– Нет у меня никаких тайн.
– Но у тебя такая таинственная улыбка.
– Не таинственная. Скорее, самодовольная.
– Почему самодовольная?
– Потому что у меня есть ты. Потому что я с тобой. Потому что ты – лучший из всех моих любовников. Джек, дорогой мой… – она не окончила. Потом, глубоко вздохнув, удовлетворенно проговорила: – Я никогда не испытывала ничего подобного раньше. Со мной такого еще не бывало. Никогда-никогда. Ни с кем. Ты возбуждаешь меня. Я тебя хочу. Я хочу, чтобы ты любил меня. Сейчас.
– Кэтрин… милая моя…
– Люби меня, Джек. Пожалуйста.
– Кэтрин, я не знаю…
– Не бойся, – прошептала она и, сев, скинула халат.
Освещенная пламенем, она казалась более неземной, чем когда-либо. Ее волосы, сбегающие по прекрасным белым плечам, напоминали блистающий поток расплавленной меди, пронизанный красным и золотым.
– Иди ко мне, – она протянула руки, – возьми меня. Владей мной. Я хочу отдаться тебе. Я хочу тебя. Только тебя.
Я почувствовал, как во мне разгорается жар. Она говорила, и желание охватывало меня. Скинув халат движением плеч, я почти упал в ее протянутые руки. Страх перед неудачей исчез. Я хотел взять ее. Любить ее так, как никогда не любил. Ни ее, ни какую-либо другую женщину.
Я лег на ее длинное, гибкое тело, накрыв его своим. Целовал ее шею и грудь. Погрузил дрожащие, жаркие руки в облако рыжих волос.
Я целовал ее шею, плечи, лицо, а она шептала мне любовные, мучительные слова. Слова подстегивали. Воспламеняли.
Я почувствовал, что возбужден. Что могу с ней соединиться.
Я забыл обо всем. Обо всех. Я думал только о Кэтрин.
17
– Я понимаю, почему тебе никогда не хочется уезжать отсюда, – сказала Кэтрин, беря меня под руку. – Здесь великолепно. Просто дух захватывает. И есть в этих местах что-то магическое.
– Есть, – согласился я. Я был рад. Она верно выразила то, что я чувствую. В нескольких точных словах.
Мы стояли на вершине холма – самой высокой точке в моих владениях. Ниже, по склонам, шли виноградники. Они обрывались там, где начинался сад. Справа от шато – лес, слева – поля и ферма. Она называется «Домашняя ферма».
Рядом с фермой – винодельня. Это множество построек, а под ними – огромные погреба. Именно там виноградный сок и становится вином.
Я огляделся.
И увидел окрестности как бы глазами Кэтрин. Действительно, волнующее зрелище. Небо – чистого бледно-голубого цвета. Очень ясное, без единого облачка. Яркий солнечный день. Почти теплый. Почти безветренный. И хотя еще только середина марта, в Прованс уже пришла настоящая весна.
С землей за последнее время произошли перемены. Она преобразилась. На лужайках появилась молодая трава. На деревьях пробились нежно-зеленые листки. В саду раскрывались цветы, запестрели бордюры вдоль дорожек. На темной земле цветы казались брызгами ярких красок.
Я глубоко втянул чистый, свежий, бодрящий воздух.
Повернувшись к своей подруге, я сказал:
– Я обещал показать тебе виноградники. Пойдем посмотрим, теперь там уже есть на что взглянуть.
Взяв Кэтрин за руку, я повел ее по узкой тропинке, спускавшейся с первого склона.
– Смотри! – воскликнул я и взволнованно наклонился, потом присел на корточки у виноградной лозы. – Почки. Вот. И вот!
Она тоже наклонилась. Потом удивленно спросила:
– Но они такие малюсенькие. Неужели они превратятся в грозди?
– Превратятся.
– А как? Ты все знаешь о винограде. Объясни мне.
– Попробую. Сначала я расскажу тебе о жизненном цикле винограда. Он начинается с зимнего покоя. В феврале и марте в лозах начинает бродить сок. Теперь вот они, – я указал на почку. – Эту маленькую капельку называют весенней почкой. В апреле она раскроется. То есть, раскроется более полно. Недели через две-три появятся листья. К маю листья расправляются. В июне лоза зацветает. Потом цветки превратятся в крохотные виноградинки. А в июле и в августе мы увидим, как они растут. В конце августа – начале сентября они начнут наливаться. Наконец, в октябре созреют. В ноябре опадут листья. Цикл повторяется. Наступает зимний покой. И потом опять – все повторится.
– На словах все очень просто, – Кэтрин взглянула на плантацию, – но, конечно же, это совсем не так, да?
– Конечно. Все гораздо сложнее. Особенно уход за лозой. Выращивание ее. В зимние месяцы. И весь год. Я все упростил, чтобы тебе было понятно.
– Спасибо; по-видимому, виноград собирают, когда он созреет?
Я кивнул:
– Вот тогда-то и появляются сборщики винограда. Носильщики носят виноград в тех огромных корзинах, которые здесь везде лежат. Они относят корзины в конец каждого ряда. Оттуда их забирают на винодельню, ставят в погреба, а там из них делают вино.
– И все собирают вручную?
– Да. И Оливье, и я не любим механизированной уборки. Ко-где во Франции этот способ стал популярным. Но здесь это трудно сделать. Из-за склонов. К тому же при сборке вручную меньше шансов повредить виноградник.
– А что дальше?
– Делают вино, конечно. Оно хранится в огромных бочках и чанах в специальном помещении. Я тебе его показывал, когда водил тебя в Рождество в большой винный погреб.
Она кивнула.
– Я помню. – И склонила голову набок. – А ты много всего знаешь о виноделии?
– Не так уж и много, – ответил я. – Мне еще учиться и учиться. А все знает Оливье, он положил всему начало, когда мне было всего шестнадцать лет. Именно тогда Себастьян подарил мне это шато. Прошло четырнадцать лет, а я не знаю и половины того, что знает он. Даже не смотря на то, что учился в университете в Тулузе, чтобы постичь науку виноделия и виноградарства. А между прочим, курс этот во Франции длится четыре года. Я получил диплом. Но, по сравнению с Оливье, мне далеко до вершин. Он один из лучших виноделов в округе, считается великим теоретиком и практиком.
– Он самозабвенно предан своему делу, я ведь не ошибаюсь? – улыбнулась Кэтрин.
– Он много лет занимается тем, что все старается усовершенствовать. Начиная с качества наших красных вин и кончая их розливом по бутылкам. За последние десять лет он многого добился. Благодаря Оливье Маршану наш «Кот де шато д'Коз» считается теперь вином высшей марки.
– Ты сказал на днях, что он – твой партнер.
– Не партнер. Я взял его в долю. Он того заслуживает – столько лет посвятил виноделию, шато, управляет всем имением.
Мы стали спускаться с холма, направляясь к шато.
Кэтрин вдруг спросила:
– А зачем, собственно, твой отец купил это имение? Он что, и интересовался винами?
– Он любил вино. Особенно шампанское. «Вдову Клико». А на самом деле, просто сделал еще одно доброе дело. Для одного человека. Как всегда.
– Какое доброе дело?
– Доброе дело для одной вдовы. Вдовы того человека, которому принадлежал шато д'Коз. Лет тридцать назад Себастьян был в Африке, в Кении. В Найроби он познакомился с одним французом, его звали Пьер Пейфрет. Постепенно они сблизились. Себастьян часто приезжал к нему сюда. Около двадцати лет назад Пейфрет погиб в автомобильной катастрофе – возвращался домой из Парижа. Его вдова Габриелла была в отчаянии. Она не знала, что ей делать с винодельней, как ею управлять. У них не было сыновей, которые могли бы наследовать дело. Только дочь, тогда – еще маленькая девочка. Наверное, моя сверстница. Габриелла хотела продать имение, но охотников не находилось, никого оно не интересовало – дохода оно не приносило. Как и сейчас, впрочем. И Себастьян купил его и хорошо заплатил. Возможно, чересчур. Но эти деньги помогли ей начать новую жизнь. Она переехала с дочкой в Париж.
– Понятно. А он всем этим занимался? То есть, как ты сейчас?
– Господи, конечно, нет! Еще чего! Он нашел Оливье Маршана. Поручил все ему. Это был мудрый шаг. Мне было семь лет, когда я впервые приехал сюда. И полюбил шато.
– Это твой дом, – просто сказала она. – Ты здесь свой. Ты любишь винодельню и виноградники. Ты знаешь, тебе очень и очень повезло. Ты нашел свое место в мире, нашел дело, которое тебе по душе. Свое призвание. Понял, как ты хочешь жить. У очень многих людей это не получается никогда.
– Но у тебя, Кэтрин, получилось. Ты знаешь, что хочешь, – сказал я. – Знаешь, куда идешь. В каком-то смысле, ты похожа на Вивьен. У вас обеих очень направленное зрение, точно сфокусированное. Вы очень деятельные женщины, и трудолюбивые, слава Богу. Не выношу праздных женщин, бездельниц.
– Я тоже. Я не могу с ними дружить, у нас нет ничего общего, нам не о чем говорить. Я всегда знала, что буду изучать историю в Оксфорде, была уверена, что получу докторскую степень, а потому буду читать лекции и писать статьи. Мне повезло, что у меня есть писательская жилка. И по натуре я очень старательная.
– Как твоя книга? Последние недели ты так усердно над ней трудилась. Настоящий маленький трудолюбивый бобер.
Она засмеялась, лицо ее посветлело.
– Здесь так хорошо работать! К тому же, книга пишется легче, чем я ожидала. Только вот не знаю, кто будет ее читать, – она с сомнением покачала головой.
– Множество людей, – сказал я убежденно. – Помяни мое слово.
Она опять засмеялась.
– Вряд ли. Кому интересен Фулк Нерра, граф Анжуйский, военачальник и хищник, известный под прозвищем Черный Ястреб, основатель Анжевенской династии и родоначальник Плантегенетов? Наверное, только для меня и имеет значение, что дом Анжу более века придерживался своей жестокой линии достигшей кульминации в 1154 году, когда потомок Фулка Генрих Плантагенет, граф Анжуйский, стал королем Англии, женился на Леоноре Аквитанской и произвел на свет сына, ставшего впоследствии известным как Ричард Львиное Сердце.
– Мне, например, это интересно, – горячо заявил я. И это была правда. – Ты хороший рассказчик. Несмотря на то, что имеешь дело с фактами, а не выдумками. Т меня заинтриговала, когда рассказала о франко-английских связях. Кажется, Генрих и Элеонора всю жизнь разыгрывали некую мыльную оперу.
– Можно сказать и так, – отозвалась Кэтрин с громким смехом, ее это сравнение явно позабавило. – Я полагаю, что их совместная жизнь шла на… повышенных тонах, как в опере, – сыновья вечно соперничали и ссорились, Элеонора постоянно вмешивалась не в свои дела и заводила интриги, Генрих волочился за женщинами и то и дело отправлял Элеонору в ссылки в какой-нибудь из своих многочисленных замков.
– Об этом можно снять чертовски хороший фильм.
– Меня уже опередили. Один сценарист. Деймс Голдмен. Он написал сценарий «Лев зимой», это Генрихе Плантагенете и Элеоноре Аквитанской.
– Питер О'Тул и Кэтрин Хэпберн! Точно! Я видел этот фильм. Забавная семейка. Заняты совершенно не тем, чем должны. Прямо как короли в наши дни. Наверное, все дело в королевских генах.
– Только не в данном случае. Виндзоры – не потомки Плантагенето. Они немецкого происхождения через королеву Викторию и ее супруга принца Альберта. Он ее родственник и чистокровный немец. Она тоже, строго говоря. Ее мать была немецкой принцессой, а отцом – герцог Кент. Он – потомок ганноверских королей, которых пригласили править Англией, потому что они в родстве со Стюартами. Виктория появилась на свет в результате усилий братьев Георга IV произвести на свет наследника. Но вернемся к Плантагенетам. Их в конце концов затмили Тюдоры. Когда умерла Елизавета I, английский трон перешел к ее дальнему родственнику Джеймсу Стюарту, королю Шотландии.
Я засмеялся.
– Что бы ты ни говорила, а я уверен, что твою книгу будут читать многие. Ты так хорошо все излагаешь. Все звучит так… современно.
– Да ведь человеческая природа почти не изменилась, Джек. Плантагенеты были весьма колоритными фигурами. Не забывай, я пишу не о них, а о Фулке Нерра. Он-то никого не интересует. Кроме меня и моего издателя.
– Не надо так думать. Послушай, не мое дело давать тебе советы. Но ты добавь в свой рассказ побольше о Плантагенетах. Ручаюсь, это будет бестселлер.
– Твоими бы устами да мед пить, – засмеялась она.
Мы спустились со склона, поросшего виноградниками. Остановившись, я взял ее за руку.
– Мне нужно еще пару часов поработать с Оливье. А ты? Еще посидишь над своей книжкой?
– Немного. А потом я, наверное, поеду покататься верхом. Очень полезно – проскакать хорошим галопом по полям. Всю паутину сдует. Ты не будешь возражать, если я возьму Черного Джека? Я с ним неплохо справляюсь.
– Я уже сказал, что ты можешь брать любую лошадь. Можешь и Черного Джека.
Она поцеловала меня в щеку.
– Спасибо. Желаю хорошо провести время. Не перерабатывай.
Я улыбнулся.
– И ты тоже.
Она направилась к шато, когда я окликнул ее:
– Кэтрин!
Она обернулась.
– Да? Ты что!
– Как насчет обеда в Эксе? Давненько мы там не бывали.
– Прекрасная идея, дорогой.
– Я закажу столик в «Кло де ля Виолет». Ладно?
– Чудесно.
Помахав рукой, она пошла своей дорогой.
* * *
Я направился к винодельне. Проходя мимо «Домашней фермы», я замедлил шаги. Не навестить ли мадам Клотильду? Она хозяйничает на ферме. Также, как и ее мать в прежние времена. Я знал ее с тех пор, как был маленьким мальчиком. Она тогда была подростком. Ее муж Морис работает на виноградниках. Он помогает ей на ферме, как и их дочь Элен и сын Винсент.
Она всегда радуется моему приходу, тут же варит кофе с молоком, приносит горячие бриоши или тартинки.
И все же, я прошел мимо. Меня ждет Оливье. Он хочет, чтобы я глянул на какие-то бутылки с вином. На множество бутылок. Ему кажется, что с ними что-то не так. Наверное, «бутылочная болезнь». Надеюсь, что только и всего. Вино, заболевшее в бутылках, обычно очищается само, если его оставить в покое.
18
– На поверхности вина из этой партии появилась тонкая пленка, – сказал Оливье, когда я нашел его в разливочной.
– «Болезнь цветка» – я думаю, – воскликнул я. Она чаще всего портит вино, на поверхности появляется пена или пленка.
– Вы правы, Жак, – отозвался Оливье, – но, к счастью, это всего лишь молодое вино, которое мы сделали в прошлом году. Две бочки. Невелика трагедия.
– По дороге сюда, – сказал я, кивнув в знак согласия, – я думал, не «бутылочная» ли это болезнь?
– Нет, здесь дело посерьезней. И это еще небольшой дефект.
– Придется его вылить.
– Вероятно. Но давайте не будем задерживаться на этом, у нас такое случается редко. Я хотел вас видеть, Жак, еще и по другой причине. Куда более важной. Пойдемте в погреб.
– Пойдемте. – Повернувшись на каблуках, я пошел впереди. Ясно, у Оливье есть какой-то сюрприз. Приятный. По лицу видно.
Мы спустились в погреба.
Они занимали огромную площадь под землей. Здесь вино зреет и сортируется по чанам, бочкам и бутылкам.
В конце погреба, где зреет красное вино, было немного свободного места, где мы обычно дегустировали вина. Сюда-то и вел меня Оливье. Полки с бутылками образовали угол с двумя стенами. Там стояли стулья и стол. На столе – обязательная белая свеча в подсвечнике, коробок со спичками, разная утварь и аккуратно сложенная белая льняная салфетка.
Оливье поставил на стол бутылку вина и два стакана. Первое, что он сделал, – зажег свечу.
Я наблюдал за ним. Он был высок, и начав откупоривать бутылку, слегка наклонился над столом. Оливье – мой наставник, учитель и друг. Спокойный и сдержанный, очень симпатичный человек. Ему шестьдесят лет – в два раза больше, чем мне. Но выглядит он гораздо моложе своих лет. Может быть, потому, что он – счастливый человек. Он любит свою жену, своих детей, работу и очаровательный старый сельский дом, где живет со своей семьей. Этот дом, тоже моя собственность, стоит за полями, у фруктового сада. Оливье и его жена Клодетта устроили там уютное жилище.
Я смотрел, как Оливье открывает бутылку. И, как всегда, поразился тому, как он это делает. Искусно. Осторожно. Как хирург. Надрезав у горлышка красный металлический колпачок, он снял его. Для того, чтобы видеть вино в горлышке. Потом вытер горлышко бутылки внутри с снаружи белой салфеткой. И, наконец, держа бутылку против пламени свечи, стал рассматривать цвет вина в горлышке, кивая самому себе.
На лице его появилась довольная улыбка.
– Ах, Жак, оно вам понравится. Я уверен.
Разлив вино, он протянул мне бокал.
Мы подняли наши бокалы.
– Sante, Жак, – сказал он.
– Sante, Оливье.
Мы пригубили вино.
Смакуя, я держал его в рту. Какой изысканный вкус! Мягкий, бархатистый, богатый. Я поднял бокал против света. Вино было глубокого красного цвета. Красивый цвет. Я поднес бокал к носу и сразу же узнал запах фиалок и чего-то еще, не очень различимого.
– Это красное вино, которое вы заложили в 1986 году, – сказал я, улыбаясь. – Вы взяли виноград трех сортов: Мурведр, Сирах и Сэнсо. Два первых – за глубокий цвет и запах фиалок. Сэнсо – тоже за глубокий цвет и мягкий вкус, который он придал двум другим.
Оливье смотрел на меня, сияя.
– Верно. Молодец, Жак. Оно хорошо выдержано, как вы думаете?
– Прекрасно. Вы создали удивительное вино. Великое вино. Теперь я вспоминаю, какая стояла погода в том году. Вы говорили, что эта погода очень хороша для винограда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30