Он немного нервничал, ожидая, что его встретят с холодным удивлением и короткой отповедью.
Господин Жилин носил темно-серые костюмы-тройки, подчеркивающие его любовь к пунктуальности. Усы щеточкой и очки без оправы только подчеркивали внешний вид бюрократа прошлого века, каковым он в действительности и являлся.
– У меня мало времени, инспектор. Пожалуйста, переходите к делу.
– Безусловно. Я расследую смерть человека, который, как мы думаем, мог быть преступником. Квартирным вором. Одна из наших свидетельниц считает, что видела этого человека, бродившего неподалеку от вашего здания. Естественно, я обеспокоен, не намеревался ли он проникнуть внутрь ночью.
Жилин ответил тонкой улыбкой:
– Сомневаюсь. Времена тревожные, инспектор, и охрана этого здания очень надежна.
– Рад слышать. Вы когда-нибудь видели этого человека?
Жилин смотрел на фотографию не дольше секунды.
– Боже мой, Зайцев…
– Кто?
– Зайцев, старый уборщик. Вор, говорите? Не может быть.
– Расскажите о Зайцеве, пожалуйста.
– Нечего рассказывать. Нанялся на работу около года назад. Казался надежным. Приходил каждый вечер, с понедельника по пятницу, убирать служебные помещения.
– А в последнее время?
– Нет, не появился. Прошло два дня, и я вынужден был найти замену. Вдова. Очень старательная.
– А когда это случилось. Когда он не вышел на работу?
Жилин подошел к шкафу и вынул папку… Создавалось впечатление, что у него есть папка по каждому вопросу.
– Вот здесь. Учетные листки. Он пришел, как обычно, вечером пятнадцатого. Убирал как обычно. Ушел, как обычно, еще до рассвета. На следующий вечер не появился, и с тех пор его не видели. Эта ваша свидетельница, должно быть, видела, как он уходил рано утром. Ничего необычного. Он не воровал, а занимался уборкой.
– Это все объясняет, – сказал Новиков.
– Не совсем, – отрезал Жилин. – Вы сказали, что он вор.
– Через два дня после того, как он ушел отсюда, он оказался замешанным в ограблении квартиры на Кутузовском проспекте. Хозяйка узнала его. А через неделю его нашли мертвым.
– Позор! – сказал Жилин. – Эта преступная волна переходит все границы. Вы должны что-то предпринимать.
Новиков пожал плечами:
– Мы стараемся. Но их много, а нас мало. Мы хотим выполнять свою работу, но нас не поддерживают наверху.
– Это изменится, инспектор, это изменится. – У Жилина в глазах загорелся огонек проповедника. – Через шесть месяцев господин Комаров станет нашим президентом. И тогда вы увидите, какие будут перемены. Вы читали его речи? Раздавить преступность – вот к чему он призывает все время. Великий человек. Надеюсь, мы можем рассчитывать на ваш голос?
– Само собой разумеется. Э-э… а у вас нет адреса этого уборщика?
Жилин черкнул что-то на клочке бумаги и протянул Новикову.
Дочка плакала, но старалась сдерживаться. Она посмотрела на фотографию и кивнула. Затем перевела взгляд на раскладушку у стены. По крайней мере теперь в квартире будет больше места.
Новиков ушел. Он скажет Вольскому, что, по-видимому, в этом доме нет денег на похороны. Пусть лучше об этом позаботится администрация Москвы. Как и в этой квартире, в морге тоже не хватало места.
Теперь Вольский сможет закрыть дело. Что касается отдела убийств, то убийство Зайцева войдет в остальные девяносто семь процентов нераскрытых.
Лэнгли, сентябрь 1988 года
По заведенному порядку государственный департамент передал ЦРУ список членов советской делегации. Когда впервые обсуждался вопрос о проведении в Силиконовой долине конференции по теоретической физике и было высказано мнение, что надо пригласить ученых из СССР, мало кто думал, что приглашение будет принято. Но в конце 1987 года начал ощущаться результат реформ Горбачева и заметная напряженность в отношениях с Москвой стала ослабевать. К удивлению организаторов семинара, Москва согласилась прислать небольшую группу участников.
Имена и данные пришли в иммиграционную службу, которая попросила госдепартамент их проверить. Научные работы в СССР были настолько засекречены, что на Западе знали лишь горсточку знаменитостей.
Когда список пришел в Лэнгли, его передали в отдел СВ, а там его вручили Монку. Он случайно оказался свободен. Два его агента в Москве вносили неплохой вклад через тайники, а полковник Туркин в Восточном Берлине обеспечивал полный провал деятельности КГБ в Западной Германии.
Монк, как обычно, проверил список фамилий восьми советских ученых, собиравшихся принять участие в ноябрьской конференции в Калифорнии, и обнаружил, что о них нет никаких данных. Ни об одном ученом из списка в ЦРУ даже не слышали, не говоря уже о том, чтобы познакомиться или завербовать.
Когда перед Монком вставала проблема, он становился похож на ищейку и поэтому пробовал пойти по единственно возможному пути. Несмотря на то что отношения между ЦРУ и ФБР, занимающимся внутренними делами, всегда оставались напряженными, а после дела Хауарда тем более, он все же решил обратиться в ФБР.
Это было только предположение, но он знал, что в бюро имеется значительно более полный, чем в ЦРУ, список советских граждан, которые просили или получили политическое убежище в Соединенных Штатах. Цель заключалась не в том, чтобы узнать, поможет ли ФБР, а в том, позволят ли Советы ученому, имеющему родственников за границей, выехать за пределы СССР. Шанса на то, что позволят, не было, потому что семья, находящаяся в Штатах, рассматривалась КГБ как главная угроза безопасности. Из восьми фамилий списка две нашлись в картотеке ФБР. Проверка установила, что одна фамилия оказалась совпадением: семья в Балтиморе не имела никакого отношения к приезжающему русскому ученому.
Другая фамилия показалась странной. Российско-еврейская беженка, обратившаяся с просьбой о политическом убежище через посольство США в Вене, где она находилась в австрийском транзитном лагере, и получившая его. в Америке родила ребенка, по зарегистрировала своего сына под другой фамилией.
Мисс Евгения Розина, проживающая в данное время в Нью-Йорке, зарегистрировала своего сына как Ивана Ивановича Блинова. Монк знал, что это значит «Иван, сын Ивана». Очевидно, ребенок родился вне брака. Является ли он плодом бурного романа в Штатах, в транзитном лагере в Австрии или был зачат еще раньше? Одним из восьми в списке советских ученых значился доктор физико-математических наук профессор Иван Е. Блинов. Фамилия была необычной, Монк никогда не встречал ее раньше. Он поехал в Нью-Йорк и нашел мисс Розину.
Инспектор Новиков решил, что сообщит своему коллеге Вольскому хорошие новости после работы, за кружкой пива. Снова встретились в столовой; пиво было дешево.
– Догадайся, где я был сегодня утром?
– В постели у балерины-нимфоманки.
– Это было бы здорово! В штаб-квартире СПС.
– Что, в этой навозной куче в Рыбниковом переулке?
– Нет, там – только напоказ. У Комарова настоящий штаб на очень приятной вилле недалеко от Бульварного кольца. Между прочим, пиво за твой счет. Я закрыл одно твое дело.
– Которое?
– Старик, найденный в лесу у Минского шоссе. Он работал уборщиком в особняке СПС, пока не занялся воровством, чтобы подработать на стороне. Вот, тут подробности.
Вольский пробежал глазами единственный лист, который дал ему Новиков.
– Что-то не везет им в СПС в последнее время.
– А что такое?
– Месяц назад личный секретарь Комарова утонул.
– Самоубийство?
– Нет. Ничего похожего. Пошел купаться и не вернулся. Ну, не совсем «не вернулся». На прошлой неделе его выловили ниже по течению. У нас патологоанатом – умница. Обнаружил обручальное кольцо с именем на внутренней стороне.
– И когда же, говорит умница патологоанатом, этот человек утонул?
– Где-то в середине июля.
Новиков задумался. Ему бы следовало заплатить за пиво. Ведь это ему предстоит получить тысячу фунтов стерлингов от англичанина. А сейчас британец мог бы дать и побольше. За счет фирмы.
Нью-Йорк, сентябрь 1988 года
Ей было около сорока лет, смуглая, энергичная и красивая. Монк ждал в холле многоквартирного дома, где она жила, пока она вернется с сыном из школы. Сын оказался жизнерадостным мальчиком лет семи.
Веселое выражение исчезло с ее лица, когда он представился чиновником иммиграционной службы. У любого родившегося не в Америке иммигранта, даже если его бумаги в полном порядке, одно только слово «иммиграция» вызывает беспокойство, если не страх. Ей ничего не оставалось делать, кроме как впустить его в квартиру.
Пока мальчик делал домашнее задание за кухонным столом в ее маленькой, но исключительно чистой квартире, они разговаривали в гостиной. Она заняла оборонительную позицию и насторожилась.
Но Монк не походил на резких, суровых чиновников, с которыми она сталкивалась во время борьбы за местожительство в США восемь лет назад. Он умел очаровывать и обладал обаятельной улыбкой, и она начала успокаиваться.
– Знаете, как это у нас, государственных служащих, мисс Розина… Документы, документы, все время документы. И если они все на месте – босс счастлив. И что потом? Ничего. Они пылятся в каком-нибудь архиве. Но когда чего-то не хватает, босс раздражается. Тогда мелкая сошка вроде меня отправляется собирать недостающее.
– Что вы хотите узнать? – спросила она. – Мои документы в порядке. Я работаю экономистом и переводчиком. Я сама обеспечиваю свое существование и плачу налоги. Я ничего не стою Америке.
– Нам это известно, мэм. Вопрос не стоит о незаконности ваших бумаг. Вы получили гражданство. Все в порядке. Дело только в том, что вы зарегистрировали маленького Ивана под другой фамилией. Почему вы так поступили?
– Я дала ему фамилию его отца.
– Конечно. Послушайте, сейчас 1988 год. Ребенок, родители которого не женаты, для нас не проблема. Но документы есть документы. Не могли бы вы сказать мне, как звали его отца? Пожалуйста.
– Иван Евдокимович Блинов, – ответила она.
Попал. Этот человек есть в списке.
– Вы его очень любили, да?
Взгляд женщины затуманился, словно она смотрела куда-то в далекое прошлое.
– Да, – прошептала она.
– Пожалуйста, расскажите мне об Иване.
Одним из величайших талантов Джейсона Монка было умение разговорить людей. Более двух часов, пока мальчик не принес прекрасно выполненную работу по арифметике, Розина рассказывала ему об отце своего сына.
Иван Блинов родился в Ленинграде в 1938 году, его отец преподавал физику в университете, мать была учительницей математики в школе. Отец чудом уцелел во время сталинских чисток перед войной, но умер во время блокады в 1942 году. Мать с четырехлетним Ваней на руках спаслась, переправившись из голодающего города с колонной грузовиков по льду Ладожского озера зимой 1942 года. Они поселились в маленьком городке на Урале, где мальчик и вырос. Его мать лелеяла мысль, что когда-нибудь он станет таким же блестящим ученым, как его отец.
Восемнадцати лет он отправился в Москву поступать в самый престижный в СССР технический вуз, в Физико-технический институт. К его изумлению, его приняли. Вопреки стесненному материальному положению слава отца, преданность матери, возможно, гены и, безусловно, его личные усилия решили дело. За скромным названием института скрывалась кузница самых талантливых конструкторов ядерного оружия.
Спустя шесть лет Блинову, еще молодому человеку, предложили работу в научном городке, настолько засекреченном, что прошли годы, прежде чем о нем услышали на Западе. Арзамас-16 стал для молодого вундеркинда привилегированным домом и тюрьмой одновременно.
По советским стандартам, условия там предоставлялись роскошные. Небольшая, но отдельная квартирка, магазины богаче, чем в любом другом городе, более высокая заработная плата и безграничные возможности для исследовательской работы – и все это для него. Чего у него не было – так это права уехать.
Раз в год предоставлялась возможность провести отпуск на рекомендованном курорте за более низкую плату, чем для других. Затем обратно за колючую проволоку, к перлюстрированной почте, прослушиваемым телефонам и дружбе по разрешению.
Ему еще не было тридцати, когда он встретил в Арзамасе-16 Валю, молодую учительницу английского языка, и женился на ней. Она выучила его языку, так что он мог читать массу получаемых с Запада технических публикаций в оригинале. Первое время они были счастливы, но постепенно в браке появилась трещина: они очень хотели ребенка, но не могли его иметь.
Осенью 1977 года, отдыхая в Кисловодске на Северном Кавказе, он встретил Женю Розину. Как это часто делалось в золотой клетке, его жене предоставили отпуск в другое время.
Женя, двадцати девяти лет, то есть на десять лет его моложе, была из Минска, разведена и тоже бездетна; жизнерадостная, насмешливая, постоянная слушательница «голосов» – «Голоса Америки» и Би-би-си – и читающая смелые журналы, такие, как «Польша», издававшийся в Варшаве и отличающийся от скучных догматических советских изданий широким охватом тем и смешными публикациями. Засекреченный ученый был околдован ею.
Они договорились переписываться, но поскольку Блинов знал. что его почта просматривается (он владел секретными сведениями), то он попросил ее писать на имя его друга в Арзамасе-16, чью почту не перлюстрировали.
В 1978 году они снова встретились, заранее договорившись, – на этот раз на курорте в Сочи на Черном море. От брака Блинова ничего не осталось, кроме названия. Их дружба перешла в бурный роман. В третий и последний раз они увиделись в 1979 году в Ялте и поняли, что по-прежнему любят друг друга и что их любовь безнадежна.
Он чувствовал, что не сможет развестись со своей женой. Если бы у нее тоже появился кто-то, тогда другое дело. Однако такового не было: красотой она не отличалась. Но Валя сохраняла верность ему в течение пятнадцати лет, и если любовь умерла – а так случается в жизни, – они все же остались друзьями, ион не мог опозорить ее разводом, особенно в таком замкнутом мирке, в котором они жили.
Женя не спорила, но по другой причине. Она сказала ему то, чего не говорила раньше. Если бы они поженились, это испортило бы ему карьеру. Она была еврейкой, и этого достаточно. Она уже подала заявление в ОВИР, Отдел виз и регистраций, об эмиграции в Израиль. При Брежневе это уже можно было сделать. Они целовались, занимались любовью и расстались, чтобы больше никогда не увидеться.
– Остальное вы знаете, – закончила она.
– Транзитный лагерь в Австрии, обращение в наше посольство?
– Да.
– А Иван Иванович?
– Через шесть недель после отпуска в Ялте я поняла, что ношу ребенка Блинова. Иван родился здесь, он – гражданин США. Хотя бы он вырастет здесь свободным.
– Вы когда-нибудь писали Блинову? Он знает?
– А какой смысл? – с горечью спросила она. – Он женат. Живет в позолоченной тюрьме, такой же пленник, как и любой зек в лагере. Что я могла сделать? Напомнить обо всем? Заставить его тосковать по тому, что для него недосягаемо?
– А вы рассказывали своему сыну об отце?
– Да. Что он замечательный человек. Добрый. Но он далеко.
– Ситуация меняется, – сказал осторожно Монк. – Вероятно, он мог бы теперь выехать, хотя бы в Москву. У меня есть друг. Он часто бывает в Москве. Бизнесмен. Вы могли бы написать тому человеку в Арзамасе-16, чью почту не проверяют. Попросите отца вашего ребенка приехать в Москву.
– Зачем? Что ему сказать?
– Он должен знать о сыне, – сказал Монк. – Пусть мальчик напишет. А я позабочусь, чтобы отец получил его письмо.
Прежде чем лечь спать, мальчик написал на хорошем русском языке, но с трогательными ошибками письмо на двух страницах, которое начиналось словами «Дорогой папа…».
11 августа «Грейси» Филдс вернулся в посольство около полудня. Постучав в дверь Макдоналда, он застал шефа разведки погруженным в мрачные размышления.
– «Пузырь»? – спросил шеф. Филдс кивнул.
Когда они укрылись в конференц-зале "А", Филдс выложил на стол снимок мертвого старика.
Фотография была одной из пачки сделанных в лесу, такая же, как и та, которую приносил в посольство инспектор Чернов.
– Встречался со своим человеком? – спросил Макдоналд.
– Да. И довольно страшные сведения. Он работал уборщиком в штаб-квартире СПС.
– Уборщиком?
– Правильно. Убирал служебные помещения. Как человек-невидимка Честертона. Приходил каждый вечер, и никто не обращал на него внимания. Приходил с понедельника по пятницу каждый вечер, около десяти, делал уборку во всех помещениях и уходил до рассвета. Вот почему у него был такой жалкий вид. Жил в нищете. Зарабатывал гроши. Есть и кое-что еще.
Филдс рассказал историю Н.И. Акопова, покойного личного секретаря Игоря Комарова, который в середине июля принял необдуманное и, как оказалось, фатальное решение выкупаться в реке.
Макдоналд встал и прошелся по комнате.
– Считается, что мы в нашей работе должны полагаться на факты, и только на факты, – сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Господин Жилин носил темно-серые костюмы-тройки, подчеркивающие его любовь к пунктуальности. Усы щеточкой и очки без оправы только подчеркивали внешний вид бюрократа прошлого века, каковым он в действительности и являлся.
– У меня мало времени, инспектор. Пожалуйста, переходите к делу.
– Безусловно. Я расследую смерть человека, который, как мы думаем, мог быть преступником. Квартирным вором. Одна из наших свидетельниц считает, что видела этого человека, бродившего неподалеку от вашего здания. Естественно, я обеспокоен, не намеревался ли он проникнуть внутрь ночью.
Жилин ответил тонкой улыбкой:
– Сомневаюсь. Времена тревожные, инспектор, и охрана этого здания очень надежна.
– Рад слышать. Вы когда-нибудь видели этого человека?
Жилин смотрел на фотографию не дольше секунды.
– Боже мой, Зайцев…
– Кто?
– Зайцев, старый уборщик. Вор, говорите? Не может быть.
– Расскажите о Зайцеве, пожалуйста.
– Нечего рассказывать. Нанялся на работу около года назад. Казался надежным. Приходил каждый вечер, с понедельника по пятницу, убирать служебные помещения.
– А в последнее время?
– Нет, не появился. Прошло два дня, и я вынужден был найти замену. Вдова. Очень старательная.
– А когда это случилось. Когда он не вышел на работу?
Жилин подошел к шкафу и вынул папку… Создавалось впечатление, что у него есть папка по каждому вопросу.
– Вот здесь. Учетные листки. Он пришел, как обычно, вечером пятнадцатого. Убирал как обычно. Ушел, как обычно, еще до рассвета. На следующий вечер не появился, и с тех пор его не видели. Эта ваша свидетельница, должно быть, видела, как он уходил рано утром. Ничего необычного. Он не воровал, а занимался уборкой.
– Это все объясняет, – сказал Новиков.
– Не совсем, – отрезал Жилин. – Вы сказали, что он вор.
– Через два дня после того, как он ушел отсюда, он оказался замешанным в ограблении квартиры на Кутузовском проспекте. Хозяйка узнала его. А через неделю его нашли мертвым.
– Позор! – сказал Жилин. – Эта преступная волна переходит все границы. Вы должны что-то предпринимать.
Новиков пожал плечами:
– Мы стараемся. Но их много, а нас мало. Мы хотим выполнять свою работу, но нас не поддерживают наверху.
– Это изменится, инспектор, это изменится. – У Жилина в глазах загорелся огонек проповедника. – Через шесть месяцев господин Комаров станет нашим президентом. И тогда вы увидите, какие будут перемены. Вы читали его речи? Раздавить преступность – вот к чему он призывает все время. Великий человек. Надеюсь, мы можем рассчитывать на ваш голос?
– Само собой разумеется. Э-э… а у вас нет адреса этого уборщика?
Жилин черкнул что-то на клочке бумаги и протянул Новикову.
Дочка плакала, но старалась сдерживаться. Она посмотрела на фотографию и кивнула. Затем перевела взгляд на раскладушку у стены. По крайней мере теперь в квартире будет больше места.
Новиков ушел. Он скажет Вольскому, что, по-видимому, в этом доме нет денег на похороны. Пусть лучше об этом позаботится администрация Москвы. Как и в этой квартире, в морге тоже не хватало места.
Теперь Вольский сможет закрыть дело. Что касается отдела убийств, то убийство Зайцева войдет в остальные девяносто семь процентов нераскрытых.
Лэнгли, сентябрь 1988 года
По заведенному порядку государственный департамент передал ЦРУ список членов советской делегации. Когда впервые обсуждался вопрос о проведении в Силиконовой долине конференции по теоретической физике и было высказано мнение, что надо пригласить ученых из СССР, мало кто думал, что приглашение будет принято. Но в конце 1987 года начал ощущаться результат реформ Горбачева и заметная напряженность в отношениях с Москвой стала ослабевать. К удивлению организаторов семинара, Москва согласилась прислать небольшую группу участников.
Имена и данные пришли в иммиграционную службу, которая попросила госдепартамент их проверить. Научные работы в СССР были настолько засекречены, что на Западе знали лишь горсточку знаменитостей.
Когда список пришел в Лэнгли, его передали в отдел СВ, а там его вручили Монку. Он случайно оказался свободен. Два его агента в Москве вносили неплохой вклад через тайники, а полковник Туркин в Восточном Берлине обеспечивал полный провал деятельности КГБ в Западной Германии.
Монк, как обычно, проверил список фамилий восьми советских ученых, собиравшихся принять участие в ноябрьской конференции в Калифорнии, и обнаружил, что о них нет никаких данных. Ни об одном ученом из списка в ЦРУ даже не слышали, не говоря уже о том, чтобы познакомиться или завербовать.
Когда перед Монком вставала проблема, он становился похож на ищейку и поэтому пробовал пойти по единственно возможному пути. Несмотря на то что отношения между ЦРУ и ФБР, занимающимся внутренними делами, всегда оставались напряженными, а после дела Хауарда тем более, он все же решил обратиться в ФБР.
Это было только предположение, но он знал, что в бюро имеется значительно более полный, чем в ЦРУ, список советских граждан, которые просили или получили политическое убежище в Соединенных Штатах. Цель заключалась не в том, чтобы узнать, поможет ли ФБР, а в том, позволят ли Советы ученому, имеющему родственников за границей, выехать за пределы СССР. Шанса на то, что позволят, не было, потому что семья, находящаяся в Штатах, рассматривалась КГБ как главная угроза безопасности. Из восьми фамилий списка две нашлись в картотеке ФБР. Проверка установила, что одна фамилия оказалась совпадением: семья в Балтиморе не имела никакого отношения к приезжающему русскому ученому.
Другая фамилия показалась странной. Российско-еврейская беженка, обратившаяся с просьбой о политическом убежище через посольство США в Вене, где она находилась в австрийском транзитном лагере, и получившая его. в Америке родила ребенка, по зарегистрировала своего сына под другой фамилией.
Мисс Евгения Розина, проживающая в данное время в Нью-Йорке, зарегистрировала своего сына как Ивана Ивановича Блинова. Монк знал, что это значит «Иван, сын Ивана». Очевидно, ребенок родился вне брака. Является ли он плодом бурного романа в Штатах, в транзитном лагере в Австрии или был зачат еще раньше? Одним из восьми в списке советских ученых значился доктор физико-математических наук профессор Иван Е. Блинов. Фамилия была необычной, Монк никогда не встречал ее раньше. Он поехал в Нью-Йорк и нашел мисс Розину.
Инспектор Новиков решил, что сообщит своему коллеге Вольскому хорошие новости после работы, за кружкой пива. Снова встретились в столовой; пиво было дешево.
– Догадайся, где я был сегодня утром?
– В постели у балерины-нимфоманки.
– Это было бы здорово! В штаб-квартире СПС.
– Что, в этой навозной куче в Рыбниковом переулке?
– Нет, там – только напоказ. У Комарова настоящий штаб на очень приятной вилле недалеко от Бульварного кольца. Между прочим, пиво за твой счет. Я закрыл одно твое дело.
– Которое?
– Старик, найденный в лесу у Минского шоссе. Он работал уборщиком в особняке СПС, пока не занялся воровством, чтобы подработать на стороне. Вот, тут подробности.
Вольский пробежал глазами единственный лист, который дал ему Новиков.
– Что-то не везет им в СПС в последнее время.
– А что такое?
– Месяц назад личный секретарь Комарова утонул.
– Самоубийство?
– Нет. Ничего похожего. Пошел купаться и не вернулся. Ну, не совсем «не вернулся». На прошлой неделе его выловили ниже по течению. У нас патологоанатом – умница. Обнаружил обручальное кольцо с именем на внутренней стороне.
– И когда же, говорит умница патологоанатом, этот человек утонул?
– Где-то в середине июля.
Новиков задумался. Ему бы следовало заплатить за пиво. Ведь это ему предстоит получить тысячу фунтов стерлингов от англичанина. А сейчас британец мог бы дать и побольше. За счет фирмы.
Нью-Йорк, сентябрь 1988 года
Ей было около сорока лет, смуглая, энергичная и красивая. Монк ждал в холле многоквартирного дома, где она жила, пока она вернется с сыном из школы. Сын оказался жизнерадостным мальчиком лет семи.
Веселое выражение исчезло с ее лица, когда он представился чиновником иммиграционной службы. У любого родившегося не в Америке иммигранта, даже если его бумаги в полном порядке, одно только слово «иммиграция» вызывает беспокойство, если не страх. Ей ничего не оставалось делать, кроме как впустить его в квартиру.
Пока мальчик делал домашнее задание за кухонным столом в ее маленькой, но исключительно чистой квартире, они разговаривали в гостиной. Она заняла оборонительную позицию и насторожилась.
Но Монк не походил на резких, суровых чиновников, с которыми она сталкивалась во время борьбы за местожительство в США восемь лет назад. Он умел очаровывать и обладал обаятельной улыбкой, и она начала успокаиваться.
– Знаете, как это у нас, государственных служащих, мисс Розина… Документы, документы, все время документы. И если они все на месте – босс счастлив. И что потом? Ничего. Они пылятся в каком-нибудь архиве. Но когда чего-то не хватает, босс раздражается. Тогда мелкая сошка вроде меня отправляется собирать недостающее.
– Что вы хотите узнать? – спросила она. – Мои документы в порядке. Я работаю экономистом и переводчиком. Я сама обеспечиваю свое существование и плачу налоги. Я ничего не стою Америке.
– Нам это известно, мэм. Вопрос не стоит о незаконности ваших бумаг. Вы получили гражданство. Все в порядке. Дело только в том, что вы зарегистрировали маленького Ивана под другой фамилией. Почему вы так поступили?
– Я дала ему фамилию его отца.
– Конечно. Послушайте, сейчас 1988 год. Ребенок, родители которого не женаты, для нас не проблема. Но документы есть документы. Не могли бы вы сказать мне, как звали его отца? Пожалуйста.
– Иван Евдокимович Блинов, – ответила она.
Попал. Этот человек есть в списке.
– Вы его очень любили, да?
Взгляд женщины затуманился, словно она смотрела куда-то в далекое прошлое.
– Да, – прошептала она.
– Пожалуйста, расскажите мне об Иване.
Одним из величайших талантов Джейсона Монка было умение разговорить людей. Более двух часов, пока мальчик не принес прекрасно выполненную работу по арифметике, Розина рассказывала ему об отце своего сына.
Иван Блинов родился в Ленинграде в 1938 году, его отец преподавал физику в университете, мать была учительницей математики в школе. Отец чудом уцелел во время сталинских чисток перед войной, но умер во время блокады в 1942 году. Мать с четырехлетним Ваней на руках спаслась, переправившись из голодающего города с колонной грузовиков по льду Ладожского озера зимой 1942 года. Они поселились в маленьком городке на Урале, где мальчик и вырос. Его мать лелеяла мысль, что когда-нибудь он станет таким же блестящим ученым, как его отец.
Восемнадцати лет он отправился в Москву поступать в самый престижный в СССР технический вуз, в Физико-технический институт. К его изумлению, его приняли. Вопреки стесненному материальному положению слава отца, преданность матери, возможно, гены и, безусловно, его личные усилия решили дело. За скромным названием института скрывалась кузница самых талантливых конструкторов ядерного оружия.
Спустя шесть лет Блинову, еще молодому человеку, предложили работу в научном городке, настолько засекреченном, что прошли годы, прежде чем о нем услышали на Западе. Арзамас-16 стал для молодого вундеркинда привилегированным домом и тюрьмой одновременно.
По советским стандартам, условия там предоставлялись роскошные. Небольшая, но отдельная квартирка, магазины богаче, чем в любом другом городе, более высокая заработная плата и безграничные возможности для исследовательской работы – и все это для него. Чего у него не было – так это права уехать.
Раз в год предоставлялась возможность провести отпуск на рекомендованном курорте за более низкую плату, чем для других. Затем обратно за колючую проволоку, к перлюстрированной почте, прослушиваемым телефонам и дружбе по разрешению.
Ему еще не было тридцати, когда он встретил в Арзамасе-16 Валю, молодую учительницу английского языка, и женился на ней. Она выучила его языку, так что он мог читать массу получаемых с Запада технических публикаций в оригинале. Первое время они были счастливы, но постепенно в браке появилась трещина: они очень хотели ребенка, но не могли его иметь.
Осенью 1977 года, отдыхая в Кисловодске на Северном Кавказе, он встретил Женю Розину. Как это часто делалось в золотой клетке, его жене предоставили отпуск в другое время.
Женя, двадцати девяти лет, то есть на десять лет его моложе, была из Минска, разведена и тоже бездетна; жизнерадостная, насмешливая, постоянная слушательница «голосов» – «Голоса Америки» и Би-би-си – и читающая смелые журналы, такие, как «Польша», издававшийся в Варшаве и отличающийся от скучных догматических советских изданий широким охватом тем и смешными публикациями. Засекреченный ученый был околдован ею.
Они договорились переписываться, но поскольку Блинов знал. что его почта просматривается (он владел секретными сведениями), то он попросил ее писать на имя его друга в Арзамасе-16, чью почту не перлюстрировали.
В 1978 году они снова встретились, заранее договорившись, – на этот раз на курорте в Сочи на Черном море. От брака Блинова ничего не осталось, кроме названия. Их дружба перешла в бурный роман. В третий и последний раз они увиделись в 1979 году в Ялте и поняли, что по-прежнему любят друг друга и что их любовь безнадежна.
Он чувствовал, что не сможет развестись со своей женой. Если бы у нее тоже появился кто-то, тогда другое дело. Однако такового не было: красотой она не отличалась. Но Валя сохраняла верность ему в течение пятнадцати лет, и если любовь умерла – а так случается в жизни, – они все же остались друзьями, ион не мог опозорить ее разводом, особенно в таком замкнутом мирке, в котором они жили.
Женя не спорила, но по другой причине. Она сказала ему то, чего не говорила раньше. Если бы они поженились, это испортило бы ему карьеру. Она была еврейкой, и этого достаточно. Она уже подала заявление в ОВИР, Отдел виз и регистраций, об эмиграции в Израиль. При Брежневе это уже можно было сделать. Они целовались, занимались любовью и расстались, чтобы больше никогда не увидеться.
– Остальное вы знаете, – закончила она.
– Транзитный лагерь в Австрии, обращение в наше посольство?
– Да.
– А Иван Иванович?
– Через шесть недель после отпуска в Ялте я поняла, что ношу ребенка Блинова. Иван родился здесь, он – гражданин США. Хотя бы он вырастет здесь свободным.
– Вы когда-нибудь писали Блинову? Он знает?
– А какой смысл? – с горечью спросила она. – Он женат. Живет в позолоченной тюрьме, такой же пленник, как и любой зек в лагере. Что я могла сделать? Напомнить обо всем? Заставить его тосковать по тому, что для него недосягаемо?
– А вы рассказывали своему сыну об отце?
– Да. Что он замечательный человек. Добрый. Но он далеко.
– Ситуация меняется, – сказал осторожно Монк. – Вероятно, он мог бы теперь выехать, хотя бы в Москву. У меня есть друг. Он часто бывает в Москве. Бизнесмен. Вы могли бы написать тому человеку в Арзамасе-16, чью почту не проверяют. Попросите отца вашего ребенка приехать в Москву.
– Зачем? Что ему сказать?
– Он должен знать о сыне, – сказал Монк. – Пусть мальчик напишет. А я позабочусь, чтобы отец получил его письмо.
Прежде чем лечь спать, мальчик написал на хорошем русском языке, но с трогательными ошибками письмо на двух страницах, которое начиналось словами «Дорогой папа…».
11 августа «Грейси» Филдс вернулся в посольство около полудня. Постучав в дверь Макдоналда, он застал шефа разведки погруженным в мрачные размышления.
– «Пузырь»? – спросил шеф. Филдс кивнул.
Когда они укрылись в конференц-зале "А", Филдс выложил на стол снимок мертвого старика.
Фотография была одной из пачки сделанных в лесу, такая же, как и та, которую приносил в посольство инспектор Чернов.
– Встречался со своим человеком? – спросил Макдоналд.
– Да. И довольно страшные сведения. Он работал уборщиком в штаб-квартире СПС.
– Уборщиком?
– Правильно. Убирал служебные помещения. Как человек-невидимка Честертона. Приходил каждый вечер, и никто не обращал на него внимания. Приходил с понедельника по пятницу каждый вечер, около десяти, делал уборку во всех помещениях и уходил до рассвета. Вот почему у него был такой жалкий вид. Жил в нищете. Зарабатывал гроши. Есть и кое-что еще.
Филдс рассказал историю Н.И. Акопова, покойного личного секретаря Игоря Комарова, который в середине июля принял необдуманное и, как оказалось, фатальное решение выкупаться в реке.
Макдоналд встал и прошелся по комнате.
– Считается, что мы в нашей работе должны полагаться на факты, и только на факты, – сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56