ее пока на привязи держать, чтоб не удрала…
— Я не хотел тебя обидеть, Джафар, — сказал Дмитрий. — Не так сказал… Говорю плохо… Ты знаешь.
Маркитант прервал гневные излияния и угрюмо замолчал. Он был недоволен, что девочку не постигло наказание за проступок.
Дмитрий вытащил из-за пояса серебряный браслет и протянул Кривому:
— Держи.
Джафар поднял брови и взял браслет. Поднес ко здоровому глазу и хмыкнул, сменил гнев на милость.
— Ну, если так… — протянул он и подмигнул Дмитрию. — Я три ватных халата надевать буду. Пусть кусает хоть каждый день.
Девочка следила за их разговором. Страх постепенно ушел из ее глаз, сменившись удивлением. Дмитрий ободряюще улыбнулся ей.
— Не дрейфь, — сказал он по-русски. — Тебя никто не накажет.
Она взглянула на него и вдруг спрятала лицо в коленях.
Джафар отвлекся от браслета, который крутил в толстых пальцах.
— Что ты ей сказал?
— Не важно.
Торговец пожал плечами.
— Странный ты человек, Гуль, — сообщил он Дмитрию, пряча браслет за поясной платок. — Не только видом чудной, а вообще… В деньгах вот путаешься, словно их никогда в жизни не видел.
— Видел, — отозвался Дмитрий. В деньгах он, правда, путался. Да и попробуй разберись во всей этой средневековой мешанине: динары, дирхемы, золото, серебро, медь… Монет чертова куча, и все разные. Черт ногу сломит! — Другие деньги.
— Другие? — удивился Джафар. — Какие это другие?
— Из бумаги, — ответил Дмитрий. И усмехнулся, предвкушая реакцию торговца.
— Из бумаги? — изумленно протянул Джафар и расхохотался. — Ты, верно, шутишь? Какой же дурак будет делать деньги из бумаги?
— Шучу, — согласился Дмитрий. — Деньги не из бумаги — из золота. Счет другой.
— Счет? — заинтригованно переспросил Джафар. — Какой же?
Дмитрий развел руками: мол, и рад бы был объяснить, но ты же знаешь…
Приоткрытый в ожидании объяснений рот торговца захлопнулся, на толстощекой физиономии проступило выражение легкого недовольства. Он полез пятерней в затылок, сдвинув тюрбан набекрень, и шумно почесался.
— Счет другой… — пробормотал он. — Наверняка такой же чудной, как и ты, — нормальному человеку ни за что не осилить. И монеты у вас небось с мельничный жернов. Да? — Джафар хитро прищурился — шути, мол, брат, шути, да знай меру.
— С лепешку, — коротко сказал Дмитрий с самым серьезным видом. — И толстые. Такие, — он вытянул палец и сунул его к горбатому носу маркитанта.
Джафар издал звук, словно прочистил горло, и с недоверием уставился на Дмитрия. Тот продолжал невозмутимо взирать на торговца. Единственный зрячий глаз Джафара зажегся.
— С лепешку? — с явным интересом спросил он и завертел головой. — Золотая монета? — Джафар растопырил короткие пальцы, изображая монету величиной с хлебный кругляш. — Ух ты…
Дмитрий посмеивался про себя, сохраняя серьезную мину. А Джафар поверил безоговорочно: громко чмокал губами и бормотал под нос, прикидывая вес монеты и ее стоимость.
— А почему монеты такие большие? — спросил Джафар. — В кошель не сунешь. Неудобно.
— Не потеряется, как маленькая, — ответил Дмитрий, внутренне покатываясь со смеху.
Окончательно запутавшийся Джафар пожал плечами и констатировал:
— Я же говорю, чудной ты… Рабыня провинилась, а ты ее не наказываешь…
— Моя рабыня, — пояснил Дмитрий. — Хочу — наказываю, хочу — нет. Хватит говорить, играть будешь?
— Играть? — оживился Джафар. — Конечно буду.
— Неси доску.
— Здесь? — удивился Джафар. — Зачем? Пошли в кибитку. Айрана попьем, а захочешь — вина налью. — Торговец облизнулся. — И сам выпью.
— Не хочу в кибитку. Не хочу вина, — отказался Дмитрий. — Здесь играть будем.
— Здесь так здесь, — пожал плечами торговец. — Сейчас принесу доску. И кошму — не сидеть же на земле.
— Холодной воды принеси и тряпку какую-нибудь, — сказал Дмитрий.
— Зачем? — удивился Джафар.
— Ей на синяк приложить, — Дмитрий кивнул на девочку.
— И так заживет…
— Принеси.
Джафар издал невразумительное негодующее восклицание и, переваливаясь, удалился.
Дмитрий вновь опустился на землю возле девочки. Она так и продолжала сидеть на корточках, вжав лицо в колени.
Конечно, Джафар согласился приглядывать за девчонкой не за ее красивые глаза: Дмитрий заплатил, причем дорого: в волчьей шкуре, служившей Мансуру постелью, он обнаружил потайной карман, а в нем заначку — с десяток золотых перстней, украшенных довольно крупными самоцветами.
Джафар очень удивился, когда Дмитрий появился у него с девчонкой и со своим предложением. Но сразу согласился, едва увидев аванс — два перстня из “наследства”. Дмитрий пообещал торговцу, что тот получит в двадцать раз больше, если возьмет девчонку и сохранит ее для него. И поставил условия: девчонку не шпынять, в работу не впрягать, хорошо кормить. Ну и следить, чтобы не удрала.
Джафар, громко сетуя о гибели ун-баши, — ах, какой хороший человек был, пусть неверный, но хороший! — быстренько припрятал перстни. И выжидательно взглянул на Дмитрия: еще что-нибудь? А тот увидел в кибитке шахматную доску с резными деревянными фигурками. И показал на нее.
— Эту не продам, — сказал торговец. — Моя. Возьми другую.
— Сыграем? — предложил Дмитрий.
— Ты играешь в шатрандж, Гуль? — удивился Джафар.
— Да.
Шахматную доску в лагере ему приходилось видеть частенько. Шахматы здесь были вторым из любимых способов проведения досуга после игры в кости. Наблюдая за игрой, Дмитрий быстро уяснил разницу в правилах: ферзь ходит только на соседнее по диагонали поле, слон прыгает на третье поле и может перескакивать через фигуру, стоящую на пути. Остальные фигуры — как обычно. Мат, пат — проигрыш. И если отдать все фигуры, даже если твоя позиция сильнее, то тебе все равно амба. Кроме того, игра начиналась не с исходного порядка фигур, а с готовой дебютной позиции. Позиций — табий — он насчитал десятка полтора, но их могло быть и намного больше. Он запомнил с пяток начальных позиций и разыгрывал их сам с собой в уме: и отвлекает от лишних мыслей, и полезно.
В первый раз он, к немалому удовольствию торговца, проиграл две партии, но третью, последнюю, выиграл. Кривой играл неплохо — крепкий средний уровень; однако уровень Дмитрия был существенно выше — все-таки его учителем был гроссмейстер. Джафар так и остался в неведении, что Дмитрий просто-напросто сдал ему две игры. Да и выиграть постарался, растянув игру подольше, создав впечатление упорной борьбы и трудно доставшейся победы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37