Проснувшись утром после беспокойного, тяжелого сна, он дал себе слово не думать о Сюзанне постоянно. Господь всемогущий! Вчера вечером он сделал ей предложение… и она ему отказала.
«Нужно прислушаться к своему сердцу. Нужно научиться любить и себя тоже».
Да, вот так она и сказала. Лучше не думать об этом.
– Вас, кажется, можно поздравить, – обратился он к Эдит. – Вы, полагаю, оправились после родов, и ребенок здоров?
– Да, слава Богу, – улыбнулась Эдит. – Но Лоренс решил, что свежий воздух пойдет нам на пользу, а потому снял для нас на месяц комнаты на Лаура-плейс. Как же, право, приятно, снова вас видеть, Питер! Вы возмужали и еще больше похорошели. Все дамы бросают на вас такие взгляды, словно, представься им шанс, так бы и съели вас.
Глаза Эдит заблестели, и они с Питером рассмеялись.
– Я приехал сюда на свадебный завтрак несколько дней назад, – объяснил Питер, – и прежде чем вернуться в Лондон, решил побыть здесь еще некоторое время.
Они мило поболтали еще несколько минут, но вот Эдит коснулась его руки.
– Питер, – обратилась она к нему, – я просто обязана спросить, пусть даже мой вопрос покажется дерзостью. Та леди, которую вы вчера вечером сопровождали… это не… не Сюзанна Осборн, случайно?
От такого прямого вопроса было невозможно уклониться.
– Да, – подтвердил Питер. – Я познакомился с ней этим летом и снова встретил ее на свадебном завтраке. Новобрачная – ее подруга, а новобрачный – деверь моей кузины.
Эдит крепче сжала его руку.
– О, так, значит, она жива! – воскликнула Эдит. – Я очень много думала о ней.
– После смерти своего отца она неожиданно исчезла, – пояснила леди Маркем. – И все наши попытки – надо сказать, отчаянные – разыскать ее не увенчались успехом. Мы так больше о ней ничего и не слышали. Ко всем обрушившимся на нас бедам прибавилось ее исчезновение. Оно явилось для нас последней каплей. Да вы и сами, должно быть, помните, Уитлиф. А может, и не помните. Вы в то время, кажется, находились в школе. Двенадцатилетняя Сюзанна была еще слишком мала для самостоятельной жизни. Но что мы могли сделать? Мы даже понятия не имели, с чего начинать поиски, но все равно долго ее искали.
– Ну, – улыбнулся Питер, – теперь, по прошествии стольких лет, вы можете утешиться – она выжила.
– Скажите, Питер, где она живет или остановилась? – с жаром спросила Эдит. – Я бы хотела увидеться с ней, поговорить. Мы же близко дружили. Мы были почти как сестры. Когда она пропала, я очень страдала.
– Как знать, – осторожно проговорил Питер, переводя извиняющийся взгляд с одной дамы на другую, – возможно, она ощущала необходимость порвать связь с людьми, у которых служил ее отец. Возможно, все, что напоминает об отце, до сих пор причиняет ей боль. Возможно, она считала, что у нее…
– А возможно, – горестно улыбнулась Эдит, – вы слишком джентльмен, чтобы обмануть ее доверие, Питер. Мы все понимаем, правда, мама?
– Видите ли, – продолжил Питер, – когда мы познакомились с ней этим летом, Сюзанна не сразу открыла мне, кто она такая, хотя меня – или по крайней мере мое имя – узнала сразу. И после, упоминая о смерти своего отца в Финчеме, она ни словом не обмолвилась о том, что он покончил с собой. И я из ее слов заключил, что он скончался от сердечного приступа. О его самоубийстве я узнал только от Тео, когда приехал домой. Если хорошенько подумать, то возможное нежелание мисс Осборн сталкиваться с какими бы то ни было напоминаниями о том времени становится понятно.
И тут вдруг Питера осенила догадка: не леди ли Маркем с Эдит вчера вечером в зале увидела Сюзанна? Не потому ли она заторопилась из аббатства, хотя до этого вечером, кажется, была довольна?
– Мы так и не поняли, отчего она сбежала, – вздохнула леди Маркем. – Она была ребенком и только что лишилась отца. Мы в ней души не чаяли, обращались почти как с собственной дочерью, и Эдит ее просто обожала. Казалось бы, у кого, как не у нас, ей искать защиты и утешения.
– Если вы увидите ее, Питер, – сказала Эдит, – спросите, пожалуйста, нельзя ли нам с ней увидеться? Если она желает сохранить в тайне место своего обитания, то не могла бы она в таком случае навестить нас?
– Извольте, – пообещал Питер и не смог удержаться от искушения задать мучивший его вопрос. – А почему Осборн покончил с собой? – обратился он к леди Маркем.
Было видно, как леди Маркем заколебалась в нерешительности.
– Странно, что вы раньше ничего не слышали о его самоубийстве и узнали только от Тео, – сказала она. – Ведь вы, как помнится, любили мистера Осборна, а он вас. Впрочем, я понимаю, отчего так случилось – ведь леди Уитлиф всегда оберегала вас от неприглядной правды. И ваших сестер, верно, заставила молчать. Что до причин, заставивших Уильяма Осборна свести счеты с жизнью, то эту тайну он унес с собой в могилу, бедняга.
– Неужели он не оставил предсмертной записки лорду Маркему? – удивился Питер.
Леди Маркем снова в нерешительности помедлила.
– Оставил, – сказала она, однако развивать тему не стала, а Питеру не хотелось обсуждать предмет, говорить о котором ей явно было неприятно. Это происшествие, без сомнения, явилось печальным эпизодом ее жизни.
Тем не менее Питер задал еще одни вопрос:
– А не оставил ли он записки Сюз… мисс Осборн?
– Оставил, – ответила леди Маркем.
– Она ее читала?
– Оба послания были аккуратно вложены между предпоследней и последней страницами конторской книги. Книга лежала в ящике его письменного стола, – сказала леди Маркем. – Поэтому мы обнаружили ее лишь после похорон. Но Сюзанна к тому времени уже бесследно исчезла. Давайте на этом остановимся, Уитлиф. Оставим эту старую, печальную историю, ее лучше забыть. Конец, правда, у нее счастливый: ведь Сюзанна, как выяснилось, жива и здорова, не так ли? Ведь она здорова? И счастлива?
– Думаю, да, здорова и счастлива, – кивнул Питер.
Хотя он знал, что этим летом сделал ее очень несчастной. Ему опять хотелось верить, что она расстроена приближающейся разлукой с ним. Однако честность вынуждала его признать, что выглядела Сюзанна вполне довольной своей жизнью, а может, даже счастливой: она имела друзей и вполне приличное положение. Она не нуждалась в нем. Она могла без него обойтись. Так что леди Маркем он не солгал.
Как это унизительно – сознавать, что Сюзанна в нем не нуждалась, что вчера вечером она отвергла его предложение, которое с точки зрения здравого смысла во всех отношениях было для нее чрезвычайно выгодным! Она сказала ему, что он должен учиться любить себя. Прежде чем попрощаться, она стянула с руки перчатку и нежно, кончиками пальцев коснулась его щеки – словно ему, а не ей требовались нежность и утешение.
Словно сильная она, а не он, словно не его, а ее положение надежно.
Питер раскланялся с леди Маркем и Эдит, пообещав перед отъездом из Бата навестить их на Лаура-плейс. Через несколько минут, покинув галерею, он направился в отель завтракать.
Глава 18
Порой ноябрь радует нас погожими деньками, которые еще хранят следы осеннего великолепия и, несмотря на голые деревья и отсутствие цветов, даже напоминают об ушедшем лете. Замечено, что такие дни, как назло, выдаются именно в то время, когда навалившиеся заботы удерживают дома, в четырех стенах, вынуждая наслаждаться погодой лишь из окна.
Этот субботний день был именно таким. Но Сюзанне повезло: она смогла получить от него все возможное. Первую часть дня она провела на лугу возле школы с теми девочками, которые вышиванию, плетению кружев и вязанию крючком предпочли подвижные игры на свежем воздухе. Как это случалось не раз, Сюзанна, уступив настойчивым просьбам своих подопечных и собственной склонности, сама приняла участие в играх. В итоге, когда она вела построенных парами девочек на обед, щеки ее ярко пылали. Несмотря на усталость, она чувствовала себя полной сил.
Но этим радости дня для нее не заканчивались: впереди ее ждало редкое счастье – прогулка в парке Сидней-Гарденз, находившемся неподалеку, но редко посещаемом Сюзанной по причине платного входа, – да еще с кем! С джентльменом, ни больше ни меньше!
После обеда, переодеваясь в свое лучшее шерстяное платье и расчесывая волосы, она рассуждала про себя, что переполнявшие ее радость и волнение в предвкушении предстоящей прогулки естественны для любого человека. Тем более что в юные годы, оставшиеся позади, она была обделена и развлечениями, и кавалерами.
Теперь ее восторг не омрачали даже воспоминания о вчерашнем вечере. Виконт Уитлиф сделал ей предложение, а она ему отказала. Сегодня они скорее всего встретятся в последний раз, она никогда больше его не увидит. Но ведь она сама так решила. Тогда, летом, она не захотела ехать с ним, а вчера вечером отказалась выйти за него замуж. И ни о чем не жалеет. Получи она эти предложения еще раз, ответила бы тем же. Так что причин сетовать, хандрить или плакать нет – довольно уж всего этого было. Теперь она имела все основания гордиться собой: она его любит, но не пошла на поводу собственного чувства и не стала цепляться за мужчину любой ценой.
Ведь он-то ее не любит. Но это не имеет значения. Он симпатизирует ей. И этого довольно.
Он не сказал, когда его ждать. Поэтому Сюзанна, закончив сборы, спустилась в комнату для творчества, где мистер Аптон помогал девочкам с эскизами декораций к рождественским спектаклю и концерту. С ними была и мисс Томпсон – в большом белом переднике, словно сию минуту собиралась раскрашивать декорации.
– Мне говорили, – обратилась она к Сюзанне, отделяясь от группы девочек, – что преподавание в школе мисс Мартин – это не только передача знаний тихим, послушным школьницам. И вот я стараюсь выяснить, обладаю ли необходимыми способностями и внутренними резервами, чтобы дать больше. Подумать только! А ведь я сейчас могла жить в Линдси-Холле и сидеть там себе, мирно почитывая книгу!
Судя по виду мисс Томпсон, все происходящее здесь ей очень нравилось. Глаза у нее блестели, что, впрочем, с ней случалось нередко.
Сюзанна рассмеялась.
– Приготовления к рождественскому концерту – это всегда веселье, – сказала она, – и большой труд.
– Взгляните-ка, мисс Осборн! – окликнул ее мистер Аптон, жестом подзывая к столу, сплошь усеянному эскизами. Обычно он не бывал в школе по субботам, но теперь скорее всего до конца полугодия будет приходить и в выходные.
Едва Сюзанна успела сказать пару слов по поводу эскизов, как хор девичьих голосов привлек ее внимание к возникшему в дверях мистеру Киблу. Его взгляд был обращен к ней.
Должно быть, прибыл виконт Уитлиф.
Он действительно прибыл и ждал ее в передней. Сюзанна вышла к нему, держа в руке свой теплый серый плащ и завязывая на ходу ленты зеленого капора. Питер, одетый, как и в прошлый раз, в плащ с несколькими пелеринами, выглядел очень солидно.
– Здравствуйте, мисс Осборн, – поклонился он ей.
Однако несмотря на его обычную изящную небрежность в движениях и улыбке, Сюзанна заметила в его глазах какую-то настороженность.
– Здравствуйте, лорд Уитлиф, – ответила на приветствие она и тоже с опаской приблизилась к нему.
Между ними длинной тенью пролег вчерашний вечер.
Зато погода с утра не изменилась, даже, кажется, стало еще теплее. Сюзанна почувствовала это сразу, как только они вышли на улицу. С безоблачного неба ярко светило солнце, ветра не было. Что может быть лучше для последней встречи?..
– Не пойти ли нам в Сидней-Гарденз? – спросил виконт Уитлиф, предлагая Сюзанне руку. – Ноябрь, верно, не самое лучшее время для прогулок в парке, но там тихо и чувствуешь себя словно за городом.
Сюзанна подумала, что, несмотря на чудесную погоду, в парке они, наверное, будут почти одни.
– С удовольствием, – ответила она, и они двинулись по направлению к площади Сидней-плейс, через дорогу от которой располагался парк.
По пути они вспоминали лето, общих друзей и знакомых в Сомерсете, потом говорили о школе, о хлопотах, связанных с подготовкой рождественского концерта, на который в радостном предвкушении съезжалось множество гостей – родители, родственники, друзья девочек и учителей, а также высокопоставленные персоны Бата. Затем разговор перекинулся на сестер виконта Уитлифа, на их мужей и детей, а потом темой беседы стал окружавший их парк, в это время года пустынный, но все равно живописный и умиротворяющий, если бы не ватага из восьми человек, которую они встретили у входа. Впрочем, и они уже собирались уходить, так что Сюзанна с виконтом Уитлифом в самом деле оказались почти единственными посетителями.
Подходящая обстановка для расставания, раз уж этому суждено случиться, думала Сюзанна. Они оба пребывали в безмятежном и радостном настроении и понимали друг друга с полуслова. Ушла неуместная и неожиданная страсть, которая сыграла роковую роль в их последний день в Баркли-Корте. Вслед за страстью исчезло и смущение от вчерашней попытки виконта Уитлифа загладить перед Сюзанной свою вину. Сегодня ничто не мешало им болтать и смеяться, наслаждаясь обществом друг друга и редким для ноября погожим днем.
Именно такими, решила Сюзанна, она и сохранит в памяти их отношения. Не нужно слез. Они вместе провели чудесные две недели, и им было так же хорошо и легко, как сейчас, – за исключением первого и последнего дня в Баркли-Корте, конечно.
– Смотрите, лабиринт! – воскликнул виконт Уитлиф, когда они, поднявшись в гору по круто уходящей вверх тропе, увидели ровную, высокую изгородь. – Я знал, что где-то здесь есть лабиринт. Как по-вашему, найдем мы выход?
– А если не найдем и останемся там навсегда? – проговорила Сюзанна. – Вдруг мы, не сумев добраться до центра лабиринта или выбраться оттуда, останемся здесь, обреченные бродить кругами до конца своих дней?
– Похоже на жизнь, не правда ли? – поддержал ее Уитлиф.
Оба рассмеялись.
– По крайней мере, – прибавил он, – мы заблудимся вместе.
– Хорошее утешение, – согласилась Сюзанна, и они снова расхохотались.
Однако постепенно их благостное умиротворение стало сходить на нет: мысль о том, что в действительности им не удастся плутать вечно, причиняла острую боль. В конце концов они найдут и центр, и выход, завершив тем самым прогулку.
И вот тогда уже наступит конец.
Виконт Уитлиф взял ее за руку, и они вошли в лабиринт. Несмотря на перчатки, Сюзанна ощущала жар и силу его руки. Она вспомнила, как они, сплетя пальцы, гуляли по Сомерсету во время бала.
Войдя в лабиринт, они много раз ошибались и вынуждены были менять направление, но в итоге, после бурных споров и шуток, добрались-таки до центра лабиринта, где их ждала пара деревянных скамеек для отдыха.
– Полагаю, – заговорил виконт Уитлиф, устроившись рядом с Сюзанной на скамейке, – нам следовало прийти сюда с большим запасом носовых платков. Тогда мы могли бы, роняя их, отмечать пройденный путь. Вы знаете, как отсюда выйти?
– Нет! – рассмеялась Сюзанна.
– Слава Богу, – сказал он, снова завладевая ее рукой, – что нас здесь не поджидает семиглавое чудовище или что-то в этом роде.
В тишине парка Сидней-Гарденз, в центре лабиринта, ничего не стоило забыть об окружающем мире, неизбежном течении времени, эфемерности дружбы между мужчиной и женщиной – и очень просто поверить в абсолютное совершенство мгновения.
Они просидели молча, должно быть, минут пять, а может, и все десять. Но из опыта прежних встреч они уже знали, что порой слова не нужны. Они умели общаться без слов.
Через какое-то время Сюзанна осознала, что ее плечо прижато к плечу виконта, их бедра слегка соприкасаются, а ее правая рука без перчатки, которая непонятно каким образом оказалось у нее на коленях, покоится в его руке.
Наконец виконт Уитлиф, сделав глубокий вдох, медленно выдохнул.
– Жаль, что я в детстве не бунтовал против чрезмерной опеки, – произнес он. – Да и возможно ли это было? В моих ли силах? Жаль, что мы с вами не подружились еще в детстве. Я знал вашего отца, но не вас. Если б только мы с вами тогда были знакомы, если б только мне сообщали о происходящем в моем доме и вокруг, даже когда я находился в школе, возможно, я мог бы поддержать вас после смерти вашего отца. Хотя вряд ли я смог бы вас утешить. Именно ему этого не удалось бы никогда.
– Рано или поздно каждый переживает тяжелую утрату, – сказала Сюзанна. – Эта участь не минует даже детей. У меня это в прошлом.
– Сюзанна… – Виконт Уитлиф зубами стянул другую перчатку и, сжав руку Сюзанны, обнял ее за плечи. – Я разговаривал с Тео Маркемом, когда был дома. Я знаю о вашем отце.
Сюзанна хотела было подняться, чтобы высвободиться из его объятий, но так и осталась неподвижно сидеть. Что нового мог рассказать ему Теодор Маркем?
– Я не считаю его поступок смертным грехом, – поспешно заявила Сюзанна. – Мне нет дела до того, что говорит по этому поводу церковь. Я не согласна с ее запретом хоронить самоубийц по-христиански. Бог, обрекающий на вечные муки человека, доведенного до самоубийства другими, которые имеют возможность жить дальше и каяться, замаливая свои грехи, был бы в высшей степени несправедлив и безжалостен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36