Пока Муурикки составляла список отсутствующих, напряжение в классе явно спало. Все избегали поворачиваться в сторону Томи и ограничивались лишь быстрыми, мельком, взглядами. И многие улыбались или подмигивали ему в знак тайного сообщничества.
Да, много времени прошло с тех пор, когда они предпринимали что-либо все вместе. Да и было ли так когда-нибудь?
Между элитой класса и прочими было слишком мало общего. В этом Ээва совершенно права. Да и в конце-то концов не так уж много общего было и между самими умнягами. Они вели ожесточенную войну за отметки, за первые места. Например, каждый в классе знал, что Карита люто ненавидит Улламайю. Она завидовала ей во всем. Ее умению плавать. Ее внешности. Ее уму. Ее успеху у мальчишек…
И, кроме того, некоторые ребята уже знали, чего они хотят. Например, Эса. Ему его цель была ясна с четырехлетнего возраста: научиться играть на скрипке. Его родители позаботились в свое время о том, чтобы он начал учиться игре на скрипке, а теперь он и сам знал, чего хочет. Над ним посмеивались, но так или иначе вынуждены были его уважать. Он обладал упорством и целеустремленностью незаурядного спортсмена. Если бы у Юсси Скуга была натура Эсы, Юсси наверняка участвовал бы в ближайших Олимпийских играх… Некоторые из старательных и хороших учеников завидовали Эсе, хотя Эса никогда не будет соперничать с ними — свой хлеб он будет зарабатывать музыкой. И все же мальчишки видели в нем соперника.
Так же обстояло дело и с более слабыми. Каждый из них рассчитывал попасть в гимназию или профессиональное училище. Видя перед собой перфокарту вычислительной машины, даже те, кто плелся в хвосте, понимали, как важно заниматься на каких-нибудь расширенных или, наоборот, узко профилированных курсах и бороться за баллы успеваемости.
Дедушка Жестянщик не одобрял нововведений:
«Если единственной целью является соперничество, которое так широко рекламируют, и если этому учат с пеленок, то дух соперничества пристает к человеку. Совсем так, как у прыгунов с вышки на Борнео».
Дедушка Жестянщик часто рассказывал о виденном им телефильме — в нем показывали какой-то остров в Тихом океане. Люди там, чтобы испытать себя на храбрость, обвязывают лодыжки веревкой, сплетенной из лиан, и прыгают с вышки высотой с девятиэтажный дом.
«Точно так же и у нас, — ворчал дедушка. — Некоторых веревка не выдерживает, и они разбивают черепушку о камень. У других отрывается рука и нога. Но у самых крепких все сходит удачно, и они потом до конца дней своих похваляются точностью отборочного метода и своим высоким уровнем развития. Иные из них со всеми своими поверьями становятся деревенскими старейшинами в наших джунглях».
Таковы были рассуждения дедушки Жестянщика.
Рой спокойно лежал на месте. Конечно, для него было необычно лежать здесь, но он чуял запах сидящего на парте Томи и радовался, что хозяин находится поблизости.
Когда же Муурикки заметит собаку?
Томи с самого начала считал, что Муурикки должна заметить Роя скоро, еще до конца урока. И он сам не знал, хочет ли он, чтобы дело приняло именно такой оборот. В глубине его души таилась злокозненная мысль о том, что хорошо было бы нагнать страху на Муурикки, раздразнив Роя так, чтобы он залаял.
С другой стороны, в этом не было никакого смысла. Одни боялись собак, другие нет, совсем как если бы одни были музыкально одаренными, а другие нет.
Тут надо бы придумать что-нибудь особенное…
Когда напряжение первых минут прошло, Томи почувствовал, что настроение класса явно упало. Оно и понятно: ведь ничего не произошло.
Когда Муурикки принялась объяснять у доски решение двух задач, оказавшихся никому не по силам в последних письменных работах, самые нетерпеливые из ребят уже стали выжидающе поглядывать в сторону Томи и Роя. Двое мальчишек, зарычав на собачий манер, заставили Роя пошевельнуться и навострить уши.
Лауронен повернулся на своей парте и поглядел назад:
— Ну, сейчас!
Что означает это «ну, сейчас»? Или все ожидают, что он при содействии Роя выкинет в классе какую-нибудь штуку?
Томи проклинал себя и всю операцию. Следовало бы продумать все до конца, а не хвататься за первое, что пришло на ум.
Чего они, собственно, добивались?
Взглянув на пустующую парту у себя за спиной, Томи напал на мысль.
— Лауронен и еще кто-нибудь двое, сюда, вперед, на крышки парт!
Муурикки, несомненно, слышала шепот, но даже не обернулась.
— В последний раз объясняю эти задачи. Если кому-нибудь не интересно, пусть так! Но хоть не шумите, чтобы могли учиться те, у кого есть данные.
Лауронен и Томи обменялись ухмылками. Лауронен взобрался на крышку парты и сел спиной к доске. Двое других ребят последовали его примеру.
Такое прикрытие было вполне достаточным, лучшего и желать не надо.
Томи кувырнулся с парты на пол и подполз ближе к Рою.
— Ну-ну, старик! Лежать тихо! Сейчас мы немного позабавимся.
Рой наклонил голову набок, словно пытаясь вникнуть в смысл сказанного.
— Ничего, старик, — утешил его Томи. — У нас в этих стенах немало и других, кто ничего не понимает.
Рой позволил ему набросить на себя большую грубошерстную куртку Юсси Скуга… Вот Томи натянул собаке на голову ярко-красную шапочку с кисточкой, принадлежавшую Пярри, и собака прижала уши, но все же, повинуясь движению руки хозяина, села за пустующую парту, хотя ей тут явно было тесно.
— Сидеть, Рой!
Томи повернулся и посмотрел на Лауронена, лицо которого расплылось в довольной ухмылке.
— Темные очки! — потребовал Томи.
Обычно Лауронен дрожал над ними, как над невесть каким сокровищем. Это были барахлистые очки шведского производства, такие носит Марлон Брандо. И они здорово шли Лауронену. Делали его похожим на киногероя, правда, тогда, когда физиономия Лауронена не была подбита.
А теперь Лауронен, ни слова не возразив, протянул их Томи.
Рой оскалил зубы, когда Томи принялся прилаживать очки на его морде, подсовывая дужки под шапочку Пярри, но все же без звука остался сидеть на места.
— Мальчики, сядьте как положено! — почти нормальным голосом сказала Муурикки.
Если бы она, сказав это, повернулась потом к доске, продолжая свои объяснения, все приняли бы ее слова всерьез. Но она все портила своим брюзжанием. Каждый знал: она и сама не верит, что ее послушаются. И действительно, в следующее мгновение она начинала произносить длинную назидательную речь.
Точно так было и сейчас.
На этот раз к ее брюзжанию все же прислушивались и следили за каждым ее движением. Всем хотелось увидеть, как изменится выражение лица Муурикки, когда она заметит на парте Роя.
А в голосе учительницы уже назревал плач. Казалось, слезы вот-вот брызнут из ее глаз:
— Неужели вы, уже почти взрослые люди, не понимаете, что учеба — это работа, столько же для вас, сколько и для меня. Работа, заранее нормированная. Нам дано задание, которое мы должны выполнить, и я отвечаю за это… А вы же не отвечаете ни за что и ни перед кем!
Неужели она не заметила Роя?
Юсси утверждал, что Муурикки, толкая речь, впадает в экстаз. Ничего не видит и не слышит, а только знай себе брюзжит. Может, и так…
А может, сидевшие впереди самые рослые ребята так хорошо укрывали Роя, что от доски была видна только шапочка с кисточкой.
Класс больше не мог сдерживаться. То один, то другой поворачивался посмотреть на Роя. И сам Томи тоже.
Любо-дорого было глядеть на собаку, сидящую на парте, как примерный ученик, в куртке и шапочке с кисточкой. Темные очки Лауронена закрывали половину собачьей морды, видневшейся из-под шапочки, и нелегко было распознать, что на парте сидит собака.
— Ну и чем же она отличается от нас, учеников? — спросил Йони.
— По крайней мере, свой интеллигентностью, — съехидничала Карита.
Однако должна же была Муурикки что-то заметить. Она продолжала вычисления, а затем под громкий смех класса с багровой физиономией шагнула от доски к первым партам.
И тут она увидела Роя.
Муурикки застыла на месте, словно окаменела. Ошарашенность и сомнение попеременно отражались на ее лице, сменяя друг друга, словно кадры телевизионной рекламы.
— Ну, это уж слишком!
Муурикки, как астматичка, ловила ртом воздух. Казалось, она вот-вот задохнется. У нее, бедняги, начисто отсутствовало чувство юмора!
— Я вам этого…
Тут раздался стук в дверь.
Теперь застыли и ученики.
Стук возобновился, еще более громкий, чем прежде. Затем ручка двери повернулась, дверь распахнулась, и в проеме показалось лицо директора. Класс встал.
Директор вытянул руку и, жестом приглашая находящихся в коридоре войти, отступил в сторону. Двое совершенно незнакомых людей прошли в класс.
Томи словно парализовало. Но лишь на мгновение. Затем он развил лихорадочную деятельность.
Роя долой с парты. Быстро, но спокойно. Во всяком случае, теперь Роя нельзя было волновать, в каком бы трудном положении он сам ни находился.
— Рой, лежать. Тихо лежать. Вот так… Молодец, старик!
Томи успел уложить собаку на прежнее место между стеной и первым рядом парт, за укрытие из сумок, обуви и одежды как раз в то время, когда весь класс встал.
Без излишней спешки Томи, наклонившись, накрыл Роя первой попавшейся под руку курткой и только тогда выпрямился.
Лауронен действовал столь же молниеносно: вместо ряда сумок перед Роем выросла гора сумок, за которой и укрылась лежащая под куртками собака.
Садясь вместе со всеми за свою парту, Томи кивнул головой Йони и Юсси, сделал осторожный жест ладонями, означавший: главная опасность миновала.
За общим шумом Томи не услышал, как директор представлял пришедших, понял только, что это были какие-то важные птицы из школьного управления.
Директора с гостями пригласили присесть, но они отказались и остались у дверей.
До сих пор все шло хорошо, если не принимать в расчет самое Муурикки!
Учительница стояла на прежнем месте, будто ее хватил паралич. Лишь каким-то чудом ее рука поднялась пожать руки пришедшим, когда директор представлял их.
Муурикки могла все испортить.
Вот ее растерянный взгляд упал на Томи.
Сообразит ли она?
К счастью, сообразила. Как разбуженная ото сна, Муурикки вернулась к доске и продолжила незаконченное вычисление и объяснение задачи.
Это она умела. В этом отношении все учителя в школе были хороши. Работа у них спорилась.
Слушая ясные и уверенные объяснения Муурикки, посторонний человек не мог даже представить себе, какая она брюзга. И почему бы ей не быть таким же хорошим человеком, каким она была математиком!
Томи осторожно скосил глаза вбок и немного повернулся назад. Из-под кучи одежек виднелась печальная собачья морда в черных очках.
— Молодец, старик… — шепнул Томи. — Лежать тихо!
Обернувшись, Томи увидел, что один из чиновников школьного управления неслышными шагами прошел перед передними партами к окну.
Тридцать восемь пар глаз следили за тем, как он приближается к опасной зоне. По застывшим позам и напряженному выражению лиц было видно, что все ученики искренне переживали происходящее.
Зачем он туда пошел?
Звонкий голос Муурикки дрогнул, когда и она увидела, куда направился инспектор. Однако выстояла: каким-то чудом взяла себя в руки и продолжала вычисления.
За такое самообладание Томи не мог не похвалить ее про себя.
Инспектор (или кем еще был этот человек?) подошел к крайнему ряду парт. Миновал его. Не отрывая взгляда от доски, он стал двигаться по проходу вдоль стены.
У Лауронена побагровела шея. Он нервничал.
Как отнесется Рой к чужаку, если тот пройдет по проходу еще дальше в его сторону?
Томи прошептал, прикрыв рукой рот:
— Рой, лежать! Не двигаться!
На инспекторе был сине-серый костюм в полоску. Тщательно выглаженный. Томи глядел на стрелки его брюк, в то время как он приближался к нему.
— Рой, не шевелиться!
Инспектор остановился у окна, возле которого сидел Томи. Между ногами гостя и мордой собаки было каких-нибудь полметра с небольшим — наваленные Лауроненом сумки, которые образовали недоступное наблюдению укрытие.
Томи прислушивался: не раздается ли ворчание из мощной груди собаки?
— Рой, тихо!
Приходилось надеяться, что инспектор не разбирает его слов. Конечно, он слышал, как Томи бормочет что-то про себя. Он даже взглянул на Томи. Наверное, счел ненормальным, ну да пусть его.
Посетитель оперся о подоконник и так, полусидя, полустоя, не шелохнувшись, слушал объяснения Муурикки.
Сердце Томи колотилось в бешеном ритме. В висках кололо. Какой бес помогал Муурикки продолжать урок так, словно ничего не случилось? Разумеется, она в совершенстве владела материалом, но все же… Она ухитрялась не прерывать своих объяснений и держать себя в руках. Трудно поверить, но она, безусловно, оказалась способна не только брюзжать по мелочам.
Однако же Муурикки, похоже, была единственным человеком в классе, который занимался сейчас решением задач. Сам Томи даже и не пытался делать это. Достаточно и того, что у него хватало сил сдерживать себя.
Но вот добрались до конца и второй задачи.
— Есть у кого вопросы?
Никто не поднял руки. Ну, вполне понятно. Это было бы чистым безумием.
Но тут заговорил стоявший у окна инспектор. У него был низкий, хорошо поставленный голос. Приятный, хотя сами слова имели роковой смысл, как при зачтении смертного приговора.
— Отлично! — похвалил Муурикки инспектор, вогнав ее в краску. Затем повернулся к классу: — Ну, а может кто-нибудь продолжить решение, если примем, что а равно плюс восьми, а в равно минус двум?
К своему ужасу, Томи увидел, что инспектор выжидающе поднял руку, покрутил немного в воздухе указательным пальцем и наобум ткнул в кого-то.
На кого же он указывал?
На Йони!
Йони изумленно вытаращился на инспектора. Затем повернулся и посмотрел на доску, словно убегая взглядом от все еще уставленного на него пальца.
Что тут можно было поделать?
Йони всем своим видом показывал, что не намеревается выйти к доске. Да, пожалуй, и не стоило. Но все же ему надо было хоть что-то сказать…
Этого и ожидал инспектор.
Его палец чуть опустился, но по-прежнему был наставлен на Йони. И сам он наклонился вперед, не отрывая глаз от Йони.
Директор в дверях уже покачивал головой.
Бедняга Муурикки, словно охваченная ужасом, беспомощно глядела на Йони.
В классе нависла гнетущая тишина. Рою стоило лишь вздохнуть под кучей сумок, чтобы стоящий совсем рядом человек непременно заметил его.
Тут Йони встал.
Но вместо того чтобы двинуться к доске, он повернулся в сторону посетителя в сине-сером костюме.
— В первой задаче плюс двадцать восемь. А во второй — минус четыре.
Лицо инспектора вытянулось, как в зеркале комнаты смеха. Он в изумлении смотрел на Йони. Затем встал.
— Рой, ни с места!
Томи прошептал это совершенно спокойно. Взгляды всего класса были устремлены на инспектора, все ожидали, что он скажет.
Но инспектор даже не раскрыл рта. Он вышел из прохода и, миновав Муурикки, подошел к доске, взял мел и начал вычислять.
Это был профессионал не хуже Муурикки. Вычислял он так быстро, словно писал скорописью.
Все, как загипнотизированные, смотрели на доску. Когда решение первой задачи было закончено, результат оказался плюс двадцать восемь.
Инспектор огласил его во всеуслышание.
— А во второй задаче минус четыре, — произнесла Муурикки. — Я тем временем подсчитала.
Воззрился ли Рой на Йони из-под курток? Если нет, то он был единственным исключением в классе. Все остальные сделали именно это.
— У тебя поразительная способность считать в уме, — сказал от двери директор.
— Безусловно, — подтвердил инспектор и положил мелок в желоб у доски. — Блестящий успех!
В дверь постучали и тут же распахнули ее. В класс заглянула секретарша:
— Прошу прощения — звонит школьный советник!
— Спасибо, сейчас идем, — сказал человек, стоявший рядом с директором. Затем он повернулся к Муурикки: — Поздравляю вас, госпожа учительница! У вас замечательный математический класс. Доброй весны вам всем!
Когда гости удалялись, весь класс поднялся.
Как только дверь за ними захлопнулась, в классе раздалось громогласное «ура».
Потрясенный Томи во все глаза глядел на Муурикки. Она тоже кричала «ура» вместе со всеми! Она тоже была своей среди них.
Только после третьего «ура» наступила тишина.
Теперь уже Муурикки во все глаза смотрела на Томи.
— Как ты сумел добиться, чтобы собака так тихо лежала на месте?
Томи почесал Роя и разрешил ему подняться из-под курток.
— Так уж мы доверяем друг другу. Каждый на слово верит другому. Она поняла, что надо притаиться и молчать, и не спрашивала зачем.
Муурикки продолжала пристально глядеть на него. Ее губы шевельнулись, как будто она сглотнула что-то. Глухим, сдавленным голосом она сказала:
— Знаете ли вы, что бы я отдала за то, чтобы и между нами было такое же доверие!
Последние слова она произнесла с хрипотцой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22