- Джеймс, и ты все это время молчал! Как ты мог так поступить со
мной?
- Ну, это... - пробормотал Джим, не зная толком, что и сказать.
Мелюзина заплакала, утирая слезы изящным носовым платком из легкой
зеленой ткани, извлеченным ею откуда-то из своего платья.
- Привести меня сюда, и лишь затем, чтобы так разочаровать! -
причитала она. - Как ты мог, Джеймс!
- Ну как... - беспомощно молвил Джим.
- Ну и ладно, - Мелюзина вытерла и без того сухие глаза, и носовой
платок мгновенно исчез. - Достаточно я с тобой настрадалась. Надо поискать
новую любовь. Кажется... О! Какой красивый коротышка. Ты будешь моим. Я
никогда тебя не отпущу.
Она мотнулась вперед и обвила руки вокруг широкой груди короля
Иоанна.
- Это тоже не для тебя, - сообщил Каролинус.
- Почему это? - осведомилась Мелюзина, вцепившись в короля мертвой
хваткой.
- Потому что я - король, черт возьми! - выпалил Иоанн. - Мне на роду
написано быть королем, и я всегда буду им, несмотря на всякую там магию
или нечисть вроде тебя!
- Правда?
На глаза Мелюзины вновь навернулись слезы. Она отпустила короля.
Опять на свет Божий показался носовой платок.
- Так обмануться дважды! - зарыдала она в зеленую тряпицу. - А ты
даже красивее Джеймса. Я все равно буду любить тебя, мой король. Но раз уж
и ты не для меня...
Она оглянулась, и ее взгляд наткнулся на Жиля с Теолафом; латник
стоял на коленях над рыцарем и пытался остановить кровотечение из
многочисленных ран Жиля: для этого он прижимал к ним полосы ткани,
оторванные от рубах прочих латников, столпившихся вокруг него.
- Бедняга! - Мелюзина подбежала к щиту и упала рядом с ним на колени.
- Он болен. Я приведу его в порядок.
- А кровь ты можешь сотворить, леди? - грубо спросил Теолаф. - На его
теле нет ни одной смертельной раны. Но мелких ран так много, что он
потерял уже почти всю кровь, а остатки вытекают слишком быстро, я не могу
остановить кровотечение.
- Сотворить человеческую кровь? - с испугом переспросила Мелюзина. -
Увы, это недоступно никому, но человек может сам сделать это для себя.
- Неудивительно, что он пролил столько крови, - заметил Теолаф. - Я
насчитал шесть мертвецов в шлемах с черными полосами перед нишей, в
которой прятался принц...
- Ты можешь его хотя бы в тень перенести? - прервала его Мелюзина.
- Это я могу, - ответил Теолаф. - Хорошо, что вы подумали об этом,
миледи.
Он отошел и принялся подбирать латников для переноски раненого, а
Мелюзина склонилась над Жилом.
- Как это грустно, - с чувством произнесла она. - Ты так молод и
красив. А еще у меня какое-то странное чувство, что мы с тобой похожи.
Губы Жиля шевельнулись. Никто, кроме Мелюзины, не смог бы поручиться,
что рыцарь ответил, но она, видимо, расслышала его слова.
- Но ведь твой нос прекрасен! - возразила она. - Я никогда еще не
видела такого великолепного носа! Когда я взглянула на тебя, то его-то я в
первую очередь и приметила. Он чудесен. Просто взяла бы да откусила.
Она наклонилась еще ниже и осыпала нос сэра Жиля поцелуями.
- Поднимайте бережнее! - приказал Теолаф приведенным им латникам. -
Давайте, понесли его в тень дерева, вот там, прямо.
Воины осторожно подняли щит с сэром Жилом и понесли его. В
сопровождении Мелюзины они доставили его в тень, падавшую от дерева, под
которым расположились остальные латники.
Что же до Джима, то он оставался на прежнем месте и слушал, как граф
Камберленд ведет торг с королем Иоанном. Как это ни странно, граф,
несмотря на свое богатырское телосложение, оказался ловким и
проницательным дельцом. В конце концов ему удалось убедить короля, что тот
ничего не выиграет от продолжения битвы и что, поскольку цена капитуляции
может оказаться высокой и даже слишком высокой, лучше пока не поздно
выторговать себе условия повыгоднее. Собственно говоря, на этот шаг толкал
простой здравый смысл: опытных французских рубак, ветеранов многих
сражений, стоило спасти от смерти - или от тяжелых ранений, поскольку в ту
эпоху они, как правило, тоже заканчивались смертью, - хотя бы ради будущих
сражений с англичанами.
Но тут Джим заметил, что принц, стоящий рядом с графом, никак не
может отвести пристального взгляда горящих глаз от лица аристократа. Лицо
принца все больше и больше напоминало грозовую тучу; того и гляди,
разразится смерч... Джим поспешил вмешаться в ход беседы, дабы
предотвратить близящуюся грозу.
- Прошу прощения, милорд, - перебил он графа, - но мне показалось,
что наш царственный принц желал бы поговорить с вами.
Граф неторопливо повернулся к принцу и взглянул на него; казалось,
что все это время он даже не подозревал о существовании Эдварда.
- Да, ваше высочество? - холодно произнес он.
- Сэр, да знаете ли вы, кто я такой? - с раздражением поинтересовался
принц.
- Я знаю вас как моего царственного принца, - по-прежнему холодно
отвечал граф, - однако, как мне сообщили, вы недавно отвернулись от
англичан и земли, давшей вам жизнь, чтобы помогать французам во всех их
делах против Англии; возможно, за это время вы уже успели приобрести новый
титул.
- Наглец! - выкрикнул принц. - На колени передо мной, милорд, или вы
лишитесь головы, причем дело не заставит долго ждать! У меня есть люди,
которые сделают это, стоит мне только приказать, - он оглянулся. - Есть
или нет?!
За спиной принца латники подняли дружный вопль, а Джим подумал, что
лучше стерпеть их крики, чем стать свидетелем усекновения головы графа
Камберленда по законному приказу их принца.
С графом приехало лишь три рыцаря. Он поспешно опустился на колено.
- Посмотрите направо, милорд, - стальным голосом произнес принц. -
Видите кучу тряпок? Не правда ли, они чем-то похожи на мою одежду? Совсем
недавно в этом тряпье был созданный из снега с помощью магии самозванец, а
сделал его злой колдун, который сейчас, как я вижу, стоит за спинами у вас
и у короля Франции. Он же дал существование и плоть лживой небылице о том,
что я присоединился к французам. Как я могу покинуть Англию, если Англия -
это я сам? Скажите мне, как вы поверили в такую ложь?
- Не скажу, что я поверил всем сердцем, ваше высочество, - ответил
граф. Лицо его побледнело, но голос звучал вполне уверенно. - Но дело-то
идет не только о слухах и небылицах; люди, которых лжецами не назовешь,
своими глазами видели, пусть даже и издалека, как вы в полном вооружении
прогуливаетесь в компании французов и, судя по всему, прекрасно чувствуете
себя среди них. Признаюсь, мне нелегко было поверить в это. Но человеку
свойственно заблуждаться, ваше высочество, говорю прямо: именно это
заблуждение и заставило англичан отправиться в поход во Францию. Если
из-за него я должен лишиться головы, то я охотно передаю свою жизнь в ваши
руки.
- Вы правы, - принц немного успокоился. - Успокойтесь, вас одурачили
не меньше, чем всех прочих. На самом деле можно сказать, что волшебный
самозванец был похож на меня как две капли воды; когда я видел его, мне
даже казалось, что я смотрю в зеркало и вижу свое отражение. Ну, а
теперь-то вы что чувствуете, милорд? Какие еще доказательства вам
представить? Сесть на лошадь и поскакать на поле, чтобы биться с
французами? Что ж, за моей спиной стоят люди, которые охотно последуют за
мной.
Принц обернулся.
- Или нет?
Он взглянул на рыцарей и латников.
- Или нет? - повторил он.
Ответом ему был еще более дружный и громкий, чем давеча, крик.
- А раз так, - продолжал принц, - то сомневаетесь ли вы, милорд, что
если я вскочу на лошадь, помчусь вперед со своим боевым кличем и нападу на
первого же попавшегося мне француза, то все увидевшие меня англичане в
конце концов присоединятся ко мне? Я спрашиваю вас.
- Ваше высочество, - искренне ответил граф, - я первым последую за
вами.
Принц не сводил с него пристального взгляда. Наконец он расслабился.
- Встаньте, милорд, - сказал он. - Вижу, вы преданный и верный слуга
мне и моему отцу, королю Англии. Но не давайте мне больше повода
усомниться в вас.
- Никогда, ваше высочество, - заверил граф. - Пока я жив, этого не
случится.
Он поднялся на ноги.
- Я рад слышать это, - отвечал принц. - С этим делом мы покончили,
так что можете продолжить обсуждение условий капитуляции с моим братом,
королем Франции. Я признаю, что вы, милорд, более опытны, чем я, поэтому я
предпочитаю послушать, как вы ведете эти переговоры, и отдать все в ваши
руки. Конечно, я уверен, что благодаря вам битва закончится куда
быстрее...
- Боюсь, что вы ошибаетесь, брат, - вмешался король Иоанн. - В наших
переговорах даже речи не заходило о том, что я согласен на капитуляцию
французов. Или мы, как подобает людям чести, продолжим битву, или
предложим англичанам столь легкие условия, что для них не будет ничего
постыдного в том, чтобы принять их. Я вижу, вы хмуритесь, брат. Вы уже
готовы напомнить мне, что я - ваш пленник. Позвольте мне объясниться,
чтобы раз и навсегда покончить с этим вопросом. Скорее вы отрубите мне,
вместо графа Камберленда, голову, чем я отдам французам приказ сдаться
противникам, которые еще не победили.
- В таком случае, - заявил принц, - у меня нет выбора. Коня мне!
Коня! Эй!
Ближайший к принцу латник поспешно соскочил с седла, подвел коня к
принцу, преклонил колено и протянул ему поводья. Принц схватил их и
вскочил в седло.
- Брат, вы не даете мне выбора, - сказал принц королю Иоанну. -
Равновесие сил в сражении сейчас зависит от меня. Кто знает, может быть,
чаша весов склонится на сторону англичан, если я окажусь на поле боя. Так
что я поехал, и ваши французы еще увидят, за кем останется сегодня победа!
Он оглянулся через плечо на рыцарей и латников; те поднялись и были
готовы следовать за ним.
- За мной! - крикнул принц, выхватил меч из ножен и, размахивая им,
направил коня к полю сражения,

39
- Подождите! - выкрикнул король Иоанн.
Его лицо вроде и не изменилось, но Джим стоял рядом с ним, так что
смог заметить, как в королевской брови вспыхнула слабая искорка, что,
верно, указывало на то, что Иоанн слегка вспотел.
- Подождите, мой юный брат! Я восхищен вашим желанием вести своих
подданных к победе. И все же подумайте немного. Ваш порыв может стоить
жизни многим добрым рыцарям; ведь и англичане, и французы наверняка будут
биться насмерть, едва увидят вас на поле, в самой гуще сражения.
То, что граф в беседе с королем использовал те же самые доводы,
похоже, ничуть не помешало самому королю испытать их силу уже на принце.
- Поразмыслите, брат, - продолжал король Иоанн. - Исход сегодняшнего
дня может быть каким угодно: день и так идет наперекосяк. Так зачем же нам
громоздить ошибку на ошибке? Нам есть что обсудить. Если это вас может
удержать от того, чтобы выехать на поле сражения, то я готов поговорить не
только об английской капитуляции, но и о возможной капитуляции
французов... Но вы понимаете, что последнюю возможность я допускаю лишь
как тему для обсуждения.
- Ваше высочество, - мягким и полным надежды голосом окликнул принца
граф Камберленд.
Тот сидел на лошади и некоторое время молчал, погрузившись в глубокие
размышления. Потом он посмотрел прямо в глаза графу.
- Милорд, - изрек он, - в этих делах у вас больше опыта, чем у меня.
Посоветуете ли вы отложить ненадолго мое вступление в битву, чтобы вы
могли поговорить с королем?
- Конечно, ваше высочество, - мягко отвечал граф. - Я говорю
совершенно серьезно. Я не вижу в этом бесчестья: я просто думаю, что вы
слишком дороги не только для сегодняшней, но и для будущей Англии, чтобы
подвергать вашу жизнь опасностям на поле битвы.
- Из страха за собственную жизнь я не поверну назад! - резко ответил
принц.
- Нет-нет, об этом я и не говорил, - поспешно возразил граф. - Я
просто советую продолжить разговор с его величеством королем Франции.
Эдвард спешился.
- Хорошо, - согласился он, - я последую вашему совету. Продолжайте
переговоры, а я послушаю вас.
Он присоединился к графу и королю.
Джим обнаружил, что переговоры повернули совершенно в другую сторону.
Граф и король, будто это разумелось само собой, стали размышлять, как
покончить с делом так, чтобы ни одна из сторон не победила, но и не
проиграла. Весь вопрос упирался только в то, как найти подходящие для
этого слова, поскольку до сих пор все переговоры подобного рода велись
либо о победе, либо о поражении, то есть одна сторона признавалась
выигравшей битву, а другая - проигравшей.
Вообще-то было похоже, что проблема, возложенная Каролинусом на плечи
Джима, разрешалась сама собой. Джим этого никак не ожидал; сейчас он
размышлял, какой психологический эффект могло бы произвести появление
юного принца на поле боя, да еще и на стороне англичан, в тот момент,
когда английские силы более или менее сравнялись с числом уцелевших
французов. Англичан, конечно, весьма воодушевил бы тот факт, что принц
окончательно примкнул к своим соотечественникам. Напротив, французы
неизбежно упали бы духом, увидев, что их козырная карта, то есть
предполагаемая верность принца французской короне, бита.
Так что не только граф Камберлендский и принц Эдвард, но и король
Иоанн прекрасно понимали, что именно психологический фактор может повлиять
на исход подобной битвы.
Вот они и пытались найти язык, подходящий для того, чтобы выразить
решение существующей проблемы. Просто перемирием это не назовешь, ведь,
как правило, условия перемирия, при котором обе армии взаимно отказываются
от попыток испытать силу противника, зависят от их согласия, а здесь
испытания силы, можно сказать, шли полным ходом.
В конце концов поладили на немедленном и временном перемирии.
Теоретически за ним должны следовать переговоры, но признание одной из
сторон победителем в сражении могло откладываться до бесконечности и в
конце концов стать уже древней историей, никому не интересной. Похоже, что
это решение вполне удовлетворило как короля, так и графа, и не слишком
разочаровало даже принца.
На том и порешили. Но, к несчастью, соглашение о перемирии поднимало
один, отнюдь не самый легкий, вопрос.
Его надо было объявить и как-то положить конец битве.
В процедуре не было ничего сложного. Королевские герольды выезжали на
поле боя, трубили в трубы и зачитывали соглашение; стало быть, английские
и французские герольды объявят, что немедленно заключается перемирие,
поскольку английский принц вернулся на сторону англичан, а дипломатические
тонкости следует уладить побыстрее, пока не началась новая битва. Однако
те, кто сейчас заключили соглашение, не сказали ни слова о том, что у них
нет ни малейшего желания вновь доводить дело до битвы.
Проблема, впрочем, заключалась в том, что перемирие легче
провозгласить, чем осуществить, и знали это все, кроме Джима.
- А в чем дело? - прошептал Джим на ухо Брайену, поскольку был
единственным человеком, до которого никак не доходила суть проблемы.
Брайен склонился к уху своего друга, чтобы его ответ также был
неуловим для слуха присутствующих.
- Рыцари никогда не прекратят сражения только потому, что им прикажут
это сделать, - пояснил он. - Команда еще может остановить их перед битвой,
но коль уж она началась, так легко ее не остановишь. А уж если кто-то
почувствует, что победа близка и хватит самого ничтожного усилия, чтобы
поймать ее за хвост, то тут уж и говорить о перемирии не приходится.
Джим никак не мог поверить в это, поскольку прямо на его глазах
король Иоанн и граф Камберленд послали гонцов к королевским герольдам с
сообщением о перемирии и прекращении битвы. Но вот до Джима понемногу стал
доходить смысл слов Брайена.
Как он сказал, так все и вышло. Герольды выехали на поле боя,
затрубили в трубы и провозгласили перемирие на английском и французском
языках. Но те, кто по-прежнему горячо рубились на мечах и сшибались в
яростных схватках, даже не собирались отвечать королевским посланцам.
Джим постепенно начал понимать, в чем тут дело. В средние века рыцари
шли на войну не за тем, чтобы прекращать сражение. Они отправлялись туда,
чтобы выигрывать битвы и убивать людей или, может быть - но только может
быть, - быть убитыми самим. Если удача не улыбнется рыцарю, то он,
возможно, и проиграет в бою.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60