Они становились свидетелями того, как масса постепенно приходила в себя. В комочках желе начинали пульсировать потоки голубого света.
– Я думаю, началось, – прошептала Оливейра. – Оно реформируется.
Йохансон подвёл робота к одному из комков, открыл трубку для проб и вонзил её в массу. Края трубки были остро заточены. Она вырезала часть желе, закрылась и исчезла внутри барабана. Комок не отреагировал на эту пункцию. Он слегка изменил форму, окутанный голубым облаком. Йохансон выждал несколько секунд и повторил процедуру в другом месте.
Вспыхнули голубые молнии. Комок имел размеры дельфина. Чем дольше Йохансон вглядывался, заполняя свои трубочки пробами, тем больше убеждался, что сравнение было точным. Не только размеры, но и форма дельфина.
В ту же минуту Оливейра сказала:
– Трудно поверить. Он похож на дельфина.
Йохансон чуть не забыл про робота. Он заворожённо следил, как и другие комки тоже изменяли свою форму. Одни походили на акул, другие на кальмаров.
– Как это может быть? – просипел Рубин.
– Программирование, – сказал Йохансон. – Иначе ничем не объяснить.
– Откуда они знают, как это делается?
– Просто знают и всё.
– Если они могут подражать форме и движениям, – сказала Оливейра, – они, должно быть, мастера маскироваться. Как вы считаете?
– Не знаю, – скептически сказал Йохансон. – Вряд ли это имеет целью мимикрию. Скорее, они о чём-то… вспоминают.
– Вспоминают?
– Ты знаешь, что происходит, когда мы думаем. Вспыхивают определённые нейроны, группы и связи. Возникает узор. Наш мозг не может изменить свою форму, но нейронный узор определённым образом и есть форма. Если умеешь читать эти формы, можешь сказать, о чём в данный момент думает наблюдаемый.
– Ты хочешь сказать, они думают о дельфине?
– Это непохоже на дельфина, – сказал Рубин и был прав. Форма стала другой. Теперь это походило на ската, который медленно поднимался, чуть шевеля крыльями. Из кончиков крыльев выросли длинные осязающие нити.
– Вы только взгляните!
Форма ската перешла во что-то змееподобное. Масса распалась. Внезапно возникли тысячи крошечных рыбок, которые синхронно метнулись, потом снова слились, быстро меняя облик, будто следуя заданной программе. В доли секунды они приобретали знакомые и незнакомые формы. В этом явлении участвовали уже все комки. Вместе с тем они сближались. Вот вспыхнули уже знакомые молнии, и в какой-то момент Йохансону даже почудилось, что в стремительной смене образов мелькнули очертания человека. Всё стремилось к слиянию – материя и обрывки Облака.
– Оно срастается! – ахнул Рубин, блестящими глазами глядя на монитор, по которому бежали данные анализа воды. – Вода насыщена новым веществом, химическим соединением!
Йохансон кружил своим роботом, беря пробу за пробой. Масса уже полностью ожила. Образовалось ядро. Всё устремилось к нему. То, что они уже наблюдали в миниатюре, теперь происходило в увеличенном масштабе. Из отдельных клеток создавалось существо. Организм без глаз, ушей и других органов чувств, без сердца, мозга и внутренностей – гомогенная масса, способная, тем не менее, к сложным процессам.
Сквозь овальное окно танка они видели, как желе сжималось и уплотнялось. От краёв к центру тянулись голубые шлейфы. Йохансон подвёл робота к краю. Три трубки для проб ещё пустовали. Он вонзил их в массу.
Существо мгновенно отпрянуло и вытянуло из себя дюжину щупалец, которые схватили робота. Йохансон потерял управление машиной. Она застряла в лапах существа, которое опустилось на дно танка, закрепившись там чем-то вроде присоски.
– Вот чёрт, – ругалась Оливейра. – Ты прозевал.
Пальцы Рубина летали по клавиатуре его компьютера.
– У меня тут море данных, – сказал он. – Аромат, молекулярные воскурения. Эта штука использует феромон! Я был прав.
– Эневек был прав, – поправила его Оливейра. – И Уивер.
– Я и хотел сказать…
– Мы все были правы. Нечто такое нам уже знакомо, да, Мик? – спросил Йохансон, не сводя глаз с монитора.
Рубин отрицательно покачал головой:
– Составляющие знакомы. А вот о рецепте ничего не могу сказать. Нужны пробы.
Из верхней части существа выделилась толстая плеть, конец которой разветвился на множество тонких усиков. Плеть склонилась над роботом. Усики ощупали машину и трубочки с пробами. Это походило на структурированное, обдуманное исследование.
– Что я вижу? – Оливейра подалась вперёд. – Оно хочет открыть трубочки?
– Не так-то это просто. – Йохансон попытался вернуть себе контроль над роботом. Щупальца ответили тем, что ещё крепче вцепились в корпус. – Оно явно влюбилось. Ну, хорошо. Подождём.
Усики продолжали обследование.
– Интересно, видит оно робота или нет? – спросил Рубин.
– Чем? – сомневалась Оливейра. – Оно изменяет форму, но глаз образовать не может.
– Возможно, ему это и не нужно, – сказал Йохансон. – Оно понимает мир на ощупь.
– Дети так делают, – сказал Рубин. – Но у них есть мозг, чтобы запомнить то, что они ощупали. А эта штука как запоминает?
Внезапно масса отпустила робота. Все усики и щупальца втянулись назад, слившись с общей структурой. Организм распластался по дну.
– Бесшовное покрытие, – пошутила Оливейра. – Оно и это умеет.
– Arrivederci, – сказал Йохансон и завёл робота в гараж.
* * *
Combat Information Center
– Что они, собственно, хотят сказать? – Кроув подпёрла подбородок ладонью. Между указательным и средним пальцами у неё дымилась обязательная сигарета, но на сей раз она сгорала почти впустую: у Кроув не было времени затянуться. Она пыталась, вместе с Шанкаром, проникнуть в смысл послания, полученного от Ирр.
Послания, которое сопровождалось нападением.
После того, как компьютер декодировал первое сообщение, со вторым он управился довольно быстро. Как и в первый раз, Ирр ответили в бинарном коде. Пока было непонятно, образуют ли данные картинку, но одна информация легко выделялась на общем фоне. Она изображала молекулу, химическую формулу. H 2 O.
– Очень оригинально, – недовольно проворчал Шанкар. – Мы и так знаем, что они живут в воде.
Но к формуле воды Ирр прицепили и другие данные. Компьютер считал в бешеном темпе, и постепенно начинало проясняться, что бы это могло быть.
– Может, географическая карта, – сказала Кроув.
– Морского дна?
– Нет. Это означало бы, что они живут на дне моря. Но их жизненным пространством является скорее свободная вода. Гомогенная, во все стороны равная.
Шанкар размышлял.
– Может, тут состав? Минеральные вещества, кислоты, основания, и так далее.
– Они не везде одинаковы, – кивнула Кроув. – В первый раз они послали нам картинку, составленную из двух математических результатов. Это же несравнимо сложнее. Но думаю, что и здесь картинка.
* * *
Joint Intelligence Center
Уивер нашла Эневека за компьютером. По экрану плавали виртуальные одноклеточные, но ей показалось, что он не особенно всматривается в них.
– Мне очень жаль, что твоя подруга погибла, – тихо сказала она.
– Знаешь, что странно? – хрипло сказал Эневек. – Что меня это так зацепило. Обычно смерть меня не впечатляет. В последний раз я плакал, когда умерла моя мать. А умер отец – и я даже горевать не мог. Ты знаешь эту историю. Но Лисия? Боже мой. У меня не было на её счёт никаких видов. Студентка, которая меня только раздражала, пока я к ней просто не притерпелся.
Уивер робко коснулась его плеча. Пальцы Эневека погладили её руку.
– Твоя программа, кстати, функционирует, – сказал он.
– Это значит, им в лаборатории осталось только соответственно перекроить биологию.
– Да. Но ведь это пока остаётся гипотезой.
Они снабдили виртуальных одноклеточных обучаемой ДНК, которая была в состоянии постоянно мутировать. По сути, каждая отдельная клетка в соответствии с этой моделью представляла собой маленький автаркический компьютер, который постоянно переписывал свою программу. Любая новая информация изменяла структуру генома. Когда изменённые клетки сливались с другими, они передавали свою информацию дальше – и соответственно изменялась ДНК остальных. Таким образом коллектив не только постоянно учился, – слияние обеспечивало ему постоянное равенство информации. Каждое новое знание одноклеточного обогащало общий опыт коллектива.
Эта мысль была революционной. Она могла бы означать, что знание передаётся по наследству. Обсудив её с Йохансоном, Оливейра и Рубиным, они растерялись ещё больше, поскольку идея содержала большую загвоздку.
* * *
Контрольное помещение
– Если ДНК мутирует, это приводит к изменению генетической информации, – объяснял Рубин. – А это готовит всем живым существам большие проблемы.
Посреди разбора тестов он вдруг смылся из лаборатории, – якобы снова у него начался приступ мигрени. Под этим предлогом он оказался в секретном контрольном помещении вместе с Ли, Пиком и Вандербильтом. Они прошлись по протоколам прослушивания. Естественно, каждый в этом помещении знал о программе, которую создали Эневек с Уивер, а также об их теории. Но без Рубина они не знали, как к ней подступиться.
– Организм настроен на исправную ДНК, – сказал Рубин. – Иначе он заболевает, либо его потомство рождается больным. Радиоактивное облучение, например, вызывает в ДНК непоправимые повреждения, – в итоге рождаются мутанты или люди заболевают раком.
– А как же с эволюционным развитием? – спросил Вандербильт. – Если мы развились из обезьяны в человека, значит, ДНК не оставалась всегда одинаковой.
– Правильно, но эволюция идёт на протяжении длительного времени. И она выбирает тех, у кого естественная норма мутации приводит к лучшему приспособлению. Природа многое отбраковала. Однако между генетическим изменением и отбраковкой находится ещё одно звено: ремонт. Вспомните о солнечном загаре. Солнечный свет изменяет клетки верхнего слоя кожи, это приводит к мутации ДНК. Мы становимся коричневыми, и если сгорим, то кожа отторгнет разрушенные клетки. В другом случае она их ремонтирует. Без ремонта мы были бы нежизнеспособны. Нас расшатывали бы самые мелкие мутации, никакая рана не заживала бы, никакая болезнь не излечивалась.
– Понятно, – сказала Ли. – Но как это выглядит у одноклеточных?
– Точно так же, – сказал Рубин. – Если ДНК мутирует, её нужно ремонтировать. Понимаете, такие клетки размножаются делением. Если ДНК не починить, вид не будет стабильным. Какие клетки ни возьми, природа заинтересована держать мутационную норму на приемлемом уровне. Ну, а теперь о загвоздке в теории Эневека. Геном всегда чинится целиком, по всей длине. Представьте себе ремонтные энзимы в виде полицейского патруля, который прочёсывает ДНК по всей длине на предмет неполадок. Как только находит повреждённое место, начинает чинить. Информация, которая является исходным, правильным состоянием, остаётся под охраной. Во время патрулирования они сразу узнают, где ген первоначальный, а где изменённый. Это как если бы вы учили ребёнка говорить. Едва он выучит слово, как тут же появятся ремонтные энзимы и перепрограммируют мозг назад, в оригинальное состояние, то есть в состояние незнания. Овладевание знанием невозможно.
– Тогда теория Эневека – ахинея, – констатировала Ли. – Она может функционировать только в том случае, если изменения ДНК одноклеточного будут сохраняться.
– С одной стороны, да, любая новая информация рассматривается ремонтным энзимом как повреждение, и геном быстренько чинится. Назад, к нулю, так сказать.
– Я подозреваю, – усмехнулся Вандербильт, – что сейчас последует «с другой стороны».
– Есть другая сторона, – с сомнением кивнул Рубин.
– И в чём она состоит?
– Понятия не имею.
– Минуточку, – сказал Пик, выпрямившись на своём стуле и поморщившись от боли. Его ступня была в гипсе. Вид у него был измученный. – Но вы же только что…
– Я знаю! Но теория просто чудесная, – воскликнул Рубин. Голос у него всё чаще срывался. Когда ему долго приходилось говорить, начинали сказываться последствия нападения Грейвольфа. – Она бы всё объяснила. Сегодня утром мы были свидетелями своеобразного процесса. Эта штука изучала нашего робота. Это не имело ничего общего ни с инстинктивным поведением, ни с животным любопытством. Это был чистый разум! Объяснение Эневека должно быть верным. Компьютерная модель Уивер функционирует.
– Вас не поймёшь, – вздохнул Вандербильт и промокнул лоб платком.
Рубин развёл руками:
– Возможность кроется в аномалии. Ремонтные энзимы тоже делают ошибки. Правда, редко, но в одном из 10 000 случаев они промахиваются. Одна базовая пара, которая не будет возвращена в оригинальное состояние. Это мало, но этого достаточно, чтобы кто-то родился на свет гемофиликом, или раковым больным, или с волчьей пастью. Мы видим в этом дефекты, но это доказывает, что ремонтный принцип действует не безгранично.
Ли встала и принялась широкими шагами ходить взад-вперёд.
– Значит, вы убеждены, что одноклеточные идентичны Ирр? Мы нашли нашего противника?
– Два ограничения, – быстро сказал Рубин. – Первое, мы должны разрешить проблему ДНК. Второе, должно быть что-то вроде королевы. Коллектив может быть сколь угодно разумным, но то, что попало нам в руки, на мой взгляд, лишь исполнительная часть целого.
– Королева? Как можно её себе представить?
– Такая же, как все, и всё же другая. Возьмите муравьёв. Матка – тоже муравьиха, но особенная. От неё всё исходит. Ирр – существо стаи, коллектив микроорганизмов. Если Эневек прав, они воплощают собой второй путь эволюции к разумной жизни, – но что-то должно ими управлять.
– Значит, если мы найдём эту королеву… – начал Пик.
– Нет, – Рубин отрицательно покачал головой. – Нам ничего не сделать. Королев может быть много. Миллионы. И если они умные, они нам не покажутся. – Он сделал паузу. – Но чтобы действовать в качестве королев, они должны подчиняться тем же принципам, что и остальные Ирр. Слияние и генетическая память. Сейчас мы на стадии получения пахучего вещества, которое клетки выделяют в знак того, что они хотят слиться. Феромон, рецепт которого Оливейра и Йохансон уже почти нащупали. Посредством этого феромона клетки гарантированно сливаются и с королевой. Аромат – это ключ к коммуникации Ирр. – Рубин самодовольно улыбнулся: – И он может стать ключом к решению всех наших проблем.
– Хорошо, Мик, – милостиво кивнул Вандербильт. – Мы вас опять полюбили. Хоть вы и подложили нам свинью на нижней палубе.
– Я не виноват, – обиженно сказал Рубин.
– Вы сотрудник ЦРУ, Мик. Моего ведомства. У нас нет такого понятия – «я не виноват». Разве мы забыли упомянуть об этом, принимая вас на службу?
– Нет.
– Рад слышать. Джуд сейчас будет говорить с президентом. Она доложит ему, что вы хороший мальчик. Спасибо за визит. Назад в соляные копи, братец!
* * *
Флагманский конференц-зал
Кроув и Шанкар казались уже далеко не такими уверенными, как при расшифровке первого сигнала. Подавленное и раздражённое состояние владело всей группой, которую удручали не только события, разыгравшиеся на нижней палубе. Становилось всё очевиднее, что никто не понимает действий Ирр.
– Они посылают сигнал и одновременно атакуют нас! – недоумевал Пик. – Кто так поступает?
– Перестаньте, наконец, думать в таких категориях, – сказал Шанкар. – Это не люди.
– Я просто хочу понять.
– Ничего вы не поймёте, если будете применять человеческую логику, – сказала Кроув. – Возможно, первое послание было предостережением: мол, нам известно, где вы!
– А может, это был обманный манёвр? – предположила Оливейра.
– В чём же тут, по-твоему, обман? – спросил Эневек.
– Отвлечь нас.
– Одно им, во всяком случае, удалось, – сказал Йохансон. – Мы поверили, что они заинтересованы в общении. Сэл прав, никто из людей бы так вероломно не поступил. Может быть, им это известно. Они нас убаюкали и показали себя во всём великолепии. Мы ожидали космического откровения, а получили по мордасам.
– Может, в первый раз вам следовало послать что-нибудь другое, а не это ваше дурацкое математическое задание, – сказал Вандербильт, обращаясь к Кроув.
Впервые, сколько Эневек знал её, Кроув вышла из равновесия:
– А у вас есть лучший вариант, Джек?
– Это не моя задача, а ваша – искать лучший вариант, – агрессивно заявил Вандербильт. – За коммуникацию с ними отвечаете вы.
– С кем? Вы же всегда считали, что за всем этим стоят исламисты.
– Если вы отправляете им послания, которые выдают им наше расположение, то вам и решать эту проблему. Ведь это вы запаковали в звуковой импульс всю информацию о человечестве. Это вы послали им приглашение напасть на нас!
– Если хочешь с кем-то поговорить, нужно с ним познакомиться! – ядовито ответила Кроув. – Неужто непонятно, осёл вы этакий? Я хочу знать, кто они, поэтому рассказываю им и о нас.
– Ваши послания – это тупик…
– Боже мой, да мы только начали!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
– Я думаю, началось, – прошептала Оливейра. – Оно реформируется.
Йохансон подвёл робота к одному из комков, открыл трубку для проб и вонзил её в массу. Края трубки были остро заточены. Она вырезала часть желе, закрылась и исчезла внутри барабана. Комок не отреагировал на эту пункцию. Он слегка изменил форму, окутанный голубым облаком. Йохансон выждал несколько секунд и повторил процедуру в другом месте.
Вспыхнули голубые молнии. Комок имел размеры дельфина. Чем дольше Йохансон вглядывался, заполняя свои трубочки пробами, тем больше убеждался, что сравнение было точным. Не только размеры, но и форма дельфина.
В ту же минуту Оливейра сказала:
– Трудно поверить. Он похож на дельфина.
Йохансон чуть не забыл про робота. Он заворожённо следил, как и другие комки тоже изменяли свою форму. Одни походили на акул, другие на кальмаров.
– Как это может быть? – просипел Рубин.
– Программирование, – сказал Йохансон. – Иначе ничем не объяснить.
– Откуда они знают, как это делается?
– Просто знают и всё.
– Если они могут подражать форме и движениям, – сказала Оливейра, – они, должно быть, мастера маскироваться. Как вы считаете?
– Не знаю, – скептически сказал Йохансон. – Вряд ли это имеет целью мимикрию. Скорее, они о чём-то… вспоминают.
– Вспоминают?
– Ты знаешь, что происходит, когда мы думаем. Вспыхивают определённые нейроны, группы и связи. Возникает узор. Наш мозг не может изменить свою форму, но нейронный узор определённым образом и есть форма. Если умеешь читать эти формы, можешь сказать, о чём в данный момент думает наблюдаемый.
– Ты хочешь сказать, они думают о дельфине?
– Это непохоже на дельфина, – сказал Рубин и был прав. Форма стала другой. Теперь это походило на ската, который медленно поднимался, чуть шевеля крыльями. Из кончиков крыльев выросли длинные осязающие нити.
– Вы только взгляните!
Форма ската перешла во что-то змееподобное. Масса распалась. Внезапно возникли тысячи крошечных рыбок, которые синхронно метнулись, потом снова слились, быстро меняя облик, будто следуя заданной программе. В доли секунды они приобретали знакомые и незнакомые формы. В этом явлении участвовали уже все комки. Вместе с тем они сближались. Вот вспыхнули уже знакомые молнии, и в какой-то момент Йохансону даже почудилось, что в стремительной смене образов мелькнули очертания человека. Всё стремилось к слиянию – материя и обрывки Облака.
– Оно срастается! – ахнул Рубин, блестящими глазами глядя на монитор, по которому бежали данные анализа воды. – Вода насыщена новым веществом, химическим соединением!
Йохансон кружил своим роботом, беря пробу за пробой. Масса уже полностью ожила. Образовалось ядро. Всё устремилось к нему. То, что они уже наблюдали в миниатюре, теперь происходило в увеличенном масштабе. Из отдельных клеток создавалось существо. Организм без глаз, ушей и других органов чувств, без сердца, мозга и внутренностей – гомогенная масса, способная, тем не менее, к сложным процессам.
Сквозь овальное окно танка они видели, как желе сжималось и уплотнялось. От краёв к центру тянулись голубые шлейфы. Йохансон подвёл робота к краю. Три трубки для проб ещё пустовали. Он вонзил их в массу.
Существо мгновенно отпрянуло и вытянуло из себя дюжину щупалец, которые схватили робота. Йохансон потерял управление машиной. Она застряла в лапах существа, которое опустилось на дно танка, закрепившись там чем-то вроде присоски.
– Вот чёрт, – ругалась Оливейра. – Ты прозевал.
Пальцы Рубина летали по клавиатуре его компьютера.
– У меня тут море данных, – сказал он. – Аромат, молекулярные воскурения. Эта штука использует феромон! Я был прав.
– Эневек был прав, – поправила его Оливейра. – И Уивер.
– Я и хотел сказать…
– Мы все были правы. Нечто такое нам уже знакомо, да, Мик? – спросил Йохансон, не сводя глаз с монитора.
Рубин отрицательно покачал головой:
– Составляющие знакомы. А вот о рецепте ничего не могу сказать. Нужны пробы.
Из верхней части существа выделилась толстая плеть, конец которой разветвился на множество тонких усиков. Плеть склонилась над роботом. Усики ощупали машину и трубочки с пробами. Это походило на структурированное, обдуманное исследование.
– Что я вижу? – Оливейра подалась вперёд. – Оно хочет открыть трубочки?
– Не так-то это просто. – Йохансон попытался вернуть себе контроль над роботом. Щупальца ответили тем, что ещё крепче вцепились в корпус. – Оно явно влюбилось. Ну, хорошо. Подождём.
Усики продолжали обследование.
– Интересно, видит оно робота или нет? – спросил Рубин.
– Чем? – сомневалась Оливейра. – Оно изменяет форму, но глаз образовать не может.
– Возможно, ему это и не нужно, – сказал Йохансон. – Оно понимает мир на ощупь.
– Дети так делают, – сказал Рубин. – Но у них есть мозг, чтобы запомнить то, что они ощупали. А эта штука как запоминает?
Внезапно масса отпустила робота. Все усики и щупальца втянулись назад, слившись с общей структурой. Организм распластался по дну.
– Бесшовное покрытие, – пошутила Оливейра. – Оно и это умеет.
– Arrivederci, – сказал Йохансон и завёл робота в гараж.
* * *
Combat Information Center
– Что они, собственно, хотят сказать? – Кроув подпёрла подбородок ладонью. Между указательным и средним пальцами у неё дымилась обязательная сигарета, но на сей раз она сгорала почти впустую: у Кроув не было времени затянуться. Она пыталась, вместе с Шанкаром, проникнуть в смысл послания, полученного от Ирр.
Послания, которое сопровождалось нападением.
После того, как компьютер декодировал первое сообщение, со вторым он управился довольно быстро. Как и в первый раз, Ирр ответили в бинарном коде. Пока было непонятно, образуют ли данные картинку, но одна информация легко выделялась на общем фоне. Она изображала молекулу, химическую формулу. H 2 O.
– Очень оригинально, – недовольно проворчал Шанкар. – Мы и так знаем, что они живут в воде.
Но к формуле воды Ирр прицепили и другие данные. Компьютер считал в бешеном темпе, и постепенно начинало проясняться, что бы это могло быть.
– Может, географическая карта, – сказала Кроув.
– Морского дна?
– Нет. Это означало бы, что они живут на дне моря. Но их жизненным пространством является скорее свободная вода. Гомогенная, во все стороны равная.
Шанкар размышлял.
– Может, тут состав? Минеральные вещества, кислоты, основания, и так далее.
– Они не везде одинаковы, – кивнула Кроув. – В первый раз они послали нам картинку, составленную из двух математических результатов. Это же несравнимо сложнее. Но думаю, что и здесь картинка.
* * *
Joint Intelligence Center
Уивер нашла Эневека за компьютером. По экрану плавали виртуальные одноклеточные, но ей показалось, что он не особенно всматривается в них.
– Мне очень жаль, что твоя подруга погибла, – тихо сказала она.
– Знаешь, что странно? – хрипло сказал Эневек. – Что меня это так зацепило. Обычно смерть меня не впечатляет. В последний раз я плакал, когда умерла моя мать. А умер отец – и я даже горевать не мог. Ты знаешь эту историю. Но Лисия? Боже мой. У меня не было на её счёт никаких видов. Студентка, которая меня только раздражала, пока я к ней просто не притерпелся.
Уивер робко коснулась его плеча. Пальцы Эневека погладили её руку.
– Твоя программа, кстати, функционирует, – сказал он.
– Это значит, им в лаборатории осталось только соответственно перекроить биологию.
– Да. Но ведь это пока остаётся гипотезой.
Они снабдили виртуальных одноклеточных обучаемой ДНК, которая была в состоянии постоянно мутировать. По сути, каждая отдельная клетка в соответствии с этой моделью представляла собой маленький автаркический компьютер, который постоянно переписывал свою программу. Любая новая информация изменяла структуру генома. Когда изменённые клетки сливались с другими, они передавали свою информацию дальше – и соответственно изменялась ДНК остальных. Таким образом коллектив не только постоянно учился, – слияние обеспечивало ему постоянное равенство информации. Каждое новое знание одноклеточного обогащало общий опыт коллектива.
Эта мысль была революционной. Она могла бы означать, что знание передаётся по наследству. Обсудив её с Йохансоном, Оливейра и Рубиным, они растерялись ещё больше, поскольку идея содержала большую загвоздку.
* * *
Контрольное помещение
– Если ДНК мутирует, это приводит к изменению генетической информации, – объяснял Рубин. – А это готовит всем живым существам большие проблемы.
Посреди разбора тестов он вдруг смылся из лаборатории, – якобы снова у него начался приступ мигрени. Под этим предлогом он оказался в секретном контрольном помещении вместе с Ли, Пиком и Вандербильтом. Они прошлись по протоколам прослушивания. Естественно, каждый в этом помещении знал о программе, которую создали Эневек с Уивер, а также об их теории. Но без Рубина они не знали, как к ней подступиться.
– Организм настроен на исправную ДНК, – сказал Рубин. – Иначе он заболевает, либо его потомство рождается больным. Радиоактивное облучение, например, вызывает в ДНК непоправимые повреждения, – в итоге рождаются мутанты или люди заболевают раком.
– А как же с эволюционным развитием? – спросил Вандербильт. – Если мы развились из обезьяны в человека, значит, ДНК не оставалась всегда одинаковой.
– Правильно, но эволюция идёт на протяжении длительного времени. И она выбирает тех, у кого естественная норма мутации приводит к лучшему приспособлению. Природа многое отбраковала. Однако между генетическим изменением и отбраковкой находится ещё одно звено: ремонт. Вспомните о солнечном загаре. Солнечный свет изменяет клетки верхнего слоя кожи, это приводит к мутации ДНК. Мы становимся коричневыми, и если сгорим, то кожа отторгнет разрушенные клетки. В другом случае она их ремонтирует. Без ремонта мы были бы нежизнеспособны. Нас расшатывали бы самые мелкие мутации, никакая рана не заживала бы, никакая болезнь не излечивалась.
– Понятно, – сказала Ли. – Но как это выглядит у одноклеточных?
– Точно так же, – сказал Рубин. – Если ДНК мутирует, её нужно ремонтировать. Понимаете, такие клетки размножаются делением. Если ДНК не починить, вид не будет стабильным. Какие клетки ни возьми, природа заинтересована держать мутационную норму на приемлемом уровне. Ну, а теперь о загвоздке в теории Эневека. Геном всегда чинится целиком, по всей длине. Представьте себе ремонтные энзимы в виде полицейского патруля, который прочёсывает ДНК по всей длине на предмет неполадок. Как только находит повреждённое место, начинает чинить. Информация, которая является исходным, правильным состоянием, остаётся под охраной. Во время патрулирования они сразу узнают, где ген первоначальный, а где изменённый. Это как если бы вы учили ребёнка говорить. Едва он выучит слово, как тут же появятся ремонтные энзимы и перепрограммируют мозг назад, в оригинальное состояние, то есть в состояние незнания. Овладевание знанием невозможно.
– Тогда теория Эневека – ахинея, – констатировала Ли. – Она может функционировать только в том случае, если изменения ДНК одноклеточного будут сохраняться.
– С одной стороны, да, любая новая информация рассматривается ремонтным энзимом как повреждение, и геном быстренько чинится. Назад, к нулю, так сказать.
– Я подозреваю, – усмехнулся Вандербильт, – что сейчас последует «с другой стороны».
– Есть другая сторона, – с сомнением кивнул Рубин.
– И в чём она состоит?
– Понятия не имею.
– Минуточку, – сказал Пик, выпрямившись на своём стуле и поморщившись от боли. Его ступня была в гипсе. Вид у него был измученный. – Но вы же только что…
– Я знаю! Но теория просто чудесная, – воскликнул Рубин. Голос у него всё чаще срывался. Когда ему долго приходилось говорить, начинали сказываться последствия нападения Грейвольфа. – Она бы всё объяснила. Сегодня утром мы были свидетелями своеобразного процесса. Эта штука изучала нашего робота. Это не имело ничего общего ни с инстинктивным поведением, ни с животным любопытством. Это был чистый разум! Объяснение Эневека должно быть верным. Компьютерная модель Уивер функционирует.
– Вас не поймёшь, – вздохнул Вандербильт и промокнул лоб платком.
Рубин развёл руками:
– Возможность кроется в аномалии. Ремонтные энзимы тоже делают ошибки. Правда, редко, но в одном из 10 000 случаев они промахиваются. Одна базовая пара, которая не будет возвращена в оригинальное состояние. Это мало, но этого достаточно, чтобы кто-то родился на свет гемофиликом, или раковым больным, или с волчьей пастью. Мы видим в этом дефекты, но это доказывает, что ремонтный принцип действует не безгранично.
Ли встала и принялась широкими шагами ходить взад-вперёд.
– Значит, вы убеждены, что одноклеточные идентичны Ирр? Мы нашли нашего противника?
– Два ограничения, – быстро сказал Рубин. – Первое, мы должны разрешить проблему ДНК. Второе, должно быть что-то вроде королевы. Коллектив может быть сколь угодно разумным, но то, что попало нам в руки, на мой взгляд, лишь исполнительная часть целого.
– Королева? Как можно её себе представить?
– Такая же, как все, и всё же другая. Возьмите муравьёв. Матка – тоже муравьиха, но особенная. От неё всё исходит. Ирр – существо стаи, коллектив микроорганизмов. Если Эневек прав, они воплощают собой второй путь эволюции к разумной жизни, – но что-то должно ими управлять.
– Значит, если мы найдём эту королеву… – начал Пик.
– Нет, – Рубин отрицательно покачал головой. – Нам ничего не сделать. Королев может быть много. Миллионы. И если они умные, они нам не покажутся. – Он сделал паузу. – Но чтобы действовать в качестве королев, они должны подчиняться тем же принципам, что и остальные Ирр. Слияние и генетическая память. Сейчас мы на стадии получения пахучего вещества, которое клетки выделяют в знак того, что они хотят слиться. Феромон, рецепт которого Оливейра и Йохансон уже почти нащупали. Посредством этого феромона клетки гарантированно сливаются и с королевой. Аромат – это ключ к коммуникации Ирр. – Рубин самодовольно улыбнулся: – И он может стать ключом к решению всех наших проблем.
– Хорошо, Мик, – милостиво кивнул Вандербильт. – Мы вас опять полюбили. Хоть вы и подложили нам свинью на нижней палубе.
– Я не виноват, – обиженно сказал Рубин.
– Вы сотрудник ЦРУ, Мик. Моего ведомства. У нас нет такого понятия – «я не виноват». Разве мы забыли упомянуть об этом, принимая вас на службу?
– Нет.
– Рад слышать. Джуд сейчас будет говорить с президентом. Она доложит ему, что вы хороший мальчик. Спасибо за визит. Назад в соляные копи, братец!
* * *
Флагманский конференц-зал
Кроув и Шанкар казались уже далеко не такими уверенными, как при расшифровке первого сигнала. Подавленное и раздражённое состояние владело всей группой, которую удручали не только события, разыгравшиеся на нижней палубе. Становилось всё очевиднее, что никто не понимает действий Ирр.
– Они посылают сигнал и одновременно атакуют нас! – недоумевал Пик. – Кто так поступает?
– Перестаньте, наконец, думать в таких категориях, – сказал Шанкар. – Это не люди.
– Я просто хочу понять.
– Ничего вы не поймёте, если будете применять человеческую логику, – сказала Кроув. – Возможно, первое послание было предостережением: мол, нам известно, где вы!
– А может, это был обманный манёвр? – предположила Оливейра.
– В чём же тут, по-твоему, обман? – спросил Эневек.
– Отвлечь нас.
– Одно им, во всяком случае, удалось, – сказал Йохансон. – Мы поверили, что они заинтересованы в общении. Сэл прав, никто из людей бы так вероломно не поступил. Может быть, им это известно. Они нас убаюкали и показали себя во всём великолепии. Мы ожидали космического откровения, а получили по мордасам.
– Может, в первый раз вам следовало послать что-нибудь другое, а не это ваше дурацкое математическое задание, – сказал Вандербильт, обращаясь к Кроув.
Впервые, сколько Эневек знал её, Кроув вышла из равновесия:
– А у вас есть лучший вариант, Джек?
– Это не моя задача, а ваша – искать лучший вариант, – агрессивно заявил Вандербильт. – За коммуникацию с ними отвечаете вы.
– С кем? Вы же всегда считали, что за всем этим стоят исламисты.
– Если вы отправляете им послания, которые выдают им наше расположение, то вам и решать эту проблему. Ведь это вы запаковали в звуковой импульс всю информацию о человечестве. Это вы послали им приглашение напасть на нас!
– Если хочешь с кем-то поговорить, нужно с ним познакомиться! – ядовито ответила Кроув. – Неужто непонятно, осёл вы этакий? Я хочу знать, кто они, поэтому рассказываю им и о нас.
– Ваши послания – это тупик…
– Боже мой, да мы только начали!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98