С легкой улыбкой он несколько раз кивнул Монку и, сев за стол, положил перед собой плоскую картонную коробку.
– Я получил твой подарок, – сказал он, быстрым движением снял крышку и, вынув из коробки йеменский кинжал гамбию, поднес его к свету и провел кончиком пальца по острому лезвию. – Это он?
– Один из них оставил его на мостовой, – ответил Монк. – Я подумал, вы можете пользоваться им для вскрытия писем.
На этот раз Гунаев улыбнулся с искренним удивлением.
– А как вы узнали мое имя?
Монк рассказал ему об альбоме фотографий, которые делали англичане в Омане, снимая всех прибывающих русских.
– А с тех пор что вы слышали?
– Многое.
– Хорошее или плохое?
– Интересное.
– Расскажите мне.
– Я слышал, что капитан Гунаев после десяти лет службы в Первом главном управлении в конце концов устал от расистских шуток и бесперспективной карьеры. Я слышал, что он ушел из КГБ, чтобы заняться другой работой. Тоже тайной, но совсем другой.
Гунаев рассмеялся. И в этот момент, казалось, трое стражей расслабились. Хозяин показал пример, в каком настроении им следует пребывать.
– Тайная, но совсем другая. Да, это правда. Что дальше?
– Дальше я слышал, что Умар Гунаев поднялся в своей новой жизни до положения полного хозяина всего чеченского преступного мира к западу от Урала.
– Возможно. Что-нибудь еще?
– Я слышал, что этот Гунаев – человек традиций, хотя и не стар. Что он до сих пор придерживается древних обычаев чеченского народа.
– Вы слышали много, мой американский друг. А что это за обычаи чеченского народа?
– Мне говорили, что в этом вырождающемся мире чеченцы по-прежнему верны законам чести. Они платят свои долги за добро и за зло.
Монк почувствовал, как – позади него напряглись трое его стражей. Этот американец смеется над ними? Они смотрели на своего вождя. Наконец Гунаев кивнул:
– Вам правильно говорили. Что вы хотите от меня?
– Крова. Места для житья.
– В Москве есть гостиницы.
– В них небезопасно.
– Кто-то пытается вас убить?
– Пока нет, но скоро.
– Кто?
– Полковник Анатолий Гришин.
Гунаев равнодушно пожал плечами.
– Вы его знаете? – спросил Монк.
– Слышал кое-что. – Гунаев снова пожал плечами. – Он делает то, что он делает. Я делаю то, что я делаю.
– В Америке, – сказал Монк, – если бы вы хотели исчезнуть, я мог сделать так, чтобы вы исчезли. Но здесь не мой город, не моя страна. Можете вы помочь мне исчезнуть в Москве?
– На время или насовсем?
Монк рассмеялся:
– Я предпочел бы на время.
– В таком случае, конечно, я могу. И это все, что вы хотите?
– Если я останусь в живых – да. А я бы предпочел остаться в живых.
Гунаев встал и обратился к троим своим бандитам:
– Этот человек спас мне жизнь. Теперь он мой гость. Никто не тронет его. Пока он здесь, он станет одним из нас.
Чеченцы окружили Монка, протягивая ему руки, улыбаясь, называя свои имена: Аслан, Магомед, Шариф.
– Охота на вас уже началась? – спросил Гунаев.
– Нет, не думаю.
– Вы, должно быть, голодны. Пища здесь ужасная. Мы поедем в мой офис.
Как и все вожди мафии, глава чеченского клана имел два лица, две личины. Более известная – это лицо преуспевающего бизнесмена, контролирующего десятки процветающих компаний. Здесь Гунаев избрал своей специальностью сделки с недвижимостью.
В первые годы он просто приобретал лучшие участки для застройки по всей Москве, покупая чиновников, которые после падения коммунизма распоряжались бывшей государственной собственностью. Если бюрократы проявляли неуступчивость, он их просто убивал.
Приобретя право на участки для застройки, Гунаев смог воспользоваться нахлынувшими совместными проектно-строительными предприятиями, образованными русскими богачами и их западными партнерами. Гунаев предоставлял строительные площадки, гарантировал рабочую силу и никаких забастовок, а американцы и западноевропейцы воздвигали свои офисные здания и небоскребы. Недвижимость переходила в совместную собственность, как и прибыль и арендная плата.
Подобным же образом Гунаев получил контроль над шестью самыми лучшими отелями города, одновременно расширяя поле деятельности, занимаясь сталью, бетоном, древесиной, кирпичом и стеклом. Если кто-то хотел восстановить, переоборудовать или построить, он имел дело с дочерними компаниями, принадлежащими и управляемыми Умаром Гунаевым. Таково было открытое лицо мафии. Менее заметная сторона деятельности, как и во всем бандитском мире Москвы, состояла из операций на «черном рынке» и хищений.
Государственные ресурсы России, такие как золото, алмазы, газ и нефть, продавались на местах за рубли по официальному курсу – и даже при этом по бросовым ценам. «Продавцы», будучи чиновниками, могли быть куплены без труда. Экспортируемое за границу государственное имущество продавалось за доллары, фунты стерлингов или немецкие марки по ценам мирового рынка.
Часть полученных денег могла ввозиться обратно, конвертироваться по неофициальному курсу в огромное количество рублей и использоваться для покупки следующей партии товара и для дачи неизбежных взяток. Остаток, около восьмидесяти процентов от заграничных продаж, составлял прибыль.
Поначалу, до того как некоторые государственные деятели и банкиры разобрались в этом деле, кое-кто отказывался сотрудничать. Первое предупреждение делали на словах, после второго несговорчивым требовалась помощь хирургов, а третье приводило к летальному исходу. Преемник чиновника, не избежавшего печальной участи, обычно быстро усваивал правила игры.
В конце 1990-х годов насилие по отношению к официальным лицам или законным профессиям утратило свою актуальность. но возросшее к этому времени количество крупных вооруженных группировок означало, что каждый криминальный вождь был вынужден не отставать от своих соперников в случае необходимости. Среди всех бандитов не было равных чеченцам по быстроте и жестокости, когда они считали, что их предали.
В конце зимы 1994 года равновесие нарушил новый фактор. В тот год, как раз перед Рождеством, Борис Ельцин начал свою невероятно глупую войну против Чечни, под предлогом изгнания отколовшегося президента Дудаева, который требовал независимости своей республики. Если бы войну провели как быструю хирургическую операцию, то она могла бы оказаться успешной. Но на деле считавшаяся могучей российская армия потерпела поражение от легковооруженных чеченских партизан, которые просто ушли в горы Кавказа и оттуда наносили удары.
В Москве даже намеки на колебания в отношении Российского государства у чеченской мафии исчезли. А для законопослушных чеченцев нормальная жизнь стала невозможной. Когда против них настроились едва ли не все русские и любой видел в них врагов, чеченцы сплотились в тесный и неистово преданный общей цели клан внутри российской столицы, более неприступный, чем грузинская, армянская или даже русская криминальные общины. В этом сообществе глава мафии стал героем и вождем сопротивления. Поздней осенью 1999 года им был бывший капитан КГБ Умар Гунаев.
А в качестве бизнесмена Гунаев мог везде свободно появляться и жить как мультимиллионер, каковым он и являлся. Его офис занимал весь верхний этаж в одном из отелей, совместном с американской системой отелей предприятии, расположенном около станции метро «Хельсинкская».
До отеля они доехали в бронированном «мерседесе» Умара Гунаева. При нем были личный шофер и телохранитель, а троица из кафе следовала за ними в «БМВ». Обе машины въехали в подземный гараж под отелем, и после того как вся площадь подвала была осмотрена троицей из «БМВ», Гунаев с Монком подошли к скоростному лифту, который их поднял на последний, десятый, этаж. После этого лифт отключили.
В холле десятого этажа также находилась охрана, но наконец они остались одни в личных апартаментах чеченского лидера. По приказанию Гунаева официант в белой форменной куртке принес еду и напитки.
– Я должен вам что-то показать, – сказал Монк. – Надеюсь, вы найдете это интересным и даже поучительным.
Он раскрыл свой атташе-кейс и, нажав на две кнопки, раздвинул фальшивое дно. Гунаев с интересом наблюдал за ним. Кейс и его скрытые качества явно произвели на него впечатление.
Сначала Монк передал ему русский перевод заверенного отчета. Внутри жесткого серого бумажного переплета лежали тридцать три страницы. Гунаев вопросительно поднял брови.
– Я должен это прочитать?
– Ваше терпение будет вознаграждено. Пожалуйста.
Вздохнув, Гунаев принялся за чтение. Углубляясь все более и более, он забыл про кофе и сосредоточился на тексте. Прошло двадцать минут. Наконец он положил отчет на стол между ними.
– Так. Судя по всему, этот манифест не шутка. Так что же?
– Это то, что говорит ваш будущий президент, – сказал Монк. – То, что он намеревается сделать, когда у него будет для этого власть. И очень скоро.
Он подвинул к Гунаеву манифест в черном переплете.
– Еще тридцать страниц?
– По правде говоря, сорок. Но еще интереснее. Пожалуйста. Прошу вас.
Гунаев быстро пробежал глазами первые десять страниц, отмечая про себя планы однопартийного государства, восстановление ядерного арсенала, завоевание утраченных республик н новый архипелаг ГУЛАГ. Затем его глаза сузились и он стал читать медленнее.
Монк знал, до какого места он дошел. Он мог представить эти мессианские фразы, которые он прочел, сидя у сверкающих вод Саподилла-Бей.
«Полное и окончательное истребление до последнего чеченца… с лица земли русской… уничтожение этих людей-крыс, так чтобы они не смогли никогда подняться… сократить их территорию до размеров горного пастбища… не оставить и камня на камне… навеки… пусть живущие вокруг них осетины, дагестанцы и ингуши смотрят и учатся тому, как должно уважать и бояться их новых русских хозяев…»
Гунаев прочитал до конца и отложил манифест в сторону.
– Это пытались сделать и раньше, – сказал он. – Цари пытались, Сталин пытался, Ельцин пытался. Мечами, пулеметами, ракетами. А как насчет гамма-излучений, чумы, нервно-паралитических газов? Наука уничтожения стала более современной.
Гунаев встал, сняв пиджак, повесил его на спинку стула и подошел к панорамному окну с видом на московские крыши.
– Вы хотите, чтобы его уничтожили? Убрали? – спросил он.
– Нет.
– Почему нет? Это можно сделать.
– Не поможет.
– Обычно помогает.
Монк объяснил. Нация, уже погруженная в хаос, полетит в бездну, вероятно, гражданской войны. Или второй Комаров, возможно, его нынешняя правая рука, Гришин, придет к власти на волне возмущения.
– Они – две стороны одной монеты, – сказал он. – Один думает и говорит, второй действует. Убей одного – и его заменит другой. Уничтожение вашего народа будет продолжаться.
Гунаев отошел от окна. Он наклонился к Монку, его лицо окаменело.
– Что вы хотите от меня, американец? Вы являетесь сюда как незнакомый человек, когда-то спасший мне жизнь. Затем вы показываете мне эту мерзость. Да, я ваш должник. Но какое отношение это имеет ко мне?
– Никакого, если вы не решите иначе. Вы владеете многим, Умар Гунаев. Вы владеете огромным богатством, неограниченной властью, даже властью над жизнью и смертью любого человека. Вы властны отойти в сторону, и пусть случится то, что случится. – А почему я не должен отойти?
– Потому что когда-то жил мальчик. Маленький оборванный мальчик, росший в бедной деревне на Северном Кавказе, окруженный семьей, друзьями и соседями, которые устроили складчину, чтобы послать его в университет, в Москву, чтобы он стал великим человеком. Вопрос таков: не умер ли мальчик где-нибудь по пути, не превратился ли в автомат, которым движет только богатство? Или мальчик все еще не забыл свой народ?
– Вы и отвечайте.
– Нет. Это ваш выбор.
– А какой выбор у вас, американец?
– Намного проще. Я могу выйти отсюда, взять такси до Шереметьево и улететь домой. Там тепло, уютно, безопасно. Я могу сказать им: не беспокойтесь, это не имеет значения, больше никому ни до чего нет дела, все куплено и оплачено. Пусть будет ночь.
Чеченец сел. Перед ним проходило его далекое прошлое. Наконец он произнес:
– Вы думаете, что сможете остановить его?
– Есть шанс.
– А что потом?
Монк объяснил, что имели в виду сэр Найджел и его коллеги.
– Вы с ума сошли! – отрезал Гунаев.
– Может быть. Что еще ожидает вас? Комаров и геноцид, устроенный его зверьем, хаос и гражданская война, или то и другое.
– А если я соглашусь помочь, то что вам нужно?
– Спрятаться. Но остаться видимым. Двигаться, но не быть узнанным. Встречаться с людьми, повидаться с которыми я приехал.
– Вы полагаете, Комаров узнает, что вы здесь?
– Очень скоро. В этом городе миллионы доносчиков. Вы это знаете. Сами используете многих. Все покупается. Этот человек не глуп.
– Он может купить все органы государства. Даже я никогда не смогу купить все государство.
– Как вы читали, Комаров обещал своим партнерам и финансовым спонсорам – долгоруковской мафии весь мир со всем содержимым. Скоро они и станут государством. Что произойдет с вами?
– Хорошо. Я могу спрятать вас. Хотя не могу сказать, на сколько. Внутри нашей общины никто не найдет вас, пока я не скажу. Но здесь вы жить не можете. Слишком заметно. У меня много безопасных мест. Вы будете переходить из одного в другое.
– Надежные дома – это прекрасно, – сказал Монк. – Чтобы в них спать. Но чтобы передвигаться, мне нужны документы. Безупречно подделанные.
Гунаев покачал головой:
– Мы не подделываем документы. Мы покупаем настоящие.
– Я забыл. За деньги можно все.
– Что еще вам нужно?
– Для начала – это.
Монк написал несколько строк на листке бумаги и протянул Гунаеву. Тот быстро просмотрел список. Ничто не представляло трудности. Он дошел до последней записи.
– А это еще вам зачем?
Монк объяснил.
– Знаете, мне принадлежит половина «Метрополя», – вздохнул Гунаев.
– Я попытаюсь использовать другую половину.
Чеченец не оценил шутку.
– Сколько времени Гришин не будет знать, что вы в городе?
– Это зависит от многих причин. Около двух дней, может быть. трех. Когда я начну передвигаться по городу, останутся какие-то следы. Люди заговорят.
– Ладно. Даю вам четырех человек. Они будут подстраховывать вас, перевозить с места на место. Одного из них вы уже встречали. Сидел в «БМВ» впереди, Магомед. Он надежный. Давайте ему время от времени список того, что вам нужно. Все доставят. Но я все равно думаю, что вы сумасшедший.
Около полуночи Монк вернулся в свой номер в «Метрополе». В конце коридора у лифтов оставалась свободная площадка. Там стояли четыре мягких кожаных кресла. Два занимали молчаливые люди, читавшие газеты и не покидавшие свой пост всю ночь. Рано утром в номер Монка доставили два чемодана.
Большинство москвичей и, конечно, все иностранцы не сомневались, что Патриарх Русской Православной Церкви живет в роскошных апартаментах в центре старинного Даниловского монастыря, окруженного церквами и соборами с белыми зубчатыми стенами.
Такое создавалось впечатление, и оно всячески поддерживалось. В монастыре, в большом служебном здании, охраняемом преданными казаками, действительно находились кабинет и канцелярия патриарха, сердце и центр Патриархии Московской и Всея Руси. Но живет он не там.
Он живет в очень скромном доме под номером пять в Чистом переулке, узкой улочке недалеко от центра города.
Здесь его обслуживает штат священнослужителей, в состав которого входят личный секретарь, слуга – он же буфетчик, – двое слуг-мужчин и три монахини, которые готовят пищу и убирают. Есть еще водитель, которого можно вызывать, и два казака-охранника. Большего контраста с великолепием Ватикана или роскошью дворца предстоятеля Греческой православной церкви быть не может.
Зимой 1999 года этот пост все еще занимал его святейшество Алексий Второй, избранный десять лет назад, как раз перед падением коммунизма. Ему было всего пятьдесят с небольшим лет, когда он наследовал Церковь, деморализованную, поруганную, преследуемую и коррумпированную.
Ленин, ненавидевший духовенство, понял, что коммунизма сердцах и умах крестьянства имеет лишь одного соперника, и решил его уничтожить. Путем систематических преследований он и его последователи добились почти полного успеха.
Однако и Ленин, и Сталин воздерживались от полного истребления священнослужителей и церквей – из страха, что это вызовет такую бурную реакцию, что даже НКВД не сможет справиться с ней. Поэтому после первого разгрома, когда церкви сжигались, сокровища разворовывались, а священников вешали, Политбюро старалось разрушить Церковь, дискредитируя ее.
Меры принимались самые разнообразные. Людям с высоким интеллектуальным уровнем запрещалось поступать в семинарии, находившиеся под контролем НКВД, а позднее КГБ. В семинарии принимали только малоразвитых тружеников, приезжавших с далекой периферии СССР, с запада – из Молдавии, и с востока – из Сибири.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
– Я получил твой подарок, – сказал он, быстрым движением снял крышку и, вынув из коробки йеменский кинжал гамбию, поднес его к свету и провел кончиком пальца по острому лезвию. – Это он?
– Один из них оставил его на мостовой, – ответил Монк. – Я подумал, вы можете пользоваться им для вскрытия писем.
На этот раз Гунаев улыбнулся с искренним удивлением.
– А как вы узнали мое имя?
Монк рассказал ему об альбоме фотографий, которые делали англичане в Омане, снимая всех прибывающих русских.
– А с тех пор что вы слышали?
– Многое.
– Хорошее или плохое?
– Интересное.
– Расскажите мне.
– Я слышал, что капитан Гунаев после десяти лет службы в Первом главном управлении в конце концов устал от расистских шуток и бесперспективной карьеры. Я слышал, что он ушел из КГБ, чтобы заняться другой работой. Тоже тайной, но совсем другой.
Гунаев рассмеялся. И в этот момент, казалось, трое стражей расслабились. Хозяин показал пример, в каком настроении им следует пребывать.
– Тайная, но совсем другая. Да, это правда. Что дальше?
– Дальше я слышал, что Умар Гунаев поднялся в своей новой жизни до положения полного хозяина всего чеченского преступного мира к западу от Урала.
– Возможно. Что-нибудь еще?
– Я слышал, что этот Гунаев – человек традиций, хотя и не стар. Что он до сих пор придерживается древних обычаев чеченского народа.
– Вы слышали много, мой американский друг. А что это за обычаи чеченского народа?
– Мне говорили, что в этом вырождающемся мире чеченцы по-прежнему верны законам чести. Они платят свои долги за добро и за зло.
Монк почувствовал, как – позади него напряглись трое его стражей. Этот американец смеется над ними? Они смотрели на своего вождя. Наконец Гунаев кивнул:
– Вам правильно говорили. Что вы хотите от меня?
– Крова. Места для житья.
– В Москве есть гостиницы.
– В них небезопасно.
– Кто-то пытается вас убить?
– Пока нет, но скоро.
– Кто?
– Полковник Анатолий Гришин.
Гунаев равнодушно пожал плечами.
– Вы его знаете? – спросил Монк.
– Слышал кое-что. – Гунаев снова пожал плечами. – Он делает то, что он делает. Я делаю то, что я делаю.
– В Америке, – сказал Монк, – если бы вы хотели исчезнуть, я мог сделать так, чтобы вы исчезли. Но здесь не мой город, не моя страна. Можете вы помочь мне исчезнуть в Москве?
– На время или насовсем?
Монк рассмеялся:
– Я предпочел бы на время.
– В таком случае, конечно, я могу. И это все, что вы хотите?
– Если я останусь в живых – да. А я бы предпочел остаться в живых.
Гунаев встал и обратился к троим своим бандитам:
– Этот человек спас мне жизнь. Теперь он мой гость. Никто не тронет его. Пока он здесь, он станет одним из нас.
Чеченцы окружили Монка, протягивая ему руки, улыбаясь, называя свои имена: Аслан, Магомед, Шариф.
– Охота на вас уже началась? – спросил Гунаев.
– Нет, не думаю.
– Вы, должно быть, голодны. Пища здесь ужасная. Мы поедем в мой офис.
Как и все вожди мафии, глава чеченского клана имел два лица, две личины. Более известная – это лицо преуспевающего бизнесмена, контролирующего десятки процветающих компаний. Здесь Гунаев избрал своей специальностью сделки с недвижимостью.
В первые годы он просто приобретал лучшие участки для застройки по всей Москве, покупая чиновников, которые после падения коммунизма распоряжались бывшей государственной собственностью. Если бюрократы проявляли неуступчивость, он их просто убивал.
Приобретя право на участки для застройки, Гунаев смог воспользоваться нахлынувшими совместными проектно-строительными предприятиями, образованными русскими богачами и их западными партнерами. Гунаев предоставлял строительные площадки, гарантировал рабочую силу и никаких забастовок, а американцы и западноевропейцы воздвигали свои офисные здания и небоскребы. Недвижимость переходила в совместную собственность, как и прибыль и арендная плата.
Подобным же образом Гунаев получил контроль над шестью самыми лучшими отелями города, одновременно расширяя поле деятельности, занимаясь сталью, бетоном, древесиной, кирпичом и стеклом. Если кто-то хотел восстановить, переоборудовать или построить, он имел дело с дочерними компаниями, принадлежащими и управляемыми Умаром Гунаевым. Таково было открытое лицо мафии. Менее заметная сторона деятельности, как и во всем бандитском мире Москвы, состояла из операций на «черном рынке» и хищений.
Государственные ресурсы России, такие как золото, алмазы, газ и нефть, продавались на местах за рубли по официальному курсу – и даже при этом по бросовым ценам. «Продавцы», будучи чиновниками, могли быть куплены без труда. Экспортируемое за границу государственное имущество продавалось за доллары, фунты стерлингов или немецкие марки по ценам мирового рынка.
Часть полученных денег могла ввозиться обратно, конвертироваться по неофициальному курсу в огромное количество рублей и использоваться для покупки следующей партии товара и для дачи неизбежных взяток. Остаток, около восьмидесяти процентов от заграничных продаж, составлял прибыль.
Поначалу, до того как некоторые государственные деятели и банкиры разобрались в этом деле, кое-кто отказывался сотрудничать. Первое предупреждение делали на словах, после второго несговорчивым требовалась помощь хирургов, а третье приводило к летальному исходу. Преемник чиновника, не избежавшего печальной участи, обычно быстро усваивал правила игры.
В конце 1990-х годов насилие по отношению к официальным лицам или законным профессиям утратило свою актуальность. но возросшее к этому времени количество крупных вооруженных группировок означало, что каждый криминальный вождь был вынужден не отставать от своих соперников в случае необходимости. Среди всех бандитов не было равных чеченцам по быстроте и жестокости, когда они считали, что их предали.
В конце зимы 1994 года равновесие нарушил новый фактор. В тот год, как раз перед Рождеством, Борис Ельцин начал свою невероятно глупую войну против Чечни, под предлогом изгнания отколовшегося президента Дудаева, который требовал независимости своей республики. Если бы войну провели как быструю хирургическую операцию, то она могла бы оказаться успешной. Но на деле считавшаяся могучей российская армия потерпела поражение от легковооруженных чеченских партизан, которые просто ушли в горы Кавказа и оттуда наносили удары.
В Москве даже намеки на колебания в отношении Российского государства у чеченской мафии исчезли. А для законопослушных чеченцев нормальная жизнь стала невозможной. Когда против них настроились едва ли не все русские и любой видел в них врагов, чеченцы сплотились в тесный и неистово преданный общей цели клан внутри российской столицы, более неприступный, чем грузинская, армянская или даже русская криминальные общины. В этом сообществе глава мафии стал героем и вождем сопротивления. Поздней осенью 1999 года им был бывший капитан КГБ Умар Гунаев.
А в качестве бизнесмена Гунаев мог везде свободно появляться и жить как мультимиллионер, каковым он и являлся. Его офис занимал весь верхний этаж в одном из отелей, совместном с американской системой отелей предприятии, расположенном около станции метро «Хельсинкская».
До отеля они доехали в бронированном «мерседесе» Умара Гунаева. При нем были личный шофер и телохранитель, а троица из кафе следовала за ними в «БМВ». Обе машины въехали в подземный гараж под отелем, и после того как вся площадь подвала была осмотрена троицей из «БМВ», Гунаев с Монком подошли к скоростному лифту, который их поднял на последний, десятый, этаж. После этого лифт отключили.
В холле десятого этажа также находилась охрана, но наконец они остались одни в личных апартаментах чеченского лидера. По приказанию Гунаева официант в белой форменной куртке принес еду и напитки.
– Я должен вам что-то показать, – сказал Монк. – Надеюсь, вы найдете это интересным и даже поучительным.
Он раскрыл свой атташе-кейс и, нажав на две кнопки, раздвинул фальшивое дно. Гунаев с интересом наблюдал за ним. Кейс и его скрытые качества явно произвели на него впечатление.
Сначала Монк передал ему русский перевод заверенного отчета. Внутри жесткого серого бумажного переплета лежали тридцать три страницы. Гунаев вопросительно поднял брови.
– Я должен это прочитать?
– Ваше терпение будет вознаграждено. Пожалуйста.
Вздохнув, Гунаев принялся за чтение. Углубляясь все более и более, он забыл про кофе и сосредоточился на тексте. Прошло двадцать минут. Наконец он положил отчет на стол между ними.
– Так. Судя по всему, этот манифест не шутка. Так что же?
– Это то, что говорит ваш будущий президент, – сказал Монк. – То, что он намеревается сделать, когда у него будет для этого власть. И очень скоро.
Он подвинул к Гунаеву манифест в черном переплете.
– Еще тридцать страниц?
– По правде говоря, сорок. Но еще интереснее. Пожалуйста. Прошу вас.
Гунаев быстро пробежал глазами первые десять страниц, отмечая про себя планы однопартийного государства, восстановление ядерного арсенала, завоевание утраченных республик н новый архипелаг ГУЛАГ. Затем его глаза сузились и он стал читать медленнее.
Монк знал, до какого места он дошел. Он мог представить эти мессианские фразы, которые он прочел, сидя у сверкающих вод Саподилла-Бей.
«Полное и окончательное истребление до последнего чеченца… с лица земли русской… уничтожение этих людей-крыс, так чтобы они не смогли никогда подняться… сократить их территорию до размеров горного пастбища… не оставить и камня на камне… навеки… пусть живущие вокруг них осетины, дагестанцы и ингуши смотрят и учатся тому, как должно уважать и бояться их новых русских хозяев…»
Гунаев прочитал до конца и отложил манифест в сторону.
– Это пытались сделать и раньше, – сказал он. – Цари пытались, Сталин пытался, Ельцин пытался. Мечами, пулеметами, ракетами. А как насчет гамма-излучений, чумы, нервно-паралитических газов? Наука уничтожения стала более современной.
Гунаев встал, сняв пиджак, повесил его на спинку стула и подошел к панорамному окну с видом на московские крыши.
– Вы хотите, чтобы его уничтожили? Убрали? – спросил он.
– Нет.
– Почему нет? Это можно сделать.
– Не поможет.
– Обычно помогает.
Монк объяснил. Нация, уже погруженная в хаос, полетит в бездну, вероятно, гражданской войны. Или второй Комаров, возможно, его нынешняя правая рука, Гришин, придет к власти на волне возмущения.
– Они – две стороны одной монеты, – сказал он. – Один думает и говорит, второй действует. Убей одного – и его заменит другой. Уничтожение вашего народа будет продолжаться.
Гунаев отошел от окна. Он наклонился к Монку, его лицо окаменело.
– Что вы хотите от меня, американец? Вы являетесь сюда как незнакомый человек, когда-то спасший мне жизнь. Затем вы показываете мне эту мерзость. Да, я ваш должник. Но какое отношение это имеет ко мне?
– Никакого, если вы не решите иначе. Вы владеете многим, Умар Гунаев. Вы владеете огромным богатством, неограниченной властью, даже властью над жизнью и смертью любого человека. Вы властны отойти в сторону, и пусть случится то, что случится. – А почему я не должен отойти?
– Потому что когда-то жил мальчик. Маленький оборванный мальчик, росший в бедной деревне на Северном Кавказе, окруженный семьей, друзьями и соседями, которые устроили складчину, чтобы послать его в университет, в Москву, чтобы он стал великим человеком. Вопрос таков: не умер ли мальчик где-нибудь по пути, не превратился ли в автомат, которым движет только богатство? Или мальчик все еще не забыл свой народ?
– Вы и отвечайте.
– Нет. Это ваш выбор.
– А какой выбор у вас, американец?
– Намного проще. Я могу выйти отсюда, взять такси до Шереметьево и улететь домой. Там тепло, уютно, безопасно. Я могу сказать им: не беспокойтесь, это не имеет значения, больше никому ни до чего нет дела, все куплено и оплачено. Пусть будет ночь.
Чеченец сел. Перед ним проходило его далекое прошлое. Наконец он произнес:
– Вы думаете, что сможете остановить его?
– Есть шанс.
– А что потом?
Монк объяснил, что имели в виду сэр Найджел и его коллеги.
– Вы с ума сошли! – отрезал Гунаев.
– Может быть. Что еще ожидает вас? Комаров и геноцид, устроенный его зверьем, хаос и гражданская война, или то и другое.
– А если я соглашусь помочь, то что вам нужно?
– Спрятаться. Но остаться видимым. Двигаться, но не быть узнанным. Встречаться с людьми, повидаться с которыми я приехал.
– Вы полагаете, Комаров узнает, что вы здесь?
– Очень скоро. В этом городе миллионы доносчиков. Вы это знаете. Сами используете многих. Все покупается. Этот человек не глуп.
– Он может купить все органы государства. Даже я никогда не смогу купить все государство.
– Как вы читали, Комаров обещал своим партнерам и финансовым спонсорам – долгоруковской мафии весь мир со всем содержимым. Скоро они и станут государством. Что произойдет с вами?
– Хорошо. Я могу спрятать вас. Хотя не могу сказать, на сколько. Внутри нашей общины никто не найдет вас, пока я не скажу. Но здесь вы жить не можете. Слишком заметно. У меня много безопасных мест. Вы будете переходить из одного в другое.
– Надежные дома – это прекрасно, – сказал Монк. – Чтобы в них спать. Но чтобы передвигаться, мне нужны документы. Безупречно подделанные.
Гунаев покачал головой:
– Мы не подделываем документы. Мы покупаем настоящие.
– Я забыл. За деньги можно все.
– Что еще вам нужно?
– Для начала – это.
Монк написал несколько строк на листке бумаги и протянул Гунаеву. Тот быстро просмотрел список. Ничто не представляло трудности. Он дошел до последней записи.
– А это еще вам зачем?
Монк объяснил.
– Знаете, мне принадлежит половина «Метрополя», – вздохнул Гунаев.
– Я попытаюсь использовать другую половину.
Чеченец не оценил шутку.
– Сколько времени Гришин не будет знать, что вы в городе?
– Это зависит от многих причин. Около двух дней, может быть. трех. Когда я начну передвигаться по городу, останутся какие-то следы. Люди заговорят.
– Ладно. Даю вам четырех человек. Они будут подстраховывать вас, перевозить с места на место. Одного из них вы уже встречали. Сидел в «БМВ» впереди, Магомед. Он надежный. Давайте ему время от времени список того, что вам нужно. Все доставят. Но я все равно думаю, что вы сумасшедший.
Около полуночи Монк вернулся в свой номер в «Метрополе». В конце коридора у лифтов оставалась свободная площадка. Там стояли четыре мягких кожаных кресла. Два занимали молчаливые люди, читавшие газеты и не покидавшие свой пост всю ночь. Рано утром в номер Монка доставили два чемодана.
Большинство москвичей и, конечно, все иностранцы не сомневались, что Патриарх Русской Православной Церкви живет в роскошных апартаментах в центре старинного Даниловского монастыря, окруженного церквами и соборами с белыми зубчатыми стенами.
Такое создавалось впечатление, и оно всячески поддерживалось. В монастыре, в большом служебном здании, охраняемом преданными казаками, действительно находились кабинет и канцелярия патриарха, сердце и центр Патриархии Московской и Всея Руси. Но живет он не там.
Он живет в очень скромном доме под номером пять в Чистом переулке, узкой улочке недалеко от центра города.
Здесь его обслуживает штат священнослужителей, в состав которого входят личный секретарь, слуга – он же буфетчик, – двое слуг-мужчин и три монахини, которые готовят пищу и убирают. Есть еще водитель, которого можно вызывать, и два казака-охранника. Большего контраста с великолепием Ватикана или роскошью дворца предстоятеля Греческой православной церкви быть не может.
Зимой 1999 года этот пост все еще занимал его святейшество Алексий Второй, избранный десять лет назад, как раз перед падением коммунизма. Ему было всего пятьдесят с небольшим лет, когда он наследовал Церковь, деморализованную, поруганную, преследуемую и коррумпированную.
Ленин, ненавидевший духовенство, понял, что коммунизма сердцах и умах крестьянства имеет лишь одного соперника, и решил его уничтожить. Путем систематических преследований он и его последователи добились почти полного успеха.
Однако и Ленин, и Сталин воздерживались от полного истребления священнослужителей и церквей – из страха, что это вызовет такую бурную реакцию, что даже НКВД не сможет справиться с ней. Поэтому после первого разгрома, когда церкви сжигались, сокровища разворовывались, а священников вешали, Политбюро старалось разрушить Церковь, дискредитируя ее.
Меры принимались самые разнообразные. Людям с высоким интеллектуальным уровнем запрещалось поступать в семинарии, находившиеся под контролем НКВД, а позднее КГБ. В семинарии принимали только малоразвитых тружеников, приезжавших с далекой периферии СССР, с запада – из Молдавии, и с востока – из Сибири.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56