Однако это не удалось. Видимо понимая наш замысел, водитель головной машины у которой были пробиты колеса, направил ее в русло, выбрав более пологий склон. Машина съехала, ударилась о валун, лежащий в мандехе, и заглохла. Водитель и духи, ехавшие на второй машине, оказались менее мужественными. Попав под плотный огонь, они просто бросили машину, а сами отошли с глубину спасительного сухого русла реки. Маневрировать на узкой дороге, идущей вдоль него было рискованно. Четвертая машина, попытавшись развернуться, упала в русло прямо на крышу. Это было очень кстати, поскольку у нее в кузове стоял ДШК. Духи, ехавшие на других машинах, отошли и укрылись на противоположном склоне ущелья, пытаясь оказывать противодействие. Против моего левого фланга и центра начал работать крупнокалиберный пулемет, установленный группой проводки каравана на одном из противоположных склонов. Однако вели огонь они не долго. Командир отделения гранатометчиков сержант Фролов прицельной очередью своего АГС-17 заставил их замолчать. Он же накрыл огнем духов, пытавшихся, вести огонь в хвосте колонны.
Пулеметчик Батаев
Моджахеды, которые шли впереди, теперь остановились в недоумении, глядя на темнеющий проем между скал, из которого они только что вышли. Затрудняюсь сказать, какие мысли им лезли в голову, но только их течение прервал пулеметчик Батаев, который находился на правом фланге группы, где командовал сержант Орлов. Он-то и отправил Батаева на запасную позицию, прикрывавшую правый склон нашей горы. Батаев, несмотря на то, что служил первые полгода, был парнем очень устойчивым в психологическом плане, действовал всегда спокойно и уверенно. Так и в этот раз он не спеша залег на позиции, установил нужный прицел и открыл огонь из своего ПКМ по колонне духов, остановившейся на дороге. Моджахеды, выйдя из оцепенения, заметались. Часть их осталась лежать, остальные успели укрыться, кто в русле, идущем вдоль дороги, а кто за изгибом невысокого холма, на котором мы занимали позицию в первую ночь. Спустя некоторое время, видимо оценив обстановку, командир или мулла духов, вооруженный мегафоном, стал вдохновлять их на атаку. Он что-то вопрошал, а остальные отвечали ему хором. В конце, доведя боевой дух подчиненных до нужной кондиции, обладатель мегафона решительно «каркнул», видимо отдав команду. Толпа человек в тридцать-сорок устремилась наверх по склону навстречу огню Батаевского пулемета. Боевой пыл сразу остыл и атака захлебнулась. Откатившись назад под прикрытие холма, духи стали готовиться к очередной атаке. Всего их было пять или шесть. В ходе четвертой или пятой пробежки на гору, духи смогли засечь позицию наглого пулеметчика, но Батаев сменил ее и скрытно ушел на запасную. На том направлении ни один дух не прошел.
Маскировка и наоборот
Пытаясь огнем поддержать атаки своих, ударила безоткатка группы проводки, установленная на противоположном склоне у выхода из ущелья. Она сделала еще несколько выстрелов, но огонь ее был редким и не эффективным. Видимо у них было мало снарядов и они не видели в темноте цель. Вообще в ходе этого боя я понял, что всегда надо располагаться не на вершине горы, а значительно ниже. Противник, не видя в темноте откуда по нему ведут огонь, чисто психологически начинает стрелять по вершине горы, поскольку это единственное, что он отчетливо видит. Глупо стрелять просто в огромную черную гору, хотя именно в результате такого огня можно было случайно в кого-то попасть.
Как нас учили в училище, нанеся основное огневое поражение противнику, я дал команду прекратить огонь, запустив зеленую ракету, но сразу пожалел об этом. Подгруппа захвата, которая во главе со мной должна было выдвинуться к машинам «для захвата образцов вооружения, документов, техники и пленных», была буквально прижата шквалом огня мятежников, наконец обнаруживших хоть какую-то цель. От бредовой идеи идти к машинам я сразу отказался, да и позицию пришлось сменить. Налетов позже рассказывал, как его напарник – молодой сапер Михайленко, заменив пустой магазин, по ошибке вставил с трассерами, лежавший в нагруднике для возможной необходимости дать целеуказание. Стрельнуть он успел только раз, после получил от Налетова в ухо и огонь прекратил. Но ДШК начал методично, подобно гигантской пиле, спиливать слой за слоем валун, за которым они лежали, пока пулемет не подавил Фролов. Береженого Бог бережет и, нещадно матерясь, саперы переползли в другое место.
Незваные гости
Интенсивность стрельбы духов со стороны дороги заметно ослабла, да и мои подчиненные стреляли только по видимому противнику, экономя боеприпасы. У передней машины хлопнула дверь. Я попросил Веригина, вооруженного ночным биноклем, посмотреть, что там происходит. «Пачка» взглянул в прибор и, не отрывая глаз от него, сообщил: «По машине кто то ходит». Я попросил его уточнить сколько там народу и зарядил подствольный гранатомет. Толик насчитал сначала троих, а когда духи взяли то, что им было нужно в кузове, и вытянувшись в две колонны, стали отходить, сказал, что всего их шестеро. Взглянув в бинокль, я увидел в зеленоватом свечении действительно шесть человек, которые что-то несли на плече и двигались ближе к берегам русла. Выбрав подходящий ориентир в виде одиночного куста, я отдал Веригину бинокль и прицелившись выстелил. Поскольку стрелял настильно, взрыв раздался через пару-тройку секунд после хлопка выстрела.
«Класс!» – воскликнул Толян. «Вы попали прямо в центр между ними», – прокомментировал стрельбу он. «Жди, сейчас встанут», – сказал я и зарядил следующую гранату. «Нет, не встанут», – сказал уверенно «Пачка», продолжая наблюдать в бинокль, – «По-моему Вы их насовсем убили». Я довольно крякнул, но на всякий случай отправил по тому же адресу еще одну гранату.
Трусость и героизм
А в это время духи, наконец осознав тщетность атак на правый фланг, решили обойти группу и зайти в тыл нашему отделению АГС-17, которое воевало на левом фланге. Группа мятежников общей численностью человек десять-пятнадцать начала движение к своей цели вдоль тыльного подножья нашей горы. Их перемещения наблюдали разведчики подгруппы обеспечения и доложили об этом парторгу, предлагая открыть огонь. Однако Мавенко, испугавшись, категорически запретил открывать огонь, действуя по принципу: «Авось пронесет». Духи беспрепятственно вышли в тыл гранатометчикам, который прикрывали злосчастный пулеметчик Мамедов и снайпер Максудян. Увидев духов, первым покинул позицию Максудян. Оставшись один ретировался и Мамедов. Духи вышли в тыл гранатометчикам и открыли огонь. Ситуация была в апогее драматизма. Если бы не Фролов, который один схватив АГС, весящий в сборе под сорок кило, перенес его на новую позицию и в упор расстрелял духов, подошедших метров на сорок. Именно ему мы все обязаны жизнью. В противном случае духи, овладев их позицией, которая была господствующей на всей горе, нас бы «раскатали в папиросную бумагу».
Обо всем этом, я узнал только когда поднялся на вершину. Там меня и поднявшихся со мной бойцов поразил голос, идущий откуда то чуть ли не из-под земли: «Осторожно! Здесь стреляют!». Такое предупреждение в то время, когда стреляли везде, звучало странно, но мы присели, чтобы не проецироваться на фоне неба. Тут я увидел «картину, достойную пера». Голова и плечи Мовенко торчали из какой то норы у подножья трехметровой скалы, которая располагалась строго на вершине. Подойдя ближе и присмотревшись, я увидел что парторг снял с себя спортивный свитер, называемый в народе «олимпийкой», и наполнил его извлеченным в результате земляных работ грунтом. Та же участь постигла и РД-54, из которого были вытряхнуты патроны. Судя по всему, нора уходила под скалу. Как потом выяснилось, когда началась стрельба, Мовенко алюминиевой ложкой и консервной банкой вырыл эту нору в скальном грунте не более, чем за час. Все бы ничего и такое усердие в инженерном оборудовании позиций можно было только поощрить. Но то, что оборудовал парторг, на позицию в системе обороны группы никак не тянуло. Из этого чудо-укрепления, находящегося на вершине горы, можно было бы вести огонь только по воздушным целям. Мовенко оборудовал для себя не позицию, а убежище, где он и пребывал во время боя. Мне стало гадко и стыдно, что из норы торчит голова человека, носящего офицерские пагоны. Рядом стояли сержанты и рядовые, на лицах которых отразились те же мысли.
Последние выстрелы боя
Часы показывали уже половину пятого. Абубикеров сообщил, что Корневские радисты начали «давить связь», сразу, как только мы завязали бой, но до сих пор связаться с Центром не смогли. Картина была ясной, как Божий день. По Союзной привычке Центровики спали ночью, как убитые.
Поговорив лично с Саней я сказал, несколько сгустив краски, что если он хочет выпить еще водки в моей компании, а не за помин моей души, пусть связывается с Центром и просит их прислать ко мне броню и вертушки. «Корня» уговаривать было не нужно, он и так все понимал.
Тем временем снова заработала безоткатка, а справа снизу начали бить из нескольких автоматов. Попросив у Гусейнова пулемет, я аккуратно вылез на вершину скалы и огляделся. Вспыхнул свет на противоположной горе и грянул выстрел орудия, за которым последовал свистящий звук пролетевшего над нами снаряда. Взрыв грохнул за нашей горой внизу. Перелет. Решив не дожидаться, когда духи начнут брать нас в «вилку», я дал несколько длинных очередей в то место, где заметил вспышку. Снизу снова заработали автоматчики. Судя по всему, их было двое-трое и сидели они тоже вместе. Я хорошенько прицелился и снова дал несколько очередей по тому месту, где по моему разумению была их позиция. Странно, но после этой очереди наступила тишина. Духи отошли, стремясь до рассвета вынести убитых и раненых.
Снайпер
Светало. На всякий случай я расположил бойцов так, чтобы и в светлое время суток они были укрыты от огня противника. Чем черт не шутит. И оказался прав. С другого склона ущелья грянул одиночный выстрел. Взвизгнув, пуля ударилась в полуметре от меня. Я плюхнулся на живот и пополз. Снова прозвучал выстрел, и снова пуля ударила рядом со мной. Я повторил маневр. Можно было уйти за гребень, но тогда я терял возможность наблюдать за изменением обстановки. Я боялся, что духи, пользуясь отсутствием у меня поддержки, вернутся. Наверное, я бы долго так ползал, но все решил мой заместитель сержант Серега Сычев, которому за соколиный глаз я вручил вместо автомата СВД. Перекуривая за камнем, он с интересом наблюдал, как я извиваюсь ящерицей. «Товарищ лейтенант, по-моему, он Вас достал», – наконец молвил Сыч, – «Можно я его убью?». «А ты его видишь?», – совершая очередной кульбит, спросил я. «Конечно! Только Вы еще малость поползайте. Он сейчас встанет, и я его грохну», – спокойно отозвался Серега. Так все и случилось. Сыч не стрелял по одной цели больше одного раза, несмотря на то, что дух был от нас метрах в шестистах-семистах. Как потом он объяснил, духа, видимо, научили менять позицию в бою, что он исправно и делал после одного-двух выстрелов из винтовки. Когда он поднялся в очередной раз, Сычев его снял. «Все!», – уверенно сказал он, – «Можно вставать», – и сам подал пример. Встал и я.
Внизу, в ущелье, в свете встающего солнца открывалась прекрасная картина: пять автомобилей, застывших на дороге и в русле реки. Ощущение гордости за то, что мы все-таки это смогли сделать, не потеряв никого даже раненным, наполнило мою грудь подлинным счастьем.
«Своевременная» помощь
Подошел Абу и сказал, что триста тринадцатая все же связалась с Центром и скоро над нами будут вертушки, а также к нам вышла бронегруппа нашей роты.
Это была новость, которая добавляла хлопот, поскольку вертолетчики не знали, что мы в национальной одежде и могли сдуру отработать по нам. Я приказал на флангах и в центре группы приготовить сигнальные дымы, а сам достал «Ромашку» и зеленую ракету. Вскоре с юга зашла пара «полосатых». Видимо увидев нас, вертушки хищно клюнули носами и задрав хвосты изготовились для атаки. Я тут же запустил ракету и связался с ними по радио. Предупредив, что мы переоделись под духов, я попросил посмотреть вокруг, нет ли настоящих моджахедов. По моей команде разведчики обозначили наши позиции. Командир ведущего сказал, что он все понял и пошел на разведку. Вернувшись он сказал, что вокруг все чисто. К этому времени я отобрал несколько человек, которые должны были вместе со мной идти для досмотра каравана и я попросил летчиков прикрыть нашу работу. Кроме того я, оставив за главного в группе сержанта Сычева, приказал ему организовать наше прикрытие во время работы и охранение позиций группы, особенно с тыла.
Досмотр
Машины были гружены под завязку. Кроме оружия, боеприпасов и различного инженерного вооружения в них была куча различного барахла, листовок, Коранов в дорогих переплетах, которые отбрасывали в сторону. Искали документы и то, что относится к боевым трофеям. Их складывали отдельно. Вскоре появилась броня, которую привел командир роты капитан Лихидченко. Но кроме наших солдат на броне прибыла целая толпа офицеров, прапорщиков и бойцов подразделений обеспечения. Им трофеи были безразличны. Они приехали пограбить забитый нами караван. Лихидченко начал психовать из-за того, что не был в состоянии остановить этот беспредел. Пришлось примерно половину трофейных боеприпасов уничтожать на месте. Их сложили в кузов одного из «Симургов» из которого они возвышались горой. Перед отъездом их вместе с машиной подожгли. На борт одной из разбитых машин я прикрепил листок с надписью «Привет от Козлевича». Это была моя курсантская кличка. Часть трофеев погрузили на броню, а часть в один из «Симургов», который меньше всех пострадал и был на ходу. На нем в составе бронегруппы я и несколько моих бойцов въехали в батальон. За рулем сидел Вовка Налетов улыбаясь во весь рот.
Награда или тюрьма?
Когда огромную гору трофеев сложили возле склада РАВ, подошел комбат. Сияя, как начищенный самовар, я нагло спросил: «Ну что, дырку для ордена колоть?». Комбат пробурчал что-то невнятное и отошел. Это было более, чем странно. Подошедший ко мне начальник разведки отряда Мишка Вороницкий сказал, что комбат, видимо, не знает еще, как себя вести, поскольку за то, что я пропустил первый караван, на меня приказали завести уголовное дело.
Вскоре меня вызвали к телефону ЗАС. Звонил старший офицер по специальной разведке разведотдела армии майор Михайлов. Я доложил о результате, но когда я перечислил то, что мы захватили, он не поверил и потребовал от меня, чтобы я доложил только реальные цифры. Я ответил, что все, о чем я рассказал, сейчас лежит возле склада РАВ, поскольку внутрь пока не помещается. Если он мне не верит, то может прилететь и пересчитать все сам. В конце концов не на Кандагарском рынке же я все это купил. Я сказал, что половину пришлось уничтожить, но цифры эти я не называл. Михайлов помолчал немного и спросил, почему я не бил первый караван. Я ответил, что при отсутствии связи это было бы самоубийством. Если бы была связь, можно было бы сковать моджахедов боем до подлета авиации и подхода брони. А без нее… Я сказал, что звание Герой Советского Союза, конечно почетное, но посмертно оно мне ни к чему.
Эпилог
Позже действительно рассматривался вопрос о присвоении мне этого звания, но поскольку это был мой первый результат, а в большей степени из-за пропущенного первого каравана, ограничились орденом «Красное знамя». Почти вся моя группа была награждена орденами и медалями. Сержанта Фролова я представлял тоже к «Знамени», но штабные крючкотворы урезали представление до «Красной звезды».
Парторг обиделся на меня за то, что его обошли при «раздаче подарков». Весь батальон знал, что Мовенко струсил – бойцы о таких вещах не молчат. Через несколько месяцев его перевели на повышение в Газни замполитом отряда.
После этого случая в разведотделе штаба армии меня иначе не называли кроме как: «кандидат в герои Советского Союза».
С тех пор записку «Привет от Козлевича» я частенько оставлял на разбитых машинах и на груди убиенных духов, под задницу которым неизменно подкладывал гранату без чеки. Но несмотря на это, я так и остался только кандидатом.
Разобрав захваченные нами документы, «агентурщики» выяснили, что мы «засадили» формированию иранских наемников, которые находились в Пакистане на доподготовке. Вводил их в Афган офицер Пакистанской разведки. Узнав это, нам стало ясно почему пленный и Гусейнов смогли понять друг друга. Видимо этот парень был из Южного Азербайджана, который находится на севере Ирана.
С. Козлов
Солдатская смекалка
Бытует расхожее мнение, что в спецназ отбирали лучших из лучших. Но это не совсем так. В спецназ отбирали просто нормальных парней, да и то не всегда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Пулеметчик Батаев
Моджахеды, которые шли впереди, теперь остановились в недоумении, глядя на темнеющий проем между скал, из которого они только что вышли. Затрудняюсь сказать, какие мысли им лезли в голову, но только их течение прервал пулеметчик Батаев, который находился на правом фланге группы, где командовал сержант Орлов. Он-то и отправил Батаева на запасную позицию, прикрывавшую правый склон нашей горы. Батаев, несмотря на то, что служил первые полгода, был парнем очень устойчивым в психологическом плане, действовал всегда спокойно и уверенно. Так и в этот раз он не спеша залег на позиции, установил нужный прицел и открыл огонь из своего ПКМ по колонне духов, остановившейся на дороге. Моджахеды, выйдя из оцепенения, заметались. Часть их осталась лежать, остальные успели укрыться, кто в русле, идущем вдоль дороги, а кто за изгибом невысокого холма, на котором мы занимали позицию в первую ночь. Спустя некоторое время, видимо оценив обстановку, командир или мулла духов, вооруженный мегафоном, стал вдохновлять их на атаку. Он что-то вопрошал, а остальные отвечали ему хором. В конце, доведя боевой дух подчиненных до нужной кондиции, обладатель мегафона решительно «каркнул», видимо отдав команду. Толпа человек в тридцать-сорок устремилась наверх по склону навстречу огню Батаевского пулемета. Боевой пыл сразу остыл и атака захлебнулась. Откатившись назад под прикрытие холма, духи стали готовиться к очередной атаке. Всего их было пять или шесть. В ходе четвертой или пятой пробежки на гору, духи смогли засечь позицию наглого пулеметчика, но Батаев сменил ее и скрытно ушел на запасную. На том направлении ни один дух не прошел.
Маскировка и наоборот
Пытаясь огнем поддержать атаки своих, ударила безоткатка группы проводки, установленная на противоположном склоне у выхода из ущелья. Она сделала еще несколько выстрелов, но огонь ее был редким и не эффективным. Видимо у них было мало снарядов и они не видели в темноте цель. Вообще в ходе этого боя я понял, что всегда надо располагаться не на вершине горы, а значительно ниже. Противник, не видя в темноте откуда по нему ведут огонь, чисто психологически начинает стрелять по вершине горы, поскольку это единственное, что он отчетливо видит. Глупо стрелять просто в огромную черную гору, хотя именно в результате такого огня можно было случайно в кого-то попасть.
Как нас учили в училище, нанеся основное огневое поражение противнику, я дал команду прекратить огонь, запустив зеленую ракету, но сразу пожалел об этом. Подгруппа захвата, которая во главе со мной должна было выдвинуться к машинам «для захвата образцов вооружения, документов, техники и пленных», была буквально прижата шквалом огня мятежников, наконец обнаруживших хоть какую-то цель. От бредовой идеи идти к машинам я сразу отказался, да и позицию пришлось сменить. Налетов позже рассказывал, как его напарник – молодой сапер Михайленко, заменив пустой магазин, по ошибке вставил с трассерами, лежавший в нагруднике для возможной необходимости дать целеуказание. Стрельнуть он успел только раз, после получил от Налетова в ухо и огонь прекратил. Но ДШК начал методично, подобно гигантской пиле, спиливать слой за слоем валун, за которым они лежали, пока пулемет не подавил Фролов. Береженого Бог бережет и, нещадно матерясь, саперы переползли в другое место.
Незваные гости
Интенсивность стрельбы духов со стороны дороги заметно ослабла, да и мои подчиненные стреляли только по видимому противнику, экономя боеприпасы. У передней машины хлопнула дверь. Я попросил Веригина, вооруженного ночным биноклем, посмотреть, что там происходит. «Пачка» взглянул в прибор и, не отрывая глаз от него, сообщил: «По машине кто то ходит». Я попросил его уточнить сколько там народу и зарядил подствольный гранатомет. Толик насчитал сначала троих, а когда духи взяли то, что им было нужно в кузове, и вытянувшись в две колонны, стали отходить, сказал, что всего их шестеро. Взглянув в бинокль, я увидел в зеленоватом свечении действительно шесть человек, которые что-то несли на плече и двигались ближе к берегам русла. Выбрав подходящий ориентир в виде одиночного куста, я отдал Веригину бинокль и прицелившись выстелил. Поскольку стрелял настильно, взрыв раздался через пару-тройку секунд после хлопка выстрела.
«Класс!» – воскликнул Толян. «Вы попали прямо в центр между ними», – прокомментировал стрельбу он. «Жди, сейчас встанут», – сказал я и зарядил следующую гранату. «Нет, не встанут», – сказал уверенно «Пачка», продолжая наблюдать в бинокль, – «По-моему Вы их насовсем убили». Я довольно крякнул, но на всякий случай отправил по тому же адресу еще одну гранату.
Трусость и героизм
А в это время духи, наконец осознав тщетность атак на правый фланг, решили обойти группу и зайти в тыл нашему отделению АГС-17, которое воевало на левом фланге. Группа мятежников общей численностью человек десять-пятнадцать начала движение к своей цели вдоль тыльного подножья нашей горы. Их перемещения наблюдали разведчики подгруппы обеспечения и доложили об этом парторгу, предлагая открыть огонь. Однако Мавенко, испугавшись, категорически запретил открывать огонь, действуя по принципу: «Авось пронесет». Духи беспрепятственно вышли в тыл гранатометчикам, который прикрывали злосчастный пулеметчик Мамедов и снайпер Максудян. Увидев духов, первым покинул позицию Максудян. Оставшись один ретировался и Мамедов. Духи вышли в тыл гранатометчикам и открыли огонь. Ситуация была в апогее драматизма. Если бы не Фролов, который один схватив АГС, весящий в сборе под сорок кило, перенес его на новую позицию и в упор расстрелял духов, подошедших метров на сорок. Именно ему мы все обязаны жизнью. В противном случае духи, овладев их позицией, которая была господствующей на всей горе, нас бы «раскатали в папиросную бумагу».
Обо всем этом, я узнал только когда поднялся на вершину. Там меня и поднявшихся со мной бойцов поразил голос, идущий откуда то чуть ли не из-под земли: «Осторожно! Здесь стреляют!». Такое предупреждение в то время, когда стреляли везде, звучало странно, но мы присели, чтобы не проецироваться на фоне неба. Тут я увидел «картину, достойную пера». Голова и плечи Мовенко торчали из какой то норы у подножья трехметровой скалы, которая располагалась строго на вершине. Подойдя ближе и присмотревшись, я увидел что парторг снял с себя спортивный свитер, называемый в народе «олимпийкой», и наполнил его извлеченным в результате земляных работ грунтом. Та же участь постигла и РД-54, из которого были вытряхнуты патроны. Судя по всему, нора уходила под скалу. Как потом выяснилось, когда началась стрельба, Мовенко алюминиевой ложкой и консервной банкой вырыл эту нору в скальном грунте не более, чем за час. Все бы ничего и такое усердие в инженерном оборудовании позиций можно было только поощрить. Но то, что оборудовал парторг, на позицию в системе обороны группы никак не тянуло. Из этого чудо-укрепления, находящегося на вершине горы, можно было бы вести огонь только по воздушным целям. Мовенко оборудовал для себя не позицию, а убежище, где он и пребывал во время боя. Мне стало гадко и стыдно, что из норы торчит голова человека, носящего офицерские пагоны. Рядом стояли сержанты и рядовые, на лицах которых отразились те же мысли.
Последние выстрелы боя
Часы показывали уже половину пятого. Абубикеров сообщил, что Корневские радисты начали «давить связь», сразу, как только мы завязали бой, но до сих пор связаться с Центром не смогли. Картина была ясной, как Божий день. По Союзной привычке Центровики спали ночью, как убитые.
Поговорив лично с Саней я сказал, несколько сгустив краски, что если он хочет выпить еще водки в моей компании, а не за помин моей души, пусть связывается с Центром и просит их прислать ко мне броню и вертушки. «Корня» уговаривать было не нужно, он и так все понимал.
Тем временем снова заработала безоткатка, а справа снизу начали бить из нескольких автоматов. Попросив у Гусейнова пулемет, я аккуратно вылез на вершину скалы и огляделся. Вспыхнул свет на противоположной горе и грянул выстрел орудия, за которым последовал свистящий звук пролетевшего над нами снаряда. Взрыв грохнул за нашей горой внизу. Перелет. Решив не дожидаться, когда духи начнут брать нас в «вилку», я дал несколько длинных очередей в то место, где заметил вспышку. Снизу снова заработали автоматчики. Судя по всему, их было двое-трое и сидели они тоже вместе. Я хорошенько прицелился и снова дал несколько очередей по тому месту, где по моему разумению была их позиция. Странно, но после этой очереди наступила тишина. Духи отошли, стремясь до рассвета вынести убитых и раненых.
Снайпер
Светало. На всякий случай я расположил бойцов так, чтобы и в светлое время суток они были укрыты от огня противника. Чем черт не шутит. И оказался прав. С другого склона ущелья грянул одиночный выстрел. Взвизгнув, пуля ударилась в полуметре от меня. Я плюхнулся на живот и пополз. Снова прозвучал выстрел, и снова пуля ударила рядом со мной. Я повторил маневр. Можно было уйти за гребень, но тогда я терял возможность наблюдать за изменением обстановки. Я боялся, что духи, пользуясь отсутствием у меня поддержки, вернутся. Наверное, я бы долго так ползал, но все решил мой заместитель сержант Серега Сычев, которому за соколиный глаз я вручил вместо автомата СВД. Перекуривая за камнем, он с интересом наблюдал, как я извиваюсь ящерицей. «Товарищ лейтенант, по-моему, он Вас достал», – наконец молвил Сыч, – «Можно я его убью?». «А ты его видишь?», – совершая очередной кульбит, спросил я. «Конечно! Только Вы еще малость поползайте. Он сейчас встанет, и я его грохну», – спокойно отозвался Серега. Так все и случилось. Сыч не стрелял по одной цели больше одного раза, несмотря на то, что дух был от нас метрах в шестистах-семистах. Как потом он объяснил, духа, видимо, научили менять позицию в бою, что он исправно и делал после одного-двух выстрелов из винтовки. Когда он поднялся в очередной раз, Сычев его снял. «Все!», – уверенно сказал он, – «Можно вставать», – и сам подал пример. Встал и я.
Внизу, в ущелье, в свете встающего солнца открывалась прекрасная картина: пять автомобилей, застывших на дороге и в русле реки. Ощущение гордости за то, что мы все-таки это смогли сделать, не потеряв никого даже раненным, наполнило мою грудь подлинным счастьем.
«Своевременная» помощь
Подошел Абу и сказал, что триста тринадцатая все же связалась с Центром и скоро над нами будут вертушки, а также к нам вышла бронегруппа нашей роты.
Это была новость, которая добавляла хлопот, поскольку вертолетчики не знали, что мы в национальной одежде и могли сдуру отработать по нам. Я приказал на флангах и в центре группы приготовить сигнальные дымы, а сам достал «Ромашку» и зеленую ракету. Вскоре с юга зашла пара «полосатых». Видимо увидев нас, вертушки хищно клюнули носами и задрав хвосты изготовились для атаки. Я тут же запустил ракету и связался с ними по радио. Предупредив, что мы переоделись под духов, я попросил посмотреть вокруг, нет ли настоящих моджахедов. По моей команде разведчики обозначили наши позиции. Командир ведущего сказал, что он все понял и пошел на разведку. Вернувшись он сказал, что вокруг все чисто. К этому времени я отобрал несколько человек, которые должны были вместе со мной идти для досмотра каравана и я попросил летчиков прикрыть нашу работу. Кроме того я, оставив за главного в группе сержанта Сычева, приказал ему организовать наше прикрытие во время работы и охранение позиций группы, особенно с тыла.
Досмотр
Машины были гружены под завязку. Кроме оружия, боеприпасов и различного инженерного вооружения в них была куча различного барахла, листовок, Коранов в дорогих переплетах, которые отбрасывали в сторону. Искали документы и то, что относится к боевым трофеям. Их складывали отдельно. Вскоре появилась броня, которую привел командир роты капитан Лихидченко. Но кроме наших солдат на броне прибыла целая толпа офицеров, прапорщиков и бойцов подразделений обеспечения. Им трофеи были безразличны. Они приехали пограбить забитый нами караван. Лихидченко начал психовать из-за того, что не был в состоянии остановить этот беспредел. Пришлось примерно половину трофейных боеприпасов уничтожать на месте. Их сложили в кузов одного из «Симургов» из которого они возвышались горой. Перед отъездом их вместе с машиной подожгли. На борт одной из разбитых машин я прикрепил листок с надписью «Привет от Козлевича». Это была моя курсантская кличка. Часть трофеев погрузили на броню, а часть в один из «Симургов», который меньше всех пострадал и был на ходу. На нем в составе бронегруппы я и несколько моих бойцов въехали в батальон. За рулем сидел Вовка Налетов улыбаясь во весь рот.
Награда или тюрьма?
Когда огромную гору трофеев сложили возле склада РАВ, подошел комбат. Сияя, как начищенный самовар, я нагло спросил: «Ну что, дырку для ордена колоть?». Комбат пробурчал что-то невнятное и отошел. Это было более, чем странно. Подошедший ко мне начальник разведки отряда Мишка Вороницкий сказал, что комбат, видимо, не знает еще, как себя вести, поскольку за то, что я пропустил первый караван, на меня приказали завести уголовное дело.
Вскоре меня вызвали к телефону ЗАС. Звонил старший офицер по специальной разведке разведотдела армии майор Михайлов. Я доложил о результате, но когда я перечислил то, что мы захватили, он не поверил и потребовал от меня, чтобы я доложил только реальные цифры. Я ответил, что все, о чем я рассказал, сейчас лежит возле склада РАВ, поскольку внутрь пока не помещается. Если он мне не верит, то может прилететь и пересчитать все сам. В конце концов не на Кандагарском рынке же я все это купил. Я сказал, что половину пришлось уничтожить, но цифры эти я не называл. Михайлов помолчал немного и спросил, почему я не бил первый караван. Я ответил, что при отсутствии связи это было бы самоубийством. Если бы была связь, можно было бы сковать моджахедов боем до подлета авиации и подхода брони. А без нее… Я сказал, что звание Герой Советского Союза, конечно почетное, но посмертно оно мне ни к чему.
Эпилог
Позже действительно рассматривался вопрос о присвоении мне этого звания, но поскольку это был мой первый результат, а в большей степени из-за пропущенного первого каравана, ограничились орденом «Красное знамя». Почти вся моя группа была награждена орденами и медалями. Сержанта Фролова я представлял тоже к «Знамени», но штабные крючкотворы урезали представление до «Красной звезды».
Парторг обиделся на меня за то, что его обошли при «раздаче подарков». Весь батальон знал, что Мовенко струсил – бойцы о таких вещах не молчат. Через несколько месяцев его перевели на повышение в Газни замполитом отряда.
После этого случая в разведотделе штаба армии меня иначе не называли кроме как: «кандидат в герои Советского Союза».
С тех пор записку «Привет от Козлевича» я частенько оставлял на разбитых машинах и на груди убиенных духов, под задницу которым неизменно подкладывал гранату без чеки. Но несмотря на это, я так и остался только кандидатом.
Разобрав захваченные нами документы, «агентурщики» выяснили, что мы «засадили» формированию иранских наемников, которые находились в Пакистане на доподготовке. Вводил их в Афган офицер Пакистанской разведки. Узнав это, нам стало ясно почему пленный и Гусейнов смогли понять друг друга. Видимо этот парень был из Южного Азербайджана, который находится на севере Ирана.
С. Козлов
Солдатская смекалка
Бытует расхожее мнение, что в спецназ отбирали лучших из лучших. Но это не совсем так. В спецназ отбирали просто нормальных парней, да и то не всегда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75