Они говорят первое, что придет в голову, а потом жалеют и отрицают, что когда-то это говорили.Женщины – непостоянные создания.Но у них есть много общего с мужчинами и я сразу понял, что скрывается за уклончивостью Дел, независимо от произнесенных ею слов. Дел сказала, что еще не решила, и я не сомневался, что решение готово.Я застыл. Пришлось остановиться и жеребцу.– Ты хочешь сказать, что протащила меня весь этот путь на Север из-за какого-то трижды проклятого кровного суда и не собираешься возвращаться домой?Она ответила не сразу. После долгой паузы Дел тихо напомнила:– Я дома, Тигр.Аиды. Возразить нечего.Я постарался говорить грубовато:– Дел…– Я сказала, что еще не решила.– А когда ты решишь?Она пожала плечами.– Когда решу.Она меня утешила. Сломанными ногтями я провел по старым следам от когтей. Пару дней мне некогда было бриться и щетина меня бесила.– А когда, по твоему мнению, это случится?– Я не знаю! – ее крик эхом отозвался в каньоне, карабкаясь по скалам и теряясь в деревьях. Жеребец насторожил уши.– Угу, – сказал я. – Понятно.Ее лицо яростно вспыхнуло.– Откуда мне знать? – выдавила она. – Откуда мне знать, останусь ли я в живых после встречи с истойя и ан-истойя, кайдинами и ан-кайдинами. Я должна предстать перед ними и унижаться, вымаливать у них прощения, суда, кары. Как я могу сказать, что буду делать со своей жизнью, когда они могут не позволить мне сохранить ее.– Ну, я думаю, они позволят тебе сохранить…– Ты не знаешь точно, Тигр!Я ее расстроил.– Послушай, Дел…– Нет! – бешено крикнула она. – Не опекай меня. Не успокаивай мой страх и не говори, что для него нет оснований. Не гладь меня по головке и не обещай все исправить. Не обещай разогнать тени, потому что ты не знаешь, что вызвало их.Ну конечно всего этого я сделать не мог. Пока она меня об этом не попросила. А она не просила.– Я не хочу потерять тебя, – сказал я. И тут же пожалел об этом.– Я тебе не принадлежу, Тигр.– Нет, – согласился я. – В последнее время нет. Ты и твоя одержимость локи…Она выразила свое отношение к локи короткой грубой фразой на Южном.– Думаю им бы это понравилось, – отметил я. – Ты же сама мне объясняла, что они… ну что их привлекают мужчина и женщина «в соединении», как ты выразилась.– Так и есть, – только губы двигались. Зубы были крепко стиснуты.– Ну тогда и волноваться не о чем, – я сладко улыбнулся. – Правильно?Дел развернулась и пошла вперед.
Нас предупредил жеребец. Может быть к тому времени мы с Дел уже устали от ходьбы. Шли мы молча, каждому было о чем подумать. Мы просто не заметили. Гнедой, к счастью, заметил.Уши повернулись вперед. Он глубоко вздохнул, шумно выдохнул, как делают лошади когда в чем-то сомневаются, и остановился так резко, что натянулся повод в моей руке.Я почувствовал запах прежде чем увидел их самих. Я хорошо запомнил его – гнилую, мускусную вонь смерти – после недолгого плена в каньоне.– Ты кажется говорила, что гончих здесь нет.– Их и не было, – сталь запела – Дел вынимала из ножен меч. – Они ушли по каньону за тобой, а потом просто исчезли.– Но теперь они вернулись.Мы шли по полоске земли между каньоном и скалой. Нас окружали тонкие деревья, с голых веток капал дождь. Места для схватки было маловато, но гончие знали как использовать тесноту с выгодой для себя. От мокрых листьев шума меньше чем от сухих. Вода заглушала звуки, склеивала их, превращала землю в мокрый ковер, но и по нему гончие не могли передвигаться бесшумно, и я услышал их. Впереди, по бокам и сзади. На этот раз не каньон-ловушка. Они обойдутся и без него.День, как всегда – по крайней мере для меня – состоял из всех оттенков серого, от пепельного до черного. А теперь еще добавились гончие: скучные грязно-серые шкуры с серебристыми пятнами, такие же как дождь, как скала, и взгляд остановить не на ком. В тишине звери скользили между деревьями, низко опустив головы и поджав хвосты. Гривы били по широким плечам.Одной рукой я вынул меч.– Что, в аиды, они хотят?– Нас, – ответила Дел.– Тебя.Дел резко взглянула на меня.– Ты же не хочешь сказать…– Хочу. Ты полезла вверх по стене каньона и они бросились за тобой. Им нужен был не я. Они преследовали меня только потому что потеряли тебя. И кидались они на меня не особенно яростно. Сколько их было? Тридцать? Сорок? Пятьдесят? Более чем достаточно, чтобы свалить жеребца, но они ничего не сделали.– Ничего, – эхом отозвалась она. – Я осмотрела жеребца, Тигр, и рассмотрела тебя. Твоя одежда пропитана кровью не только лошади.Дел как всегда не ошиблась, но у меня не было времени заняться собой. Все тело болело, ныло и было немного потрепано по краям, хотя в общем все осталось на своих местах.– Я могу повторить: им нужна ты, – настаивал я. – Если бы они могли говорить, я бы их спросил.Дел молча наблюдала как гончие тихо окружают нас. Они держались на расстоянии, оставляя нам широкий круг, но я чувствовал, что если мы двинемся, они пойдут за нами. Они снова зажали нас как собаки Южных коз.– Бессмыслица, – сказала Дел. – Вока ни за что бы не аннулировал данный мне год.– Кто?– Вока. Люди, которые собираются на суд.– Терон отправился за тобой.– Терон вызвался получить кровный долг. По закону вока он обязан был позволить мне выбирать между входом в круг и возвращением на суд учеников и учителей, – ее лицо окаменело. – Как ты знаешь, он решил танцевать и проиграл танец из-за тебя. А значит никто не может бросить мне вызов, пока не истек год.– А он почти истек, баска. Из-за всех наших задержек осталось всего несколько недель.– Да, Тигр, я знаю. Но они никогда бы не послали зверей. Так вока не поступает, – Дел мрачно смотрела в никуда. – Они бы послали человека, и скорее всего женщину. Хорошо тренированного танцора меча.– Тогда зачем ты гончим?– А может им нужна не я.Я нахмурился.– Я точно знаю, что я им не нужен.– Не ты, не я, – она чуть приподняла меч. – Может им нужно это.Я покачал головой.– Зачем стае гончих меч, Дел? Они не могут использовать его по назначению.– Они гнали нас с самого начала.– Да, и…– Они ни разу серьезно не атаковали. Просто гнали нас на Север.– Да, и кажется…– Она не сдерживала их, Тигр. Когда я пела, мне казалось, что они получали удовольствие от силы, а не боялись ее.Я задумался и признал правоту Дел.– Но Дел, мне интересно…– Они ведут нас куда-то. К кому-то, кому нужен меч.Я вздохнул.– Знаешь, Дел, по-моему это несколько притянуто за уши. Зачем посылать стаю гончих из ночного кошмара, когда человек – или люди – справятся так же, если не лучше. В конце концов у гончих нет рук чтобы нести меч.– Им не нужны руки. У них есть мы.Я посмотрел на гончих сквозь сетку мороси. Серые на сером, совершенно неподвижные, точно по кругу. И все не отрывают глаз от Дел и ее меча.– В этом нет смысла, баска.– В зле редко можно найти смысл.Я резко посмотрел на нее.– Что ты подразумеваешь под злом?– У него есть много определений, – сказала она. – Но все сходятся на одном: зло это плохо.Жеребец стоял на том же месте, внимательно наблюдая за гончими. Его горячее дыхание согревало мое плечо.– Значит ты считаешь, что есть волшебник…– Или локи, – спокойно добавила она. – Локи требуется сила. А сила живет в этом мече.Я вспомнил, как она кричала, когда я едва не оставил меч в кольце локи. Могли ли они успеть выкачать из него оставшуюся силу и использовать ее, чтобы окончательно проснуться? Теперь та сила иссякла. Нужно было искать другой источник.– Локи, – пробормотал я с отвращением.– Меч это меч, – сказала Дел. – Яватма больше чем меч. Если я полностью вызову ее к жизни, ее сила может быть использована против нас.– Тогда не стоит вызывать ее к жизни. Правильно?Дел слабо растянула губы в кривой улыбке.– Как ты думаешь, сколько тварей мы убьем, прежде чем они прикончат нас?– Ты, кажется, недавно говорила, что они не собираются нас убивать.– Возможно, если мы подчинимся. Но я не собираюсь идти с ними.Бывают случаи, когда разговор исчерпан и толку от него никакого. Бывают случаи, когда единственным ответом, независимо от расклада, должно быть действие. И Дел, и я успели понять, что оказались именно в такой ситуации, но мы тянули время, потому что никто не хочет признавать свою беспомощность перед чем-то, что может убить его. Мы пытались обмануть смерть. Но рано или поздно все кончается и хочется только одного: крови. Я бросил повод и похлопал гнедого по шее.– Ну баска… кажется без драки не обойтись.Дел глубоко вздохнула.– Давай покажем им, Тигр.У меня отлегло от сердца и я ухмыльнулся.– А что нам остается? 25 Как ни обидно, но показывать никому ничего не пришлось. Потому что как только мы подняли мечи, приготовившись начать бойню, что-то остановило и гончих, и нас.Звук. Очень высокий, свистящий звук, который опускался и поднимался, звенел, пролетая между деревьями, скользил вниз по стволам и ударялся о землю, растекаясь и обволакивая нам ноги.Жеребец шагнул в сторону и замер. Постояв немного, он яростно помотал головой, потом заложил уши и приподнял верхнюю губу, демонстрируя впечатляющие зубы.Гончие, серые на сером, растворились среди деревьев, прижимаясь к земле и насторожив кожаные уши. Безжалостные хищники (не исключено, что заколдованные) превратились в побитых собак, ищущих спасения в норе.Нам с Дел было не легче, пока звук не изменился и не перестал рвать хрупкие перепонки. Я услышал кокетливую песню флейты, скользившую по ветвям и прилипавшую к ним, ныряющую в трещины скалы и рассыпавшуюся там, песню, отражавшуюся эхом в каньоне. А потом даже эхо умерло, погрузив мир в тишину.Дел вздохнула.– Кантеада.– Что?– Кантеада, – повторила она. – Кажется у тебя есть возможность с ними встретиться.– С одним из тех музыкантов?– Ты слышал его. Или нет?Я нахмурился.– Ты хочешь сказать, что музыка прогнала гончих?– Музыка и магия. Для Кантеада они едины, – улыбаясь, Дел убрала меч.– Смотри, Тигр. Ты видишь его?Я посмотрел и ничего не увидел.А потом увидел и не смог отвести глаз.– Аиды, Дел! Что это?– Это он, – сказала Дел. – Кантеада. Мастер песни. Ты бы назвал его танзиром, он глава клана.Он… больше походил на оно. Мне не с чем было даже его сравнить, ничего похожего я и во сне не видел.Ростом он был меньше Массоу, но что-то подсказывало, что он гораздо старше мальчика. Он стоял под дождем и я едва различал его, потому что он сливался с окружающим миром. Бледная, полупрозрачная фигура с отливающей опалом кожей. Он был безобразен. Он был просто безобразен и другого слова я подобрать не мог.Но он заставил меня забыть о своей внешности, когда заговорил. Кантеада не произносил слова, а пел.Пришли сюда убить?Я не мог и рта раскрыть, а только смотрел.Пришли сюда убить?Он смотрел мимо Дел на меня. Я медленно покачал головой, не зная, что делать.Изящный палец с голубым ногтем приподнялся, мягко показывая на мой меч.Песня стали убивает.Вежливый способ назвать меня лжецом.– Дел…– Ты держишь обнаженный меч, – тихо сказала она. – Убери его в ножны, может Кантеада примет это за опровержение. Сейчас ты не оправдаешься, что бы ни говорил.Я убрал меч в ножны и прошептал:– А что это за штука? Не человек, не животное.– Кантеада, – спокойно повторила она. – Когда я была маленькой, мне рассказывали, что они принесли в мир музыку. Но до этого утра я и не думала, что увижу хотя бы одного. Я даже не была уверена, что они существуют.Я взглянул на маленького человечка. Его макушка доходила мне до пояса. Грудь у него была выпуклая как бочонок, а руки длинные и тонкие, с изящными выразительными пальцами. Из одежды он носил только кожаный килт. Смотревшие на меня глаза были бледно-пурпурными, почти такими же как клинок Терона. Кошачьи зрачки придавали существу таинственный вид.– Песня стали убивает, – повторил он.Дел глубоко вздохнула.– Да, песня стали убивает, – согласилась она, – но и эти звери могут убивать.Кантеада поднял голову.Песня отправления прекращает. Больше не нужна песня стали.Я нахмурился.– Что он говорит?Дел слабо улыбнулась.– Ну хотя бы теперь у тебя появилось желание получше разобраться в музыке? Он говорит, что мечи нам больше не понадобятся. Гончих уже отослали.– Почему мы должны ему верить?– Кантеада никогда не лгут.– Замечательно. Несколько минут назад ты призналась мне, что не верила в их существование и считала их героями сказок. Теперь ты предлагаешь мне поверить, что этот человечек – магическое существо, которое разговаривает песнями и никогда никому не врет.– Ему нет смысла врать.– Хм…Песня спора диссонирует.Дел рассмеялась.Я вздохнул. Посмотрел на Кантеада. На странного маленького человечка с выступающей челюстью, подвижным ртом и горлом, которое раздувалось при разговоре как лягушачье.– Нам не хотелось убивать их, – вежливо объяснил я. – Мы не напали первыми, мы просто приготовились к защите. Если, как ты сказал, твоя песня отослала гончих, у тебя добрые намерения.Он по-птичьи кивнул головой. Я рассматривал его огромные заостренные уши, которые, кажется, могли двигаться, волосы – тонкие и серебристо-серые, появлявшиеся на верхней части выпуклого лба и гребешком сбегавшие через макушку до шеи. Хотя волосами эту поросль можно было назвать с трудом. Она больше напоминала пушок, а сам гребень, как у настоящей птицы, мог подниматься, выдавая эмоции хозяина.Расстояние уменьшается. Уменьшение мрачно.– О чем он?Дел вздохнула.– Думаю, он хочет объяснить, что если мы отойдем далеко, песня будет плохо слышна и сила наговора перестанет действовать, – Дел нахмурилась. – Ты совсем его не понимаешь?– Я знаю, баска, он поет… Я могу уловить отдельные слова, но для меня песня это шум, и она все заглушает, – я помолчал. – А что слышишь ты, Дел?Дел улыбнулась с удивительной безмятежностью.– Все. Все его интонации, все модуляции, все переливы. Их песни яснее, чем наша речь, потому что говорят не словами, а чувствами.Я был настроен скептически.– И этот человечек – то самое существо, которое спасло вас утром?– Когда мы выбрались из тоннеля, он ждал. Нависшая над нами угроза смерти заставила его и еще нескольких прийти на помощь. Кантеада презирают смерть.– Они не умирают?– Следовало сказать, они презирают убийство. Независимо оттого, кто жертва.Я вздохнул и пошел к жеребцу, чтобы подобрать брошенный повод.– Мне самому убийство не нравится, особенно когда жертва – я. Ну а что будем делать теперь? Он отведет нас к остальным?– По-моему, для этого он и пришел.– Тогда чего мы ждем?Дел вздохнула.– Может проявишь немного учтивости?– Учтивость это хорошо, – согласился я, – но сейчас важна быстрота. Меня тянет собрать вместе наш клан, взвесить происходящее и убраться отсюда в аиды, пока у нас еще не закончилось время, – я помолчал. – Об этом стоит подумать тебе, Дел. Воки нужна твоя шкура, а не моя.– Вока, – поправила она.– Воки, локи и все остальные. Нужно идти баска.Кантеада прислушивался к нашему разговору и видимо все понял. Не успела Дел сказать и слова, как он повернулся, вскочил на дерево и запрыгал по веткам. Он передвигался с дерева на дерево с проворством обезьяны. Следом за ним тек хрупкий, мелодичный свист.– Песня сопровождения, – объяснила Дел. – Ну? Кажется ты торопишься?Я прищелкнул языком жеребцу и пошел.
Не успела погода улучшиться, как стала еще хуже. Одежда на Дел и на мне промокла насквозь. Реки дождя стекали по моей спине, щекотали поясницу, хлюпали в ботинках. Волосы прилипли к голове и при каждом движении с них падали капли. Я был мокрым, замерзшим и несчастным как кошка, пойманная ливнем.Так оно и было: и кошка, и пойманная.Я тяжело вздохнул, около рта ненадолго повисло облачко пара. Такой же пар обволакивал ноздри жеребца. От дождя гнедой почти почернел, мокрый хвост при каждом шаге прилипал то к правой, то к левой ноге.– Аиды, ненавижу сырость. Что бы я не отдал за насколько минут солнца и тепла…Дел не улыбнулась.– И что бы ты отдал?– Что? – я нахмурился, не сразу сообразив, о чем она. – А-а. Аиды, я не знаю. Просто так говорят.– Если тебе действительно так нужно солнце, может быть они вызовут его для тебя.– Кто? – я проследил за ее жестом. – Он? Ты хочешь сказать, что этот малыш может управлять погодой?– Я думаю, Кантеада могут все.– Он люди, Дел… или что-то в этом роде. То, что он смог разогнать зверей, не означает, что он может менять погоду.– Конечно нет, – объявила Дел необычайно торжественно. – Не больше чем я делаю это яватмой.Вот и получил.– Я разбираюсь в яватмах не больше, чем в Кантеада, баска, но мне трудно поверить, что даже магия этих человечков может исправить погоду, – я посмотрел на огромные темные облака, застрявшие на скале слева от нас и постепенно скатывающиеся к краю, чтобы сорваться с обрыва как куски смятого, отливающего жемчугом шелка. – Если бы они это умели, разве не сделали бы? Зачем жить под дождем и в холоде?– Чтобы не нарушить равновесие, – сообщила Дел пригибаясь, чтобы пройти пол низко нависшей веткой. – Здесь, на Севере, мы считаем, что должно соблюдаться равновесие между теплом и холодом, хорошим и плохим, мужчиной и женщиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Нас предупредил жеребец. Может быть к тому времени мы с Дел уже устали от ходьбы. Шли мы молча, каждому было о чем подумать. Мы просто не заметили. Гнедой, к счастью, заметил.Уши повернулись вперед. Он глубоко вздохнул, шумно выдохнул, как делают лошади когда в чем-то сомневаются, и остановился так резко, что натянулся повод в моей руке.Я почувствовал запах прежде чем увидел их самих. Я хорошо запомнил его – гнилую, мускусную вонь смерти – после недолгого плена в каньоне.– Ты кажется говорила, что гончих здесь нет.– Их и не было, – сталь запела – Дел вынимала из ножен меч. – Они ушли по каньону за тобой, а потом просто исчезли.– Но теперь они вернулись.Мы шли по полоске земли между каньоном и скалой. Нас окружали тонкие деревья, с голых веток капал дождь. Места для схватки было маловато, но гончие знали как использовать тесноту с выгодой для себя. От мокрых листьев шума меньше чем от сухих. Вода заглушала звуки, склеивала их, превращала землю в мокрый ковер, но и по нему гончие не могли передвигаться бесшумно, и я услышал их. Впереди, по бокам и сзади. На этот раз не каньон-ловушка. Они обойдутся и без него.День, как всегда – по крайней мере для меня – состоял из всех оттенков серого, от пепельного до черного. А теперь еще добавились гончие: скучные грязно-серые шкуры с серебристыми пятнами, такие же как дождь, как скала, и взгляд остановить не на ком. В тишине звери скользили между деревьями, низко опустив головы и поджав хвосты. Гривы били по широким плечам.Одной рукой я вынул меч.– Что, в аиды, они хотят?– Нас, – ответила Дел.– Тебя.Дел резко взглянула на меня.– Ты же не хочешь сказать…– Хочу. Ты полезла вверх по стене каньона и они бросились за тобой. Им нужен был не я. Они преследовали меня только потому что потеряли тебя. И кидались они на меня не особенно яростно. Сколько их было? Тридцать? Сорок? Пятьдесят? Более чем достаточно, чтобы свалить жеребца, но они ничего не сделали.– Ничего, – эхом отозвалась она. – Я осмотрела жеребца, Тигр, и рассмотрела тебя. Твоя одежда пропитана кровью не только лошади.Дел как всегда не ошиблась, но у меня не было времени заняться собой. Все тело болело, ныло и было немного потрепано по краям, хотя в общем все осталось на своих местах.– Я могу повторить: им нужна ты, – настаивал я. – Если бы они могли говорить, я бы их спросил.Дел молча наблюдала как гончие тихо окружают нас. Они держались на расстоянии, оставляя нам широкий круг, но я чувствовал, что если мы двинемся, они пойдут за нами. Они снова зажали нас как собаки Южных коз.– Бессмыслица, – сказала Дел. – Вока ни за что бы не аннулировал данный мне год.– Кто?– Вока. Люди, которые собираются на суд.– Терон отправился за тобой.– Терон вызвался получить кровный долг. По закону вока он обязан был позволить мне выбирать между входом в круг и возвращением на суд учеников и учителей, – ее лицо окаменело. – Как ты знаешь, он решил танцевать и проиграл танец из-за тебя. А значит никто не может бросить мне вызов, пока не истек год.– А он почти истек, баска. Из-за всех наших задержек осталось всего несколько недель.– Да, Тигр, я знаю. Но они никогда бы не послали зверей. Так вока не поступает, – Дел мрачно смотрела в никуда. – Они бы послали человека, и скорее всего женщину. Хорошо тренированного танцора меча.– Тогда зачем ты гончим?– А может им нужна не я.Я нахмурился.– Я точно знаю, что я им не нужен.– Не ты, не я, – она чуть приподняла меч. – Может им нужно это.Я покачал головой.– Зачем стае гончих меч, Дел? Они не могут использовать его по назначению.– Они гнали нас с самого начала.– Да, и…– Они ни разу серьезно не атаковали. Просто гнали нас на Север.– Да, и кажется…– Она не сдерживала их, Тигр. Когда я пела, мне казалось, что они получали удовольствие от силы, а не боялись ее.Я задумался и признал правоту Дел.– Но Дел, мне интересно…– Они ведут нас куда-то. К кому-то, кому нужен меч.Я вздохнул.– Знаешь, Дел, по-моему это несколько притянуто за уши. Зачем посылать стаю гончих из ночного кошмара, когда человек – или люди – справятся так же, если не лучше. В конце концов у гончих нет рук чтобы нести меч.– Им не нужны руки. У них есть мы.Я посмотрел на гончих сквозь сетку мороси. Серые на сером, совершенно неподвижные, точно по кругу. И все не отрывают глаз от Дел и ее меча.– В этом нет смысла, баска.– В зле редко можно найти смысл.Я резко посмотрел на нее.– Что ты подразумеваешь под злом?– У него есть много определений, – сказала она. – Но все сходятся на одном: зло это плохо.Жеребец стоял на том же месте, внимательно наблюдая за гончими. Его горячее дыхание согревало мое плечо.– Значит ты считаешь, что есть волшебник…– Или локи, – спокойно добавила она. – Локи требуется сила. А сила живет в этом мече.Я вспомнил, как она кричала, когда я едва не оставил меч в кольце локи. Могли ли они успеть выкачать из него оставшуюся силу и использовать ее, чтобы окончательно проснуться? Теперь та сила иссякла. Нужно было искать другой источник.– Локи, – пробормотал я с отвращением.– Меч это меч, – сказала Дел. – Яватма больше чем меч. Если я полностью вызову ее к жизни, ее сила может быть использована против нас.– Тогда не стоит вызывать ее к жизни. Правильно?Дел слабо растянула губы в кривой улыбке.– Как ты думаешь, сколько тварей мы убьем, прежде чем они прикончат нас?– Ты, кажется, недавно говорила, что они не собираются нас убивать.– Возможно, если мы подчинимся. Но я не собираюсь идти с ними.Бывают случаи, когда разговор исчерпан и толку от него никакого. Бывают случаи, когда единственным ответом, независимо от расклада, должно быть действие. И Дел, и я успели понять, что оказались именно в такой ситуации, но мы тянули время, потому что никто не хочет признавать свою беспомощность перед чем-то, что может убить его. Мы пытались обмануть смерть. Но рано или поздно все кончается и хочется только одного: крови. Я бросил повод и похлопал гнедого по шее.– Ну баска… кажется без драки не обойтись.Дел глубоко вздохнула.– Давай покажем им, Тигр.У меня отлегло от сердца и я ухмыльнулся.– А что нам остается? 25 Как ни обидно, но показывать никому ничего не пришлось. Потому что как только мы подняли мечи, приготовившись начать бойню, что-то остановило и гончих, и нас.Звук. Очень высокий, свистящий звук, который опускался и поднимался, звенел, пролетая между деревьями, скользил вниз по стволам и ударялся о землю, растекаясь и обволакивая нам ноги.Жеребец шагнул в сторону и замер. Постояв немного, он яростно помотал головой, потом заложил уши и приподнял верхнюю губу, демонстрируя впечатляющие зубы.Гончие, серые на сером, растворились среди деревьев, прижимаясь к земле и насторожив кожаные уши. Безжалостные хищники (не исключено, что заколдованные) превратились в побитых собак, ищущих спасения в норе.Нам с Дел было не легче, пока звук не изменился и не перестал рвать хрупкие перепонки. Я услышал кокетливую песню флейты, скользившую по ветвям и прилипавшую к ним, ныряющую в трещины скалы и рассыпавшуюся там, песню, отражавшуюся эхом в каньоне. А потом даже эхо умерло, погрузив мир в тишину.Дел вздохнула.– Кантеада.– Что?– Кантеада, – повторила она. – Кажется у тебя есть возможность с ними встретиться.– С одним из тех музыкантов?– Ты слышал его. Или нет?Я нахмурился.– Ты хочешь сказать, что музыка прогнала гончих?– Музыка и магия. Для Кантеада они едины, – улыбаясь, Дел убрала меч.– Смотри, Тигр. Ты видишь его?Я посмотрел и ничего не увидел.А потом увидел и не смог отвести глаз.– Аиды, Дел! Что это?– Это он, – сказала Дел. – Кантеада. Мастер песни. Ты бы назвал его танзиром, он глава клана.Он… больше походил на оно. Мне не с чем было даже его сравнить, ничего похожего я и во сне не видел.Ростом он был меньше Массоу, но что-то подсказывало, что он гораздо старше мальчика. Он стоял под дождем и я едва различал его, потому что он сливался с окружающим миром. Бледная, полупрозрачная фигура с отливающей опалом кожей. Он был безобразен. Он был просто безобразен и другого слова я подобрать не мог.Но он заставил меня забыть о своей внешности, когда заговорил. Кантеада не произносил слова, а пел.Пришли сюда убить?Я не мог и рта раскрыть, а только смотрел.Пришли сюда убить?Он смотрел мимо Дел на меня. Я медленно покачал головой, не зная, что делать.Изящный палец с голубым ногтем приподнялся, мягко показывая на мой меч.Песня стали убивает.Вежливый способ назвать меня лжецом.– Дел…– Ты держишь обнаженный меч, – тихо сказала она. – Убери его в ножны, может Кантеада примет это за опровержение. Сейчас ты не оправдаешься, что бы ни говорил.Я убрал меч в ножны и прошептал:– А что это за штука? Не человек, не животное.– Кантеада, – спокойно повторила она. – Когда я была маленькой, мне рассказывали, что они принесли в мир музыку. Но до этого утра я и не думала, что увижу хотя бы одного. Я даже не была уверена, что они существуют.Я взглянул на маленького человечка. Его макушка доходила мне до пояса. Грудь у него была выпуклая как бочонок, а руки длинные и тонкие, с изящными выразительными пальцами. Из одежды он носил только кожаный килт. Смотревшие на меня глаза были бледно-пурпурными, почти такими же как клинок Терона. Кошачьи зрачки придавали существу таинственный вид.– Песня стали убивает, – повторил он.Дел глубоко вздохнула.– Да, песня стали убивает, – согласилась она, – но и эти звери могут убивать.Кантеада поднял голову.Песня отправления прекращает. Больше не нужна песня стали.Я нахмурился.– Что он говорит?Дел слабо улыбнулась.– Ну хотя бы теперь у тебя появилось желание получше разобраться в музыке? Он говорит, что мечи нам больше не понадобятся. Гончих уже отослали.– Почему мы должны ему верить?– Кантеада никогда не лгут.– Замечательно. Несколько минут назад ты призналась мне, что не верила в их существование и считала их героями сказок. Теперь ты предлагаешь мне поверить, что этот человечек – магическое существо, которое разговаривает песнями и никогда никому не врет.– Ему нет смысла врать.– Хм…Песня спора диссонирует.Дел рассмеялась.Я вздохнул. Посмотрел на Кантеада. На странного маленького человечка с выступающей челюстью, подвижным ртом и горлом, которое раздувалось при разговоре как лягушачье.– Нам не хотелось убивать их, – вежливо объяснил я. – Мы не напали первыми, мы просто приготовились к защите. Если, как ты сказал, твоя песня отослала гончих, у тебя добрые намерения.Он по-птичьи кивнул головой. Я рассматривал его огромные заостренные уши, которые, кажется, могли двигаться, волосы – тонкие и серебристо-серые, появлявшиеся на верхней части выпуклого лба и гребешком сбегавшие через макушку до шеи. Хотя волосами эту поросль можно было назвать с трудом. Она больше напоминала пушок, а сам гребень, как у настоящей птицы, мог подниматься, выдавая эмоции хозяина.Расстояние уменьшается. Уменьшение мрачно.– О чем он?Дел вздохнула.– Думаю, он хочет объяснить, что если мы отойдем далеко, песня будет плохо слышна и сила наговора перестанет действовать, – Дел нахмурилась. – Ты совсем его не понимаешь?– Я знаю, баска, он поет… Я могу уловить отдельные слова, но для меня песня это шум, и она все заглушает, – я помолчал. – А что слышишь ты, Дел?Дел улыбнулась с удивительной безмятежностью.– Все. Все его интонации, все модуляции, все переливы. Их песни яснее, чем наша речь, потому что говорят не словами, а чувствами.Я был настроен скептически.– И этот человечек – то самое существо, которое спасло вас утром?– Когда мы выбрались из тоннеля, он ждал. Нависшая над нами угроза смерти заставила его и еще нескольких прийти на помощь. Кантеада презирают смерть.– Они не умирают?– Следовало сказать, они презирают убийство. Независимо оттого, кто жертва.Я вздохнул и пошел к жеребцу, чтобы подобрать брошенный повод.– Мне самому убийство не нравится, особенно когда жертва – я. Ну а что будем делать теперь? Он отведет нас к остальным?– По-моему, для этого он и пришел.– Тогда чего мы ждем?Дел вздохнула.– Может проявишь немного учтивости?– Учтивость это хорошо, – согласился я, – но сейчас важна быстрота. Меня тянет собрать вместе наш клан, взвесить происходящее и убраться отсюда в аиды, пока у нас еще не закончилось время, – я помолчал. – Об этом стоит подумать тебе, Дел. Воки нужна твоя шкура, а не моя.– Вока, – поправила она.– Воки, локи и все остальные. Нужно идти баска.Кантеада прислушивался к нашему разговору и видимо все понял. Не успела Дел сказать и слова, как он повернулся, вскочил на дерево и запрыгал по веткам. Он передвигался с дерева на дерево с проворством обезьяны. Следом за ним тек хрупкий, мелодичный свист.– Песня сопровождения, – объяснила Дел. – Ну? Кажется ты торопишься?Я прищелкнул языком жеребцу и пошел.
Не успела погода улучшиться, как стала еще хуже. Одежда на Дел и на мне промокла насквозь. Реки дождя стекали по моей спине, щекотали поясницу, хлюпали в ботинках. Волосы прилипли к голове и при каждом движении с них падали капли. Я был мокрым, замерзшим и несчастным как кошка, пойманная ливнем.Так оно и было: и кошка, и пойманная.Я тяжело вздохнул, около рта ненадолго повисло облачко пара. Такой же пар обволакивал ноздри жеребца. От дождя гнедой почти почернел, мокрый хвост при каждом шаге прилипал то к правой, то к левой ноге.– Аиды, ненавижу сырость. Что бы я не отдал за насколько минут солнца и тепла…Дел не улыбнулась.– И что бы ты отдал?– Что? – я нахмурился, не сразу сообразив, о чем она. – А-а. Аиды, я не знаю. Просто так говорят.– Если тебе действительно так нужно солнце, может быть они вызовут его для тебя.– Кто? – я проследил за ее жестом. – Он? Ты хочешь сказать, что этот малыш может управлять погодой?– Я думаю, Кантеада могут все.– Он люди, Дел… или что-то в этом роде. То, что он смог разогнать зверей, не означает, что он может менять погоду.– Конечно нет, – объявила Дел необычайно торжественно. – Не больше чем я делаю это яватмой.Вот и получил.– Я разбираюсь в яватмах не больше, чем в Кантеада, баска, но мне трудно поверить, что даже магия этих человечков может исправить погоду, – я посмотрел на огромные темные облака, застрявшие на скале слева от нас и постепенно скатывающиеся к краю, чтобы сорваться с обрыва как куски смятого, отливающего жемчугом шелка. – Если бы они это умели, разве не сделали бы? Зачем жить под дождем и в холоде?– Чтобы не нарушить равновесие, – сообщила Дел пригибаясь, чтобы пройти пол низко нависшей веткой. – Здесь, на Севере, мы считаем, что должно соблюдаться равновесие между теплом и холодом, хорошим и плохим, мужчиной и женщиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40