На объятия матери он ответил чуть-чуть нежнее, надеясь, что это ее как-то утешит.
Прошло довольно много времени, прежде чем они спросили его, где он был.
– У Холодного колодца, – кратко ответил Жолт.
Тут появился отец и вздохнул с облегчением, не скрывая, что с души его свалился тяжелый камень.
Допрос прошел быстро и достаточно мягко. И вдруг Жолт все испортил сам.
– Известите милицию, что я нашелся, – сказал он без тени дурных предчувствий.
Отец остолбенел и сорвал с себя очки.
– Откуда ты знаешь, что мы звонили в милицию?
Жолт сказал.
– Значит, ты сидел на дереве и все видел?
– Да.
Жолт все еще не догадывался, какая над ним нависла беда: ведь отец, слушая его рассказ, с таким сочувствием и пониманием кивал головой.
– Ты боялся? – с надеждой спросил его Керекеш.
Но Жолту отвечать уже не хотелось. Отец вломился в его душу слишком внезапно. Конечно, Жолт растерялся, но в одном был уверен неколебимо: боязнь тут ни при чем. Он рассказал о побеге и сидел на дереве вовсе не потому, что боялся.
Лицо Керекеша мгновенно и поразительно изменилось. Сжав руками виски и наклонившись вперед, он пристально уставился в пол.
– Кто же ты после этого? – сказал он каким-то срывающимся фальцетом.
Ответить на это Жолт не мог. Он низко опустил голову. А когда поднял глаза, отца в комнате уже не было.
*
Припоминая эпизоды прошлогоднего бегства, Жолт решил пропустить сегодня обед. Из всех возложенных на него обязанностей он охотней всего отказывался от обеда. Каждый день в один и тот же час садиться за стол, прихлебывать суп, резать мясо, жевать и вежливо, предупредительно разговаривать – Жолта начинало мутить, когда он только думал об этой обязанности.
Ведь еда не обязанность, еда просто необходимость. А если он этой необходимости не испытывает, то может от нее отказаться или поесть позднее. Кто пропустит обед, останется голодным. Ну и что? У дяди Тибора в худшем случае за столом будет единственный слушатель: Беата. Беата же, к великому счастью, совсем неплохо переносит напыщенную болтовню старика. И еще, добавил мысленно Жолт, будет эта смехотворная пародия на собаку, этот уродец с длинными белыми лапами, которого папа купил, чтоб развлекать старика и Беату.
Неприятная мысль о щенке еще больше укрепила Жолта в его решении. Пусть обедают сегодня одни, прекрасно поедят без него. Он выгреб из карманов несколько форинтов и в палатке у фуникулера купил две черствые булочки и бутылку молока. Молоко было ледяное. Подкрепившись, Жолт быстро зашагал к Варошмайору, словно там его ожидало срочное дело. Напускать на себя подобный вид Жолту, кстати, не приходилось – его никогда не покидало ощущение, что где-то его очень и очень ждут, что совсем рядом вот-вот разыграются увлекательные, волнующие события, начнется какое-то неповторимое Представление, которое можно увидеть один раз в жизни. Надо спешить, надо очень спешить, потому что – кто знает? – а вдруг действовать придется немедленно.
И если Жолт с такой жадностью ждал встречи с миром, то и мир ждал его: скитания Жолта никогда не бывали скучными.
Целых полчаса уже он стоял на углу, озираясь по сторонам, но пока еще ничего не случилось. Что это значило? Всего лишь то, что он приглядывался не слишком старательно.
Наконец ему повезло. Его внимание привлек человек, тощий, морщинистый, у которого так тряслись руки, что он не мог с ними сладить и зажечь сигарету. Человек стоял очень прямо, совсем как свеча, но голова его временами смешно как-то падала; он тотчас ее поднимал и укоризненно взглядывал на прохожих, словно они были виноваты в том, что голова у него не держится. К потемневшей от никотина губе лепилась мятая сигарета «Симфония», рот вздрагивал, шевелился сердито и резко, и казалось, что сигарета ругается, оттого что не может встретиться с пламенем спички.
Жолт скользнул через мостовую и, слегка наклонившись, заглянул в изрезанное морщинами лицо.
– Так вон оно что! Мы, оказывается, налакались! – сказал Жолт, уже весь наэлектризованный. – Любопытное зрелище! Голова болтается, как на ниточке. Поднимите ее, папаша, а то ниточка оборвется и вы голову нечаянно потеряете!
Голова пьяного снова качнулась и неожиданно оказалась на месте.
– Вот это другое дело! – одобрительно сказал Жолт и подошел совсем близко.
Только он собрался помочь пьяному закурить, как его опередил длинноволосый парень в джинсах.
– Прошу, сэр! – сказал парень галантно, так как был еще не в курсе дела.
– Покорно благодарю! – изумился пьяный и на всякий случай откинул голову.
– Скажите, метр, вы, очевидно, выиграли в лото, что так помпезно начинаете неделю?
– Уважаемый! Сударь! – торжественно произнес пьяный. – Вы меня не забудете!
– Никогда, метр! У меня роскошная память.
– Позвольте же в ответ на любезный… любезность… – Не в силах довести до конца изысканный монолог, пьяный с поразительной бойкостью вдруг начал ругаться.
От энергичной брани его повело слегка в сторону, но он тут же, как ванька-встанька, выпрямился, вытащил из кармана флакончик в пятьдесят граммов и протянул длинноволосому.
– Празднуем, значит, папаша? – скаля зубы, спросил длинноволосый, потом сорвал металлический колпачок и одним коротким глотком опустошил флакончик.
Жолт заметил, что пьяный пытается поймать какую-то мысль, глаза его блуждали по лицу длинноволосого, словно бы в поисках точки опоры, но останавливались лишь на миг то на мочке уха, то на пуговице джемпера. «Он не может управлять глазами…» – подумал Жолт с удивлением.
– Тс-с! Давай тихо, приятель! – пробормотал, запинаясь, пьяный. – Сказать тебе это… но чтоб секрет? А?
– Вот именно, тайна.
– Стало быть, глухо?
– Глухо. Могила.
– Тогда ладно. Вы кто? – спросил пьяный длинноволосого.
– В партикулярном платье я этимолог.
Жолт засмеялся, а пьяный посмотрел вокруг, но будто плотная завеса отгородила его от мира.
– Не видно, – сказал пьяный.
– Чего?
– Мозолей от молота на руках.
– Послушайте, папаша, я не молотобоец, а этимолог. И за это получу степень доктора.
– Понятно, – сказал без уверенности пьяный и подтянулся. – Одним словом, доктор… Прохвост!
– Ну-ну, маэстро. Полегче!
– Господин доктор! – рявкнул пьяный. – Выпьем сливянки, как все порядочные венгры. Ну как, понятливый я человек? – И он тряхнул карманом, набитым пятидесятиграммовыми флакончиками.
Они выпили.
Пустые флакончики длинноволосый ставил в ряд на панели под витриной продмага.
– Пьем, как пьют одни только венгры, – сказал длинноволосый. – Наше здоровье!
Тут Жолт с изумлением увидел, что пьяница приходит в себя: лицо его прояснилось и речь стала почти нормальной.
– Хоть я и выпил, сынок, а знаю, что говорю, – сказал он.
– Ясно! – сказал длинноволосый.
– Вы-то считаете, что я вовсе никто?
– Как же вы можете быть «никто»? – двусмысленно отозвался длинноволосый.
– Знаете, где я был в субботу?
– Не имею ни малейшего представления.
– Положение, стало быть, таково, что скоро меня назначат на высокую должность. Вот так, сынок!
– Поздравляю.
– Расспрашивали меня основательно, тут ничего не скажешь.
– О чем?
– Ну, как водится, про всякую всячину. Одного я не знаю: на кой черт им сдалась гвоздика… Что я, садовник, что ли?
– Да они, старина, вас на пушку брали.
– Черт их разберет. Они спросили, чем похожи клоп и гвоздика.
– Ага! – осклабился длинноволосый.
– И я ответил: клоп паразит и кусается, а гвоздика прекрасный душистый цветок.
– Этим они отличаются.
– Что?
– Вас ведь спросили, чем они похожи, а вы ответили, чем отличаются. Не доходит?
– А вы меня не учите!
– Если вы говорили такие глупости, не видать вам высокой должности.
– Хулиган и свинья!
Пьяный поднял кулак, но вдруг покачнулся и, потеряв равновесие, рухнул, будто подкошенный.
– Подойди, малыш, усадим дядю получше! – ласково обратился к Жолту длинноволосый.
Они аккуратно усадили пьяного у витрины и, словно бы сговорившись, двинулись вместе по мостовой к Майору.
– Ну и тип! Настоящий алкоголик. А с этой гвоздикой в вытрезвителе неплохо придумали. Ничего шутка! Они, очевидно, хотели выяснить, законченный он дурак или нет, – объяснил длинноволосый.
– Здорово он упал. Ушибся, наверное, – сказал Жолт.
– Что поделаешь – сам виноват, – беззаботно отозвался длинноволосый, закурил и простился. – Чао, малыш.
Жолту захотелось еще раз взглянуть на человека, сравнивавшего клопа и гвоздику. Он вернулся. Пьяный как раз поднимался с асфальта, и вокруг него со звоном катились бутылочки. С большим трудом он все-таки встал и пошел. Шагов десять он сделал, не выписывая восьмерок. Затем невидимая сила потянула его в сторону. Тогда, отыскивая опору, он пошарил в воздухе левой рукой и медленно выпрямился. Жолт смотрел на него неотрывно. Пьяный поднял глаза, и его разжиженный взгляд как бы растекся по Жолту и скатился на землю, а на физиономии появилось бессмысленно-блаженное выражение. Жолту вдруг захотелось узнать, чему этот пьяный радуется, когда и невооруженным глазом видно, что ему скверно, худо. Он попытался понять его состояние и для верности даже стал в его позу, но, кроме легкого головокружения, как при катании на карусели, не ощутил ничего.
– Баранья рожа, – с досадой констатировал Жолт. – И на эту свинью я убил целых полчаса!
Он снова пересек мостовую, злясь на себя за бесполезно потраченное время, так как все его наблюдения в конечном счете свелись к одному: в пьяном сидит несколько животных сразу – это сочетание свиньи, барана и крысы. Было в нем, правда, что-то еще, чего Жолт распознать уже не мог.
«Не беда! – с ожесточением решил он. – Выпью когда-нибудь граммов двести палинки и узнаю все как есть».
Прошло, однако, целых полгода, прежде чем он узнал все как есть.
ГлаваIV
ПРЕКРАСНЫЙ МИР СОБАК
Впоследствии Жолт был совершенно уверен, что девочка узнала его еще в тот момент, когда он спустился с лестницы. Во-первых, у нее смешно подпрыгнули брови; во-вторых, тот, кто сидит на скамье, сразу заметит человека, который к нему идет; в-третьих, она страшно старалась, чтоб их чудесная встреча – а она была действительно чудом – случайно не сорвалась. Для начала девочка пропела ему нехитрую песенку, которую, конечно, сто раз напевала ей мать. Но фальшивила она здорово, в искусстве притворства ей еще надо было поупражняться.
Жолт первым делом заметил собаку. Это была замечательная немецкая овчарка, вернее, трех– или четырехмесячный щенок с небрежно-вкрадчивой, как у тигра, поступью и остро торчащими ушами. Щенок сел. Он смотрел на Жолта. Жолт приближался.
Зависть, словно оса, ужалила его в самое сердце: какая собака! Она просто великолепна! Чья? И тут он узнал синие брюки с разрезами и синюю блузу, сшитую чуть короче, чем надо, чтоб хорошенько был виден живот. Ну, если так, если блузу так старательно мастерили, Жолт бросил туда небрежный взгляд.
– Чао! – сказал Жолт.
– Ты здороваешься со мной? – глядя куда-то вверх, подозрительно быстро, словно заученный текст, произнесла девочка.
– С тобой, – сказал Жолт. – Посвети вокруг фарами и сразу увидишь.
– Значит, мы знакомы?..
– Значит, знакомы.
– А по-моему, ты ошибаешься!
Ясное дело, девчонка что есть сил притворялась, а притворство и всякие там ужимки Жолт ненавидел всей душой. Но времени у него была уйма и, кроме того, привлекала собака. Он не ушел.
– Сказать, как тебя зовут? – спросил он.
– Скажи.
– Ольга.
– Зато фамилии моей ты не знаешь.
– Не знаю.
– Значит, мы не знакомы.
Лицо девочки было очень красиво. Гладкое, цвета слоновой кости, но не мертвого желтоватого тона, а с примесью матового к почти ярко-розового оттенков; оно светилось, и глаза тоже светились – каким-то особенным золотистым блеском. Смесь красок была потрясающая. «Просто здорово, – подумал Жолт. – Но текст «вступительной речи» на редкость дешевый».
– Ступни у тебя еще зудят? – спросил он.
– Ты о чем?
– Могу достать по случаю несколько головастиков.
– А-а, ты ведь тоже был тогда в Зебегени, – сказала она, сделав вид, что узнала его только сейчас.
– Ага, и я тоже, – сказал Жолт.
– Неужели ты думаешь, что я запоминаю каждого мальчика, с которым один разок встретилась?
Жолт вообще об этом не думал и потому иронически промолчал. Да и времени у него было достаточно, так как встреча с Хенриком и компанией была назначена только под вечер. Он свел с ними знакомство на соревнованиях по гандболу, и Хенрик показался ему просто замечательным парнем: у него была куча автоэмблем, и он сам, без просьбы Жолта, пообещал показать, где можно их раздобыть. Хенрик думал, конечно, что Жолт несмышленыш или что он свалился с луны и потому не догадывается, где зреют плоды, именуемые автоэмблемой. Сегодня же он докажет Хенрику, что тот основательно заблуждается; а кроме того, знакомство с Хенриком может вылиться во что-нибудь необыкновенное, потому что Хенрик парень отважный. Чтобы красть автоэмблемы, тоже ведь требуется отвага. Это ясно, как дважды два.
Жолт взглянул на часы. Было только половина третьего.
– Можешь сесть, – блеснув глазами, сказала девочка.
– Спасибо! – сказал Жолт.
А сам подумал: вот провокатор, и еще какой! Он же видел, что овчарка насторожила уши, прислушивается. Но, затормозив свои рефлексы, Жолт решительно шагнул к скамье и сел. Без предостерегающего ворчания собака коротко взвизгнула и вцепилась зубами в руку Жолта, прикрытую рукавом рубашки, и он почувствовал, как клыки впиваются в кожу.
– Отпусти, Кристи! – спокойно скомандовала девочка и с сияющим лицом повернулась к Жолту: – Видишь, как Кристи меня охраняет! А ей еще только пять месяцев. Ничего ведь страшного, правда? Немного порван рукав, – добавила она со смешком.
– Не беда! – сказал Жолт, почесал собаку под подбородком и моментально с ней подружился. Теперь уже играя, Кристи легонько покусывала его ладонь. – Умная ты собака, – сказал ей Жолт. – Зато про твою хозяйку этого не скажешь.
– Я же не знала, что она будет кусаться… – глядя на разодранный рукав, начала в свое оправдание девочка. – Схватить она может, но никого еще ни разу не укусила. Правда! – Все с большей тревогой она смотрела на руку Жолта: сквозь ткань на месте укуса просачивалась кровь, и красное пятно вокруг быстро увеличивалось. – Господи! Кровь! У тебя же рука в крови!
– Конечно, в крови, раз меня укусили, – сказал Жолт со злостью.
– Честное слово, так сильно она еще никогда не кусалась… Жолт, не сердись!
– Разве ты знаешь, как меня зовут?
– Конечно, знаю… то есть я вспомнила… Надо скорей промыть рану!
– Не надо ничего промывать! Сейчас я высосу кровь, и все! – сказал Жолт и засучил рукав. На руке выше кисти кровоточила продолговатая рана.
– Давай я! – сказала девочка.
– Ты что, спятила? Ведь противно!
– Давай!
У Жолта округлились глаза. Он протянул ей руку и сидел одеревенев, как истукан. Девочка нагнулась и приникла губами к ране.
Когда она подняла голову, глаза у нее были смущенные и лицо выражало неприкрытое отвращение.
– Сплюнь! – сказал Жолт, оглушенный сочувствием.
Она сплюнула.
– Соленая! – сказала она затем и, вынув из кармана белый платочек, аккуратно вытерла рот.
– Надо еще чуть-чуть отсосать, – сказал Жолт. – Теперь я сам.
– Да, – сказала она.
– И правда соленая, – сказал Жолт, звучно сплюнув.
– Давай перевяжем, – сказала девочка.
Перевязав рану носовым платком, она погладила руку Жолта легким движением, словно перебрала струны гитары.
– Как твоя фамилия? – спросил Жолт.
– Жедени.
– А собака твоя?
– Конечно.
– Через полгода, когда она подрастет, ты с ней не справишься. Она будет сильно тянуть.
– К тому времени я ее натаскаю… А теперь мне пора идти. Ты больше не сердишься?
– Нет. Сказать тебе мою фамилию?
– А я знаю. Твой папа главврач Керекеш.
– Зачем же ты притворялась?
– Не знаю. Может быть, для того, чтобы ты не зазнался.
– Да я сразу же понял, что ты меня узнала. Глаза тебя выдали.
– А ты никогда не врешь?
– Только тогда, когда очень нужно. И если этого очень хотят.
– А кто может хотеть, чтоб ты ему врал?
– И такое бывает. Девочке этого не понять, – кратко ответил Жолт.
На солнце глаза ее вспыхнули золотисто-желтым светом.
– Ну зачем ты мне все это напеваешь? Я и сама умею не хуже. Дома я никогда не рассказываю, когда за мной ухаживают мужчины.
– Какие мужчины? – спросил Жолт, пораженный.
– А всякие. Которые в меня постоянно влюбляются. Один на мне даже хотел жениться.
– Жениться?
– Да, жениться. Правда, смешно?
– Довольно смешно, – буркнул Жолт.
– Мои предки и собаку купили, чтоб она меня охраняла. Потому что поклонники меня просто преследуют.
Жолт молчал, точно каменный.
Он нагнулся и стал обрывать вокруг траву. Настроение его было испорчено. Потрясенный тем, что услышал, и не умея преодолеть преграду, которую она воздвигла между ним и собой, он чувствовал себя так, будто сел в лужу и сидит в ней по самую шею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Прошло довольно много времени, прежде чем они спросили его, где он был.
– У Холодного колодца, – кратко ответил Жолт.
Тут появился отец и вздохнул с облегчением, не скрывая, что с души его свалился тяжелый камень.
Допрос прошел быстро и достаточно мягко. И вдруг Жолт все испортил сам.
– Известите милицию, что я нашелся, – сказал он без тени дурных предчувствий.
Отец остолбенел и сорвал с себя очки.
– Откуда ты знаешь, что мы звонили в милицию?
Жолт сказал.
– Значит, ты сидел на дереве и все видел?
– Да.
Жолт все еще не догадывался, какая над ним нависла беда: ведь отец, слушая его рассказ, с таким сочувствием и пониманием кивал головой.
– Ты боялся? – с надеждой спросил его Керекеш.
Но Жолту отвечать уже не хотелось. Отец вломился в его душу слишком внезапно. Конечно, Жолт растерялся, но в одном был уверен неколебимо: боязнь тут ни при чем. Он рассказал о побеге и сидел на дереве вовсе не потому, что боялся.
Лицо Керекеша мгновенно и поразительно изменилось. Сжав руками виски и наклонившись вперед, он пристально уставился в пол.
– Кто же ты после этого? – сказал он каким-то срывающимся фальцетом.
Ответить на это Жолт не мог. Он низко опустил голову. А когда поднял глаза, отца в комнате уже не было.
*
Припоминая эпизоды прошлогоднего бегства, Жолт решил пропустить сегодня обед. Из всех возложенных на него обязанностей он охотней всего отказывался от обеда. Каждый день в один и тот же час садиться за стол, прихлебывать суп, резать мясо, жевать и вежливо, предупредительно разговаривать – Жолта начинало мутить, когда он только думал об этой обязанности.
Ведь еда не обязанность, еда просто необходимость. А если он этой необходимости не испытывает, то может от нее отказаться или поесть позднее. Кто пропустит обед, останется голодным. Ну и что? У дяди Тибора в худшем случае за столом будет единственный слушатель: Беата. Беата же, к великому счастью, совсем неплохо переносит напыщенную болтовню старика. И еще, добавил мысленно Жолт, будет эта смехотворная пародия на собаку, этот уродец с длинными белыми лапами, которого папа купил, чтоб развлекать старика и Беату.
Неприятная мысль о щенке еще больше укрепила Жолта в его решении. Пусть обедают сегодня одни, прекрасно поедят без него. Он выгреб из карманов несколько форинтов и в палатке у фуникулера купил две черствые булочки и бутылку молока. Молоко было ледяное. Подкрепившись, Жолт быстро зашагал к Варошмайору, словно там его ожидало срочное дело. Напускать на себя подобный вид Жолту, кстати, не приходилось – его никогда не покидало ощущение, что где-то его очень и очень ждут, что совсем рядом вот-вот разыграются увлекательные, волнующие события, начнется какое-то неповторимое Представление, которое можно увидеть один раз в жизни. Надо спешить, надо очень спешить, потому что – кто знает? – а вдруг действовать придется немедленно.
И если Жолт с такой жадностью ждал встречи с миром, то и мир ждал его: скитания Жолта никогда не бывали скучными.
Целых полчаса уже он стоял на углу, озираясь по сторонам, но пока еще ничего не случилось. Что это значило? Всего лишь то, что он приглядывался не слишком старательно.
Наконец ему повезло. Его внимание привлек человек, тощий, морщинистый, у которого так тряслись руки, что он не мог с ними сладить и зажечь сигарету. Человек стоял очень прямо, совсем как свеча, но голова его временами смешно как-то падала; он тотчас ее поднимал и укоризненно взглядывал на прохожих, словно они были виноваты в том, что голова у него не держится. К потемневшей от никотина губе лепилась мятая сигарета «Симфония», рот вздрагивал, шевелился сердито и резко, и казалось, что сигарета ругается, оттого что не может встретиться с пламенем спички.
Жолт скользнул через мостовую и, слегка наклонившись, заглянул в изрезанное морщинами лицо.
– Так вон оно что! Мы, оказывается, налакались! – сказал Жолт, уже весь наэлектризованный. – Любопытное зрелище! Голова болтается, как на ниточке. Поднимите ее, папаша, а то ниточка оборвется и вы голову нечаянно потеряете!
Голова пьяного снова качнулась и неожиданно оказалась на месте.
– Вот это другое дело! – одобрительно сказал Жолт и подошел совсем близко.
Только он собрался помочь пьяному закурить, как его опередил длинноволосый парень в джинсах.
– Прошу, сэр! – сказал парень галантно, так как был еще не в курсе дела.
– Покорно благодарю! – изумился пьяный и на всякий случай откинул голову.
– Скажите, метр, вы, очевидно, выиграли в лото, что так помпезно начинаете неделю?
– Уважаемый! Сударь! – торжественно произнес пьяный. – Вы меня не забудете!
– Никогда, метр! У меня роскошная память.
– Позвольте же в ответ на любезный… любезность… – Не в силах довести до конца изысканный монолог, пьяный с поразительной бойкостью вдруг начал ругаться.
От энергичной брани его повело слегка в сторону, но он тут же, как ванька-встанька, выпрямился, вытащил из кармана флакончик в пятьдесят граммов и протянул длинноволосому.
– Празднуем, значит, папаша? – скаля зубы, спросил длинноволосый, потом сорвал металлический колпачок и одним коротким глотком опустошил флакончик.
Жолт заметил, что пьяный пытается поймать какую-то мысль, глаза его блуждали по лицу длинноволосого, словно бы в поисках точки опоры, но останавливались лишь на миг то на мочке уха, то на пуговице джемпера. «Он не может управлять глазами…» – подумал Жолт с удивлением.
– Тс-с! Давай тихо, приятель! – пробормотал, запинаясь, пьяный. – Сказать тебе это… но чтоб секрет? А?
– Вот именно, тайна.
– Стало быть, глухо?
– Глухо. Могила.
– Тогда ладно. Вы кто? – спросил пьяный длинноволосого.
– В партикулярном платье я этимолог.
Жолт засмеялся, а пьяный посмотрел вокруг, но будто плотная завеса отгородила его от мира.
– Не видно, – сказал пьяный.
– Чего?
– Мозолей от молота на руках.
– Послушайте, папаша, я не молотобоец, а этимолог. И за это получу степень доктора.
– Понятно, – сказал без уверенности пьяный и подтянулся. – Одним словом, доктор… Прохвост!
– Ну-ну, маэстро. Полегче!
– Господин доктор! – рявкнул пьяный. – Выпьем сливянки, как все порядочные венгры. Ну как, понятливый я человек? – И он тряхнул карманом, набитым пятидесятиграммовыми флакончиками.
Они выпили.
Пустые флакончики длинноволосый ставил в ряд на панели под витриной продмага.
– Пьем, как пьют одни только венгры, – сказал длинноволосый. – Наше здоровье!
Тут Жолт с изумлением увидел, что пьяница приходит в себя: лицо его прояснилось и речь стала почти нормальной.
– Хоть я и выпил, сынок, а знаю, что говорю, – сказал он.
– Ясно! – сказал длинноволосый.
– Вы-то считаете, что я вовсе никто?
– Как же вы можете быть «никто»? – двусмысленно отозвался длинноволосый.
– Знаете, где я был в субботу?
– Не имею ни малейшего представления.
– Положение, стало быть, таково, что скоро меня назначат на высокую должность. Вот так, сынок!
– Поздравляю.
– Расспрашивали меня основательно, тут ничего не скажешь.
– О чем?
– Ну, как водится, про всякую всячину. Одного я не знаю: на кой черт им сдалась гвоздика… Что я, садовник, что ли?
– Да они, старина, вас на пушку брали.
– Черт их разберет. Они спросили, чем похожи клоп и гвоздика.
– Ага! – осклабился длинноволосый.
– И я ответил: клоп паразит и кусается, а гвоздика прекрасный душистый цветок.
– Этим они отличаются.
– Что?
– Вас ведь спросили, чем они похожи, а вы ответили, чем отличаются. Не доходит?
– А вы меня не учите!
– Если вы говорили такие глупости, не видать вам высокой должности.
– Хулиган и свинья!
Пьяный поднял кулак, но вдруг покачнулся и, потеряв равновесие, рухнул, будто подкошенный.
– Подойди, малыш, усадим дядю получше! – ласково обратился к Жолту длинноволосый.
Они аккуратно усадили пьяного у витрины и, словно бы сговорившись, двинулись вместе по мостовой к Майору.
– Ну и тип! Настоящий алкоголик. А с этой гвоздикой в вытрезвителе неплохо придумали. Ничего шутка! Они, очевидно, хотели выяснить, законченный он дурак или нет, – объяснил длинноволосый.
– Здорово он упал. Ушибся, наверное, – сказал Жолт.
– Что поделаешь – сам виноват, – беззаботно отозвался длинноволосый, закурил и простился. – Чао, малыш.
Жолту захотелось еще раз взглянуть на человека, сравнивавшего клопа и гвоздику. Он вернулся. Пьяный как раз поднимался с асфальта, и вокруг него со звоном катились бутылочки. С большим трудом он все-таки встал и пошел. Шагов десять он сделал, не выписывая восьмерок. Затем невидимая сила потянула его в сторону. Тогда, отыскивая опору, он пошарил в воздухе левой рукой и медленно выпрямился. Жолт смотрел на него неотрывно. Пьяный поднял глаза, и его разжиженный взгляд как бы растекся по Жолту и скатился на землю, а на физиономии появилось бессмысленно-блаженное выражение. Жолту вдруг захотелось узнать, чему этот пьяный радуется, когда и невооруженным глазом видно, что ему скверно, худо. Он попытался понять его состояние и для верности даже стал в его позу, но, кроме легкого головокружения, как при катании на карусели, не ощутил ничего.
– Баранья рожа, – с досадой констатировал Жолт. – И на эту свинью я убил целых полчаса!
Он снова пересек мостовую, злясь на себя за бесполезно потраченное время, так как все его наблюдения в конечном счете свелись к одному: в пьяном сидит несколько животных сразу – это сочетание свиньи, барана и крысы. Было в нем, правда, что-то еще, чего Жолт распознать уже не мог.
«Не беда! – с ожесточением решил он. – Выпью когда-нибудь граммов двести палинки и узнаю все как есть».
Прошло, однако, целых полгода, прежде чем он узнал все как есть.
ГлаваIV
ПРЕКРАСНЫЙ МИР СОБАК
Впоследствии Жолт был совершенно уверен, что девочка узнала его еще в тот момент, когда он спустился с лестницы. Во-первых, у нее смешно подпрыгнули брови; во-вторых, тот, кто сидит на скамье, сразу заметит человека, который к нему идет; в-третьих, она страшно старалась, чтоб их чудесная встреча – а она была действительно чудом – случайно не сорвалась. Для начала девочка пропела ему нехитрую песенку, которую, конечно, сто раз напевала ей мать. Но фальшивила она здорово, в искусстве притворства ей еще надо было поупражняться.
Жолт первым делом заметил собаку. Это была замечательная немецкая овчарка, вернее, трех– или четырехмесячный щенок с небрежно-вкрадчивой, как у тигра, поступью и остро торчащими ушами. Щенок сел. Он смотрел на Жолта. Жолт приближался.
Зависть, словно оса, ужалила его в самое сердце: какая собака! Она просто великолепна! Чья? И тут он узнал синие брюки с разрезами и синюю блузу, сшитую чуть короче, чем надо, чтоб хорошенько был виден живот. Ну, если так, если блузу так старательно мастерили, Жолт бросил туда небрежный взгляд.
– Чао! – сказал Жолт.
– Ты здороваешься со мной? – глядя куда-то вверх, подозрительно быстро, словно заученный текст, произнесла девочка.
– С тобой, – сказал Жолт. – Посвети вокруг фарами и сразу увидишь.
– Значит, мы знакомы?..
– Значит, знакомы.
– А по-моему, ты ошибаешься!
Ясное дело, девчонка что есть сил притворялась, а притворство и всякие там ужимки Жолт ненавидел всей душой. Но времени у него была уйма и, кроме того, привлекала собака. Он не ушел.
– Сказать, как тебя зовут? – спросил он.
– Скажи.
– Ольга.
– Зато фамилии моей ты не знаешь.
– Не знаю.
– Значит, мы не знакомы.
Лицо девочки было очень красиво. Гладкое, цвета слоновой кости, но не мертвого желтоватого тона, а с примесью матового к почти ярко-розового оттенков; оно светилось, и глаза тоже светились – каким-то особенным золотистым блеском. Смесь красок была потрясающая. «Просто здорово, – подумал Жолт. – Но текст «вступительной речи» на редкость дешевый».
– Ступни у тебя еще зудят? – спросил он.
– Ты о чем?
– Могу достать по случаю несколько головастиков.
– А-а, ты ведь тоже был тогда в Зебегени, – сказала она, сделав вид, что узнала его только сейчас.
– Ага, и я тоже, – сказал Жолт.
– Неужели ты думаешь, что я запоминаю каждого мальчика, с которым один разок встретилась?
Жолт вообще об этом не думал и потому иронически промолчал. Да и времени у него было достаточно, так как встреча с Хенриком и компанией была назначена только под вечер. Он свел с ними знакомство на соревнованиях по гандболу, и Хенрик показался ему просто замечательным парнем: у него была куча автоэмблем, и он сам, без просьбы Жолта, пообещал показать, где можно их раздобыть. Хенрик думал, конечно, что Жолт несмышленыш или что он свалился с луны и потому не догадывается, где зреют плоды, именуемые автоэмблемой. Сегодня же он докажет Хенрику, что тот основательно заблуждается; а кроме того, знакомство с Хенриком может вылиться во что-нибудь необыкновенное, потому что Хенрик парень отважный. Чтобы красть автоэмблемы, тоже ведь требуется отвага. Это ясно, как дважды два.
Жолт взглянул на часы. Было только половина третьего.
– Можешь сесть, – блеснув глазами, сказала девочка.
– Спасибо! – сказал Жолт.
А сам подумал: вот провокатор, и еще какой! Он же видел, что овчарка насторожила уши, прислушивается. Но, затормозив свои рефлексы, Жолт решительно шагнул к скамье и сел. Без предостерегающего ворчания собака коротко взвизгнула и вцепилась зубами в руку Жолта, прикрытую рукавом рубашки, и он почувствовал, как клыки впиваются в кожу.
– Отпусти, Кристи! – спокойно скомандовала девочка и с сияющим лицом повернулась к Жолту: – Видишь, как Кристи меня охраняет! А ей еще только пять месяцев. Ничего ведь страшного, правда? Немного порван рукав, – добавила она со смешком.
– Не беда! – сказал Жолт, почесал собаку под подбородком и моментально с ней подружился. Теперь уже играя, Кристи легонько покусывала его ладонь. – Умная ты собака, – сказал ей Жолт. – Зато про твою хозяйку этого не скажешь.
– Я же не знала, что она будет кусаться… – глядя на разодранный рукав, начала в свое оправдание девочка. – Схватить она может, но никого еще ни разу не укусила. Правда! – Все с большей тревогой она смотрела на руку Жолта: сквозь ткань на месте укуса просачивалась кровь, и красное пятно вокруг быстро увеличивалось. – Господи! Кровь! У тебя же рука в крови!
– Конечно, в крови, раз меня укусили, – сказал Жолт со злостью.
– Честное слово, так сильно она еще никогда не кусалась… Жолт, не сердись!
– Разве ты знаешь, как меня зовут?
– Конечно, знаю… то есть я вспомнила… Надо скорей промыть рану!
– Не надо ничего промывать! Сейчас я высосу кровь, и все! – сказал Жолт и засучил рукав. На руке выше кисти кровоточила продолговатая рана.
– Давай я! – сказала девочка.
– Ты что, спятила? Ведь противно!
– Давай!
У Жолта округлились глаза. Он протянул ей руку и сидел одеревенев, как истукан. Девочка нагнулась и приникла губами к ране.
Когда она подняла голову, глаза у нее были смущенные и лицо выражало неприкрытое отвращение.
– Сплюнь! – сказал Жолт, оглушенный сочувствием.
Она сплюнула.
– Соленая! – сказала она затем и, вынув из кармана белый платочек, аккуратно вытерла рот.
– Надо еще чуть-чуть отсосать, – сказал Жолт. – Теперь я сам.
– Да, – сказала она.
– И правда соленая, – сказал Жолт, звучно сплюнув.
– Давай перевяжем, – сказала девочка.
Перевязав рану носовым платком, она погладила руку Жолта легким движением, словно перебрала струны гитары.
– Как твоя фамилия? – спросил Жолт.
– Жедени.
– А собака твоя?
– Конечно.
– Через полгода, когда она подрастет, ты с ней не справишься. Она будет сильно тянуть.
– К тому времени я ее натаскаю… А теперь мне пора идти. Ты больше не сердишься?
– Нет. Сказать тебе мою фамилию?
– А я знаю. Твой папа главврач Керекеш.
– Зачем же ты притворялась?
– Не знаю. Может быть, для того, чтобы ты не зазнался.
– Да я сразу же понял, что ты меня узнала. Глаза тебя выдали.
– А ты никогда не врешь?
– Только тогда, когда очень нужно. И если этого очень хотят.
– А кто может хотеть, чтоб ты ему врал?
– И такое бывает. Девочке этого не понять, – кратко ответил Жолт.
На солнце глаза ее вспыхнули золотисто-желтым светом.
– Ну зачем ты мне все это напеваешь? Я и сама умею не хуже. Дома я никогда не рассказываю, когда за мной ухаживают мужчины.
– Какие мужчины? – спросил Жолт, пораженный.
– А всякие. Которые в меня постоянно влюбляются. Один на мне даже хотел жениться.
– Жениться?
– Да, жениться. Правда, смешно?
– Довольно смешно, – буркнул Жолт.
– Мои предки и собаку купили, чтоб она меня охраняла. Потому что поклонники меня просто преследуют.
Жолт молчал, точно каменный.
Он нагнулся и стал обрывать вокруг траву. Настроение его было испорчено. Потрясенный тем, что услышал, и не умея преодолеть преграду, которую она воздвигла между ним и собой, он чувствовал себя так, будто сел в лужу и сидит в ней по самую шею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25