Всё вышло очень удачно для короля Прусского и было немедленно учтено и использовано им. Позднее обнаружились ещё обстоятельства, которые тоже благоприятствовали его планам. Король Прусский, во-первых; был уверен, что Елизавета Петровна не справится с новой своей ролью. «По своим сибаритским наклонностям, – писал Фридрих II, – новая императрица скоро потеряет из виду и Петербург, и саму Европу!» Во-вторых, Елизавета немедленно выписала из Голштинии в качестве наследника русского престола своего племянника Петра Ульриха, принца Голштинского, который приходился внуком Петру Первому по его дочери Анне Петровне.
А в-третьих, теперь королю удаётся план – экстренно командировать в невесты этому немецкому принцу, ставшему русским великим князем и наследником, Софию, принцессу Ангальт-Цербстскую, что ещё больше подкрепит немецкое влияние в Петербурге. И сегодня король ждёт визита к нему её матери герцогини Иоганны Елизаветы – он обещал её принять, ему наконец просто необходимо её принять. Она может оказать Пруссии существенные услуги в Петербурге!
– Его величество выглядит сегодня очень озабоченным! – прошептал придворный в зелёном кафтане вверх, в высокое ухо министра Подевильса.
Тот в ответ неопределённо качнул головой. «Ещё бы, – подумал министр, – эти семейные дела поважней любой войны».
И продолжал внимательно слушать музыку.
Камер-лакей, скользнув в угловую залу, остановился у белой с золотом двери. Король взглянул вопросительно в его сторону, опустил флейту. Аккомпанемент смолк.
– Ваше величество, графиня Рейнбек! – доложил камер-лакей.
– Рейнбек? Рейнбек? – громко спрашивал король. – Не помню. Что за дама? Почему? А?
И посмотрел на первого министра.
– Ваше величество, – прошептал тот, согнувшись вперегиб, – вы же изволили приказать немедленно принять её сиятельство.
– А! Теперь понимаю. Помню! – Король повернулся на одной ноге. – О! Это другое дело! Значит, эта старая карга таки пожаловала к нам! Отлично!
Он подошёл к окну, искоса заглянул в направлении подъезда. Там, занесённая снегом, стояла высокая старая коляска.
– Ха! Это её возок? В таких ещё наши предки тевтоны кочевали со своими детьми и имуществом. Хха-ха-ха! Во всяком же случае – и графиня кочует на новые места. Ха-ха!
Кто-то почтительно хихикнул. Король обернулся на смельчака.
– Что значит этот смех? Кто смеётся? Кто смеет смеяться? Тевтоны идут на завоевание мира. Ми-и-ра, милостивый государь мой! Мы завоёвываем его не только солдатами… То, что делает король Прусский, не должно вызывать ничьего смеха!
И, высоко подняв голову, он бросил лакею:
– Я приму графиню в кабинете!
Полный, низенький, шустрый король вышел из залы, гордо осматривая спины склонённых в поклоне придворных и громко стуча каблуками.
Глава вторая
ЭСТАФЕТА КОРОЛЯ
В узкой гавани города Штеттина, провонявшей селёдкой да треской, волны трясут рыбачьи посудины. На горе, над стенами – колокольня, и оттуда то и дело падает уныло чугунный звон – бамм! бамм! Тесные улицы города в этот день Нового года заваливает снег. По улице Домштрассе под номером 761 – высокий дом тёмного камня, в доме – квартиры командира 8-го Ангальт-Цербстского полка прусской службы генерал-майора герцога Христиана Августа Ангальт-Цербстского.
Да разве такой жизни ждала себе его супруга Иоганна Елизавета? Кто же не знает, что её брат герцог Карл Август был когда-то женихом Елизаветы Петровны, императрицы Российской, да умер от оспы… А не умри он – сидел бы теперь, может быть, в Петербурге императором, а с ним жила бы там и Иоганна Елизавета, его сестра… Вот горе какое!
Бамм! Бамм! – гремит колокол, с моря встаёт метель, гонит рыбачьи лодки в гавань… Бамм!
В тёмной низкой зале после новогодней обедни собрался весь «двор» герцога. Герцогиня Иоганна Елизавета – чёрная, худищая – нахохленной птицей сидит в кресле с высокой спинкой, под ногами – шитая подушка, золотые кисти отсвечивают… На скамеечке у её ног старшая четырнадцатилетняя дочь София – Фике, черноволосая, розовощёкая девочка с блестящими глазками. Герцогиня вяжет крючком длинный кошелёк – она его вышьет бисером и подарит кому-нибудь из многочисленных родичей. Дёшево и мило…
Кругом толпятся французы – мадам Кардель – старая воспитательница Фике, проповедник Пэрар, учитель чистописания Лоран, танцмейстер Пеко. Французы улыбаются, жестикулируют, немцы, напротив, очень серьёзны. Потирая зябко руки, вошёл пастор Дове – бледный, взволнованный сказанной им проповедью. Его большие глаза ещё до сих пор полны пафосом и улыбаются дружеской слабой улыбкой профессору Вагнеру.
– Господин пастор, ваша проповедь сегодня превосходна, – говорит в ответ на улыбку профессор Вагнер. – Да, да…
Учитель музыки Рэлиг из Цербста наготове и стоит у клавесина – может быть, придётся играть…
Сам герцог, командир прусского полка, в голубом мундире, в высоких ботфортах, сидит за круглым столом и уж конечно тянет пиво с тремя своими офицерами…
– Хха-ха-ха! – громко хохочет он. – Хха-ха-ха!
Фике вытягивает тоненькую шейку в сторону весёлой компании, но герцогиня опускает на дочь свои тёмные, обведённые синевой глаза:
– Фике! Ах, Фике! Сиди же прилично! Ты совсем стала мальчишкой! Ты носишься по улицам! И всё эта бедность! Ах, бедность! Ну, какая же ты принцесса!
– Мадам, – густым голосом говорит мадам Кардель, – Фике достаточно видит свет. Когда она бывала с вами во дворце в Берлине, то вела себя отменно.
И Фике теперь сидит совсем, совсем смирно. Обоими кулачками она подпёрла своё симпатичное личико и смотрит, как в люстре горит в хрустале розовый огонёк… Почему-то ей кажется, что её ждёт тоже что-то такое же красивое, что-то розовое, как этот огонёк… О, она смелая девочка, у неё тёмные волосы и чудная розовая кожа блондинки. Ей смешны эти постоянные слёзы и ахи матери…
– Хха-ха-ха! – снова хохочет герцог. Толстый, рослый, румяный – он развалился в кресле: он хохочет своей же остроте. Сегодня Новый год… Надо веселиться. За ним хохочут и его офицеры…
Иоганна Елизавета выдвигает вперёд полную нижнюю губку:
– Как они грубы! О, эти мужчины! Кружка пива, водка – и они счастливы. Солдаты! Только солдаты! Но что же теперь делается в Петербурге?.. Брюммер обещался писать и молчит…
– Мамочка, да чего же вы ждёте от этого лощёного господина?
– Фике, ты не понимаешь! Ведь это письмо будет из Петербурга! Мой бедный брат, правда, умер, его брак расстроился! Но ведь наш Пётр Ульрих – наследник русского престола… Внук Петра Великого. Твой двоюродный братец… Твой кузен! Императрица Елизавета благосклонно относится к тебе, она очень любит европейцев. Образованных. Воспитанных. Ах, какая это великолепная страна – Россия! Какая богатая! А что мы с мужем? Бедняки… Нам приходится таскаться с места на место. По полям сражений… То в Голландии, то в Испании. То на острове Рюгене… Ужасно! Жить в трактирах. Любезно говорить с пьяными офицерами. Невыносимо! Я же не герцогиня. Нет, нет, я просто мать-командирша!
Герцогиня прижала к носу скомканный платочек, скорбно смотрела из-за него на дочку и вдруг всплеснула руками.
– Ведь императрица России Елизавета – это же наша тётка Эльза! Моя невестка! Царствует в России. Весёлая. Добрая! У неё, говорят, трон золотой!.. Ах, ах! У неё бриллианты на башмаках! Ах, ах! Её двор в Петербурге роскошнее Версаля. А какие войска у тётки Эльзы… Такими солдатами можно завоевать весь мир! А вельможи! Красавец к красавцу… Они получают в подарок от государыни по тысяче рабов… По сто тысяч червонцами. Собольи шубы. Ордена с бриллиантами. Золотые табакерки. В Петербурге живёт кузен Петер… Там живут сотни немцев. Там дядя Людвиг! Там Брюммер… Барон Корф Корф Николай Андреевич (1710–1766) – барон, женатый на двоюродной сестре императрицы Елизаветы Екатерине (Марте) Карловне Скавронской (не путать с её тёткой Мартой Самуиловной Скавронской – императрицей Екатериной I). Сопровождал в Россию принца Петра-Ульриха – будущего Петра III. Во время Семилетней войны – русский губернатор оккупированной Пруссии, затем петербургский генерал-полицмейстер, сенатор.
… Это все же наши люди. Там граф Шембелен-Бирндорф… И ты, кузина наследника могла бы быть тоже там. Это положительно необходимо!
Фриц, старый лакей, вошёл неслышно в залу, натягивая нитяные перчатки, доложил в восковое ухо герцогини:
– Эстафета! Экстренно!
– Ваша светлость! – вскочила с места герцогиня, обращаясь у мужу. – Ваша светлость! Благоволите пройти в кабинет…
«Неужели! – думала она. – Неужели!»
В кабинете герцога на полированном столе отразились канделябры с грифонами. Герцог едва успел опуститься в кресло и принять величественный вид, как в дверь шагнул румяный молодой офицер. Он только что сбросил плащ, и снег оставил ещё мокрые пятна на его плечах и груди:
– От его величества короля!
Герцог встал, щёлкнул каблуками, вытянулся, принял синий пакет за пятью печатями. Жена встала за его плечом.
– Какова дорога? – нарочито бодрым голосом спросил герцог.
– Собачья, ваша светлость! Не пришлось спать! Гнали как на крыльях!
– Благодарю! – сказал герцог и протянул мясистую руку с перстнем. – Добрая кружка вина доброму офицеру будет как раз впору. Хха-ха!
Отсалютовав, офицер вышел.
– К чему эта фамильярность с подчинённым? – шипела герцогиня, выхватывая пакет у мужа. – Удивительно!
– Я должен думать о том, чтобы мои подчинённые любили меня! – говорил герцог, следя, как жена ловко вскрывала плотную бумагу.
– Боже мой! – воскликнула герцогиня. – Это же из Петербурга! Я взволнована.
– Сомневаюсь, чтобы там было что-нибудь путное из Петербурга, – ворчал герцог. – Этот пьяница Брюммер…
– Вот именно – Брюммер! Да, это он! – воскликнула герцогиня, потрясая синеватыми листками, выхваченными из конверта. – Именно он! Вы ничего не понимаете, ваша светлость, и очень жаль, что я имею такого мужа. О-о! Слушайте!
И, сунув письмо под самый канделябр, герцогиня читала в лорнет:
– «Государыня моя! – писал Брюммер. Приводится дословно, как равно и последующее. (Авт.)
– Надеюсь, что ваша светлость совершенно уверены, что с тех пор как я нахожусь в этой стране…»
– В России! – выразительно отнеслась она к супругу. – Вы понимаете?
Тот кивнул белокурой головой.
– «…в этой стране, я не перестаю трудиться для отечества и величия пресветлейшего герцогского дома. Питая издавна почтение к особе вашей светлости и стараясь убедить вашу светлость не пустыми словами, а и действительными делами в этом, я дни и ночи размышлял – нельзя ли сделать что-либо блистательное для пользы вашей светлости…
Чтобы не терять времени на предисловия, да позволит мне ваша светлость иметь честь с полным удовольствием сообщить вам, в чём дело…
По именному повелению её императорского величества я должен передать вашей светлости, что августейшая императрица пожелала, чтобы ваша светлость в сопровождении вашей дочери прибыли бы возможно скорее в Россию, в тот город, где будет находиться императорский двор. Ваша светлость слишком просвещённы, чтобы не понять истинного смысла этого нетерпения, с которым её величество желает скорей увидеть вас здесь, как равно и принцессу, вашу дочь, о которой молва уже сообщила ей много хорошего».
– Боже мой! – воскликнула герцогиня, обернувшись к распятию, что чернело на белой стене над столом. – Боже мой! Благодарю тебя! Какой чудесный Новый год послал ты нашей бедной семье!
– Нам предстоит интересное путешествие! – сказал герцог.
– «В то же время несравненная монархиня наша указала именно предварить вашу светлость, чтобы герцог, супруг ваш, не приезжал вместе с вами…»
Герцог даже приподнялся в кресле:
– Это почему же?
– «Её императорское величество имеет весьма уважительные причины не желать этого! – выразительно подчеркнула голосом герцогиня слова письма обергофмаршала Брюммера. – Полагаю, ваша светлость, что достаточно одного слова, чтобы воля нашей божественной монархини была выполнена».
Герцогиня дочитала до точки и перевела теперь лорнет на мужа.
– Очевидно, в Петербурге отлично знают, что вы – только бедный солдат, и ничего больше! – с состраданием произнесла она и читала дальше:
«Чтобы ваша светлость не были в затруднении, чтобы вы могли сделать несколько платьев для вас и для вашей дочери и могли не теряя времени предпринять это путешествие, честь имею приложить к настоящему письму вексель, по которому ваша светлость получит деньги по предъявлении. Правда, сумма скромна, но надобно сказать, ваша светлость, что это сделано с умыслом, чтобы выдача слишком большой суммы не бросилась в глаза тем, кто следит за нашими действиями…
Сообщив вашей светлости, что мне было поручено, позволю себе прибавить, что для удовлетворения излишнего чужого любопытства ваша светлость может объявить, что долг и вежливость требуют от вас поездки в Россию, как для того, чтобы поблагодарить её императорское величество за неизменную благосклонность, оказываемую ею герцогскому дому, так и для того, чтобы видеть священнейшую из государынь, милостям которой вы хотите поручить себя…
Чтобы ваша светлость знали все обстоятельства, имею честь сообщить вашей светлости, что король Прусский посвящён в этот секрет, и потому ваша светлость может говорить с ним об этом или же не говорить, как найдёте более уместным. Что касается меня, то я почтительнейше посоветовал бы вашей светлости поговорить об этом с его величеством королём. Мне затем остаётся только лишь прибавить, что я с полным почтением и преданностью имею честь быть
Брюммер.
Санкт-Петербург, 17 декабря 1743 году».
П р и м е ч а н и е: «Если ваша светлость найдёт это удобным, вы можете ехать под именем графини Рейнбек с дочерью до самой Риги, где найдёте эскорту, которая вам назначена».
– Боже мой! Боже мой! – шептала герцогиня, сжав седеющую голову обеими руками и раскачиваясь всем телом. – Какое счастье! Силы небесные покровительствуют нам! Неужели же исполнится всё, о чём я мечтала в длинные ночи в этом проклятом Штеттине?
– Всё это прекрасно, – вымолвил герцог, набивая табаком длинную трубку с бисерным чубуком. – Но почему всё-таки никто не хочет спросить по этому поводу моего мнения – мнения отца и мужа?
– Удивительный вопрос! Или вы не понимаете, что пока это дело не вышло из женских рук, оно почти ничего не значит в политическом смысле и, значит, не может вызвать нежелательных осложнений? А потом, что вы понимаете в России? Это мой брат, который был…
– Покойный ваш брат, который был женихом императрицы Елизаветы? Я слышал эту историю уже много раз. Много! Я только очень удивлён, что вы опять начинаете какую-то длинную интригу, из которой ничего не выйдет, как ничего до сих пор не выходило из ваших интриг…
– Согласна с вами! И вполне! Действительно, что вышло из длинной интриги, закончившейся нашим браком? Ничего! Маленький князёк в крохотной стране… Захолустный владыка! Несчастная жена!
Герцогиня на момент было заплакала, герцог осторожно молчал. А через полминуты, вытерев глаза, она уже энергично рубила ладонью воздух:
– Чтобы раз навсегда положить конец вашим сомнениям в этой «интриге», я должна сказать вам, что её ведёт не кто иной, как…
– …?!
– …его величество король. Да, наш король Фридрих! Вы скоро убедитесь в этом! Но бедная Фике! Найдётся ли в её хрупком теле достаточно сил, чтобы пройти через такие испытания…
– Ручаюсь за неё! – сказал герцог. – Это моя дочь! Дочь прусского солдата.
В дверь постучали.
– Войдите! – крикнул герцог. Снова на пороге стал верный Фриц в старой своей штопаной ливрее.
– Эстафета из Берлина! Экстренно! – объявил он.
Герцогиня всплеснула руками:
– Неужели от-ту-да?
Снова румяный озябший юный офицер с пятнами от талого снега на мундире стал на пороге и, отсалютовав, вручил герцогу пакет с пятью печатями.
– От его величества!
– Ну, какова дорога? – радушно спросил герцог.
– Гнусная, ваша светлость!
– Хха-ха, добрая кружка вина сейчас не повредит, – сказал герцог и хотел было захохотать, но спохватился под ненавидящим взглядом жены. – Вы свободны!
Не успела захлопнуться тяжёлая дверь, как пакет очутился в руках Иоганны Елизаветы.
– «Государыня моя кузина! – громко прочла она и уничтожающе посмотрела на супруга. – Не сомневаюсь, что вы уже знаете из писем из Санкт-Петербурга, до какой степени её императорское величество императрица всероссийская желает, чтобы вы с принцессой, вашей дочерью, приехали к ней, и какие меры приняты императрицей для пополнения расходов, связанных с этим путешествием.
Совершенное почтение, питаемое мною к вам и ко всему, касающемуся вас, обязывает меня сказать вам, какова собственно цель этого путешествия, а доверенность моя к прекрасным качествам вашим позволяет мне надеяться, что вы осторожно отнесётесь к моему сообщению по делу, успех которого вполне зависит от непроницаемости его тайны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
А в-третьих, теперь королю удаётся план – экстренно командировать в невесты этому немецкому принцу, ставшему русским великим князем и наследником, Софию, принцессу Ангальт-Цербстскую, что ещё больше подкрепит немецкое влияние в Петербурге. И сегодня король ждёт визита к нему её матери герцогини Иоганны Елизаветы – он обещал её принять, ему наконец просто необходимо её принять. Она может оказать Пруссии существенные услуги в Петербурге!
– Его величество выглядит сегодня очень озабоченным! – прошептал придворный в зелёном кафтане вверх, в высокое ухо министра Подевильса.
Тот в ответ неопределённо качнул головой. «Ещё бы, – подумал министр, – эти семейные дела поважней любой войны».
И продолжал внимательно слушать музыку.
Камер-лакей, скользнув в угловую залу, остановился у белой с золотом двери. Король взглянул вопросительно в его сторону, опустил флейту. Аккомпанемент смолк.
– Ваше величество, графиня Рейнбек! – доложил камер-лакей.
– Рейнбек? Рейнбек? – громко спрашивал король. – Не помню. Что за дама? Почему? А?
И посмотрел на первого министра.
– Ваше величество, – прошептал тот, согнувшись вперегиб, – вы же изволили приказать немедленно принять её сиятельство.
– А! Теперь понимаю. Помню! – Король повернулся на одной ноге. – О! Это другое дело! Значит, эта старая карга таки пожаловала к нам! Отлично!
Он подошёл к окну, искоса заглянул в направлении подъезда. Там, занесённая снегом, стояла высокая старая коляска.
– Ха! Это её возок? В таких ещё наши предки тевтоны кочевали со своими детьми и имуществом. Хха-ха-ха! Во всяком же случае – и графиня кочует на новые места. Ха-ха!
Кто-то почтительно хихикнул. Король обернулся на смельчака.
– Что значит этот смех? Кто смеётся? Кто смеет смеяться? Тевтоны идут на завоевание мира. Ми-и-ра, милостивый государь мой! Мы завоёвываем его не только солдатами… То, что делает король Прусский, не должно вызывать ничьего смеха!
И, высоко подняв голову, он бросил лакею:
– Я приму графиню в кабинете!
Полный, низенький, шустрый король вышел из залы, гордо осматривая спины склонённых в поклоне придворных и громко стуча каблуками.
Глава вторая
ЭСТАФЕТА КОРОЛЯ
В узкой гавани города Штеттина, провонявшей селёдкой да треской, волны трясут рыбачьи посудины. На горе, над стенами – колокольня, и оттуда то и дело падает уныло чугунный звон – бамм! бамм! Тесные улицы города в этот день Нового года заваливает снег. По улице Домштрассе под номером 761 – высокий дом тёмного камня, в доме – квартиры командира 8-го Ангальт-Цербстского полка прусской службы генерал-майора герцога Христиана Августа Ангальт-Цербстского.
Да разве такой жизни ждала себе его супруга Иоганна Елизавета? Кто же не знает, что её брат герцог Карл Август был когда-то женихом Елизаветы Петровны, императрицы Российской, да умер от оспы… А не умри он – сидел бы теперь, может быть, в Петербурге императором, а с ним жила бы там и Иоганна Елизавета, его сестра… Вот горе какое!
Бамм! Бамм! – гремит колокол, с моря встаёт метель, гонит рыбачьи лодки в гавань… Бамм!
В тёмной низкой зале после новогодней обедни собрался весь «двор» герцога. Герцогиня Иоганна Елизавета – чёрная, худищая – нахохленной птицей сидит в кресле с высокой спинкой, под ногами – шитая подушка, золотые кисти отсвечивают… На скамеечке у её ног старшая четырнадцатилетняя дочь София – Фике, черноволосая, розовощёкая девочка с блестящими глазками. Герцогиня вяжет крючком длинный кошелёк – она его вышьет бисером и подарит кому-нибудь из многочисленных родичей. Дёшево и мило…
Кругом толпятся французы – мадам Кардель – старая воспитательница Фике, проповедник Пэрар, учитель чистописания Лоран, танцмейстер Пеко. Французы улыбаются, жестикулируют, немцы, напротив, очень серьёзны. Потирая зябко руки, вошёл пастор Дове – бледный, взволнованный сказанной им проповедью. Его большие глаза ещё до сих пор полны пафосом и улыбаются дружеской слабой улыбкой профессору Вагнеру.
– Господин пастор, ваша проповедь сегодня превосходна, – говорит в ответ на улыбку профессор Вагнер. – Да, да…
Учитель музыки Рэлиг из Цербста наготове и стоит у клавесина – может быть, придётся играть…
Сам герцог, командир прусского полка, в голубом мундире, в высоких ботфортах, сидит за круглым столом и уж конечно тянет пиво с тремя своими офицерами…
– Хха-ха-ха! – громко хохочет он. – Хха-ха-ха!
Фике вытягивает тоненькую шейку в сторону весёлой компании, но герцогиня опускает на дочь свои тёмные, обведённые синевой глаза:
– Фике! Ах, Фике! Сиди же прилично! Ты совсем стала мальчишкой! Ты носишься по улицам! И всё эта бедность! Ах, бедность! Ну, какая же ты принцесса!
– Мадам, – густым голосом говорит мадам Кардель, – Фике достаточно видит свет. Когда она бывала с вами во дворце в Берлине, то вела себя отменно.
И Фике теперь сидит совсем, совсем смирно. Обоими кулачками она подпёрла своё симпатичное личико и смотрит, как в люстре горит в хрустале розовый огонёк… Почему-то ей кажется, что её ждёт тоже что-то такое же красивое, что-то розовое, как этот огонёк… О, она смелая девочка, у неё тёмные волосы и чудная розовая кожа блондинки. Ей смешны эти постоянные слёзы и ахи матери…
– Хха-ха-ха! – снова хохочет герцог. Толстый, рослый, румяный – он развалился в кресле: он хохочет своей же остроте. Сегодня Новый год… Надо веселиться. За ним хохочут и его офицеры…
Иоганна Елизавета выдвигает вперёд полную нижнюю губку:
– Как они грубы! О, эти мужчины! Кружка пива, водка – и они счастливы. Солдаты! Только солдаты! Но что же теперь делается в Петербурге?.. Брюммер обещался писать и молчит…
– Мамочка, да чего же вы ждёте от этого лощёного господина?
– Фике, ты не понимаешь! Ведь это письмо будет из Петербурга! Мой бедный брат, правда, умер, его брак расстроился! Но ведь наш Пётр Ульрих – наследник русского престола… Внук Петра Великого. Твой двоюродный братец… Твой кузен! Императрица Елизавета благосклонно относится к тебе, она очень любит европейцев. Образованных. Воспитанных. Ах, какая это великолепная страна – Россия! Какая богатая! А что мы с мужем? Бедняки… Нам приходится таскаться с места на место. По полям сражений… То в Голландии, то в Испании. То на острове Рюгене… Ужасно! Жить в трактирах. Любезно говорить с пьяными офицерами. Невыносимо! Я же не герцогиня. Нет, нет, я просто мать-командирша!
Герцогиня прижала к носу скомканный платочек, скорбно смотрела из-за него на дочку и вдруг всплеснула руками.
– Ведь императрица России Елизавета – это же наша тётка Эльза! Моя невестка! Царствует в России. Весёлая. Добрая! У неё, говорят, трон золотой!.. Ах, ах! У неё бриллианты на башмаках! Ах, ах! Её двор в Петербурге роскошнее Версаля. А какие войска у тётки Эльзы… Такими солдатами можно завоевать весь мир! А вельможи! Красавец к красавцу… Они получают в подарок от государыни по тысяче рабов… По сто тысяч червонцами. Собольи шубы. Ордена с бриллиантами. Золотые табакерки. В Петербурге живёт кузен Петер… Там живут сотни немцев. Там дядя Людвиг! Там Брюммер… Барон Корф Корф Николай Андреевич (1710–1766) – барон, женатый на двоюродной сестре императрицы Елизаветы Екатерине (Марте) Карловне Скавронской (не путать с её тёткой Мартой Самуиловной Скавронской – императрицей Екатериной I). Сопровождал в Россию принца Петра-Ульриха – будущего Петра III. Во время Семилетней войны – русский губернатор оккупированной Пруссии, затем петербургский генерал-полицмейстер, сенатор.
… Это все же наши люди. Там граф Шембелен-Бирндорф… И ты, кузина наследника могла бы быть тоже там. Это положительно необходимо!
Фриц, старый лакей, вошёл неслышно в залу, натягивая нитяные перчатки, доложил в восковое ухо герцогини:
– Эстафета! Экстренно!
– Ваша светлость! – вскочила с места герцогиня, обращаясь у мужу. – Ваша светлость! Благоволите пройти в кабинет…
«Неужели! – думала она. – Неужели!»
В кабинете герцога на полированном столе отразились канделябры с грифонами. Герцог едва успел опуститься в кресло и принять величественный вид, как в дверь шагнул румяный молодой офицер. Он только что сбросил плащ, и снег оставил ещё мокрые пятна на его плечах и груди:
– От его величества короля!
Герцог встал, щёлкнул каблуками, вытянулся, принял синий пакет за пятью печатями. Жена встала за его плечом.
– Какова дорога? – нарочито бодрым голосом спросил герцог.
– Собачья, ваша светлость! Не пришлось спать! Гнали как на крыльях!
– Благодарю! – сказал герцог и протянул мясистую руку с перстнем. – Добрая кружка вина доброму офицеру будет как раз впору. Хха-ха!
Отсалютовав, офицер вышел.
– К чему эта фамильярность с подчинённым? – шипела герцогиня, выхватывая пакет у мужа. – Удивительно!
– Я должен думать о том, чтобы мои подчинённые любили меня! – говорил герцог, следя, как жена ловко вскрывала плотную бумагу.
– Боже мой! – воскликнула герцогиня. – Это же из Петербурга! Я взволнована.
– Сомневаюсь, чтобы там было что-нибудь путное из Петербурга, – ворчал герцог. – Этот пьяница Брюммер…
– Вот именно – Брюммер! Да, это он! – воскликнула герцогиня, потрясая синеватыми листками, выхваченными из конверта. – Именно он! Вы ничего не понимаете, ваша светлость, и очень жаль, что я имею такого мужа. О-о! Слушайте!
И, сунув письмо под самый канделябр, герцогиня читала в лорнет:
– «Государыня моя! – писал Брюммер. Приводится дословно, как равно и последующее. (Авт.)
– Надеюсь, что ваша светлость совершенно уверены, что с тех пор как я нахожусь в этой стране…»
– В России! – выразительно отнеслась она к супругу. – Вы понимаете?
Тот кивнул белокурой головой.
– «…в этой стране, я не перестаю трудиться для отечества и величия пресветлейшего герцогского дома. Питая издавна почтение к особе вашей светлости и стараясь убедить вашу светлость не пустыми словами, а и действительными делами в этом, я дни и ночи размышлял – нельзя ли сделать что-либо блистательное для пользы вашей светлости…
Чтобы не терять времени на предисловия, да позволит мне ваша светлость иметь честь с полным удовольствием сообщить вам, в чём дело…
По именному повелению её императорского величества я должен передать вашей светлости, что августейшая императрица пожелала, чтобы ваша светлость в сопровождении вашей дочери прибыли бы возможно скорее в Россию, в тот город, где будет находиться императорский двор. Ваша светлость слишком просвещённы, чтобы не понять истинного смысла этого нетерпения, с которым её величество желает скорей увидеть вас здесь, как равно и принцессу, вашу дочь, о которой молва уже сообщила ей много хорошего».
– Боже мой! – воскликнула герцогиня, обернувшись к распятию, что чернело на белой стене над столом. – Боже мой! Благодарю тебя! Какой чудесный Новый год послал ты нашей бедной семье!
– Нам предстоит интересное путешествие! – сказал герцог.
– «В то же время несравненная монархиня наша указала именно предварить вашу светлость, чтобы герцог, супруг ваш, не приезжал вместе с вами…»
Герцог даже приподнялся в кресле:
– Это почему же?
– «Её императорское величество имеет весьма уважительные причины не желать этого! – выразительно подчеркнула голосом герцогиня слова письма обергофмаршала Брюммера. – Полагаю, ваша светлость, что достаточно одного слова, чтобы воля нашей божественной монархини была выполнена».
Герцогиня дочитала до точки и перевела теперь лорнет на мужа.
– Очевидно, в Петербурге отлично знают, что вы – только бедный солдат, и ничего больше! – с состраданием произнесла она и читала дальше:
«Чтобы ваша светлость не были в затруднении, чтобы вы могли сделать несколько платьев для вас и для вашей дочери и могли не теряя времени предпринять это путешествие, честь имею приложить к настоящему письму вексель, по которому ваша светлость получит деньги по предъявлении. Правда, сумма скромна, но надобно сказать, ваша светлость, что это сделано с умыслом, чтобы выдача слишком большой суммы не бросилась в глаза тем, кто следит за нашими действиями…
Сообщив вашей светлости, что мне было поручено, позволю себе прибавить, что для удовлетворения излишнего чужого любопытства ваша светлость может объявить, что долг и вежливость требуют от вас поездки в Россию, как для того, чтобы поблагодарить её императорское величество за неизменную благосклонность, оказываемую ею герцогскому дому, так и для того, чтобы видеть священнейшую из государынь, милостям которой вы хотите поручить себя…
Чтобы ваша светлость знали все обстоятельства, имею честь сообщить вашей светлости, что король Прусский посвящён в этот секрет, и потому ваша светлость может говорить с ним об этом или же не говорить, как найдёте более уместным. Что касается меня, то я почтительнейше посоветовал бы вашей светлости поговорить об этом с его величеством королём. Мне затем остаётся только лишь прибавить, что я с полным почтением и преданностью имею честь быть
Брюммер.
Санкт-Петербург, 17 декабря 1743 году».
П р и м е ч а н и е: «Если ваша светлость найдёт это удобным, вы можете ехать под именем графини Рейнбек с дочерью до самой Риги, где найдёте эскорту, которая вам назначена».
– Боже мой! Боже мой! – шептала герцогиня, сжав седеющую голову обеими руками и раскачиваясь всем телом. – Какое счастье! Силы небесные покровительствуют нам! Неужели же исполнится всё, о чём я мечтала в длинные ночи в этом проклятом Штеттине?
– Всё это прекрасно, – вымолвил герцог, набивая табаком длинную трубку с бисерным чубуком. – Но почему всё-таки никто не хочет спросить по этому поводу моего мнения – мнения отца и мужа?
– Удивительный вопрос! Или вы не понимаете, что пока это дело не вышло из женских рук, оно почти ничего не значит в политическом смысле и, значит, не может вызвать нежелательных осложнений? А потом, что вы понимаете в России? Это мой брат, который был…
– Покойный ваш брат, который был женихом императрицы Елизаветы? Я слышал эту историю уже много раз. Много! Я только очень удивлён, что вы опять начинаете какую-то длинную интригу, из которой ничего не выйдет, как ничего до сих пор не выходило из ваших интриг…
– Согласна с вами! И вполне! Действительно, что вышло из длинной интриги, закончившейся нашим браком? Ничего! Маленький князёк в крохотной стране… Захолустный владыка! Несчастная жена!
Герцогиня на момент было заплакала, герцог осторожно молчал. А через полминуты, вытерев глаза, она уже энергично рубила ладонью воздух:
– Чтобы раз навсегда положить конец вашим сомнениям в этой «интриге», я должна сказать вам, что её ведёт не кто иной, как…
– …?!
– …его величество король. Да, наш король Фридрих! Вы скоро убедитесь в этом! Но бедная Фике! Найдётся ли в её хрупком теле достаточно сил, чтобы пройти через такие испытания…
– Ручаюсь за неё! – сказал герцог. – Это моя дочь! Дочь прусского солдата.
В дверь постучали.
– Войдите! – крикнул герцог. Снова на пороге стал верный Фриц в старой своей штопаной ливрее.
– Эстафета из Берлина! Экстренно! – объявил он.
Герцогиня всплеснула руками:
– Неужели от-ту-да?
Снова румяный озябший юный офицер с пятнами от талого снега на мундире стал на пороге и, отсалютовав, вручил герцогу пакет с пятью печатями.
– От его величества!
– Ну, какова дорога? – радушно спросил герцог.
– Гнусная, ваша светлость!
– Хха-ха, добрая кружка вина сейчас не повредит, – сказал герцог и хотел было захохотать, но спохватился под ненавидящим взглядом жены. – Вы свободны!
Не успела захлопнуться тяжёлая дверь, как пакет очутился в руках Иоганны Елизаветы.
– «Государыня моя кузина! – громко прочла она и уничтожающе посмотрела на супруга. – Не сомневаюсь, что вы уже знаете из писем из Санкт-Петербурга, до какой степени её императорское величество императрица всероссийская желает, чтобы вы с принцессой, вашей дочерью, приехали к ней, и какие меры приняты императрицей для пополнения расходов, связанных с этим путешествием.
Совершенное почтение, питаемое мною к вам и ко всему, касающемуся вас, обязывает меня сказать вам, какова собственно цель этого путешествия, а доверенность моя к прекрасным качествам вашим позволяет мне надеяться, что вы осторожно отнесётесь к моему сообщению по делу, успех которого вполне зависит от непроницаемости его тайны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95