– Я буду с вами предельно откровенна, графиня. Я не только журналист, пишущий о Себастьяне Локе, но я еще и член семьи Локов.
Я молча кивнула.
Госпожа Трент сказала:
– Могу ли я объясниться?
– Конечно, прошу вас.
– Я знала Себастьяна с двенадцати лет. Моя мать была с ним в связи в течение шести лет. Когда она умерла, мне было восемнадцать, и он стал моим опекуном. Он послал меня в колледж и вообще принимал во мне участие. Мы поженились, когда мне было двадцать два, а ему – сорок два года. Мы прожили вместе пять лет и после развода остались друзьями. Развелись мы по обоюдному согласию. – Она замолчала и пристально посмотрела на меня.
– Понятно, – проговорила я.
– Я рассказываю это вам, графиня, потому что хочу объяснить, что очерк будет очень личным и доброжелательным. Я не собираюсь его критиковать, рисовать его портрет «со всеми бородавками». Напротив. И, конечно, о вашей дочери, докторе Ариэль де Гренай, я тоже буду писать в лестных выражениях.
– Я поняла вас. Спасибо за объяснение. Но я не знаю, что могла бы рассказать моя дочь, если бы вы с ней встретились. Хотя это все равно невозможно, как я уже сказала.
– Полагаю, она многое могла бы рассказать, – коротко заметила госпожа Трент. – В конце концов, она – последняя женщина, с которой он был связан. Связан лично, на основе чувства.
Я смотрела на нее молча, ожидая, что она еще скажет.
Некоторое время в комнате стояла тишина. Я понимала, что Вивьен Трент ждет от меня какого-либо замечания, но я молчала.
Наконец, она заговорила:
– Графиня де Гренай, Себастьян говорил мне, что он хочет жениться на вашей дочери.
– Он так сказал?
– Да.
– Когда он это сказал?
– В прошлом октябре, в начале месяца. В понедельник в ту неделю, когда он умер.
– Вы были его единственным доверенным лицом, мадам Трент? Или другие члены его семьи же об этом знали?
Вивьен Трент покачала головой.
– Никто не знал, графиня, я была единственной.
Я ничего не сказала, и она спросила, слегка нахмурившись:
– Вы знали, что они хотят пожениться?
– Да, Ариэль мне говорила. Вы, видимо, были с ним в очень близких отношениях, если он даже после развода все вам рассказывал?
– Да, это так. Себастьян верил мне безоговорочно.
– Что он вам сообщил об Ариэль?
– О ней – немного: что она врач, ученый, работающий в Африке. Но он говорил мне о своих чувствах к ней, о глубине этих чувств.
– Вот как. Это необычно. Действительно необычно, принимая в расчет обстоятельства.
– Я этого не думаю.
– но вы были его женой. Разве вам не было горько слышать, что он любит другую? Что собирается на ней жениться?
– Нет, вовсе нет! – воскликнула она пылко. – Я интересовалась его жизнью. Я любила его. Я хотела, чтобы он был счастлив, чтобы у него была любимая спутница жизни, также как он хотел этого для меня. Как я уже сказала, мы были очень, очень близки.
– Я поняла, что это так.
– Графиня де Гренай, ваша дочь работает в Африке. Мне бы хотелось поехать туда и повидаться с ней. Вы можете устроить мне это?
– Маловероятно, мадам Трент. С ней нельзя видеться.
– В институте Пастера мне сказали то же самое. Особа, с которой я говорила, объяснила, что на работает с инфекционными болезнями. И что доктор Гренай как бы… как бы в карантине.
– Это верно.
– А вы не могли бы объяснить, чем именно она занимается?
– Попробую. Ариэль – вирусолог. Сейчас она работает с вирусами, известными под названием «горячие вирусы».
– В какой-то лаборатории в Африке? – госпожа Трент наклонилась вперед с настороженным и вопрошающим лицом.
– Да.
– А где именно? – не отступала она.
– В Центральной Африке.
– Вы не могли бы сказать точнее, графиня?
– В Заире. Она работает в Заире.
– С этими горячими вирусами?
– Да, мадам, я же сказала. Это ее работа. Она работает с ними семь лет, особенно над филовирусами.
– А это что?
– Иногда так называют нитевидные вирусы, «фило» на латыни означает «нить». Они очень заразны и смертельны. Смертоносны.
В дверь постучали, и Юбер внес поднос с чаем.
– Простите, мадам, – сказал он, – ставя поднос на старинный столик перед камином, – налить чай, мадам?
– Да, спасибо, Юбер.
– Это, кажется, очень опасные исследования, – пробормотала Вивьен Трент.
– В современной медицинской науке это – самая опасная работа, – ответила я. – Малейшая ошибка, любой промах, и она заражена. Если что случится, она, конечно, умрет. Вакцин против этих вирусов не существует.
29
Мы молчали, и она, и я, пили чай с лимоном, а потом Вивьен Трент сказала, поставив чашку:
– Кажется, я читала о горячих вирусах. Они редко встречаются, не так ли?
– Очень редко, но они на столько смертоносны, что я не могу даже думать о них, – ответила я. – Как я уже только что объяснила, против не существует никаких вакцин, никаких лекарств. Они убивают через несколько дней, и самым разрушительным образом.
– Как?
– Не нужно вам знать об этом, – ответила и отпила чаю.
Вивьен Трент не настаивала. Она спросила спокойно:
– Если я не ошибаюсь, они появились в Африке?
– Да, это так.
– Где именно?
– В разных областях. Я ведь не специалист, – я улыбнулась.
– Но вы, конечно, говорите с дочерью о ее работе? Она вам рассказывает о ней?
– Да, иногда кое-что рассказывает.
– Значит, вы должны разбираться в этом лучше, чем остальные, графиня, чем я, например.
– Вероятно.
– Графиня де Гренай, простите, если я кажусь вам любопытной. Я нелюбопытна. Я просто пытаюсь разобраться в работе вашей дочери. Для очерка о Себастьяне. Не говоря уже об их романе, мне кажется, что у нее, должно быть, очень много общего с Себастьяном. Ведь его фонд финансирует медицинские исследования в Африке, борется с болезнями. И, конечно, он очень любил Африку, много знал о ней. Они, наверное, хорошо понимали друг друга… – Замолчав, она протянула руку к сумке. – Вы не будете возражать, если я кое-что запишу? Просто чтобы у меня была общая концепция.
Я было заколебалась, но потом, прежде чем я сама себя успела остановить, согласилась.
– Нет, не буду, прошу вас, мадам Трент.
– Большое спасибо. – Ее улыбка была теплой, покоряющей. Она достала блокнот и ручку и продолжила: – Вы говорите, что вирусы появились в различных областях Африки. Ваша дочь когда-нибудь рассказывала вам, что-нибудь об их происхождении?
– Ариэль и другие врачи и ученные, работающие в этой сфере, считают, что вирусы появились из дождевых лесов Африки. Ариэль полагает, что они существуют миллионы лет. Но до последнего времени они были не известны. Не открыты. Дочь объяснила мне, что поскольку тропические леса сейчас систематически уничтожаются, вирусы начали выходить оттуда. Распространяться. И они перешли на человеческую популяцию.
– Но как же это происходит? – спросила она, голос ее стал на октаву выше, умные глаза смотрели с напряженным вниманием.
– Ученные открыли, что обязана может быть носителем вируса, а другие обезьяны в свою очередь заражаются от нее и сами становятся носителями. Ариэль говорила, что вирусам как-то удается мутировать, изменять генетическую структуру, чтобы перейти от обезьяны на человека.
– Боже, это действительно страшно! – воскликнула она. Потом с сочувствием сказала: – Вероятно, вы живете в постоянном страхе, волнуясь за дочь.
– Да, – отозвалась я, а потом неожиданно для самой себя пустилась в откровенность: – Я боюсь за Ариэль. Все время боюсь. Я стараюсь не думать о ее работе. Она человек талантливый и умелый, она аккуратна и предусмотрительна, но…
Я замолчала и взяла свою чашку. Я вспомнила, что не собиралась долго беседовать с Вивьен Трент. Но она действовала на меня самым обезоруживающим образом. Ее мягкая, привлекательная манера производила хорошее впечатление, и в ее обществе мое напряжение ослабло. Мне было с ней легко. Как только она вошла в салон, я заметила в ней что-то особенное – что-то утонченное и сдержанное. Инстинктивно я поняла, что на нее можно положиться, что это хороший человек. И потом, мы ведь говорим только о работе Ариэль. Тут лишнего уж никак не скажешь.
– Как это, вероятно, давит на вас, графиня де Гренай, – говорила между тем госпожа Трент, – жить и все время думать об этом… Об опасности, грозящей человеку, которого вы любите, я хочу сказать. Я это хорошо знаю. Много лет назад, когда я была женой Себастьяна, а он уезжал один туда, где беспорядки, революции или перевороты, я почти теряла сон от беспокойства. Я была уверена, что он получит пулю или подорвется. Или его похитят мятежники. Или он подцепит какую-нибудь неизлечимую болезнь. Он ездил по Африке, совершенно не заботясь о себе, и у меня просто сердце разрывалось, когда я думала, какому риску он подвергается. – Она улыбнулась и слегка пожала плечами. – Но с ним никогда ничего не случалось. Я частот говорила ему, что у него за плечом стоит ангел-хранитель.
Я молча кивнула. Я тоже надеюсь, что у моей дочери стоит за плечом ангел-хранитель, когда она работает в лаборатории. Ни днем, ни ночью я не забываю, что если она сделает хоть малейшую ошибку, это может стоить ей жизни.
Мои размышления прервала Вивьен Трент.
– За последние годы о горячих вирусах написано очень много, не говоря уж о вирусе СПИДа. Кажется, один из самых смертоносных называется «марбургским вирусом»?
– Да. Он относится к тем нитевидным вирусам, о которых я вам говорила.
– Ариэль работает с ним?
– Не только.
– А с чем еще?
– С вирусом, который называется «Зболе Заир». Это самый смертоносный из всех. Он убивает в девяти случаях из десяти.
– О Боже! Это страшно!
– Да.
– А какие симптомы?
– Сильное кровотечение… страшное кровотечение… оно вызывает лихорадку… – мой голос прервался. Эти ужасы я никогда не могла даже представить себе.
Вивьен Трент обдумала услышанное, потом сказала:
– Что побудило доктора де Гренай стать вирусологом?
– Ариэль всегда интересовалась вирусами и Африкой, и в один прекрасный день эти интересы совпали.
– Значит, она всегда хотела быть врачом?
– Не практикующим врачом, а ученым; она мечтала об этом с детства.
– Я хорошо понимаю ее интерес к Африке, – сказала госпожа Трент. – Мы с Себастьяном провели медовый месяц в Кении, и я полюбила эту страну. Я часто бывала с ним и в других местах Африки, по делам благотворительного фонда, и она неизменно привлекала меня. Ваша дочь испытывает такие же чувства?
– Да, думаю, это так. У дяди моего мужа были деловые интересы в Экваториальной Африке – в те годы эта страна называлась Французским Конго. Ариэль любила слушать его рассказы, когда он приходил к нам. В 1973 году ей было двенадцать лет и он пригласил нас всех во Французское Конго. Мы приехали в Браззавиль и проехали по всей Африке. Она полюбила красоту этого континента, его таинственность, вневременность.
Госпожа Трент кивнула и заметила:
– Значит, вашей дочери около тридцати трех лет.
– Да, в конце августа будет тридцать четыре.
– Надеюсь, вы не будете возражать, графиня, если я спрошу, была ли доктор де Гренай замужем?
– Нет, не была. Она полностью погружена в свою работу. Как-то она сказала, что столько времени сидит, согнувшись над своим микроскопом, что ей некогда разогнуться и поискать себе мужчину.
Вивьен улыбнулась.
– Вот бы мне с ней встретиться…
– Я уже сказала, что это невозможно, – коротко оборвала я ее, причем мой голос прозвучал немного резче, чем хотелось бы. – Ее лаборатория изолирована по соображениям безопасности. Сейчас она занята совершенно особым проектом. Она и ее группа работает по много часов, работа сама по себе очень трудна и вредна во всех отношениях. Например, они носят специальную одежду. Костюмы для биологов…
– Вроде тех, что носят космонавты?
– Да, что-то вроде этого. Плюс шлемы с окошечком, особая обувь и несколько пар перчаток. Вы можете представить, как тяжело работать в такой обстановке – напряженность, сама опасность исследований, сложнейшая защитная одежда.
– Представляю, – сказала Вивьен Трент. Мы помолчали. Она размышляла, откинувшись на спинку дивана. – Такие врачи, как ваша дочь, – просто герои, графиня! Это совершенно самоотверженные люди, – сказал она наконец. – Вы по праву можете гордиться ею и ее вкладом в науку. Ведь в конечном счете ваша дочь пытается сохранить безопасность в мире, в котором мы живем.
– Благодарю вас, мадам Трент, это очень любезно с вашей стороны. Да, правда, я горжусь Ариэль. Очень горжусь. Но я пребываю в постоянной тревоге за нее, – закончила я.
– Я понимаю. А знакомство вашей дочери с Себастьяном как-нибудь связано с ее работой? Мне кажется, это должно быть так.
– Вы правы. Она разыскала его. Поехала, чтобы поговорить с ним. Она хотела, чтобы его фонд финансировал этот специальный проект, в котором заняты она и ее друзья в Заире.
– И он согласился?
– Конечно. А разве могло быть иначе?
Она рассмеялась.
– Конечно, нет! Он был неизменно щедр, особенно, если речь шла о медицинских исследованиях.
– Насколько я знаю его… слышала о нем, это был очень хороший человек. – Сказав это я заметила, что взгляд Вивьен Трент устремлен на стол, стоящий на другом конце комнаты. И я воскликнула:
– А, я вижу, вас интересуют фотографии моей семьи! Это мой муж Эдуард, сын Шарль и Ариэль – та молодая женщина, которая рядом с ними.
– Она очень хороша собой, – сказала Вивьен Трент, – Можно мне посмотреть поближе, графиня?
– Пожалуйста.
Она подошла к столу. Я смотрела, как она изучает фото Ариэль, прекрасно понимая ее интерес к моей дочери. Потом она стала рассматривать фотографию моего мужа и сына, и именно в этот момент я почувствовала внезапную острую боль, такую сильную, что закрыла глаза и задержала дыхание, чтобы не вскрикнуть. Болей у меня не было уже несколько недель, и я не ждала, что они вернутся.
– Графиня, графиня, вам нехорошо? – говорила Вивьен Трент.
Открыв глаза, я увидела, что она стоит рядом с моим креслом.
Глотнув воздуха, я сказала:
– Да, очень резкая боль, мадам Трент.
– Могу я помочь вам? может быть, вам что-нибудь дать? – спросила она, наклонившись ко мне с озабоченным видом. – Вы нездоровы? Нужно какое-нибудь лекарство?
ее участие меня тронуло. Я коснулась ее руки.
– Все будет в порядке, благодарю вас. Но разговор придется закончить.
– Да, конечно, я понимаю. Вы были так добры, потратив на меня столько времени, графиня. Я, кажется, злоупотребила вашим гостеприимством. Когда мы договарились по телефону, вы предупредили, что у вас есть только час, а мы проговорили гораздо дольше.
– Я рада познакомиться с вами, – отозвалась я. Я чувствовала слабость. Вдруг боль повторилась, и я вздрогнула.
Вивьен Трент не могла не заметить этого. Она воскликнула:
– Ах, графиня, вы же больны! Я позову вашего лакея. Можно?
Я кивнула. Потом с трудом выговорила:
– Там, у консоли, звонок. Нажмите на кнопку, и Юбер сразу же придет.
Она так и сделала, потом, повернулась ко мне, склонилась надо мной:
– Не могу ли я чем-то помочь вам?
– Боюсь, что это невозможно, мадам Трент. Видите ли, у меня рак. Я умираю.
30
Глупо со стороны старухи поддаться очарованию молодой женщины. Обеим будет худо.
Молодой это обязательно надоест, ее будет раздражать старушечья мудрость и бремя прожитых ею лет. А старая почувствует себя брошенной, когда в конце концов ее общество будет отвергнуто.
Конечно, это естественно, – молодым нужно бежать, что-то делать, экспериментировать, а старые люди живут медленно.
Все это я знаю, давно знаю, и все же я позволили себе подпасть под очарование Вивьен Трент. К счастью, в нашем случае ничего такого не произойдет. по той простой причине, что я не задержусь в этой жизни. Поэтому мы просто не успеем причинить друг другу боль.
Несколько месяцев тому назад врачи сообщили мне, что они больше ничего не могут сделать. Меня выписали из больницы, чтобы я провела остаток своей жизни дома.
Я не говорила ни Шарлю, ни Ариэль, и никому вообще, как близок мой конец. Это бессмысленно. Помочь мне они не могут. В каком-то смысле это самозащита. Проявление чувств моих детей, если они узнают, я не вынесу. У меня на это не хватит сил.
Остаток своих дней я хотела бы провести в тишине и покое, жить, как всегда, насколько это возможно. Для меня очень важно заниматься моими делами, скольку я могу, с присущей мне гордостью и достоинством.
Хотя детям своим я не доверилась, Вивьен Трент я рассказала все. Это произошло на прошлой неделе, когда я пригласила ее к чаю. Я сказала это совершенно непроизвольно.
Я не испытываю никакого неудобства оттого, что она знает – я стою на пороге смерти. Отчасти потому, что она – человек посторонний. Но в то же время я вижу – это искренне печалит: я убедилась, что она умеет страдать.
Главное – я доверяю этой молодой женщине.
Я увидела в тот день, что в ней есть утонченность, доброта и честность. И за эту неделю она доказала, что мое суждение л ней верно.
Не проходит и дня, чтобы она не позвонила мне и не осведомилась о моем самочувствии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30