– К счастью, я не ошибся. А теперь, я считаю, нужно выпустить его в мир.
– Одобряю. Так и сделаем. И давайте выпьем еще по стаканчику. Жаль, что я не взял с собой Кэтрин. Ей понравилась бы наша дегустация.
Оливье наполнил мой бокал.
Я поднял его в честь Оливье.
– За вас, Оливье. Поздравляю.
– Ах, Жак, не надо. Мы трудились оба.
Я засмеялся, покачал головой.
– Нет, нет. Мне был двадцать один год. Я тогда ничего не знал, был совсем зеленый. Девять лет назад я все еще учился в Йейле. Это ваше вино, только ваше. Вы создали его. Вы заслуживаете всяческих похвал. Оливье.
– Спасибо, Жак. Вы, как всегда, очень щедры.
* * *
Следующие два часа я просидел в своей конторе на винодельне.
Нужно было заняться счетами, просмотреть цифры. Много дней я откладывал эту работу. Но я знал, что никуда от нее не деться. Сегодняшний день годится для этого, как и всякий другой. Скрепя сердце, я принялся за дело.
Проработал я до четырех. Наконец, закончив все, я отложил бухгалтерскую книгу и позвонил в ресторан в Эксе. Заказал столик.
Уходя из конторы, я прихватил с собой недопитую бутылку вина, оставленную Оливье. Пусть Кэтрин попробует. Я гордился этим вином. Гордился тем, что Оливье создал его.
Я вышел на солнце, в сияющий день. Шел медленно, глядя по сторонам. Везде был порядок. Я остался доволен. Мне хочется, чтобы имение было именно таким – ухоженным.
Впереди на плоской площадке возвышается шато. С трех сторон его окружают пологие склоны с виноградниками. За виноградниками – холмы, похожие на огромный расширяющийся кверху воротник. Или, как на днях заметила Кэтрин, на гигантский рюш, который носили во времена Елизаветы I. Сады и поля перед шато великолепны в золотом свете солнца, уже клонящегося к западу.
Это самое идиллическое место в мире, по-моему. Я всегда счастлив здесь. Даже когда я был женат, мои трудные жены не могли разрушить этого ощущения счастья. Я просто выключал их и настраивался на землю и виноградники, шел своей дорогой. И мне никогда не хочется никуда уезжать отсюда.
Краешком глаза я заметил внезапную цветовую вспышку. Повернув налево, я направился к деревянному забору у края дороги.
Облокотясь о забор, я окинул взглядом горизонт. Потом опять увидел это. Ярко-синюю вспышку. И вдруг разглядел вдали Кэтрин, ее рыжие волосы, горящие на фоне синего свитера.
Она скакала галопом по полю, волосы развевались за спиной. Хорошая наездница. Я то знаю. Но почему-то – сам не знаю, почему, – сердце у меня замерло. Когда она перемахнула через первую изгородь, я съежился от страха. Я испугался, что лошадь сбросит ее. Как это случилось с Антуанеттой в тот день, на ферме Лорел Крик.
Я вцепился в перекладину забора и выпустил из рук бутылку. Она упала в траву. Пусть. Я стоял и смотрел на всадницу. Вот-вот упадет…
Часы остановились. Стрелки пошли в обратную сторону. Меня перенесло в детство.
Ужасное воспоминание, которое я хранил взаперти двадцать два года, вырвалось наружу. Всплыло на поверхность.
* * *
Мне опять восемь лет. Я опять на ферме Лорел Крик. Я играю на лугу с красным мячом и лаптой. Антуанетта скачет ко мне, перемахивает через изгородь. И, выбитая из седла, медленно-медленно проплывает в воздухе и падает.
Бросив мяч, я помчался к ней. «Антуанетта! Антуанетта!» кричал я. Я испугался. Испугался, что она умерла. Или сильно изувечилась.
Яркий Тигр сбросил ее, когда брал препятствие. И она лежала неподвижно, такая нескладная и беспомощная. Лицо белое, как мел. Из-за этой смертельной белизны волосы, разметавшиеся вокруг лица казались более огненными, чем когда-либо. Глаза ее были закрыты.
Мой страх нарастал, зубы стучали. Я думал, что она на самом деле умерла. Я опустился перед ней на колени. Коснулся рукой ее лица. Она не шевельнулась. Да, умерла. Слезы хлынули у меня из глаз.
– Антуанетта, Антуанетта, ответь мне, – шептал я, прижавшись к ней лицом. Но я знал, что она никогда уже мне не ответит.
– Джек, уйди, не мешай! – закричал Себастьян, резко остановив свою лошадь и спрыгивая на траву. – Ты ничего тут не сделаешь. Ты всего только маленький мальчик. – Он оттолкнул меня, опустился на колени, коснулся ее лица, как и я.
– Беги, Джек, – сказал он торопливо, – беги на кухню. Скажи Бриджет, чтобы принесла мокрое полотенце. И найди Элфреда. Пусть идет сюда.
Я не двигался. Я стоял и смотрел на Антуанетту.
– Что с тобой? Делай, что тебе велят! – закричал отец. – Ты что, не соображаешь? Беги в дом, зови Элфреда. Мне нужен здесь взрослый мужчина, а не ребенок.
Я побежал. Я бежал всю дорогу до фермы. Когда я нашел Бриджет на кухне, я задыхался.
– Антуанетта упала. С лошади. Мокрое полотенце. Папа просит мокрое полотенце. Дайте, пожалуйста, Бриджет.
Прежде чем Бриджет успела что-нибудь сказать, появился Элфред.
– Что случилось, Джек? – спокойно спросил он. – Ты плачешь, это на тебя не похоже. Говори же, детка, что случилось.
Бриджет сказала:
– С миссис Дилэни несчастный случай, ее сбросила лошадь. Джек говорит, что ее сбросила лошадь Джек говорит, что мистер Лок просит мокрое полотенце.
– Он хочет, чтобы вы пришли, – сказал я, дергая Элфреда за рукав. – ему нужна помощь. Взрослого. А не ребенка. Так он сказал.
С минуту Элфред смотрел на меня, хмурясь, но ничего не говоря. Повернулся и выбежал из кухни. Бриджет – за ним. Я тоже выбежал из дома.
– Боюсь ее трогать, – говорил отец Элфреду, когда я подбежал к ним. – Это может быть опасно. Вдруг у нее что-то сломано.
– Вот, мистер Лок, давайте положим ей на лицо, – сказала Бриджет, подавая полотенце. – Это оживит ее. Она придет в себя сразу же.
– Спасибо, Бриджет, – ответил Себастьян и, взяв полотенце, положил его на лоб Антуанетте.
Элфред с отцом тихо о чем-то переговаривались. О чем, мне не было слышно. Они не хотели, чтобы я слышал.
Она умерла. И они не хотят мне об этом говорить. Я опять заплакал. Прижал к мокрым глазам стиснутые кулачки.
– Сейчас же прекрати, Джек, – резко сказал Себастьян. – Что за великовозрастный младенец!
– Она умерла.
– Нет, она жива. Она без сознания.
– Я тебе не верю, – хныкал я.
– Все хорошо, Джек, – пробормотала Антуанетта, открывая, наконец глаза и глядя прямо на меня. И только на меня. – Не плачь, милый. Я всего-навсего упала. Все хорошо, правда, ангел мой.
Ноги не держали меня, и я опустился на траву.
– Ты ничего не сломала, Антуанетта? – спросил отец, вглядываясь ей в лицо. – Можешь вытянуть ноги?
– Попробую, – ответила она и вытянула обе ноги.
– Вам где-нибудь больно, миссис Дилэни? – спросил Элфред.
– Нигде. Я немного ушиблась, вот и все.
– Давай-ка мы поможем тебе подняться, дорогая, – сказал Себастьян. – Сесть ты сможешь? – спросил он, озабоченно глядя на нее.
– Конечно, смогу. Помоги мне, пожалуйста.
Он помог ей сесть. Она повернула голову налево, потом направо, вытянула вперед руки.
– Кажется, все цело. – Она опять вытянула ноги. – Просто ушиблась, – добавила с легкой улыбкой. – Хотя наверное, растянула лодыжку. Мне вдруг стало больно. Помоги мне встать, Себастьян.
И вот моя любимая Антуанетта, моя Необыкновенная Дама стоит передо мной. Живая. Не мертвая. Слезы мои тут же высохли, как только она посмотрела на меня и взъерошила мне волосы.
– Видишь, Джек, милый, все в порядке.
И все-таки лодыжку она растянула. Она сказала, что неважно себя чувствует. Отец взял ее на руки и понес на ферму.
Отнеся ее в спальню, он вышел оттуда сразу же и послал Бриджет помочь Антуанетте раздеться. Потом приехал доктор Симпсон осмотрел ее ногу.
– Просто убедиться, что она не сломана, – сказал отец Люси и мне. – И что она не повредила себе что-нибудь еще.
После ужина я пошел к Антуанетте. Постучал в дверь. Открыл отец. Он не дал мне войти и пожелать ей доброй ночи.
– Антуанетта отдыхает, – сказал о, – Увидишься с ней завтра, Джек. – И не добавив больше не слова, захлопнул дверь у меня перед носом.
Я сел на пол рядом с дедушкиными часами, стоящими в углу верхнего холла. Я решил подождать, пока он уйдет. Пока не ляжет спать. Тогда я прокрадусь в комнату, поцелую ее в щеку и пожелаю спокойной ночи.
В холле было довольно темно, и я уснул. Разбудили меня какие-то звуки. Стоны. Вздохи. А потом сдавленный крик. Тут же я услышал голос Антуанетты. «О Боже! О Боже!» – восклицала она. – А потом коротко вскрикнула: «Не надо…» Остальную часть фразы заглушили.
Я вскочил, пробежал через холл. Ворвался в спальню. Там был полумрак. Но при свете лампы, горевшей рядом с кроватью, я увидел отца. Он был обнажен. Он лежал на Антуанетте. Сжимая руками ее голову. Он делал ей больно. Я это понял.
– Перестань! Перестань! – закричал я. И бросившись на него, схватил за ногу.
Отец был сильный, атлетически сложенный человек. Он сделал быстрое движение. Соскочив с кровати, он сгреб меня в охапку, поднял и вынес из комнаты. Я оглянулся. Антуанетта накрывала простыней свое обнаженное тело.
Она заметила, что я смотрю на нее, и послала мне воздушный поцелуй.
– Ложись спать, милый. Вот славный мальчик! – она ласково улыбнулась. – Приятных снов!
Я плакал, пока не уснул. Я был всего лишь ребенком. Восьмилетним мальчишкой. И не мог помочь ей. Не мог защитить от своего отца. Он вернулся к ней и опять делает ей больно. А я ничего не могу предпринять.
На другое утро Антуанетта, как всегда, спустилась к завтраку. Мне показалось, что она никогда не была так хороша. Она была спокойна. Занята своими мыслями. Всякий раз, когда я смотрел на нее, она улыбалась своей особенной улыбкой. Отец поглядывал на меня сердито из-за своей чашки кофе. Я ждал, что он будет ругать меня за мое ночное поведение, но ничего не произошло. Он даже не упомянул об этом.
Потом, когда мы остались одни, Антуанетта заласкала меня. Она поцеловала меня в макушку и сказала, что я самый хороший мальчик в мире, ее мальчик, и что она очень меня любит. Она попросила меня помочь ей нарезать цветов, чтобы поставить их в вазы, и мы пошли в сад и все утро провели вместе.
* * *
Я прищурился и глубоко вздохнул. Кэтрин легким галопом подъехала к забору.
– Что с тобой? – спросила она, наклонясь и глядя на мен поверх головы Черного Джека.
– Ничего. А что?
– У тебя какой-то странный вид, вот и все.
– Нет, ничего. – Я поднял бутылку. Жаль, что я был так неловок и уронил ее. – Оливье создал замечательное вино, – сообщил я. – Может, даже выдающееся. В 1986 году погода была прекрасная. Виноград очень удался. Я хочу, чтобы ты попробовала его. Но, кажется, я его подпортил. Грохнул бутылку.
– Все равно, давай попробуем, – ответила она. Широко улыбнувшись, она спешилась, отдала мен честь и добавила: – Увидимся через пару минут.
Я шел к замку, все еще думая об Антуанетте и Себастьяне. Об этом ужасном случае я не вспоминал с тех пор. Он спал в моей памяти двадцать два года. Но теперь, вспомнив его, я все понял. Понял, что именно с этого дня я возненавидел своего отца.
19
А через неделю я пережил настоящее потрясение.
Я вернулся в шато после обычной утренней прогулки по лесу. В кухне увидел Симону, экономку. Она ставила на поднос завтрак для нас с Кэтрин. Обменявшись с ней парой слов, я понес завтрак в библиотеку.
С тех пор, как в мою жизнь вошла эта женщина, я всегда завтракаю здесь. Мне это нравится. Комната очень красивая, из окон виден лес. Кэтрин она тоже нравится. Она работает здесь над своей книгой, за большим столом у окна.
Кэтрин еще не спустилась вниз. Я налил себе кофе с молоком, взял из корзинки свежую булочку, намазал маслом и домашним вареньем из клубники.
Я приканчивал булочку, когда вошла Кэтрин.
– Прости, что опоздала. А, ты уже начал. – Она села рядом со мной у камина. Налила себе кофе.
Потом спросила:
– Хорошо прогулялся, милый?
– Да.
– Как там сегодня?
– Солнце. Как видишь. Не так мягко, как вчера. Но день славный. Для хорошего галопа очень годится.
– Вряд ли я поеду верхом, – произнесла она. – Вряд ли верховая езда полезна для младенца, верно? – и поставила чашку. И посмотрела на меня.
– Младенца? Какого младенца?
– Нашего, Джек, – она откинула свои струящиеся рыжие волосы и сияюще улыбнулась. – Я хотела сказать тебе вечером, за обедом. Но вот не удержалась. Всю прошлую неделю я подозревала, что беременна. А врач в Экс-ан-Прованс вчера это подтвердил.
Я оледенел в своем кресле.
Потом сдавленно произнес:
– У тебя будет ребенок? – Я был не только потрясен, я просто не поверил ей.
Она кивнула, все также сияюще улыбаясь.
– Да. Правда, чудесно?
Я утратил дар речи. Слова не шли на ум.
Она затараторила:
– Я никогда не подозревала, что буду чувствовать себя таким образом, я вообще совсем не думала о детях. Мне было все равно, есть у меня ребенок или нет. Но теперь, когда я действительно беременна, я потрясена. Взволнована ужасно. Это и правда чудная новость, разве не… – ее голос изменился, и она замолчала. Она удивленно посмотрела на меня. – Ты не считаешь, что это чудная новость, по-видимому?
– Разумеется, не считаю. Это чудовищно. Ребенок вовсе не входил в наши планы.
– Но, Джек…
– Я думал, ты предохраняешься. Ты говорила, что у тебя спираль, – бросил я. – Что же случилось? С чего это ты вдруг перестала беречься?
– Я не перестала! – гневно воскликнула она. – Все получилось случайно, не знаю, как все произошло, но такое иногда бывает.
– Дерьмо! Этого не должно было быть! Мы не собирались вступать в брак. Я предупреждал тебя, что никогда больше не женюсь.
– Да кто тебя заставляет вступать в брак? – зло возразила она. – Только не я. Я тебе это сто раз говорила. Я дорожу своей независимостью. И речь идет вовсе не о браке. А о ребенке. Нашем ребенке. Неожиданно я обнаружила, что беременна, и рада этому… Я хочу родить.
– Ты не можешь родить! Ты понимаешь? Не можешь!
– Ты хочешь сказать, что я должна сделать аборт? – вопросила она. Ее лицо смертельно побелело.
– У тебя нет выбора.
– Нет, есть. Я могу родить.
– Я не хочу этого, Кэтрин.
– А я хочу, Джек. И не собираюсь прерывать беременность. Я-то думала, что ты обрадуешься, как и я.
– Обрадуюсь! Как бы не так – это же катастрофа.
– Ну что ты так разнервничался?! Нам совсем не нужно вступать в брак, милый, – уже спокойно проговорила она. – Мы можем жить вместе, как все ти месяцы. И растить нашего ребенка здесь, в шато. Это прекрасное место для ребенка. И брак здесь совершенно не при чем.
– Не говори глупостей, Кэтрин!
– Множество людей так поступают, Джек. Они…
– Я – не множество. Я не хочу иметь ребенка. Разве ты не поняла? И этот ребенок меня не интересует.
– А я рожу его, что бы ты ни говорил. Меня не остановишь, – заявила она непреклонно. Она вдруг переменилась. Лицо стало жестким, тело напряглось – она ринулась в бой. От ее решимости у меня дух занялся.
– Если ты родишь, мы не сможем жить вместе, – предупредил я. – На этом наши отношения кончатся.
– Ну и прекрасно! – она вскочила. Глаза ее на бледном лице засверкали. – Я не стану избавляться от ребенка. И если ты не хочешь жить со мной и растить его, я проживу без тебя. Я рожу ребенка и сама его выращу. Я в тебе не нуждаюсь. И в твоих чертовых деньгах, Джек Лок! У меня своих хватит. Я могу и сама вырастить ребенка!
– Да будет так, – холодно заключил я и тоже встал.
Она смотрела на меня в ярости.
Я не отвел взгляда.
Мы оба молчали.
– Я уезжаю! – выкрикнула она. – Через полчаса, самое большее через час я буду готова. Будь любезен, вызови такси. До Марселя. На Лондон много рейсов каждый день. Не желаю оставаться здесь ни минуты лишней.
– Договорились, – сухо ответил я.
Кэтрин бросилась из комнаты, но в дверях обернулась и сказал ледяным голосом:
– Ты боишься быть отцом. Ты думаешь, что не сможешь любить ребенка, и поэтому боишься. А все потому, что твой отец не мог любить тебя.
Я открыл рот. Но ничего не смог выговорить.
Она кинула на меня последний сочувственный взгляд. Повернувшись на каблуках, вышла и хлопнула дверью.
Люстра задрожала.
Потом стало тихо.
Я остался совершенно один. Опять, уже в который раз…
Я выполнил ее просьбу и вызвал такси. Потом ушел в контору. Нужно было кое-над-чем поработать. К тому же, я не хотел встречаться с Кэтрин. Не хотел прощаться с ней. Не хотел больше ее видеть. Никогда. До конца дней своих.
Гнев бушевал в моей душе. Я попытался утишить его. Работа поможет. Я занялся бумагами, присланными вчера из Нью-Йорка, из «Лок Индастриз». Но не смог сосредоточиться. Отодвинув бумаги, я откинулся на спинку стула и закрыл глаза.
Пытаясь обрести покой, я попробовал думать о делах. Это ни к чему не привело. Обуревающие меня чувства рвались наружу.
Я был зол. И оскорблен. Кэтрин предала меня. Своей беременностью она просто сбила меня с ног. Это безответственный поступок с ее стороны. Мы не один раз говорили с ней о предохранении, и она прекрасно знала, как я отношусь к детям. Будучи женатым, я никогда не хотел их иметь, так с какой же стати я буду плодить внебрачных детей?
И тут вдруг в памяти всплыли ее последние слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30