А-П

П-Я

 

Сначала она просит извинения за опоздание, затем с готовностью соглашается с тем, что прежде исполняла работу маляра. Я не позволю вам бросить тень на процедуру судебных слушаний. Ваше обвинение расползается по всем швам.
Хопкинс закусил губу и побагровел.
– Прошу прощения, ваша честь, – процедил он сквозь зубы, – но мое обвинение весьма обоснованно. Можем ли мы продолжить допрос?
– Браво! – снова крикнул кто-то сзади.
Следователь немного подумал и протянул мне грязный блокнот и перьевую ручку.
– Мы проверим правдивость обвинения путем простого испытания, – заявил он. – Фройляйн Н., не укажете ли вы самый популярный цвет, в который вы красили дома, когда были, – тут он обернулся к Хопкинсу и ехидно произнес, – маляром?
Зал разразился смехом и криками, а я написала ответ на обороте блокнота.
– Тишина! – провозгласил следователь. – Герр X.?
– Что? – раздраженно бросил тот.
– Может быть, вы возьмете на себя труд ответить суду, какой цвет указала фройляйн Н. у меня в блокноте?
– Ваша честь, – устало начал Хопкинс, – какое отношение это имеет к нашему делу? Я прибыл сюда с целью предъявить фройляйн Н. обвинение во вторжении в текст, класс второй, а вместо этого занимаюсь какой-то чушью! При чем тут маляры?! Я не верю, что здесь вершат правосудие…
– Вы не понимаете, – произнес следователь, вскакивая со стула и воздевая к небу коротенькие ручки, – как ведет дела этот суд. Обязанность обвинения – не просто четко и кратко изложить дело перед судейской коллегией, но и полностью изучить процедуры, которые следует предпринять для достижения этой цели.
Под гром аплодисментов он сел.
– Теперь, – продолжал чиновник уже спокойнее, – либо вы говорите мне, что фройляйн Н. написала в блокноте, либо я арестую вас за то, что вы отнимаете у суда время.
Два пристава протиснулись сквозь толпу и встали по обе стороны от Хопкинса, готовые в любую минуту взять его под стражу. Следователь взмахнул блокнотом и властным взглядом пригвоздил прокурора к месту.
– Итак? – спросил он. – Самый популярный цвет?
– Синий, – брякнул несчастный Хопкинс.
– Он сказал «синий»! – вскричал следователь.
В зале воцарилась тишина, а потом люди начали пихаться и толкаться, стараясь пробиться поближе к месту событий. Медленным театральным жестом следователь открыл блокнот, демонстрируя всем слово «зеленый». Толпа радостно заулюлюкала, в воздух полетели шляпы.
– Не синий, а зеленый, – печально покачал головой следователь и дал приставам знак арестовать Хопкинса. – Вы позорите свою профессию, герр X. Вы арестованы!
– За что? – надменно вопросил Хопкинс.
– Я не уполномочен вам об этом сообщать, – торжествующе ответил следователь. – Дело открыто, и в должное время вам сообщат обо всех деталях.
– Но это же абсурд! – прокричал Хопкинс, когда его поволокли прочь.
– Нет, – ответил следователь. – Это Кафка.

Когда Хопкинса увели и толпа затихла, следователь повернулся ко мне и сказал:
– Вы Четверг Н., тридцати шести лет от роду, опоздавшая на один час и пять минут, работавшая маляром?
– Да.
– Вы находитесь перед судом по обвинению… в чем обвинение-то?
Молчание.
– Где представитель обвинения? – спросил судья.
Один из его клерков что-то прошептал ему на ухо, и толпа опять разразилась смехом.
– Действительно, – мрачно сказал следователь. – Очень небрежно с его стороны. Боюсь, в отсутствие представителя обвинения суд не имеет другого выхода, кроме как отложить разбирательство.
С этими словами он достал из кармана большую резиновую печать и с силой шмякнул ею по бумажке, в мгновение ока подсунутой Ньюхеном.
– Спасибо, ваша честь, – умудрилась вставить я, но тут Ньюхен схватил меня за руку и, прошептав на ухо: «Бежим отсюда!» – поволок меня к двери, продираясь сквозь толпу людей в темных костюмах.
– Браво! – кричал кто-то с галереи. – Браво… и еще раз браво!

Мы вывалились из зала и тут же наткнулись на мисс Хэвишем, увлеченно обсуждавшую с Эстер вероломство мужчин и мужа собеседницы в частности. В комнате они были не одни. Загорелый угрюмый грек сидел рядом с циклопом, голова у которого была замотана окровавленной тряпкой. Их адвокаты тихо совещались в углу о предстоящем деле.
– Как прошло? – спросила Хэвишем.
– Отсрочка, – выдохнул Ньюхен, отирая лоб и пожимая мне руку. – Отлично, Четверг. Я и не подумал, что можно так ловко защититься, упомянув о профессии маляра. Здорово, ничего не скажешь!
– А после отсрочки что?
– Продолжение слушаний. Не помню, чтобы этот суд хоть кому-нибудь вынес оправдательный приговор. Но в следующий раз дело будет разбирать настоящий следователь, которого я выберу сам!
– А что с Хопкинсом?
– Ему придется нанимать очень хорошего адвоката! – рассмеялся Ньюхен
– Отлично! – сказала Хэвишем и встала. – Пора на распродажу. Вперед!
Мы уже уходили, когда отворилась дверь и следователь провозгласил:
– Одиссей! Дело о нанесении тяжких телесных повреждений циклопу Полифему!
– Он сожрал моих друзей!.. – зло прорычал Одиссей.
– Это дело слушается завтра. Сегодня мы его обсуждать не будем. Вы следующие – и вы опоздали.
И следователь снова захлопнул дверь.

Глава 19
Книговсяческая распродажа


Я никогда так быстро не училась, как в беллетриции. Кажется, все ее обитатели ожидали моего появления давным-давно. Мисс Хэвишем проверила мои способности к книгопрыганью вскоре после того, как меня к ней определили, и результат получился жалкий – тридцать восемь из ста. У миссис Накадзима показатель был девяносто восемь, а у самой Хэвишем – девяносто девять. Для прыжка мне всегда будет нужна книга, и мне придется из нее Учитываться, как бы хорошо я ни помнила текст. В этом есть свои неудобства, но и свои плюсы. В конце концов, я смогу читать текст, не опасаясь в нем исчезнуть…

(ЧЕТВЕРГ НОНЕТОТ. Беллетрицейские хроники)
Когда мы вышли, Ньюхен притронулся к шляпе и исчез, отправившись защищать клиента, который в тот момент маялся в долговой тюрьме. День стоял пасмурный, но теплый. Я посмотрела с балкона вниз на играющих во дворе детишек.
– Что ж, – изрекла мисс Хэвишем. – Ты взяла еще один рубеж и кое-чему научилась. Суиндонская Книговсяческая полная распродажа начинается в двенадцать, и я хочу немного поохотиться. Перенеси меня туда.
– Как?
– Подумай, девочка! – сурово ответила Хэвишем, схватив трость и несколько раз взмахнув ею в воздухе. – Давай-давай! Если не можешь перебросить меня прямо туда, перенеси нас к себе домой, а оттуда поедем на машине. Только торопись. Красная Королева опередила нас, а там будут собрания сочинений, на которые она спит и видит, как бы лапу наложить! Мы просто обязаны оказаться там раньше ее!
– Прошу прощения, – заикаясь, начала я. – Я не могу…
– Никаких «не могу»! – вскричала мисс Хэвишем. – Книги-то, книги тебе на что, девочка моя?
И тут до меня дошло. Я извлекла из кармана беллетрицейскую книгу в кожаном переплете и открыла ее. На читанной уже первой странице помещалась информация о Великой библиотеке, на второй – отрывок из романа Джейн Остин «Разум и чувство», а на третьей – детальное описание моей квартиры в Суиндоне, очень подробное, вплоть до потеков на кухонном потолке и засунутых под диван журналов. На последних страницах мелким шрифтом были напечатаны правила и законы, советы и рекомендации, а также список мест, которых следовало избегать. Там имелись иллюстрации, а также карты, совершенно не похожие на виденные мною раньше. А еще там оказалось гораздо больше страниц, чем могло уместиться под такой обложкой.
– Ну? – нетерпеливо сказала Хэвишем. – Мы идем или нет?
Я открыла страницу с описанием моей суиндонской квартиры. Начала читать и ощутила, как Хэвишем костлявой рукой взяла меня под локоть, затем остроконечные крыши и ветхие здания стали расплываться и перед нами возникла моя собственная конура.
– Ага! – сказала Хэвишем, с презрением оглядывая крохотную кухоньку. – И это ты называешь домом?
– Пока да. Мой муж…
– Это который неизвестно, существовал или нет, и ты даже не знаешь, женился ли он на тебе?
– Да, – твердо ответила я. – Тот самый.
Она улыбнулась и добавила, глядя на меня недобрым взглядом:
– И у тебя нет никаких тайных причин поступить ко мне в стажеры?
– Нет, – соврала я.
– А может быть, ты движима какими-то тайными соображениями?
– Ни в коем случае.
– Ты не собираешься заниматься книжным каперством или чем-то подобным ради острых ощущений или денег?
Я помотала головой. То, что мне необходимо сделать для спасения Лондэна, могло не понравиться мисс Хэвишем, а посему я решила не распространяться о своих истинных целях.
– В чем-то ты привираешь, – процедила она. – Но никак не возьму в толк, в чем именно. Дети – непревзойденные лжецы. Твои служанки недавно попросили расчет?
В раковине громоздилась гора немытых тарелок.
– Да, – снова соврала я, стараясь не обращать внимания на ее пренебрежительный тон. – Домашняя прислуга в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году – большая проблема.
– Да и в девятнадцатом веке это те еще цветочки, – ответила мисс Хэвишем, опираясь на кухонный стол, чтобы не упасть. – Находила я хороших служанок, но они не задерживались у меня. Их соблазняли те самые, ну, ты понимаешь, злодеи.
– Злодеи?
– Мужчины! – прошипела Хэвишем. – Лживый пол. Попомни мои слова, дитя, если поддашься их чарам, до добра это тебя не доведет. А они умеют обольщать как змеи, поверь мне!
– Попытаюсь удержаться, – пообещала я.
– И строго храни целомудрие, – сурово сказала мне она.
– Тут и говорить нечего.
– Хорошо. Могу я одолжить у тебя эту вещь?
Она указала на принадлежавшую Майлзу Хоку куртку «Суиндонских молотков». Затем, не дожидаясь ответа, надела ее, заменила фату форменной кепкой ТИПА и с удовлетворением спросила:
– Выход здесь?
– Нет, это дверца в чулан. А выход на улицу там.
Мы открыли дверь и нос к носу столкнулись с моим домовладельцем, который как раз собирался постучать.
– Ага! – прорычал он. – Нонетот!
– Вы дали мне время до пятницы, – сказала я.
– Я отключаю воду. И газ тоже.
– Не имеете права!
– Плати шесть сотен или гони дронта версии «один-два», – осклабился он, – тогда, может, и не отключу.
Но его ухмылочка быстро сменилась страхом, когда мисс Хэвишем резким движением прижала его к стене, передавив тростью горло. Он закашлялся и попытался отбросить трость, но мисс Хэвишем умело его обездвижила – она чуть посильнее нажала, и он бессильно уронил руку.
– Слушай меня! – рявкнула она. – Еще раз побеспокоишь мисс Нонетот – будешь иметь дело со мной. Она заплатит тебе в срок, дрянь, вот тебе слово мисс Хэвишем!
Грубиян хрипел, силясь втянуть воздух, ведь трость мисс Хэвишем пережала ему дыхательное горло. Глаза его затуманились от страха, он только лихорадочно разевал рот и послушно тряс головой.
– Хорошо, – кивнула мисс Хэвишем, отпуская его.
Хозяин сполз на пол.
– Все мужчины мерзавцы, – подытожила моя наставница. – Видишь, какие они?
– Не все же они такие, – попыталась я разубедить ее.
– Чушь! – отрезала мисс Хэвишем, спускаясь по лестнице. – Этот еще не худший. По крайней мере, не пытался подольститься. На мой взгляд, он вовсе не так уж и плох. Машина у тебя есть?

При виде замысловатой раскраски моего «порше» у мисс Хэвишем брови полезли на лоб.
– Я его уже таким купила, – объяснила я.
– Вижу, – проворчала, неодобрительно поджав губы, мисс Хэвишем. – Где ключи?
– Может быть, не стоит…
– Ключи, девочка! Помнишь правило номер один?
– Делать все в точности так, как вы говорите.
– Строптивая, – слегка улыбнувшись, заметила она, – но память у тебя хорошая!
Я неохотно протянула ей ключи. Хэвишем, сверкнув глазами, схватила их и бросилась на водительское место.
– Двигатель четырехцилиндровый? – возбужденно спросила она.
– Нет, – ответила я. – Стандартный, один и шесть десятых литра.
– Ничего! – фыркнула моя наставница, дважды нажав на педаль газа и повернув ключ. – И такой сойдет.
Мотор взревел. Хэвишем улыбнулась мне и подмигнула, а потом разогнала двигатель до красной отметки, дернула переключатель передач и отпустила сцепление. Под оглушительный визг покрышек мы вылетели на дорогу. Машина виляла задом из стороны в сторону, пока бешено вращающиеся колеса не приземлились на асфальт.
Нечасто мне приходилось испытывать страх. Когда мы шли в атаку под ураганным огнем русской артиллерии, меня охватило какое-то странное чувство нереальности, отстраненности, все происходящее казалось скорее неестественным, чем страшным. Не рискну назвать приятным свое первое столкновение с Аидом в Лондоне, да и второе, на крыше Торнфильд-холла, тоже. Так же неуютно я чувствовала себя во время погони за вооруженным преступником и не ощущала особой радости, дважды оказавшись под дулом пистолета.
Но ни разу я не была так близка к неминуемой гибели, как во время поездки с мисс Хэвишем. Мы, наверное, нарушили все правила дорожного движения, какие только есть на свете. Едва не сбили нескольких пешеходов, чудом обошли машины и дорожные столбы и проскочили на красный свет три перекрестка, пока мисс Хэвишем наконец не остановилась, чтобы пропустить тяжелый грузовик. Она мечтательно улыбалась, и, хотя неслась, не соблюдая никаких правил, точно решив покончить счеты с жизнью, в ее манере вести машину присутствовала некая непостижимая утонченность и изящество. Когда я уже решила, что нам не миновать почтового ящика, она нажала на тормоза, переключила передачу – и мы впритирку прошли мимо огромной чугунной болванки.
– Карбюратор немного разбалансирован! – крикнула Хэвишем, перекрывая испуганные вопли пешеходов. – Давай посмотрим, ладно?
Она потянула ручной тормоз, и мы вильнули вбок, перевалив через бордюрный камень и едва не въехав в открытое кафе, так что сидевшая в нем стайка монахинь с визгом бросилась врассыпную. Хэвишем выбралась из машины и открыла капот.
– Ну-ка прибавь обороты, девочка! – крикнула она.
Я сделала, как мне велели, криво улыбнувшись одному из посетителей кафе, а тот в свою очередь злобно уставился на меня.
– Ей так редко выпадает случай поразвлечься, – развела руками я, а Хэвишем тем временем села обратно на водительское место и завела мотор, обдав посетителей кафе облаком вонючего выхлопа.
– Вот так-то лучше! – крикнула моя наставница. – Слышишь? Намного лучше!
Но у меня в ушах стоял только вой полицейской сирены.
– Господи! – прошептала я.
Мисс Хэвишем больно ущипнула меня за руку.
– За что?
– За богохульство, вот за что! Только одно я ненавижу больше мужчин – богохульство! А ну с дороги, безбожные язычники!
Несколько человек на пешеходном переходе в панике кинулись в разные стороны, возмущенно грозя нам кулаками, а Хэвишем как ни в чем не бывало пролетела мимо них. Я оглянулась и увидела голубой маячок полицейской машины, которая неслась за нами под вой сирены. Она, не сбавляя скорости, стала заворачивать за угол, а полицейские спешно начали пристегиваться. Мисс Хэвишем отпустила сцепление, мы сделали крутой левый разворот, пронеслись по тротуару, едва не сбив мамашу с коляской, и влетели на парковку. Промчались между рядами машин, но тут единственную дорогу нам перегородил фургончик. Мисс Хэвишем нажала на тормоза, дала задний ход и сумела развернуться на месте.
– Может быть, нам лучше остановиться? – спросила я.
– Чушь, девочка! – отрезала моя наставница, ища пути к отступлению. Полицейские в это время чуть ли не носом тыкались в наш задний бампер. – Только не сейчас, накануне распродажи! Вперед! Держись!
Удрать с парковки и не попасться мы могли, только протиснувшись между двумя цементными столбами, блокировавшими выезд, причем мне казалось, что моя машина там неминуемо застрянет. Но у мисс Хэвишем оказался более наметанный глаз, и мы проскочили между ними, вылетели на газон, впритирку обогнули статую Брунела, Известный механик и конструктор, в его честь назван Брунельский университет в Миддлсексе

проехали в обратном направлении по улице с односторонним движением, затем вильнули в переулок, пронеслись мимо стелы в память самоотверженных медсестер и сиделок, вторглись в пешеходную зону и наконец, заскрежетав тормозами, остановились у огромной очереди на Суиндонскую Книговсяческую распродажу. Городские часы только что пробили полдень.
– Вы чуть не задавили восемь человек! – выдохнула я.
– По-моему, дюжину, – отозвалась Хэвишем, открывая дверь. – А потом, нельзя чуть не задавить. Либо давишь, либо нет, а я никого из них даже не поцарапала!
За нами остановилась полицейская машина с вмятинами на боках – наверное, цементные столбы постарались.
– Я больше привыкла к своему «бугатти», – поделилась моя наставница, отдавая мне ключи и захлопывая дверь. – Но машинка неплохая, правда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39