– О, Питер, – отозвалась Сюзанна, прижимаясь к его руке, – конечно же, вы мне нравитесь. Мне нравится в вашем характере почти все. Могло ли быть иначе? Вы всегда так добры. И вы мне тоже небезразличны.
– Но все же не настолько, чтобы выйти за меня замуж? – по-прежнему не глядя в ее сторону, спросил Питер.
– Да, – Сюзанне было проще сказать «да», чем пытаться объясниться. Ибо объяснить все причины ее отказа было невозможно. – Я вам очень признательна. Но мы не пара.
– Наверное, вы правы, – сказал Питер. – Давайте простимся здесь.
– Давайте. – Сердце Сюзанны сжалось, колени подогнулись, горло стиснула паника. Ее рука соскользнула с локтя Питера.
Он повернулся к ней лицом, взял ее руки в свои и на мгновение сжал их так крепко, что Сюзанна чуть не поморщилась. Прижав ее затянутые в перчатки ладони к своим губам, он посмотрел ей в глаза и улыбнулся.
– С вашим появлением этот замечательный ноябрьский день стал еще теплее и ярче, – сказал он, повторяя слова, с которых началось их знакомство. – Спасибо вам, Сюзанна.
Сюзанна невольно улыбнулась, хотя сердце ее рвалось на части.
– Вы неисправимы, – проговорила она. – Неисправимы!
Оба рассмеялись.
– Прощайте, Питер, – сказала Сюзанна.
И, не в силах больше затягивать прощание, она с неуклюжей поспешностью бросилась вперед. Завернув за угол, Сюзанна подошла к дверям школы и с силой, которой вовсе не требовалось, опустила кольцо.
Когда мистер Кибл отворил дверь, она бросила взгляд назад, где она оставила Питера, но там уже никого не было. Сюзанна вошла внутрь, и дверь за ней закрылась.
Она вдруг подумала, что ей не для чего больше жить. Решительно не для чего. Горе ее было слишком велико, чтобы заметить мелодраматичность ее образа мыслей.
«Я скоро уеду и хочу сказать вам: вы мне небезразличны».
Мэри Фишер, пансионерка средней школы, поднимавшаяся в это время по лестнице, обернувшись, увидела у дверей Сюзанну.
– Мисс Осборн! – радостно воскликнула она. – Мы с мистером Аптоном, по вашему совету, внесли в эскизы декораций изменения. Получилось отлично. Пожалуйста, посмотрите их!
– Конечно, конечно. Я сгораю от любопытства. Ведите меня, Мэри, – с широкой улыбкой, отозвалась Сюзанна, развязывая ленты капора. – Вы трудились весь день? Какие молодцы!
«Я скоро уеду и хочу сказать вам: вы мне небезразличны». «Я скоро уеду…»
И он уехал.
Глава 20
Из Бата Питер отправился прямо в Сидли-Парк. Чтобы остаться там навсегда.
«Можете кое-что для меня сделать?» – попросила она. Вот он и сделал. Она, возможно, никогда не узнает, что просьба ее исполнена, как он не узнает, что ей с того. Как бы то ни было, а он вернулся. Он ее любит, а потому сделает так, как она хотела.
Питер еще надеялся, что любовь уйдет так же внезапно, как пришла, – ведь приятного в ней мало – одни горечь и разочарование, если уж на то пошло.
Возвращение Питера привело мать в восторг. Не помня себя от радости, она говорила и говорила о предстоящем Рождестве. А праздник, теперь ясно, будет просто чудесный: ведь он, Питер, приехал и сможет воочию убедиться в том, как прекрасно она все для него придумала. Четыре сестры Питера – Барбара, Дорис, Эми и Белинда – все, кроме средней, Жозефины, которая жила с мужем и его родственниками в Шотландии, тоже собирались на праздник в Сидли. Приедут они – значит, приедут их мужья и дети, которых на четырех сестер приходилось в общей сложности девять. А раз речь идет о таком празднике, как Рождество, стало быть, приглашена и многочисленная родня со стороны мужей. Без приглашения остались только дяди: пять лет назад Питер ясно обрисовал им свою позицию, хотя с тех пор, изредка встречая кого-то из них в Лондоне, научился держаться с ними приветливо.
И разумеется, ожидалось семейство Флинн-Поузи. Как же без них?
Что ж, он вытерпит все это. И даже постарается получить удовольствие. Покажет себя радушным хозяином.
Мать сразу же, в день его приезда, повела Питера в столовую показать и рассказать, как она намеревается преобразить комнату, чтобы ему здесь было удобно и приятно.
– Я об этом подумаю, матушка, – ответил ей Питер. – Пожалуй, у меня есть кое-какие свои соображения.
– Конечно, конечно, душа моя! – просияла мать. – Все, что хочешь, лишь бы это не нарушило общую картину того, что я задумала. Как все-таки замечательно, что ты снова дома!
На этом Питер решил пока остановиться. Говорить с матерью всегда было непросто – все равно что биться головой об стену.
«И поговорите с матерью, Питер. Поговорите серьезно. Объясните ей, кто вы. Быть может, она всю жизнь была так поглощена своей любовью к вам, что на самом деле совершенно вас не знает. Вероятно… возможно… ей неизвестно, чего вы хотите».
Они с матерью, в сущности, никогда серьезно не разговаривали. Правда, однажды он вступил с ней в противоборство, что привело их обоих в ужасное расстройство, и до задушевных бесед дело так и не дошло. Новых, равноправных отношений взрослого сына и матери не получилось.
Но скоро все обязательно изменится. Он с ней поговорит. Не смалодушничает перед ее железной волей. Вот только повод для серьезного разговора нелепый – лавандовая столовая.
Почти все время, остававшееся до Рождества, Питер проводил во вдовьем домике, где полюбил бывать. Он часами просиживал там, растопив в гостиной камин и наслаждаясь покоем. Ему всегда нравился этот дом, который содержался в чистоте и порядке, даже когда там жили только гувернантки сестер и его учителя, занимавшиеся с ним до его поступления в школу, а иногда и потом, во время каникул. Вдовий домик представлял собой отдельный небольшой коттедж в уединенном уголке парка в окружении очаровательного садика.
Идеальное жилище для матери…
Как и в прошлый свой приезд, Питер бывал у соседей с визитами. Навестил и Тео.
– Кстати, должен тебя поблагодарить за то, что ты устроил матушке и Эдит встречу с Сюзанной Осборн, – сказал Тео, когда они с Питером сидели в библиотеке за бокалами бренди. – Я узнал об этом из их письма на следующий день. Когда после самоубийства Осборна Сюзанна исчезла, я был в школе и потому не видел, в каком расстройстве пребывало наше семейство. Все эти годы матушка думала, что Сюзанны нет в живых.
– А письма Осборна сохранились? – поинтересовался Питер.
– Сохранились, – подтвердил Тео, протягивая ноги поближе к горящему камину. – Они лежали в сейфе в бывшем кабинете Осборна. Я туда никогда не заглядываю: комната завалена старыми газетами, которые я на днях собираюсь разобрать. Предсмертную записку Осборна к отцу я никогда не видел, пока, получив от матери известие, не нашел оба письма. Одно из них – то, что к Сюзанне, – до сих пор не распечатано. Полагаю, я должен его ей отослать, хоть, как считает матушка, Сюзанна отнюдь не жаждет его видеть. Странно как-то.
– Скорее всего она просто боится его читать, – высказал предположение Питер.
– Боится? – переспросил Тео, подталкивая мыском полено в глубь камина. – А чего тут бояться? Призраков? Впрочем, увидев письмо, написанное более десятка лет назад рукой покойника, пожалуй, струсишь.
– Думаю, она боится того, что написано в письме, – сказал Питер. – Иногда лучше ничего не знать. Тем более того, что, как казалось, давно кануло в Лету. Но не будет ли она мучиться неизвестностью теперь, когда знает о предсмертной записке? Знает ли она, что записка цела?
– Только если матушка ей сказала, – ответил Тео. – Иногда я жалею, что у меня нет личного секретаря, – составление писем не самое любимое мое занятие. Но одно написать придется. Нельзя же вот так просто отправить Сюзанне предсмертную записку отца, не сопроводив ее хотя бы несколькими словами от себя лично.
– Как по-твоему, есть в письме, адресованном твоему отцу, что-то, чего нет в письме для Сюзанны? – спросил Питер. – Ведь нужно иметь в виду, что он обращался к двенадцатилетней девочке.
Тео, приподняв брови и задумчиво глядя на огонь, сделал пару глотков из своего бокала и перевел взгляд на Питера.
– Послушай-ка, Уитлиф, а у тебя, черт возьми, что за интерес в этом? – спросил он.
– Просто интерес. Только и всего.
– Ты рассказывал, что этим летом познакомился с Сюзанной, – напомнил Тео. – А потом поехал не куда-нибудь, а именно в Бат, водил ее на концерт в Батское абатство, в Сидней-Гарденз и, наконец, в гости к Эдит. Уж не любовница ли она тебе? Имей в виду: узнав, что ты приводил к ним в дом любовницу, Морли не обрадуется.
Возникшая в его воображении картинка показалась Тео такой забавной, что он усмехнулся, а затем, откинув назад голову, громко расхохотался.
– С ним бы, право, случился нервический припадок, сказал он. – Бог его знает, что нашла в нем Эдит, но они в самом деле любят друг друга.
– Сюзанна мне не любовница, – сказал Питер, не разделяя его веселья. – И буду тебе признателен, Тео, если ты впредь воздержишься от подобных предположений. Я сделал ей предложение, но она его отвергла.
– Что ты говоришь! – нахмурился Тео. – Какого черта? Она же всего лишь школьная учительница, а ты, насколько мне известно, виконт. Ты для нее блестящая партия! Да что там блестящая! Лучше не бывает!
Питер отмолчался.
– По-моему, ей нужно знать всю правду; – проговорил он. – Все, что известно тебе и твоей матушке, а также содержание обоих писем. Возможно, ей это будет тяжело, но окончательно распрощаться с прошлым она может, лишь все узнав, я так думаю. Кроме отца, у нее никого не было, Тео, а он прострелил себе голову.
– Что ж, пожалуй, ты прав, – отозвался Тео. – Ах он, бедняга! Не знаю, согласится ли Сюзанна приехать к нам на Рождество. Бьюсь об заклад, Эдит будет в восторге, да и матушка обрадуется. Она, к слову сказать, приезжает послезавтра. Посмотрим, как она к этому отнесется. Да я бы и сам не прочь повидаться с Сюзанной. Мне она всегда нравилась. Помню, однажды летом я учил ее грести. И у нее, знаешь ли, это прекрасно получалось. Сама такая маленькая, ручки как палочки и поразительные рыжие волосы. Они у нее до сих пор такие?
– Они у нее золотисто-каштановые, – ответил Питер.
У него и в мыслях не было склонить Тео к тому, чтобы пригласить Сюзанну в Финчем. Как раз наоборот, он хотел, чтобы Тео, захватив письма, вместе с леди Маркем отправились к ней в Бат. И там, поговорив с Сюзанной и передав ей записку отца, они помогли бы ей навсегда перевернуть эту страницу ее жизни.
– Ты в самом деле собираешься ее пригласить? – спросил Питер.
Тео, усмехнувшись, взглянул на него, затем встал, чтобы взять графин с бренди.
– Именно, – кивнул он. – А ты на Рождество можешь либо обходить Финчем стороной, либо стать у нас частым гостем. Ее решение отказать тебе было окончательным и бесповоротным? И насколько оно тебя расстроило? Это, конечно, все риторические вопросы, Уитлиф, – чужие сердечные дела меня не касаются. Если получится, Рождество Сюзанна проведет здесь. Хотя она, конечно, может не поехать: ведь она, по твоим рассказам, женщина самостоятельная и поступает так, как считает нужным. Как помнится, такой она была и в детстве. Еще бренди?
Тео застыл с графином в руке над бокалом Питера.
– Отменное, – похвалил Питер, подставляя свой бокал. – Контрабандное?
– А разве бывает другое? – отозвался Тео.
Она не согласится, думал Питер, ни за что.
Поэтому о том, как поступать, если она приедет, и думать не стоит. Но все-таки как бы он поступил, если б она приехала? Держался бы от Финчема подальше или, напротив, ездил сюда каждый божий день?
Это навсегда останется невыясненным. Ибо она не приедет.
Элинор Томпсон поступила в школу мисс Мартин учительницей географии и математики. Клаудия рассчитывала, что она переедет к ним после Рождества, но той не терпелось поскорее начать. Поэтому она прямо из отеля переселилась в школу, и как только Клаудия внесла необходимые поправки в расписание и перераспределила нагрузку между учителями, Элинор приступила к делу.
Элинор пришлась по душе всем – и девочкам, и коллегам. Обладая чувством юмора и здравым смыслом, она быстро нашла общий язык с ученицами, но в отношении дисциплины оставалась неизменно требовательна. Она появилась в школе слишком поздно, чтобы подготовить к рождественскому концерту что-то, по ее выражению, грандиозное, вроде спектакля, хорового выступления или танцев вокруг «майского дерева». А потому, объявила Элинор на следующий день после своего переезда в школу, она займется более скромными делами, не сулящими большой славы. И она начала работать не покладая рук, используя каждую свободную минуту. Она помогала девочкам воплощать в жизнь идеи мистера Аптона и, создавая вместе с ними эскизы различных декораций, нередко сама бралась за кисть.
– Скажите на милость! – как-то поздним вечером, сидя в гостиной у Клаудии, устало вздохнула она, оттирая присохшее пятно краски на правом указательном пальце. – Пока Кристин не вышла замуж за Бьюкасла, тем самым перевернув всю нашу жизнь, для меня не было ничего лучше, чем сидеть дома с книгой в руках.
– Ты до сих пор считаешь это лучшим времяпрепровождением? – с блеском в глазах спросила Сюзанна.
– Иногда! – рассмеялась Элинор. – К примеру, нынче утром, когда Агнес Райд, не сумев решить задачу, выругалась на кокни, мне пришлось подавить в себе желание притвориться, будто я ничего не поняла. Положительную роль, наверное, играет то обстоятельство, что Агнес моя любимица, хотя ты, Клаудия, без сомнения, заявишь, что у учителей не должно быть любимчиков. Агнес – девочка с характером.
– Иногда мне кажется, что этого характера у нее чересчур много, – печально заметила Клаудия. – Тем не менее не любить эту девочку невозможно.
– Она вчера мне сказала, – вступила в разговор Лайла, – что учиться правильно говорить, изображая герцогиню, весело. И даже улыбнулась при этом. Затем надменно выгнула бровь дугой и протянула мне руку с таким видом, словно ждала, что я ее поцелую.
Женщины расхохотались, а Сюзанна встала, чтобы налить всем еще чаю.
– Тебя огорчило сегодняшнее письмо, Сюзанна? – спросила Клаудия, возобновляя беседу.
Взяв конверт, Сюзанна вначале решила, что письмо от Френсис или от Анны. Однако, внимательно присмотревшись, увидела, что почерк ей незнаком.
– Оно от леди Маркем из Финчем-Мэнор, – ответила Сюзанна. – Это в Хартфордшире, где прошло мое детство, – пояснила она Лайле и Элинор.
– И что же? – продолжала допытываться Клаудия. Ее рука с чашкой застыла в воздухе.
– Маркемы приглашают меня на Рождество, – ответила Сюзанна. – Эдит с мистером Морли и их сыном тоже будут в Финчеме. Приглашение прислано самим сэром Теодором. Очень мило с его стороны, а также со стороны леди Маркем, которая, как видно, сообщила ему о нашей встрече в Бате несколько дней назад. Но я, разумеется, не поеду. И если б не репетиция и не проверка сочинений после уроков, я бы отписала ему сегодня же.
– Сюзанна, – не веря своим ушам, изумилась Лайла, – тебе представилась возможность провести праздник в загородном имении баронета в кругу его семьи, и ты собираешься отказаться?
– Конечно, – улыбнулась Сюзанна. – У меня в конце августа уже был двухнедельный отпуск. С моей стороны было бы дерзостью просить еще один.
– Но в праздники здесь будем мы с Лайлой и Клаудия. Девочки не останутся без надзора, – заверила ее Элинор.
– Да, но я не желаю ехать, – твердо заявила Сюзанна. – Я хочу остаться с вами.
Женщины проговорили еще несколько минут, после чего Элинор встала и весело объявила, что пора идти спать, поскольку ей хочется пережить и следующий учебный день. За ней последовала и Лайла. Аккуратно сложив на подносе стопкой тарелки, Сюзанна собралась было последовать их примеру, но Клаудия заговорила с ней.
– Обычное приглашение не могло бы тебя так расстроить, как это письмо, – заметила она. – Тебе нечего мне сказать?
С минуту Сюзанна пристально смотрела на подругу, потом со вздохом снова опустилась на стул.
– Я не могу ехать в Финчем-Мэнор, Клаудия, – сказала она. – Слишком много тяжелых воспоминаний связано у меня с этим местом.
– И оно недалеко от Сидли-Парка, – утвердительным тоном добавила Клаудия.
– Да. – Сюзанна опустила глаза на свои руки.
Некоторое время они сидели молча. Имя виконта Уитлифа не упоминалось ими с того самого дня, как Сюзанна простилась с ним. Ей было слишком больно говорить о нем даже с самой близкой подругой, и Клаудия, видя это, как всегда, уважала чувства Сюзанны.
– А может, тебе нужно вернуться туда? – прервала молчание Клаудия. – Чтобы навсегда похоронить прошлое, которое, хочешь ты этого или нет, вновь восстало из небытия?
Сюзанна устремила взгляд на чуть теплившиеся угли в камине.
– Отец оставил предсмертные письма, – проговорила она. – Я ведь ничего не сказала тебе после визита на Лаура-плейс, верно? Так вот, существуют два написанных им перед смертью письма: одно сэру Чарлзу Маркему, другое мне. Они до сих пор хранятся в Финчеме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36