А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

В голове приятно шумело, и ему вдруг захотелось принять участие в разговоре. А что?.. Нельзя же весь вечер молчать! Он отодвинул тарелку и вытер ладонью рот. Англичанка с длинным подбородком испуганно на него посмотрела. Официант подал сладкое. Кнехт не заметил взгляда соседки, не обратил внимания на смутившуюся дочь, которая глазами делала ему какие-то знаки.
– А знаете, что я вам скажу.
Сидящие за столом повернулись к Мартину. Он подпер щеку рукой.
– Знаете, например, какой длины кишки у китов? А, не знаете!.. Больше двухсот метров! Честное слово! Сам мерил. Выпотрошили одного и растянули кишки на палубе, как манильский канат… – Кнехту нравилось, что он привлек внимание. То-то вот! Он ухмыльнулся. – А вот мозгов у кита маловато – килограммов шесть, больше не будет. Тоже взвешивали. У него, знаете, мозги составляют какую-нибудь двадцатитысячную часть туши. Да… Я вот раз своими руками загарпунил одного – больше ста тонн, честное слово! А мозгов, поверьте мне…
– Папа! – растерянно воскликнула Луиза.
Соседка брезгливо передернула плечами. Все смущенно переглянулись, шокированные словами Кнехта, но китопромышленник пытался продолжать.
– Простите, мы пойдем потанцуем, – прервал новый знакомый. – Разрешите пригласить вашу дочь?
Кнехт снова остался один и налил себе коньяку. Затуманенным взором следил он за дочерью. «А ведь, честное слово, они подходят друг другу! Может, в Лондоне и свадьбу справим…» Он пребывал в очень приятном настроении.
Когда все снова сошлись за столом, Кнехт услышал сзади себя чей-то веселый голос.
– Хелло! Кирпатрик, вы тоже здесь? Как поживаете?
Запоздалый посетитель подошел к англичанину, которого Мартин уже начал считать почти что зятем, и дружески поздоровался. Кирпатрик скривил недовольную гримасу. Черт принес этого шалопая! Выполняя деликатное поручение, Кирпатрику не хотелось, чтобы китолов знал его фамилию.
– Я завернул сюда, – говорил между тем не вовремя появившийся приятель, – чтобы выпить на сон грядущий пару мартини. Кстати, кто из вас был сегодня на дерби?.. Жаль, многое потеряли! Кто бы мог подумать, что Индус придет первым!.. Жена здорова? Очень рад!.. Как дети?.. Очень хорошо. Передавайте привет!
Знакомый Кирпатрика поболтал еще несколько минут, перескакивая с одного на другое, раскланялся со всеми и направился к стойке.
Кнехт насупился. Жена… Дети!.. Ему показалось, что человек, названный Кирпатриком, обманул его в самых лучших чувствах. Чего крутит девчонке голову! Порядочные женатые люди так не поступают. А она тоже дура, растаяла!.. Глядите, как раскраснелась! Не разберешь отчего – от увлечения или от лисьего палантина. Надо же в такую жару обряжаться в меха!
Он заторопился. Пора домой. У него есть совершенно неотложные дела.
Кирпатрик не возражал. Он распростился с остальными и отправился провожать Луизу и Кнехта. Мартин всю дорогу молчал. Его раздражала болтовня дочери. Что она нашла в этом субъекте?
Машина остановилась у тускло освещенной набережной Темзы. Шофер выскочил из кабины и распахнул дверцу. Кирпатрик вышел из машины, учтиво простился и приказал шоферу ехать домой. Из дому он позвонил сэру Вильсону и доложил о результатах встречи.
– Надеюсь, вы не назвали моей фамилии? – спросил советник премьера.
– Нет, сэр, о вас не было и речи. Я говорил только о Хадсоне.
– Отлично! Значит, ответ будет завтра. Спокойной ночи!
III
Гельмут Вольтат покинул ресторан гораздо раньше Кнехта и его спутника. Он сразу же отправился в посольство, чтобы поговорить с фон Дирксеном – германским послом в Лондоне.
Той же ночью в Берлин отправили шифрованную телеграмму. Дирксен сообщал в министерство иностранных дел о том, что попытки Гельмута Вольтата войти в контакт с английскими деятелями пока не удались, но англичане сами, видимо, ищут такой встречи. Посол информировал о предложении, поступившем через норвежского китолова, и запрашивал, какие будут указания господина министра иностранных дел. Фон Дирксен настоятельно просил сообщить ответ не позже одиннадцати утра, к открытию совещания китоловов.
На следующий день Вольтат сам нашел в кулуарах норвежского китопромышленника и доверительно сообщил, что готов встретиться с мистером Хадсоном. Он просил уточнить место встречи.
Министериаль-директор еще перед отъездом на совещание получил ответ из Берлина. Риббентроп отнесся одобрительно к английскому предложению, но рекомендовал Вольтату не давать никаких обещаний, больше слушать самому, а предстоящий разговор представить как частную беседу, как предварительное зондирование почвы.
Кирпатрик тоже присутствовал на открытии конференции китобоев. Подтянутый, элегантный, он оживленно разговаривал с членами британской делегации, когда Кнехт протиснулся к нему сквозь толпу гостей и участников совещания. Он отозвал Кирпатрика в сторону и передал ответ министериаль-директора.
– Благодарю вас, господин Иогансен, – сказал англичанин. – Не откажите в любезности выполнить еще одну просьбу – передайте министериаль-директору, что мистер Хадсон ожидает его сегодня после полудня в любое время. Вот адрес.
Кирпатрик достал из бокового кармана карточку и передал ее Кнехту.
– Как чувствует себя ваша дочь? Она очень мила…
– Спасибо, – сердито буркнул Кнехт, вспомнив вчерашние огорчения.
Делегатов пригласили в зал заседания. Немецкие китопромышленники сидели за противоположным концом стола, покрытого зеленым сукном. Кнехт нацарапал лаконичную записку: «Сегодня после ленча в любое время». Он вложил ее в конверт вместе с адресом, надписал «Господину Вольтату, министериаль-директору» и передал соседу. Кнехт видел, как записка шла по рукам делегатов, как Вольтат неторопливо раскрыл конверт, прочитал, аккуратно сложил записку, сунул ее обратно в конверт и положил в карман. Он еще некоторое время посидел на совещании и вскоре ушел.
С тех пор норвежский китопромышленник Мартин Иогансен никогда не встречался ни с Кирпатриком, очаровавшим его дочь, ни с Гельмутом Вольтатом, с которым Кнехт собирался перемолвиться по поводу продления контракта. Ни тот, ни другой не появлялись больше на заседаниях китоловной комиссии. «Стоило ему приезжать в Лондон!» – думал Кнехт, досадуя и недоумевая по поводу странного поведения Вольтата.
В житейских заботах, в сутолоке повседневных дел Кнехт забыл вскоре о таинственном посещении шхуны представителем Хадсона. Только раз, на заключительном банкете китоловов, подвыпивший Кнехт по простоте душевной похвастался за столом, что именно он, Кнехт, организовал встречу английского министра с господином Вольтатом. Разговор слышал кто-то из журналистов, и это просочилось в печать, но Кнехт не имел представления о последствиях своего бахвальства – это произошло уже после его отъезда из Лондона. Да и едва ли он мог вспомнить, что говорил на банкете, когда проснулся на следующее утро с тяжелой головной болью.
Несколько дольше сохранилось у Кнехта чувство затаенной обиды и горечи от крушения мимолетных надежд сделать своим зятем обходительного и ловкого англичанина. Жаль, не удалось загарпунить такого кита!..
Из многолетнего опыта Кнехт знал, как в море киты находят друг друга. Они сходятся там, где есть корм, где скапливаются мириады рачков черноглазок. На огромной морской поверхности от присутствия этих крохотных животных вода приобретает красновато-желтый оттенок. Знал Кнехт и акульи повадки, знал, что акульим стаям всегда предшествуют мелкие синие рыбешки – наводчики. Они питаются крохами добычи акул. Но китопромышленник и не подозревал, что в океане политических интриг он сам оказался этаким рачком черноглазкой или рыбешкой-наводчиком.
Удовлетворенный крохами уступок в китоловной конвенции, Кнехт вскоре покинул Лондон, бродил по Европе в поисках оптовых покупателей китового жира и жениха для засидевшейся дочери. Он не имел ни малейшего представления о том, что в событиях, которые через несколько недель ввергли мир в новую войну, он, Мартин Иогансен, по прозвищу Кнехт, принимал непосредственное участие.
IV
В тот же день, когда открылось китоловное совещание, Гельмут Вольтат после полудня отправился к министру заморской торговли мистеру Хадсону.
Жара начинала спадать, но в городе было необычайно душно. Раскаленный асфальт, стены домов не успели остыть, и от них, как из калориферов, тянуло зноем. Из предосторожности, чтобы не вызывать кривотолков, Вольтат отказался от посольского «хорьха» и предпочел взять такси где-нибудь в городе.
С видом человека, которому некуда торопиться, он вышел из гостиницы, пересек улицу и теневой стороной, затерявшись среди пешеходов, направился к Темзе. У него было время поразмыслить о предстоящей беседе.
Экономический советник Геринга сам искал встречи с влиятельными англичанами. Для того и прилетел он с континента в британскую столицу под видом участника китоловного совещания. Правда, Вольтат рассчитывал на более солидную встречу, но для начала нелишне поговорить и с Хадсоном. Тем более что именно Хадсон ездил недавно в Москву, вел там какие-то переговоры, имея поручение британского премьера. В Берлине, поездка Хадсона вызывала беспокойство, заставляла насторожиться – как бы англичане не выкинули какой-нибудь фортель.
Вообще за последнее время в англо-германских отношениях, суливших после Мюнхена такие широкие перспективы, внезапно наступило взаимное охлаждение. Между партнерами пробежала черная кошка. Вольтат уверен, что произошло это после мартовских событий в Чехословакии, когда фюрер плюнул на свои мюнхенские обещания, на гарантии и занял Прагу. Он заставил президента Гаху подписать акт о ликвидации самостоятельного Чехословацкого государства. Министериаль-директор отлично помнил, как это произошло. Фюрер большой мастер идти ва-банк!
Старикан Эмиль Гаха и вправду возомнил себя чехословацким президентом – заупрямился ехать в Берлин по вызову фюрера. У старика оказалась короткая память. Он забыл, что президентское кресло получил по настоянию Гитлера, вскоре после того как в Мюнхене Судетскую область присоединили к Германии. Фюрер уже тогда знал, что делает, – Мюнхен был только началом.
Гаха, видите ли, заявил, что ему неудобно раскрывать свои связи с Берлином. Пришлось просто-напросто взять старика под руки и усадить в самолет. Впрочем, Гаха особенно и не упирался. Зато в Берлине на Темпельгофском аэродроме инсценировали пышную встречу – с оркестром, почетным караулом и прочими атрибутами, необходимыми при встрече почетных гостей. Это нужно для общественного мнения. Кто бы мог подумать, что за час до того президента не совсем вежливо волокли в самолет.
Гаху торжественно отвезли в имперскую канцелярию, а там заставили до полуночи ждать в приемной, пока Гитлер соблаговолил пригласить его к себе в кабинет. С первых же слов Гитлер начал кричать, грозить, топать ногами. Под конец бросил на стол заготовленный акт, вышел из кабинета. Место фюрера занял Геринг. Он не кричал на президента, но сказал: «Жаль, что придется бомбить Прагу, это такой красивый город… Я вынужден отдать приказ», – и потянулся к телефону.
Гаха упал в обморок, его привели в чувство. Дрожащей рукой он подписал акт: Чехословакия «добровольно» присоединяется к рейху. Тем временем германские войска уже заняли Прагу. Потом Гитлер частенько вспоминал, как он нагнал страху на президента. Это стало его любимой шуткой, он не раз повторял: «Теперь я знаю, как гахаризировать президентов!..» Что говорить, фюрер умеет делать такие вещи!
Но тем не менее все это испортило отношения с французами и англичанами. Вольтат был искренне убежден, что произошло какое-то досадное недоразумение, – англичане же сами подстрекали Гитлера. Недоразумение следует рассеять и устранить. Ведь в тот же самый день, когда Прага стала немецкой провинцией, в Дюссельдорфе состоялось тайное совещание английских и немецких предпринимателей. Все шло как нельзя лучше – совещание единодушно решило уважать взаимные интересы. Больше того, представители делового мира обеих стран условились в случае чего обратиться к своим правительствам за поддержкой, на случай если кто-то третий попытается ставить палки в колеса и наносить ущерб объединенным интересам.
И вот на тебе, все рассыпалось! Теперь снова надо что-то предпринимать. Именно с этой целью, усевшись в тряское и неудобное такси, Вольтат ехал в душной, нагретой, как жаровня, машине на встречу с мистером Хадсоном.
Министериаль-директор вытер потную шею, расплатился на углу бульвара с шофером и направился к одноэтажному особняку, перед которым был разбит небольшой, тщательно подстриженный скверик. Местом для встречи Хадсон избрал частную квартиру.
Беседа с Хадсоном носила дружеский характер. Министр начал развивать идею англо-германского сотрудничества на мировых рынках, говорил о разграничении сфер интересов обеих стран, об устранении ненужной конкуренции. Вольтат обратил внимание, что министр во многом повторяет то, что говорили представители Федерации британских промышленников на совещании в Дюссельдорфе, он словно копировал их заявления.
– Мы с вами деловые люди, – доверительно сказал министр. – Что нам делить? Разве мир стал тесен?
Мистер Хадсон намекнул, что английское правительство пошло бы на то, чтобы предоставить гарантированный заем Германии, ну, предположим, в миллиард фунтов стерлингов, конечно, если удастся договориться по другим вопросам.
От разговоров на политические темы Хадсон уклонился, но, как бы в нерешительности, спросил Вольтата, не желает ли он более обстоятельно поговорить об этом с советником британского премьера сэром Горацио Вильсоном.
«До чего же осторожны эти англичане!» – подумал Вольтат, прислушиваясь к журчащей речи британского министра. Он немного огорчился тем, что ему не удалось ничего выяснить о поездке мистера Хадсона в советскую столицу, но вообще-то, кажется, дело сдвинулось с мертвой точки. Значит, и Хадсон выполняет только роль норвежского китолова. А Горацио Вильсон – это уже фигура! Вольтат знал, какую роль сыграл он в мюнхенских переговорах.
Министериаль-директор осведомился, где и когда может произойти встреча.
– Хотя бы сегодня, – ответил Хадсон и добавил с улыбкой: – Надеюсь, вы не особенно огорчитесь, если пропустите вечернее заседание китоловов…
Вольтат сделал вид, что не понял намека, и простился с хозяином.
Едва проводив гостя, Хадсон снял трубку и позвонил сэру Горацио Вильсону. Вильсон поблагодарил Хадсона за услугу и тотчас же отправился в кабинет премьера. Обычно он заходил к нему без доклада.
Высокий худощавый старик с упрямым костистым лицом и пергаментной кожей, видимо, поджидал своего советника. Как только в дверях появился Вильсон, премьер вызвал секретаря и предупредил, чтобы его не отвлекали другими делами.
– Не принимайте никого, – медленно произнес он и подчеркнул это выразительным жестом. – К телефону пригласите меня только по зову его величества. Ступайте!
– Да, сэр! – секретарь поклонился и вышел.
Британский премьер-министр, сын достопочтенного Джозефа Чемберлена, только два года тому назад, уже на склоне лет, добился высокого поста, о котором мечтал на протяжении всей жизни. Но, в отличие от отца, он не проявлял ни талантов, ни способностей к государственной деятельности, был примитивен в политике, упрямо ограничен во взглядах и оставался на уровне высокомерного провинциального фабриканта. Только связи отца да положение в мире бирмингамских предпринимателей позволили ему всплыть на поверхность политической жизни Англии. Пост главного директора крупнейшего объединения военных заводов «Бирмингем смолл армз компани» открыл ему дорогу в правительство, заменил и широту ума и другие качества, необходимые для главы правительства.
Сэр Горацио Вильсон отлично знал недостатки премьера и, насколько возможно, пытался смягчить их. Порой это удавалось сделать, тем более что престарелый премьер отличался удивительной способностью подхватывать на лету нужные идеи и немедленно выдавать за свои. Сэр Горацио Вильсон довольно умело пользовался этой привычкой премьера. Будто невзначай, он высказывал какую-то мысль, и вскоре она, как бумеранг, возвращалась к советнику в форме указаний премьера.
Так было и на сей раз. Сэр Горацио Вильсон и премьер-министр уже неоднократно возвращались к запутанной и сложной европейской проблеме. Теперь, когда появилась наконец возможность вновь начать переговоры с Германией, оставалось только сформулировать и принять окончательные решения. Подготовленный предыдущими беседами, Чемберлен напутствовал советника, давал инструкции, как вести себя с немецким посланцем. Он возвращал то, что взял, а Вильсон почтительно записывал указания премьера, хотя это было повторением его собственных мыслей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91