Кролики испуганно метнулись в клетке, чуя беду. Одного из них Серик о
т злости задушил пальцами, но остальных не тронул Ц неинтересно. Угляде
л через щели сарая нечто более любопытное: дурочка, Маринкина подружка, к
овыляла по двору и счастливо щурилась на свет в кружевной тени вишенника
.
Серик выскользнул прочь из сарая. Одним движением перемахнул через забо
р, вскарабкался по насыпи.
Ц Эй, ты! Ц негромко крикнул он. Оглянулся. Ц Иди сюда, слышь, чё говорю?
Дурочка недоуменно загудела, но послушно направилась к плетню.
Ц Не бойся, иди! Ц ласково позвал Серик, приглашая ее выйти со двора. Ц Ч
ё-то дам тебе, слышь?
Таня только замычала, завертела головой: «Н-не!»
Серик обернулся, лихорадочно облизал губы, нетерпеливо переступил с ног
и на ногу. Коварная мысль уже вскружила его шальную голову.
Ц Слышь, чё скажу! Ц зашептал он, протягивая камешек, который нащупал ту
т же, под ногами. Ц Иди, Маринка тебя зовет, слышь? Маринка!
Ц М-мырина! Ц обрадованно загудела дурочка и доверчиво заковыляла за о
граду.
Ц Пошли со мной! Ц сказал ей Серик и на всякий случай оглянулся Ц не вид
ит ли кто.
Никого не было. Ленивый майский полдень вольготно разлился по степи. Зве
нели пчелы, опьяненные медовым ароматом, высоко в небе, оставляя инверси
онный след, похожий на дорожку елочной ваты, плыл в Самару самолет.
Ц Пошли! Ц повторил Серик, беря девушку за руку, и снова лихорадочно обл
изал обветренные губы…
***
Возвращаясь из школы, Маринка заметила толпу возле соседнего барака. Нар
од нестройно гомонил, точно стряслась какая-то беда.
Ц Что такое, тетя Глаша? Ц спросила она, протискиваясь вперед. Ц Случил
ось что?
Ц Случилось! Ц неодобрительно зыркнула на нее из-под белого, нависшего
надо лбом платка соседка. Ц Вот что случилось: дурочку нашу изнасиловал
и.
Маринка обмерла. Злые взгляды кололи ее со всех сторон, будто она была в че
м-то виновата.
Ц На насыпи ее нашли, всю в кровище, платье порвано, Ц продолжала соседк
а. Ц Надо же, паскуды какие, божьего человека не пожалели, юродивую…
Ц А кто это сделал?
Ц Да кто ж тебе скажет? Наверное, прохожий какой, свои ж ее сызмальства зн
ают да любят… Сейчас ее на «скорой» в больницу увезли. И мать с ней, Лидия…
Ц А дети болтают, видели какого-то громадного косоглазого мужика на пут
ях, не из наших…
Ц Напридумывают чего! То, верно, цыгане были. За смерть своего мстят. У них
похороны завтра. Значит, чтоб и мы не радовались.
Некоторые граждане в толпе уже призывали народ вооружиться и идти на цыг
анский дом, убивать всех. Насилу смогли их угомонить.
Маринка ушла в свой барак. Села за стол. Потрясение уронила голову на руки.
Таня, милая, добрая Таня, самый светлый человек в ее жизни…
Ц Уеду! Уеду отсюда! Ц бессильно шептала она, утирая быстрые горькие сл
езы.
А к вечеру стало известно, что дурочка жива, она лишь сильно изранена да ис
пугана, но жить будет. И еще Ц что насильничал ее кто-то из своих же мурмыш
ских парней, видно по пьянке. Говорили даже, будто это был сам Серик Мягкон
осов, будто он кому-то хвастался давеча по пьяному делу. У него два старши
х брата сидят по тюрьмам и отец. По нему тоже, видно, тюрьма плачет…
Серик не отпирался, но и не признавался в содеянном, только ухмылялся над
менно и зло. Знал прекрасно, что никаких улик против него нет.
Ц Дотаскалась к расчетке! Ц резюмировала Верка, узнав про случившееся.
Но даже у нее не повернулся язык позлорадствовать соседкиному горю.
В происшедшем Маринка ощущала и свою косвенную вину. Прямо ее никто ни в ч
ем не упрекал, но ощущение вины носилось в воздухе, как электрические раз
ряды перед грозой. Ведь это она брала Таню с собой к «расчетке», брала не д
ля развлечения бедной дурочки, а чтобы иметь свидетеля своих скромных вс
треч с Жаном. Если бы не она, наверное, ничего бы не было. Никогда бы не встре
тилась Таня с Сериком, жила бы себе дальше беззаботно, как птичка на цвету
щей яблоневой ветке…
А Жан… Жан вернулся в Мурмыш после трехдневной отлучки за запчастями и п
оспел как раз на похороны соплеменника.
Что происходило в тот день в цыганском доме, поселковые не знали. На следу
ющее утро, когда весь поселок еще мирно дремал, забыв во сне об ужасах прои
сходящего, раскрылись высокие железные ворота каменного дома, показали
сь за ними темные фигуры.
Седой цыган с пышными усами вывел на дорогу телегу, груженную чемоданами
и тюками. На них сверху мирно спали черноголовые дети Жана. На краю телеги
сидела его горбоносая, к восемнадцати годам состарившаяся жена с больши
м животом. Сам Жан, понурив голову, увязывал последнюю поклажу.
Седоусый цыган взял вожжи, взгромоздился на передок и прикрикнул на леда
щую лошадь. Та лениво затрусила к станции, ритмично мотая головой.
Телега с цыганом вернулась в каменный дом через час. Лошадь весело тащил
а пустой фургон и бодро цокала подковами, чувствуя скорую близость корму
шки с овсом.
Седоусый слез с телеги и, покрикивая по-своему, завел лошадь во двор. Воро
та закрылись. Больше ни самого Жана, ни его жены, ни его детей никто в посел
ке не видел.
Племя изгнало его прочь и забыло о нем. Забыл о нем и весь Мурмыш.
***
Вскоре по поселку пронесся слух, что бедную дурочку привезли из больницы
. Что будто бы она уже дома и будто бы стала теперь еще здоровее прежнего.
Маринка не пошла в школу, скользнула незаметно за ворота, подальше от утр
енней воркотни матери, и очутилась в соседнем дворе.
Ц Лидия Ивановна, это я… Ц Она робко шагнула в утренний сумрак дома. Сго
рбленная фигура неподвижно возвышалась возле пустой кровати.
Маринка приблизилась к учительнице, легонько тронула ее за плечо.
Ц Тс-с, Танечка спит, Ц прошептала Лидия Ивановна, глядя неподвижно пер
ед собой пустыми, остановившимися глазами. Ц Тише, она очень устала.
Женщина ласково дотронулась до изголовья кровати, заботливо поправила
пустую подушку:
Ц Она спит! Ц и вновь застыла в утреннем сумраке, боясь пошевелиться.
Маринка опрометью бросилась прочь, глотая отчаянные слезы.
G того дня по поселку пронеслась весть, что учительша Лидия Ивановна окон
чательно спятила. Делает вид, что живет с дочкой, будто ничего не произошл
о, тогда как все знают, что дурочка теперь в больнице, откуда ее больше не в
ыпустят. Рано утром учительница выносит дочкин матрасик во двор, под цве
тущую яблоню, раскладывает игрушки, разговаривает сама с собой. Варит ку
шать, кормит будто бы дочку, читает ей сказки, даже уговаривает ее после об
еда поспать.
Ц Ну, точно рехнулась! Ц беззлобно заключила Верка, увидев свою соседку
-врагиню за забором с игрушками в руках.
И с внезапным сочувствием покачала головой.
Вечером, как обычно, она сидела со своим хахалем Расулом в ларьке и налива
лась водкой, стремясь затопить поселившуюся внутри, тянущую душу тоску.
А вернувшись домой, вновь привычно разругалась с Маринкой по поводу невы
несенного ведра с помоями, но потом разнюнилась, заныла и проговорила по
чти трезво:
Ц Уезжай, дочка, уезжай… А то спятишь здесь… Уезжай.
***
Нянечка провела Маринку в белую палату с унылыми стенами и ровными рядам
и одинаково застеленных коек. Свою подружку Маринка узнала не сразу, раз
личив ее только по бездонным озерным глазам, теперь пустым и невыразител
ьным.
Она присела на краешек кровати и принялась рассказывать об овчарке Виль
ме, которая опять собралась щениться, и Тане конечно же оставят щенка, есл
и она захочет. Можно будет назвать его Родькой… Потом Маринка поведала п
ро погоду и про виды на урожай, про то, что картошка уже отцвела и огурцы вя
жутся на грядках, несмотря на раннее время.
Ц Ночи-то стоят теплые, Ц рассказывала Маринка, неловко сжимая тонкую,
прозрачную кисть подруги. Ц Ты же знаешь, Таня, огурцы только ночью расту
т, по теплу… Теперь, слышишь, пойдут они волной, так что удержу не будет…
Таня лежала неподвижно, не шевелясь, глядела остановившимся взглядом ку
да-то мимо, в больничную лекарственную пустоту. Было так тихо, что явствен
но слышалось, как в противоположном конце палаты икала древняя старушка
, сотрясая кровать тщедушным телом.
Маринка посидела еще немного, потом осторожно высвободила ладонь из бес
чувственных пальцев. И произнесла, обращаясь неизвестно к кому:
Ц Пойду я…
А потом через силу добавила Ц не то самой себе, не то тускло-синим стенам,
окружавшим кровать:
Ц А я ведь, Танечка, все-таки уезжаю…
В ответ разлепились бескровные, обметанные сухостью губы, чуть заметно д
рогнули, выдавливая из себя обиженное, слабое, чуть слышное:
Ц Не-и нады!
И погасли озерные глаза, захлебнулись собственной синью.
Глава 4
Ц «Сучья свадьба! Это когда одна сука и много кобелей…»
Ц Сука Ц это вы?
Ц Да.
Ц Повторите несколько раз слово «сука».
Ц Сука, сука, сука…
Ц Еще, еще… Еще раз. Спасибо. Вы чувствуете, что боль ушла?
Ц Да, наверное… Не знаю. «Не-и нады! Не-и нады!»
Ц Пожалуйста, повторите еще раз… Спасибо. Пожалуйста, дайте мне следующ
ую фразу.
Ц «Не-и нады! С парнями поосторожнее, себя блюди! Без ЗАГСа Ц ни-ни! В подо
ле принесешь…»
Ц Очень хорошо.
Ц «Деньги привози. Ты Ц старшая».
Ц Повторите несколько раз фразу «Ты Ц старшая».
Ц Старшая. Да, я старшая. Старшая.
Ц Спасибо, еще раз… Еще раз… Еще раз…
Ц «Не-и нады!»
***
Ц Вот что… Я тебе, Маринка, работу нашла. Ц Мать пришла с работы хмурая и
злая, трезвая. В глаза старалась не смотреть, отводила в сторону взгляд.
Пошла в комнату, вытащила из-под кровати старую дерматиновую сумку, серу
ю от пыли, водрузила ее на стул.
Ц Работать будешь в Самаре, на рынке возле вокзала, у Расула там двоюродн
ый брат пуховыми платками и всякой всячиной торгует… Зимнюю одежду пока
не бери… Чего брать, осенью приедешь да заберешь… Так вот, он тебя к себе в
озьмет. Сначала будешь учиться Ц не долго, ну, недели две, а потом сама за п
рилавок встанешь…
Маринка спокойно стояла, прислонившись плечом к косяку.
Ц Заработок будут выдавать каждую неделю, я договорилась. Деньги будеш
ь привозить нам. Сама должна понимать Ц сестренка и братец малолетние, т
оже есть хотят. А тебе сам бог велел семье своей помогать. Ты Ц старшая.
Маринка отвернулась к окну, уставя невидящий взгляд в ночную чернильную
темень. Так даже лучше, без скандала… Она ничего ей не скажет Ц зачем? Мат
ь просто наорет на нее, дело закончится парой звонких, от души пощечин. Она
сделает все, как велено, а потом…
Ц Надо малышню на ноги поднимать… Я ее вырастила, вон какую дылду, а она, п
аскуда, зенки свои в угол пялит, будто мать со стеной разговаривает! Ц ра
здраженно прошипела Верка. Глаза ее зло сузились, ненакрашенные губы цве
та сырого мяса ненавистно дрогнули. Ц Слышь, что говорю?
Ц Да, мама.
Ц Жить будешь пока у Аслана. У него семья, так что он тебе глупить не даст.
И гляди у меня! С парнями поосторожнее, себя блюди! Без ЗАГСа Ц ни-ни! Пусть
сначала распишется, а уже потом под юбку лезет. Парни сейчас тоже ушлые по
шли, не дураки жениться…
Под размеренную воркотню матери Маринка подтащила табуретку к шкафу.
Ц Чего ты там забыла?
Ц Аттестат надо взять, Ц обернулась девушка, пряча испуганный взгляд, т
очно ее поймали на месте преступления.
Ц Ни к чему это. Потеряешь еще. Документ, как-никак… Зачем тебе аттестат н
а рынке?
Мать согнала Маринку со стула, отняла у нее документ и, протяжно зевая, зак
лючила:
Ц Охохонюшки, тяжело жить без Афонюшки, кабы Афонюшка жил, нас бы бил да в
одку пил… Завтра утром, как пойдешь на вокзал, зайди в ларек к Расулу, он те
бе адрес напишет. А учиться тебе ни к чему. И так больно ученая! Мать ей слов
о, а она в ответ десять. Мать ее добру учит, а она только отфыркивается. Знаю
я, кто тебя с пути истинного сбивает… Лидка эта, полоумная очку-ха… Вон па
пашка твой покойный тоже учиться хотел, к чему это привело? Замуж выйдешь
Ц делай что хочешь, слова поперек не скажу. А до тех пор ты в моей родитель
ской воле.
На этом сборы и наставления были закончены.
***
Маринка и не подумала бы идти к Расулу, которого ненавидела так сильно, ка
к можно ненавидеть в семнадцать лет, но у нее не было денег, а мать ей не дал
а, рассудив, что отныне дочь сама должна зарабатывать на жизнь.
В последние год-полтора Расул совсем обнаглел. Верка не то от любви к нему
, не то от водки потеряла последний разум и те скудные крохи стыда, которые
достались ей при рождении, и открыто стала водить любовника к себе домой.
Сначала в поселке долго судачили об их отношениях, но потом привыкли и ст
али воспринимать эту странную связь как нечто заведенное от века, естест
венное и законное.
Расул оставался у своей подруги на ночь, а утром за ним забегал его старши
й сынишка Аслан и звал отца домой. Между тем жена азербайджанца делала ви
д, что ничего необыкновенного в ее семье не происходит, и поражала окружа
ющих своей восточной терпимостью и покорным молчанием. Другая бы баба, с
воя, мурмышская, вцепилась бы сопернице в волосы да хорошенько оттаскала
бы мерзавку, чтоб неповадно ей было чужих мужей приваживать. А эта только
зыркает черными глазами да молчит. А мужу Ц ни-ни, будто не муж он ей вовсе
, а отец или дядя… Ну и что, что добытчик! Подумаешь, хозяин! Где это видано, ч
тобы при живой жене супружник на сторону ночевать бегал?
И осуждал весь Мурмыш Верку, но и чуток завидовал бабе. Шутка ли Ц троих д
етей одной поднять! А Расул мужик денежный, поможет детишек в люди вывест
и. Вон старшую, говорят, уже хорошо пристроил в Самаре. Младших опять же ба
лует, как своих: то просроченных конфет им из ларька принесет, то мелочи по
лные ладони накидает Ц гуляй, ребятня! И для зазнобы своей ничего не жале
ет. Недавно лосины ей трикотажные купил, блестящие, как кожа, изумрудно-зе
леные, яркие, аж мушки в глазах скачут. Красота!
Идет Верка по поселку в новых лосинах, ноги ее так и сверкают, а окорока по
д гладкой тканью ходят ходуном, у мужиков даже слюнки текут. Удивительно,
ни рожи ни кожи, как говорится, у самой Верки, морда вся красная, во рту Ц че
рнота вместо зубов, волосы Ц соломенная пакля, которую и корове на подст
илку пустить жалко, а надо же, какого мужика присушила! И как только эта об
разина такую красотулю да умницу, как Маринка, смогла смастерить?
Ц Наверное, девчонка в отца пошла! Ц вздыхали бабы и начинали вспоминат
ь давно сгинувшего Леньку, а потом принимались спорить, настоящий ли то б
ыл Маринкин отец или какой другой мужик тогда постарался, пока окончател
ьно не погружались в дебри семейно-исторических преданий Мурмыша.
Однако были и такие злые языки, что в любовном отношении Расула к своей по
друге видели не светлое и чистое чувство и даже не обыкновенную плотскую
страсть, а, наоборот, одну только корысть и низменный расчет.
Ц На ихнюю половину барака метит, Ц утверждали эти языки, Ц прописать
ся хочет! Ему только бы старшую девчонку на сторону сплавить, а там уж он В
ерку ночной порой как есть уговорит на прописку.
Поэтому не могла Маринка хорошо относиться к Расулу, стыдно ей было за ма
ть. Хотя к ней самой этот черноусый дядечка всегда относился хорошо, зада
бривал подарками, жвачками и лежалыми конфетами, однако Маринка неизмен
но передаривала их младшей жадноватой Ленке.
В то утро Расул что-то накорябал на грязноватом листке бумаги и, бурно жес
тикулируя, принялся объяснять, как проехать к его брату. Окончательно за
путавшись в трудных русских словах, он вскоре махнул рукой и произнес:
Ц Ладно, ни к чему это. Все равно днем его дома нет. С вокзала иди сразу на р
ынок, там у людей спросишь, где Аслан Рафиев торгует. Тебе покажут. Мой бра
т человек известный! Ц с гордостью добавил он.
Маринка зажала в кулачке адрес и ушла не поблагодарив.
Брат Расула оказался точной копией своего мурмышского родственника, то
лько по-русски говорил куда бойчее, Ц навострился ругаться с покупател
ями. Это был смуглый толстячок с густыми усами и крошечными глазками, тон
увшими в желтоватой сдобе толстых, обметанных щетиной щек. Зимой и летом
он ходил в синих спортивных штанах и потертой кожаной куртке, из которой
гордо вываливалось наружу его обширное пузо.
Аслан обитал с женой, родителями и шестью крикливыми чернявыми отпрыска
ми (двое старших уже помогали ему в торговых делах) в трехкомнатной хрущо
бе, которую купил по дешевке у уехавших в Израиль переселенцев. Маринке п
оказали угол, где она будет спать, и предупредили, что за постель и еду у не
е будут вычитать из недельного заработка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
т злости задушил пальцами, но остальных не тронул Ц неинтересно. Угляде
л через щели сарая нечто более любопытное: дурочка, Маринкина подружка, к
овыляла по двору и счастливо щурилась на свет в кружевной тени вишенника
.
Серик выскользнул прочь из сарая. Одним движением перемахнул через забо
р, вскарабкался по насыпи.
Ц Эй, ты! Ц негромко крикнул он. Оглянулся. Ц Иди сюда, слышь, чё говорю?
Дурочка недоуменно загудела, но послушно направилась к плетню.
Ц Не бойся, иди! Ц ласково позвал Серик, приглашая ее выйти со двора. Ц Ч
ё-то дам тебе, слышь?
Таня только замычала, завертела головой: «Н-не!»
Серик обернулся, лихорадочно облизал губы, нетерпеливо переступил с ног
и на ногу. Коварная мысль уже вскружила его шальную голову.
Ц Слышь, чё скажу! Ц зашептал он, протягивая камешек, который нащупал ту
т же, под ногами. Ц Иди, Маринка тебя зовет, слышь? Маринка!
Ц М-мырина! Ц обрадованно загудела дурочка и доверчиво заковыляла за о
граду.
Ц Пошли со мной! Ц сказал ей Серик и на всякий случай оглянулся Ц не вид
ит ли кто.
Никого не было. Ленивый майский полдень вольготно разлился по степи. Зве
нели пчелы, опьяненные медовым ароматом, высоко в небе, оставляя инверси
онный след, похожий на дорожку елочной ваты, плыл в Самару самолет.
Ц Пошли! Ц повторил Серик, беря девушку за руку, и снова лихорадочно обл
изал обветренные губы…
***
Возвращаясь из школы, Маринка заметила толпу возле соседнего барака. Нар
од нестройно гомонил, точно стряслась какая-то беда.
Ц Что такое, тетя Глаша? Ц спросила она, протискиваясь вперед. Ц Случил
ось что?
Ц Случилось! Ц неодобрительно зыркнула на нее из-под белого, нависшего
надо лбом платка соседка. Ц Вот что случилось: дурочку нашу изнасиловал
и.
Маринка обмерла. Злые взгляды кололи ее со всех сторон, будто она была в че
м-то виновата.
Ц На насыпи ее нашли, всю в кровище, платье порвано, Ц продолжала соседк
а. Ц Надо же, паскуды какие, божьего человека не пожалели, юродивую…
Ц А кто это сделал?
Ц Да кто ж тебе скажет? Наверное, прохожий какой, свои ж ее сызмальства зн
ают да любят… Сейчас ее на «скорой» в больницу увезли. И мать с ней, Лидия…
Ц А дети болтают, видели какого-то громадного косоглазого мужика на пут
ях, не из наших…
Ц Напридумывают чего! То, верно, цыгане были. За смерть своего мстят. У них
похороны завтра. Значит, чтоб и мы не радовались.
Некоторые граждане в толпе уже призывали народ вооружиться и идти на цыг
анский дом, убивать всех. Насилу смогли их угомонить.
Маринка ушла в свой барак. Села за стол. Потрясение уронила голову на руки.
Таня, милая, добрая Таня, самый светлый человек в ее жизни…
Ц Уеду! Уеду отсюда! Ц бессильно шептала она, утирая быстрые горькие сл
езы.
А к вечеру стало известно, что дурочка жива, она лишь сильно изранена да ис
пугана, но жить будет. И еще Ц что насильничал ее кто-то из своих же мурмыш
ских парней, видно по пьянке. Говорили даже, будто это был сам Серик Мягкон
осов, будто он кому-то хвастался давеча по пьяному делу. У него два старши
х брата сидят по тюрьмам и отец. По нему тоже, видно, тюрьма плачет…
Серик не отпирался, но и не признавался в содеянном, только ухмылялся над
менно и зло. Знал прекрасно, что никаких улик против него нет.
Ц Дотаскалась к расчетке! Ц резюмировала Верка, узнав про случившееся.
Но даже у нее не повернулся язык позлорадствовать соседкиному горю.
В происшедшем Маринка ощущала и свою косвенную вину. Прямо ее никто ни в ч
ем не упрекал, но ощущение вины носилось в воздухе, как электрические раз
ряды перед грозой. Ведь это она брала Таню с собой к «расчетке», брала не д
ля развлечения бедной дурочки, а чтобы иметь свидетеля своих скромных вс
треч с Жаном. Если бы не она, наверное, ничего бы не было. Никогда бы не встре
тилась Таня с Сериком, жила бы себе дальше беззаботно, как птичка на цвету
щей яблоневой ветке…
А Жан… Жан вернулся в Мурмыш после трехдневной отлучки за запчастями и п
оспел как раз на похороны соплеменника.
Что происходило в тот день в цыганском доме, поселковые не знали. На следу
ющее утро, когда весь поселок еще мирно дремал, забыв во сне об ужасах прои
сходящего, раскрылись высокие железные ворота каменного дома, показали
сь за ними темные фигуры.
Седой цыган с пышными усами вывел на дорогу телегу, груженную чемоданами
и тюками. На них сверху мирно спали черноголовые дети Жана. На краю телеги
сидела его горбоносая, к восемнадцати годам состарившаяся жена с больши
м животом. Сам Жан, понурив голову, увязывал последнюю поклажу.
Седоусый цыган взял вожжи, взгромоздился на передок и прикрикнул на леда
щую лошадь. Та лениво затрусила к станции, ритмично мотая головой.
Телега с цыганом вернулась в каменный дом через час. Лошадь весело тащил
а пустой фургон и бодро цокала подковами, чувствуя скорую близость корму
шки с овсом.
Седоусый слез с телеги и, покрикивая по-своему, завел лошадь во двор. Воро
та закрылись. Больше ни самого Жана, ни его жены, ни его детей никто в посел
ке не видел.
Племя изгнало его прочь и забыло о нем. Забыл о нем и весь Мурмыш.
***
Вскоре по поселку пронесся слух, что бедную дурочку привезли из больницы
. Что будто бы она уже дома и будто бы стала теперь еще здоровее прежнего.
Маринка не пошла в школу, скользнула незаметно за ворота, подальше от утр
енней воркотни матери, и очутилась в соседнем дворе.
Ц Лидия Ивановна, это я… Ц Она робко шагнула в утренний сумрак дома. Сго
рбленная фигура неподвижно возвышалась возле пустой кровати.
Маринка приблизилась к учительнице, легонько тронула ее за плечо.
Ц Тс-с, Танечка спит, Ц прошептала Лидия Ивановна, глядя неподвижно пер
ед собой пустыми, остановившимися глазами. Ц Тише, она очень устала.
Женщина ласково дотронулась до изголовья кровати, заботливо поправила
пустую подушку:
Ц Она спит! Ц и вновь застыла в утреннем сумраке, боясь пошевелиться.
Маринка опрометью бросилась прочь, глотая отчаянные слезы.
G того дня по поселку пронеслась весть, что учительша Лидия Ивановна окон
чательно спятила. Делает вид, что живет с дочкой, будто ничего не произошл
о, тогда как все знают, что дурочка теперь в больнице, откуда ее больше не в
ыпустят. Рано утром учительница выносит дочкин матрасик во двор, под цве
тущую яблоню, раскладывает игрушки, разговаривает сама с собой. Варит ку
шать, кормит будто бы дочку, читает ей сказки, даже уговаривает ее после об
еда поспать.
Ц Ну, точно рехнулась! Ц беззлобно заключила Верка, увидев свою соседку
-врагиню за забором с игрушками в руках.
И с внезапным сочувствием покачала головой.
Вечером, как обычно, она сидела со своим хахалем Расулом в ларьке и налива
лась водкой, стремясь затопить поселившуюся внутри, тянущую душу тоску.
А вернувшись домой, вновь привычно разругалась с Маринкой по поводу невы
несенного ведра с помоями, но потом разнюнилась, заныла и проговорила по
чти трезво:
Ц Уезжай, дочка, уезжай… А то спятишь здесь… Уезжай.
***
Нянечка провела Маринку в белую палату с унылыми стенами и ровными рядам
и одинаково застеленных коек. Свою подружку Маринка узнала не сразу, раз
личив ее только по бездонным озерным глазам, теперь пустым и невыразител
ьным.
Она присела на краешек кровати и принялась рассказывать об овчарке Виль
ме, которая опять собралась щениться, и Тане конечно же оставят щенка, есл
и она захочет. Можно будет назвать его Родькой… Потом Маринка поведала п
ро погоду и про виды на урожай, про то, что картошка уже отцвела и огурцы вя
жутся на грядках, несмотря на раннее время.
Ц Ночи-то стоят теплые, Ц рассказывала Маринка, неловко сжимая тонкую,
прозрачную кисть подруги. Ц Ты же знаешь, Таня, огурцы только ночью расту
т, по теплу… Теперь, слышишь, пойдут они волной, так что удержу не будет…
Таня лежала неподвижно, не шевелясь, глядела остановившимся взглядом ку
да-то мимо, в больничную лекарственную пустоту. Было так тихо, что явствен
но слышалось, как в противоположном конце палаты икала древняя старушка
, сотрясая кровать тщедушным телом.
Маринка посидела еще немного, потом осторожно высвободила ладонь из бес
чувственных пальцев. И произнесла, обращаясь неизвестно к кому:
Ц Пойду я…
А потом через силу добавила Ц не то самой себе, не то тускло-синим стенам,
окружавшим кровать:
Ц А я ведь, Танечка, все-таки уезжаю…
В ответ разлепились бескровные, обметанные сухостью губы, чуть заметно д
рогнули, выдавливая из себя обиженное, слабое, чуть слышное:
Ц Не-и нады!
И погасли озерные глаза, захлебнулись собственной синью.
Глава 4
Ц «Сучья свадьба! Это когда одна сука и много кобелей…»
Ц Сука Ц это вы?
Ц Да.
Ц Повторите несколько раз слово «сука».
Ц Сука, сука, сука…
Ц Еще, еще… Еще раз. Спасибо. Вы чувствуете, что боль ушла?
Ц Да, наверное… Не знаю. «Не-и нады! Не-и нады!»
Ц Пожалуйста, повторите еще раз… Спасибо. Пожалуйста, дайте мне следующ
ую фразу.
Ц «Не-и нады! С парнями поосторожнее, себя блюди! Без ЗАГСа Ц ни-ни! В подо
ле принесешь…»
Ц Очень хорошо.
Ц «Деньги привози. Ты Ц старшая».
Ц Повторите несколько раз фразу «Ты Ц старшая».
Ц Старшая. Да, я старшая. Старшая.
Ц Спасибо, еще раз… Еще раз… Еще раз…
Ц «Не-и нады!»
***
Ц Вот что… Я тебе, Маринка, работу нашла. Ц Мать пришла с работы хмурая и
злая, трезвая. В глаза старалась не смотреть, отводила в сторону взгляд.
Пошла в комнату, вытащила из-под кровати старую дерматиновую сумку, серу
ю от пыли, водрузила ее на стул.
Ц Работать будешь в Самаре, на рынке возле вокзала, у Расула там двоюродн
ый брат пуховыми платками и всякой всячиной торгует… Зимнюю одежду пока
не бери… Чего брать, осенью приедешь да заберешь… Так вот, он тебя к себе в
озьмет. Сначала будешь учиться Ц не долго, ну, недели две, а потом сама за п
рилавок встанешь…
Маринка спокойно стояла, прислонившись плечом к косяку.
Ц Заработок будут выдавать каждую неделю, я договорилась. Деньги будеш
ь привозить нам. Сама должна понимать Ц сестренка и братец малолетние, т
оже есть хотят. А тебе сам бог велел семье своей помогать. Ты Ц старшая.
Маринка отвернулась к окну, уставя невидящий взгляд в ночную чернильную
темень. Так даже лучше, без скандала… Она ничего ей не скажет Ц зачем? Мат
ь просто наорет на нее, дело закончится парой звонких, от души пощечин. Она
сделает все, как велено, а потом…
Ц Надо малышню на ноги поднимать… Я ее вырастила, вон какую дылду, а она, п
аскуда, зенки свои в угол пялит, будто мать со стеной разговаривает! Ц ра
здраженно прошипела Верка. Глаза ее зло сузились, ненакрашенные губы цве
та сырого мяса ненавистно дрогнули. Ц Слышь, что говорю?
Ц Да, мама.
Ц Жить будешь пока у Аслана. У него семья, так что он тебе глупить не даст.
И гляди у меня! С парнями поосторожнее, себя блюди! Без ЗАГСа Ц ни-ни! Пусть
сначала распишется, а уже потом под юбку лезет. Парни сейчас тоже ушлые по
шли, не дураки жениться…
Под размеренную воркотню матери Маринка подтащила табуретку к шкафу.
Ц Чего ты там забыла?
Ц Аттестат надо взять, Ц обернулась девушка, пряча испуганный взгляд, т
очно ее поймали на месте преступления.
Ц Ни к чему это. Потеряешь еще. Документ, как-никак… Зачем тебе аттестат н
а рынке?
Мать согнала Маринку со стула, отняла у нее документ и, протяжно зевая, зак
лючила:
Ц Охохонюшки, тяжело жить без Афонюшки, кабы Афонюшка жил, нас бы бил да в
одку пил… Завтра утром, как пойдешь на вокзал, зайди в ларек к Расулу, он те
бе адрес напишет. А учиться тебе ни к чему. И так больно ученая! Мать ей слов
о, а она в ответ десять. Мать ее добру учит, а она только отфыркивается. Знаю
я, кто тебя с пути истинного сбивает… Лидка эта, полоумная очку-ха… Вон па
пашка твой покойный тоже учиться хотел, к чему это привело? Замуж выйдешь
Ц делай что хочешь, слова поперек не скажу. А до тех пор ты в моей родитель
ской воле.
На этом сборы и наставления были закончены.
***
Маринка и не подумала бы идти к Расулу, которого ненавидела так сильно, ка
к можно ненавидеть в семнадцать лет, но у нее не было денег, а мать ей не дал
а, рассудив, что отныне дочь сама должна зарабатывать на жизнь.
В последние год-полтора Расул совсем обнаглел. Верка не то от любви к нему
, не то от водки потеряла последний разум и те скудные крохи стыда, которые
достались ей при рождении, и открыто стала водить любовника к себе домой.
Сначала в поселке долго судачили об их отношениях, но потом привыкли и ст
али воспринимать эту странную связь как нечто заведенное от века, естест
венное и законное.
Расул оставался у своей подруги на ночь, а утром за ним забегал его старши
й сынишка Аслан и звал отца домой. Между тем жена азербайджанца делала ви
д, что ничего необыкновенного в ее семье не происходит, и поражала окружа
ющих своей восточной терпимостью и покорным молчанием. Другая бы баба, с
воя, мурмышская, вцепилась бы сопернице в волосы да хорошенько оттаскала
бы мерзавку, чтоб неповадно ей было чужих мужей приваживать. А эта только
зыркает черными глазами да молчит. А мужу Ц ни-ни, будто не муж он ей вовсе
, а отец или дядя… Ну и что, что добытчик! Подумаешь, хозяин! Где это видано, ч
тобы при живой жене супружник на сторону ночевать бегал?
И осуждал весь Мурмыш Верку, но и чуток завидовал бабе. Шутка ли Ц троих д
етей одной поднять! А Расул мужик денежный, поможет детишек в люди вывест
и. Вон старшую, говорят, уже хорошо пристроил в Самаре. Младших опять же ба
лует, как своих: то просроченных конфет им из ларька принесет, то мелочи по
лные ладони накидает Ц гуляй, ребятня! И для зазнобы своей ничего не жале
ет. Недавно лосины ей трикотажные купил, блестящие, как кожа, изумрудно-зе
леные, яркие, аж мушки в глазах скачут. Красота!
Идет Верка по поселку в новых лосинах, ноги ее так и сверкают, а окорока по
д гладкой тканью ходят ходуном, у мужиков даже слюнки текут. Удивительно,
ни рожи ни кожи, как говорится, у самой Верки, морда вся красная, во рту Ц че
рнота вместо зубов, волосы Ц соломенная пакля, которую и корове на подст
илку пустить жалко, а надо же, какого мужика присушила! И как только эта об
разина такую красотулю да умницу, как Маринка, смогла смастерить?
Ц Наверное, девчонка в отца пошла! Ц вздыхали бабы и начинали вспоминат
ь давно сгинувшего Леньку, а потом принимались спорить, настоящий ли то б
ыл Маринкин отец или какой другой мужик тогда постарался, пока окончател
ьно не погружались в дебри семейно-исторических преданий Мурмыша.
Однако были и такие злые языки, что в любовном отношении Расула к своей по
друге видели не светлое и чистое чувство и даже не обыкновенную плотскую
страсть, а, наоборот, одну только корысть и низменный расчет.
Ц На ихнюю половину барака метит, Ц утверждали эти языки, Ц прописать
ся хочет! Ему только бы старшую девчонку на сторону сплавить, а там уж он В
ерку ночной порой как есть уговорит на прописку.
Поэтому не могла Маринка хорошо относиться к Расулу, стыдно ей было за ма
ть. Хотя к ней самой этот черноусый дядечка всегда относился хорошо, зада
бривал подарками, жвачками и лежалыми конфетами, однако Маринка неизмен
но передаривала их младшей жадноватой Ленке.
В то утро Расул что-то накорябал на грязноватом листке бумаги и, бурно жес
тикулируя, принялся объяснять, как проехать к его брату. Окончательно за
путавшись в трудных русских словах, он вскоре махнул рукой и произнес:
Ц Ладно, ни к чему это. Все равно днем его дома нет. С вокзала иди сразу на р
ынок, там у людей спросишь, где Аслан Рафиев торгует. Тебе покажут. Мой бра
т человек известный! Ц с гордостью добавил он.
Маринка зажала в кулачке адрес и ушла не поблагодарив.
Брат Расула оказался точной копией своего мурмышского родственника, то
лько по-русски говорил куда бойчее, Ц навострился ругаться с покупател
ями. Это был смуглый толстячок с густыми усами и крошечными глазками, тон
увшими в желтоватой сдобе толстых, обметанных щетиной щек. Зимой и летом
он ходил в синих спортивных штанах и потертой кожаной куртке, из которой
гордо вываливалось наружу его обширное пузо.
Аслан обитал с женой, родителями и шестью крикливыми чернявыми отпрыска
ми (двое старших уже помогали ему в торговых делах) в трехкомнатной хрущо
бе, которую купил по дешевке у уехавших в Израиль переселенцев. Маринке п
оказали угол, где она будет спать, и предупредили, что за постель и еду у не
е будут вычитать из недельного заработка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27