Зачем Мансур отдал значок чужаку? Воин он, спору нет, хороший. Отличный воин. Для десятника в самый раз. Но…
Желаддин еще раз взглянул на солдата, пришедшего вместе с Гулем. Все согласны… Сотник засопел и почесал ягодицу, приподняв зад над кошмой. А кто теперь присматривать за Гулем будет? Кто будет держать за него ответ перед сотником? За Гулем сам эмир велел приглядывать. Мол, когда понадобится, призову и спрошу. Он, эмир, спросит, а ему, Желаддину, у кого теперь спрашивать? Жаль Мансура, верный пес был… Верный и молчаливый. Кому поручить теперь быть соглядатаем? Послать другого…
— Хорошо, — наконец сказал сотник. — Ты — ун-баши, Гуль.
Он был не слишком доволен собственным решением: а вдруг эмир скажет, что Желаддин-бек поступил неправильно? И вместо обещанной награды получит Желаддин-бек эмирский гнев… Но по справедливости… Воин-то Гуль отменный… Кто сам не трус, тот и в других храбрость ценит. Нет, пусть будет ун-баши. Может статься, удача сама в руки летит. Эмиру же скажет, что поступил по справедливости… Да, пусть будет.
Дмитрий кивнул. Со стороны его кивок выглядел, как краткий поклон в стиле японских самураев.
Сотник остановил на нем ленивые глаза.
— Плохо кланяешься, — с затаенной угрозой сказал он.
Дмитрий приложил правую руку к сердцу и наклонил торс чуть ниже.
— Хорошо бьюсь… — произнес он.
На физиономии сотника, появилось задумчивое выражение. В вечерних сумерках смуглая, продубленная физиономия юз-баши, освещаемая неровным светом пламени костра, казалась маской, грубо вырезанной из темной древесины. Узкие раскосые глаза, плоские скулы и редкие, вислые усы только усиливали сходство. И так же, как деревянная маска, лицо сотника, казалось, не имело никакого выражения.
Дмитрий смотрел юз-баши прямо в лицо. Взгляд его был холоден и равнодушен. Никаких эмоций.
Юз-баши захохотал, раскачиваясь всем телом.
— Хорошо сказал, — похвалил он.
Дмитрий понял, что сотник расценил его ответ, как шутку. Шутка ему понравилась. Ну и ладно. Он тоже растянул губы в улыбке.
Юз-баши снова прищелкнул языком. Молодой нукер был тут как тут.
— Вина ему, — велел сотник.
Это была большая честь, что означало: Дмитрий угодил сотнику подарком. А на бакшиш полностью пошла последняя добыча Мансура вкупе кое с чем из его заначки.
Нукер нацедил из бурдюка объемистый кожаный кубок и подал Дмитрию. Он поднял кубок над головой и произнес по-русски:
— Ну что ж… Будь здоров, начальничек.
И залпом осушил кубок. Узкие глаза юз-баши сузились до щелок.
— Что ты сказал? — спросил он подозрительно.
Дмитрий слизнул языком оставшиеся капли вина с верхней губы. Понимал он лучше, чем говорил, но все равно и то и другое пока через пень-колоду.
— Мой язык… — пояснил он. — Ты воин… Умный… Сильный… Тебе спасибо.
— А-а… — понимающе протянул юз-баши и похвалил: — Хорошо сказал.
В принципе теперь можно было бы убираться восвояси, но сотник пока не собирался отпускать их с Арсланом, а самовольный уход непозволителен. Юз-баши наконец-то догрыз кусок и отбросил кость. Сыто рыгнул, выпил вина и теперь сидел, молча щурясь на Дмитрия.
— Я знаю, — после долгого молчания произнес сотник, — что ты убил солдата “синих”.
“А, вот почему задержка”, — подумал Дмитрий.
— Я купил пленницу, — сказал он. Дмитрий тщательно подбирал слова, стараясь не ошибиться. — Он продал. Потом напал. Зачем напал? Я убил его. Я прав.
— А свидетели есть? — спросил сотник.
Дмитрий поднял брови, услышав незнакомое слово.
— Тебя видели, Гуль? — растолковал сотник. — Кто скажет: “Гуль прав”?
Дмитрий снова кивнул — понял, мол.
— Был один “красный”, — сказал он. — Не знаю кто. Он видел.
— Хорошо, — уронил юз-баши. — Найди его. Я спрошу.
— Найду. Спроси, — сказал Дмитрий. — Он скажет.
— Родич поклялся, что убьет тебя, — сказал сотник. — Он твой кровник.
— Кровник? — переспросил Дмитрий. Незнакомое слово.
— А-а-а… — с досадою протянул юз-баши. — Родич. Много родичей. Хотят убить тебя. Понял?
— Понял, — отозвался Дмитрий, сообразив, в чем дело. Вендетта со стороны родственников. Он вдруг вспомнил, как солдат тащил девчонку, и его разобрало зло. На солдата, на его жаждущих крови родственничков. И на себя в том числе.
— Пусть, — глухо сказал он. — Убью. Всех убью. Нападут — убью.
Сотник громко расхохотался, хлопая себя по ляжкам.
— Всех убью… — повторял он весело. — Всех…
Отсмеявшись, юз-баши утер узкие глаза.
— Нападут — убьешь, — сказал он. — Не нападут — нет. Нет, — повторил он тоном приказа.
— Нет, — согласился Дмитрий.
— Хороший воин, — сказал юз-баши. — Будешь хорошим ун-баши.
— Твои слова, как мед, — ответил Дмитрий. Обычная формула вежливости.
— А где девка? — спросил сотник. — Хочу посмотреть.
Дмитрий на долю секунды замедлил с ответом. Вот этого он как раз и не предусмотрел. Сотник может и забрать пленницу, если она понравится. И ничего не останется, как просить юз-баши принять девчонку в дар. Право первой ночи или как там оно у них называется… Оставить девчонку у себя он может только силой. Черт возьми, сорвался на свою голову… Что же теперь — устраивать крошево ради этой пигалицы, резать сотника, а потом с боем пробиваться сквозь лагерь? Эх, средневековье… Может, оно и к лучшему — только от лишней обузы избавится…
— В обозе, — спокойно ответил он. — У торговца. Джафара Кривого.
За войском Тимура следовал большой обоз. Кто в нем только не ехал, чего там только не было — осадные машины и орудия, их обслуга, мастера, чьи руки могли в считанные часы навести мост через реку, кузнецы и сапожники, жены и наложницы, потомки пророка и богословы, ученые мужи и астрологи, дервиши и торговцы, даже банщики со сборными банями, И еще — пленные, ставшие отныне рабами. Шумен и непомерно велик был обоз и напоминал цыганский табор. Сотни вьючных животных — лошади, верблюды, ослы и мулы; крытые коврами и кожами повозки — богатые и простые.
* * *
Сотник Желаддин-бек был по-своему умным человеком, иначе бы не стал сотником. Не был он и трусом.
Ход его мыслей был прост: раз уж Гуль убил за пленницу солдата, значит, она того стоит. Если личико у пленницы смазливое, а тело упругое, то она согреет ему сегодняшней ночью ложе, а если окажется красавицей, то можно преподнести в подарок мин-баши.
Но стоило ему упомянуть о пленнице, как с белокожим чужеземцем, откликающимся на неподобающую мужчине, по мнению сотника, кличку, произошла странная перемена. Гуль по-прежнему стоял перед ним на коленях, расслабленно опустив бычьи плечи и вроде бы не шевелился и не делал ничего. Но из его непривычных, круглого разреза глаз (“Как у совы”, — думал сотник) вдруг словно ушли все соки жизни. Они стали пустыми и мертвыми, как два холодных зеленых камня. Даже еще мертвее — как зеленые глиняные чешуйки безжизненного, выжженного солнцем такыра.
Желаддин-бек почувствовал, как поползла по спине капля холодного пота. Если бы в зеленых глазах, которые не отрываясь смотрели на него, было хоть что-нибудь человеческое — гнев, затаенная злость, раздражение. Нет, два зеленых глаза слепо уставились в лицо. Желаддин-бек шевельнул рукой, потянувшись к кинжалу на поясе. Две зеленые и мертвенные радужки шевельнулись, будто их дернули за невидимые ниточки, и рука сотника сама собой остановилась. Он медленно отвел глаза, не в силах выдержать этого нечеловеческого, мертвого взгляда. И услышал, как Гуль говорит, где пленница.
Сотник осторожно взглянул на Гуля. Глаза воина-гиганта вновь стали обычными, человеческими, — живыми и спокойными. Но Желаддин-беку почудилось, что в их глубине еще сохранился тот пугающий, мертвенный отсвет.
Разные слухи ходили о зеленоглазом чужеземце. Говорили, будто он — бахадур из земли неверных, прослышавший о величии и славе эмира, что пришел он с края земли, пал ниц перед Тимуром и слезно умолял взять на службу, чтобы стяжать славу под победоносными знаменами Щита Ислама. Поговаривали, что он знатного происхождения и бежал со своей далекой родины от немилости правителя. Втихомолку иной раз перешептывались, что он — не человек, а дэв, вышедший из безводных песков. Что пробрался в эмирский сад со злым умыслом, но, увидев Тамерлана, рухнул без памяти на землю, очнувшись же, лишился волшебства своего и поклялся быть верным псом государя. Но эмир не пожелал держать близ себя духа зла, пусть он даже обессилел, и велел ему быть простым солдатом в своем войске. Одно было достоверно: чужеземец действительно предстал перед эмиром и сам Тимур взял его в войско. Поэтому чужеземца не просто Гулем кличут, а Тимуровым Гулем.
“Жаль Мансура, — подумал Желаддин с тоскливым сожалением. — Сумел же сдружиться с этаким чудовищем…”
Сейчас сотник вполне был готов поверить, будто чужеземец — не человек. Но и не дэв, охочий и гораздый до всяких пакостей. Нет. Желаддин-беку показалось, что сам ангел смерти Азраил только что глянул на него своим несущим смерть взором. По собственной прихоти он принял облик человека и пришел в войско, чтобы собрать добычу. И сотник Желаддин-бек может взять себе пленницу, но заплатит он за нее жизнью, ибо кто-то должен умереть — либо она, либо он.
И стало ясно сотнику, почему он не видит привычного раболепия в глазах чужака. Что для него сотник Желаддин-бек? Горстка праха…
И сказал себе сотник, что никогда даже не заикнется о том, что произошло между ним и этим… Гулем. Кто поверит? Сочтут, что разум потерял. Из ума выжил. И шут с ней, с пленницей. Век бы о ней не слыхать.
* * *
Дмитрий немного удивился, когда сотник вдруг вытаращился на него, будто наяву черта увидел. Он уже принял решение отдать девочку, хотя это и далось нелегко: холодный разум требовал поступить именно так, но в то же время все в Дмитрии протестовало против собственного решения. Не для того он отбирал девчонку у одного насильника, чтобы тут же отдать в лапы другого! Нет, надо забыть, навсегда забыть о человеческом достоинстве и жалости к женщинам и детям. Это время не знает пощады, оно просто и примитивно. А сам он — химера, и навсегда ею останется. Мимикрия — вот его удел.
— Девчонка в обозе, — повторил он. — Привести ее?
— А? — переспросил юз-баши неуверенным голосом.
— Девчонка, — еще раз повторил Дмитрий, не понимая, что вызвало такую перемену в только что надменно-ленивом сотнике.
— А-а… — выдохнул сотник, подергал челюстью. — Красивая?
Желаддин-бек тянул слова, как спросонок, блуждая глазами по лицу Дмитрия, вглядываясь в него, словно выискивая что-то.
“Скажешь „нет” — считай, пропала девка, — подумал Дмитрий. — Что с ним, черт возьми? Чего он мямлит, словно его из-за угла пыльным мешком меж ног пришибли? Чем я его так напугал-то?” А в голове у него уже созрел ответ.
— Я — красивый, — сказал он и ткнул себя пальцем в грудь. — Она красивая.
Взгляд юз-баши остановился на нем и принял более осмысленное выражение. Он засмеялся. Сначала неуверенно, а потом все громче и громче, будто Дмитрий, сам того не ведая, подал юз-баши путеводную нить и вывел из лабиринта непонятных переживаний.
Сотник смеялся долго. Заливисто. До слез. И все тыкал в Дмитрия пальцем.
— Красивый… красивый… — повторял он сквозь смех.
А Дмитрию стало ясно, что благодаря неизвестно чему девчонка останется у него. Не отберет юз-баши пленницу. И тут же получил подтверждение. Сотник вытер глаза рукавом и шумно выдохнул.
— Если она такая же красавица, как ты, то я и видеть ее не хочу, — махнул рукой юз-баши. — Оставь себе.
— Ты щедр, — сказал Дмитрий, слегка кланяясь.
— Запомни это, — вдруг сказал юз-баши таким тоном, словно предлагал союзный договор на высшем уровне. — И что я тебя десятником сделал, запомни.
— Запомню, — пообещал Дмитрий. — Ты щедр.
Сотник вновь принял надменный вид. Но играл, это было заметно.
— Убирайтесь, — отпустил их наконец юз-баши.
* * *
Вместе с Арсланом Дмитрий обходил палатки в поисках солдата “красной” сотни, что болтался рядом с ним в крепости. Он пытался понять, что же на самом деле произошло во время “аудиенции” у сотника. Мысль, что девчонка осталась у него, поднимала в груди горячую волну радости. Вот это-то как раз он хорошо понимал: моральные ценности радуются. Глупо радуются, между прочим, — не то место, не то время. Но это была, пожалуй, первая положительная эмоция с момента его провала в прошлое, и он купался в ней, отдыхая душой.
Арслан, до сих пор молчавший, как рыба, внезапно окликнул:
— Гуль!
— Что тебе?
Арслан отозвался не сразу.
— Юз-баши тебя испугался. Почему?
— Кто знает? — пожал плечами Дмитрий.
Арслан помялся.
— А может, ты и вправду злой дух, как говорят? — спросил он, пряча глаза.
Дмитрий не до конца понял, о чем его спросил Арслан, и собрался переспросить, но в это время его желудок, в котором плескалось выпитое вино, разразился громким бурчанием, похожим на угрожающее рычание собаки.
Арслан округлил глаза и прыснул.
— Что ты сказал? — спросил Дмитрий. — Повтори!
— А, не важно… — с довольным видом отмахнулся Арслан.
Дмитрий удивленно пожал плечами. Черт их разберет…
Он до сих пор не совсем понимал, как его здесь воспринимают. Его рост и в будущем — бывшем настоящем — выбивался из рамок “среднего”, но по сравнению с людьми азиатского средневековья он действительно был самым настоящим гигантом, на добрых полметра возвышаясь над их макушками. И был бы он банальной “жердиной” — худым, но длинным. Нет же! Еще в армии он постарался нарастить соответствующие росту мускулы и потом регулярно посещал тренажерный зал, чтобы тело не подернулось жирком. Хотя занятия с Игорем могли с кого угодно спустить лишнее сало, но и тогда он не прекратил забавляться со штангой и тренажерами: энергии у него всегда было хоть отбавляй, и Дмитрий предпочитал давать ей выход, выжимая восьмидесятикилограммовую штангу.
Но здешние “невысоклики” моментально привыкли к нему, словно знали с самого рождения. Поначалу скопом бегали полюбоваться на диковинку, но вскоре прекратили. Он обратил внимание, что их больше удивляет цвет его кожи и глаз, нежели рост.
Дмитрий снова вспомнил убитого из-за девчонки солдата. Напал ведь… Плюнул на разницу в весовых категориях и напал. Пусть даже со спины. А родственничек, будь он неладен, пообещал, что прикончит.
Дмитрий прикинул, каким же образом родня убитого будет осуществлять мщение. Навалятся всем гуртом? Тогда он точно рискует пресечь некий древний среднеазиатский род. Но у каждого в роду есть родственники в другом роду. Те обидятся в свою очередь. И пойдет цепная реакция…
— Всех убью… — пробурчал он по-русски и поймал себя на том, что тихо смеется, — впервые с тех самых пор, как полностью осознал, куда же попал.
Солдата они нашли без труда. Арслан объяснил ему, в чем дело. Тот блеснул на Дмитрия глазами.
— Все скажу… — сразу согласился он и сделал паузу, — если научишь меня. Договорились?
— Договорились, — усмехнулся Дмитрий.
Нет безнадежнее занятия, чем обучать человека “секрету”, сути которого сам не понимаешь. “Получит раз двадцать деревяшкой по загривку, — решил он, — придет к выводу, что туп, и успокоится”.
Он не вел календаря, отсчитывая дни пребывания в прошлом: незачем. Не Робинзон же Крузо на необитаемом острове, сохраняющий видимость нормальной человеческой жизни в надежде на возвращение в лоно цивилизации. Вокруг и так были люди и цивилизация. Старая добрая человеческая цивилизация, удобренная костями и политая кровью.
Интересно, конечно, в какой именно год он попал, но, не зная языка, он не имел и возможности разобраться с календарем. Язык-то Дмитрий, разумеется, выучит, но трудности и тогда останутся: Дмитрий припоминал, что мусульманское летосчисление отличается от европейского, причем разница составляет несколько веков. А вот на сколько именно лет, вспомнить не мог, как ни старался.
Суть его плана была проста и, может быть, даже гениальна, если учитывать, что его знаний истории вообще, не говоря уже об истории Средней Азии, вряд ли набралось бы даже на хилую троечку на экзамене в средней школе. Давно он учил эту науку, и все, что знал, выветрилось из памяти за неприменимостью.
Зачем инженеру-радиоэлектронщику история? У него интересы другие.
А пришлось вспоминать. Все, что только могло пригодиться. Все, что даст ему возможность претворить свой план в жизнь. Книга, которую он однажды пробежал глазами, была только о Тамерлане. И она — краеугольный камень, на котором зиждился его план! Но больше у Дмитрия ничего не было — никакой другой полезной информации. Он внимательно наблюдал за людьми, что окружали его день и ночь, стараясь понять, где и как он может впоследствии допустить ошибку и каким образом ее избежать.
Его план был поистине сумасшедшим: прибрать к рукам самого Тамерлана. Как? Да очень просто — сказать, кто он, Дмитрий, на самом деле. Пришелец из будущего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Желаддин еще раз взглянул на солдата, пришедшего вместе с Гулем. Все согласны… Сотник засопел и почесал ягодицу, приподняв зад над кошмой. А кто теперь присматривать за Гулем будет? Кто будет держать за него ответ перед сотником? За Гулем сам эмир велел приглядывать. Мол, когда понадобится, призову и спрошу. Он, эмир, спросит, а ему, Желаддину, у кого теперь спрашивать? Жаль Мансура, верный пес был… Верный и молчаливый. Кому поручить теперь быть соглядатаем? Послать другого…
— Хорошо, — наконец сказал сотник. — Ты — ун-баши, Гуль.
Он был не слишком доволен собственным решением: а вдруг эмир скажет, что Желаддин-бек поступил неправильно? И вместо обещанной награды получит Желаддин-бек эмирский гнев… Но по справедливости… Воин-то Гуль отменный… Кто сам не трус, тот и в других храбрость ценит. Нет, пусть будет ун-баши. Может статься, удача сама в руки летит. Эмиру же скажет, что поступил по справедливости… Да, пусть будет.
Дмитрий кивнул. Со стороны его кивок выглядел, как краткий поклон в стиле японских самураев.
Сотник остановил на нем ленивые глаза.
— Плохо кланяешься, — с затаенной угрозой сказал он.
Дмитрий приложил правую руку к сердцу и наклонил торс чуть ниже.
— Хорошо бьюсь… — произнес он.
На физиономии сотника, появилось задумчивое выражение. В вечерних сумерках смуглая, продубленная физиономия юз-баши, освещаемая неровным светом пламени костра, казалась маской, грубо вырезанной из темной древесины. Узкие раскосые глаза, плоские скулы и редкие, вислые усы только усиливали сходство. И так же, как деревянная маска, лицо сотника, казалось, не имело никакого выражения.
Дмитрий смотрел юз-баши прямо в лицо. Взгляд его был холоден и равнодушен. Никаких эмоций.
Юз-баши захохотал, раскачиваясь всем телом.
— Хорошо сказал, — похвалил он.
Дмитрий понял, что сотник расценил его ответ, как шутку. Шутка ему понравилась. Ну и ладно. Он тоже растянул губы в улыбке.
Юз-баши снова прищелкнул языком. Молодой нукер был тут как тут.
— Вина ему, — велел сотник.
Это была большая честь, что означало: Дмитрий угодил сотнику подарком. А на бакшиш полностью пошла последняя добыча Мансура вкупе кое с чем из его заначки.
Нукер нацедил из бурдюка объемистый кожаный кубок и подал Дмитрию. Он поднял кубок над головой и произнес по-русски:
— Ну что ж… Будь здоров, начальничек.
И залпом осушил кубок. Узкие глаза юз-баши сузились до щелок.
— Что ты сказал? — спросил он подозрительно.
Дмитрий слизнул языком оставшиеся капли вина с верхней губы. Понимал он лучше, чем говорил, но все равно и то и другое пока через пень-колоду.
— Мой язык… — пояснил он. — Ты воин… Умный… Сильный… Тебе спасибо.
— А-а… — понимающе протянул юз-баши и похвалил: — Хорошо сказал.
В принципе теперь можно было бы убираться восвояси, но сотник пока не собирался отпускать их с Арсланом, а самовольный уход непозволителен. Юз-баши наконец-то догрыз кусок и отбросил кость. Сыто рыгнул, выпил вина и теперь сидел, молча щурясь на Дмитрия.
— Я знаю, — после долгого молчания произнес сотник, — что ты убил солдата “синих”.
“А, вот почему задержка”, — подумал Дмитрий.
— Я купил пленницу, — сказал он. Дмитрий тщательно подбирал слова, стараясь не ошибиться. — Он продал. Потом напал. Зачем напал? Я убил его. Я прав.
— А свидетели есть? — спросил сотник.
Дмитрий поднял брови, услышав незнакомое слово.
— Тебя видели, Гуль? — растолковал сотник. — Кто скажет: “Гуль прав”?
Дмитрий снова кивнул — понял, мол.
— Был один “красный”, — сказал он. — Не знаю кто. Он видел.
— Хорошо, — уронил юз-баши. — Найди его. Я спрошу.
— Найду. Спроси, — сказал Дмитрий. — Он скажет.
— Родич поклялся, что убьет тебя, — сказал сотник. — Он твой кровник.
— Кровник? — переспросил Дмитрий. Незнакомое слово.
— А-а-а… — с досадою протянул юз-баши. — Родич. Много родичей. Хотят убить тебя. Понял?
— Понял, — отозвался Дмитрий, сообразив, в чем дело. Вендетта со стороны родственников. Он вдруг вспомнил, как солдат тащил девчонку, и его разобрало зло. На солдата, на его жаждущих крови родственничков. И на себя в том числе.
— Пусть, — глухо сказал он. — Убью. Всех убью. Нападут — убью.
Сотник громко расхохотался, хлопая себя по ляжкам.
— Всех убью… — повторял он весело. — Всех…
Отсмеявшись, юз-баши утер узкие глаза.
— Нападут — убьешь, — сказал он. — Не нападут — нет. Нет, — повторил он тоном приказа.
— Нет, — согласился Дмитрий.
— Хороший воин, — сказал юз-баши. — Будешь хорошим ун-баши.
— Твои слова, как мед, — ответил Дмитрий. Обычная формула вежливости.
— А где девка? — спросил сотник. — Хочу посмотреть.
Дмитрий на долю секунды замедлил с ответом. Вот этого он как раз и не предусмотрел. Сотник может и забрать пленницу, если она понравится. И ничего не останется, как просить юз-баши принять девчонку в дар. Право первой ночи или как там оно у них называется… Оставить девчонку у себя он может только силой. Черт возьми, сорвался на свою голову… Что же теперь — устраивать крошево ради этой пигалицы, резать сотника, а потом с боем пробиваться сквозь лагерь? Эх, средневековье… Может, оно и к лучшему — только от лишней обузы избавится…
— В обозе, — спокойно ответил он. — У торговца. Джафара Кривого.
За войском Тимура следовал большой обоз. Кто в нем только не ехал, чего там только не было — осадные машины и орудия, их обслуга, мастера, чьи руки могли в считанные часы навести мост через реку, кузнецы и сапожники, жены и наложницы, потомки пророка и богословы, ученые мужи и астрологи, дервиши и торговцы, даже банщики со сборными банями, И еще — пленные, ставшие отныне рабами. Шумен и непомерно велик был обоз и напоминал цыганский табор. Сотни вьючных животных — лошади, верблюды, ослы и мулы; крытые коврами и кожами повозки — богатые и простые.
* * *
Сотник Желаддин-бек был по-своему умным человеком, иначе бы не стал сотником. Не был он и трусом.
Ход его мыслей был прост: раз уж Гуль убил за пленницу солдата, значит, она того стоит. Если личико у пленницы смазливое, а тело упругое, то она согреет ему сегодняшней ночью ложе, а если окажется красавицей, то можно преподнести в подарок мин-баши.
Но стоило ему упомянуть о пленнице, как с белокожим чужеземцем, откликающимся на неподобающую мужчине, по мнению сотника, кличку, произошла странная перемена. Гуль по-прежнему стоял перед ним на коленях, расслабленно опустив бычьи плечи и вроде бы не шевелился и не делал ничего. Но из его непривычных, круглого разреза глаз (“Как у совы”, — думал сотник) вдруг словно ушли все соки жизни. Они стали пустыми и мертвыми, как два холодных зеленых камня. Даже еще мертвее — как зеленые глиняные чешуйки безжизненного, выжженного солнцем такыра.
Желаддин-бек почувствовал, как поползла по спине капля холодного пота. Если бы в зеленых глазах, которые не отрываясь смотрели на него, было хоть что-нибудь человеческое — гнев, затаенная злость, раздражение. Нет, два зеленых глаза слепо уставились в лицо. Желаддин-бек шевельнул рукой, потянувшись к кинжалу на поясе. Две зеленые и мертвенные радужки шевельнулись, будто их дернули за невидимые ниточки, и рука сотника сама собой остановилась. Он медленно отвел глаза, не в силах выдержать этого нечеловеческого, мертвого взгляда. И услышал, как Гуль говорит, где пленница.
Сотник осторожно взглянул на Гуля. Глаза воина-гиганта вновь стали обычными, человеческими, — живыми и спокойными. Но Желаддин-беку почудилось, что в их глубине еще сохранился тот пугающий, мертвенный отсвет.
Разные слухи ходили о зеленоглазом чужеземце. Говорили, будто он — бахадур из земли неверных, прослышавший о величии и славе эмира, что пришел он с края земли, пал ниц перед Тимуром и слезно умолял взять на службу, чтобы стяжать славу под победоносными знаменами Щита Ислама. Поговаривали, что он знатного происхождения и бежал со своей далекой родины от немилости правителя. Втихомолку иной раз перешептывались, что он — не человек, а дэв, вышедший из безводных песков. Что пробрался в эмирский сад со злым умыслом, но, увидев Тамерлана, рухнул без памяти на землю, очнувшись же, лишился волшебства своего и поклялся быть верным псом государя. Но эмир не пожелал держать близ себя духа зла, пусть он даже обессилел, и велел ему быть простым солдатом в своем войске. Одно было достоверно: чужеземец действительно предстал перед эмиром и сам Тимур взял его в войско. Поэтому чужеземца не просто Гулем кличут, а Тимуровым Гулем.
“Жаль Мансура, — подумал Желаддин с тоскливым сожалением. — Сумел же сдружиться с этаким чудовищем…”
Сейчас сотник вполне был готов поверить, будто чужеземец — не человек. Но и не дэв, охочий и гораздый до всяких пакостей. Нет. Желаддин-беку показалось, что сам ангел смерти Азраил только что глянул на него своим несущим смерть взором. По собственной прихоти он принял облик человека и пришел в войско, чтобы собрать добычу. И сотник Желаддин-бек может взять себе пленницу, но заплатит он за нее жизнью, ибо кто-то должен умереть — либо она, либо он.
И стало ясно сотнику, почему он не видит привычного раболепия в глазах чужака. Что для него сотник Желаддин-бек? Горстка праха…
И сказал себе сотник, что никогда даже не заикнется о том, что произошло между ним и этим… Гулем. Кто поверит? Сочтут, что разум потерял. Из ума выжил. И шут с ней, с пленницей. Век бы о ней не слыхать.
* * *
Дмитрий немного удивился, когда сотник вдруг вытаращился на него, будто наяву черта увидел. Он уже принял решение отдать девочку, хотя это и далось нелегко: холодный разум требовал поступить именно так, но в то же время все в Дмитрии протестовало против собственного решения. Не для того он отбирал девчонку у одного насильника, чтобы тут же отдать в лапы другого! Нет, надо забыть, навсегда забыть о человеческом достоинстве и жалости к женщинам и детям. Это время не знает пощады, оно просто и примитивно. А сам он — химера, и навсегда ею останется. Мимикрия — вот его удел.
— Девчонка в обозе, — повторил он. — Привести ее?
— А? — переспросил юз-баши неуверенным голосом.
— Девчонка, — еще раз повторил Дмитрий, не понимая, что вызвало такую перемену в только что надменно-ленивом сотнике.
— А-а… — выдохнул сотник, подергал челюстью. — Красивая?
Желаддин-бек тянул слова, как спросонок, блуждая глазами по лицу Дмитрия, вглядываясь в него, словно выискивая что-то.
“Скажешь „нет” — считай, пропала девка, — подумал Дмитрий. — Что с ним, черт возьми? Чего он мямлит, словно его из-за угла пыльным мешком меж ног пришибли? Чем я его так напугал-то?” А в голове у него уже созрел ответ.
— Я — красивый, — сказал он и ткнул себя пальцем в грудь. — Она красивая.
Взгляд юз-баши остановился на нем и принял более осмысленное выражение. Он засмеялся. Сначала неуверенно, а потом все громче и громче, будто Дмитрий, сам того не ведая, подал юз-баши путеводную нить и вывел из лабиринта непонятных переживаний.
Сотник смеялся долго. Заливисто. До слез. И все тыкал в Дмитрия пальцем.
— Красивый… красивый… — повторял он сквозь смех.
А Дмитрию стало ясно, что благодаря неизвестно чему девчонка останется у него. Не отберет юз-баши пленницу. И тут же получил подтверждение. Сотник вытер глаза рукавом и шумно выдохнул.
— Если она такая же красавица, как ты, то я и видеть ее не хочу, — махнул рукой юз-баши. — Оставь себе.
— Ты щедр, — сказал Дмитрий, слегка кланяясь.
— Запомни это, — вдруг сказал юз-баши таким тоном, словно предлагал союзный договор на высшем уровне. — И что я тебя десятником сделал, запомни.
— Запомню, — пообещал Дмитрий. — Ты щедр.
Сотник вновь принял надменный вид. Но играл, это было заметно.
— Убирайтесь, — отпустил их наконец юз-баши.
* * *
Вместе с Арсланом Дмитрий обходил палатки в поисках солдата “красной” сотни, что болтался рядом с ним в крепости. Он пытался понять, что же на самом деле произошло во время “аудиенции” у сотника. Мысль, что девчонка осталась у него, поднимала в груди горячую волну радости. Вот это-то как раз он хорошо понимал: моральные ценности радуются. Глупо радуются, между прочим, — не то место, не то время. Но это была, пожалуй, первая положительная эмоция с момента его провала в прошлое, и он купался в ней, отдыхая душой.
Арслан, до сих пор молчавший, как рыба, внезапно окликнул:
— Гуль!
— Что тебе?
Арслан отозвался не сразу.
— Юз-баши тебя испугался. Почему?
— Кто знает? — пожал плечами Дмитрий.
Арслан помялся.
— А может, ты и вправду злой дух, как говорят? — спросил он, пряча глаза.
Дмитрий не до конца понял, о чем его спросил Арслан, и собрался переспросить, но в это время его желудок, в котором плескалось выпитое вино, разразился громким бурчанием, похожим на угрожающее рычание собаки.
Арслан округлил глаза и прыснул.
— Что ты сказал? — спросил Дмитрий. — Повтори!
— А, не важно… — с довольным видом отмахнулся Арслан.
Дмитрий удивленно пожал плечами. Черт их разберет…
Он до сих пор не совсем понимал, как его здесь воспринимают. Его рост и в будущем — бывшем настоящем — выбивался из рамок “среднего”, но по сравнению с людьми азиатского средневековья он действительно был самым настоящим гигантом, на добрых полметра возвышаясь над их макушками. И был бы он банальной “жердиной” — худым, но длинным. Нет же! Еще в армии он постарался нарастить соответствующие росту мускулы и потом регулярно посещал тренажерный зал, чтобы тело не подернулось жирком. Хотя занятия с Игорем могли с кого угодно спустить лишнее сало, но и тогда он не прекратил забавляться со штангой и тренажерами: энергии у него всегда было хоть отбавляй, и Дмитрий предпочитал давать ей выход, выжимая восьмидесятикилограммовую штангу.
Но здешние “невысоклики” моментально привыкли к нему, словно знали с самого рождения. Поначалу скопом бегали полюбоваться на диковинку, но вскоре прекратили. Он обратил внимание, что их больше удивляет цвет его кожи и глаз, нежели рост.
Дмитрий снова вспомнил убитого из-за девчонки солдата. Напал ведь… Плюнул на разницу в весовых категориях и напал. Пусть даже со спины. А родственничек, будь он неладен, пообещал, что прикончит.
Дмитрий прикинул, каким же образом родня убитого будет осуществлять мщение. Навалятся всем гуртом? Тогда он точно рискует пресечь некий древний среднеазиатский род. Но у каждого в роду есть родственники в другом роду. Те обидятся в свою очередь. И пойдет цепная реакция…
— Всех убью… — пробурчал он по-русски и поймал себя на том, что тихо смеется, — впервые с тех самых пор, как полностью осознал, куда же попал.
Солдата они нашли без труда. Арслан объяснил ему, в чем дело. Тот блеснул на Дмитрия глазами.
— Все скажу… — сразу согласился он и сделал паузу, — если научишь меня. Договорились?
— Договорились, — усмехнулся Дмитрий.
Нет безнадежнее занятия, чем обучать человека “секрету”, сути которого сам не понимаешь. “Получит раз двадцать деревяшкой по загривку, — решил он, — придет к выводу, что туп, и успокоится”.
Он не вел календаря, отсчитывая дни пребывания в прошлом: незачем. Не Робинзон же Крузо на необитаемом острове, сохраняющий видимость нормальной человеческой жизни в надежде на возвращение в лоно цивилизации. Вокруг и так были люди и цивилизация. Старая добрая человеческая цивилизация, удобренная костями и политая кровью.
Интересно, конечно, в какой именно год он попал, но, не зная языка, он не имел и возможности разобраться с календарем. Язык-то Дмитрий, разумеется, выучит, но трудности и тогда останутся: Дмитрий припоминал, что мусульманское летосчисление отличается от европейского, причем разница составляет несколько веков. А вот на сколько именно лет, вспомнить не мог, как ни старался.
Суть его плана была проста и, может быть, даже гениальна, если учитывать, что его знаний истории вообще, не говоря уже об истории Средней Азии, вряд ли набралось бы даже на хилую троечку на экзамене в средней школе. Давно он учил эту науку, и все, что знал, выветрилось из памяти за неприменимостью.
Зачем инженеру-радиоэлектронщику история? У него интересы другие.
А пришлось вспоминать. Все, что только могло пригодиться. Все, что даст ему возможность претворить свой план в жизнь. Книга, которую он однажды пробежал глазами, была только о Тамерлане. И она — краеугольный камень, на котором зиждился его план! Но больше у Дмитрия ничего не было — никакой другой полезной информации. Он внимательно наблюдал за людьми, что окружали его день и ночь, стараясь понять, где и как он может впоследствии допустить ошибку и каким образом ее избежать.
Его план был поистине сумасшедшим: прибрать к рукам самого Тамерлана. Как? Да очень просто — сказать, кто он, Дмитрий, на самом деле. Пришелец из будущего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37