А потом он не выдержал. Озверев от голода и водки, мужик задумал страшное.
Он готовился к этому несколько дней. Договорился с цыганами, наточил ост
рый нож…
И при помощи одного из многочисленных дядьев Жана зарезал красавицу хав
ронью, опору и надежду большой и голодной семьи Жалейко.
Момент для преступления был выбран идеальный. Плыл над поселком тихий ве
чер. Верка умелась к своему хахалю в ларек, Маринка улизнула к учительско
й дочке, а остальные дети гостили у бабки в соседней Осиповке.
Темные тени скользнули во двор барака. Грюкнула дверь дровяного сарая…

Цыгане помогли Витьке разделать тушу. А свинья, как на грех, оказалась пор
осая, у поросят в брюхе уже даже копытца сформировались. Осознав этот фак
т, Витька впал в неистовое горе. За бесценок продал тушу и потроха цыганам
, себе оставил только один кусок на еду.
Наварил мяса, наелся до отвала и запил. Однако на сытый желудок, отвыкший о
т нормальной пищи, водка шла плохо, не брала.
Витька думал о поросой свинье, ему было жалко невыгоды предприятия, он му
чился сознанием собственной патологической необоротливости. А водка, о
тличная, замечательная водка из ларька азербайджанца, все не брала его. Т
оска грызла его, как лютая змея, даже лютее Верки. А тут еще какие-то развес
елые зеленые бесенята полезли по ногам, щекоча и посмеиваясь тонкими гол
осочками: «А хрюшка-то поросая оказалась! Десять поросят принесла бы! Вот
прибыли-то было!»
Допив бутылку, Витька небрежно смахнул на пол бесенят, надел сапоги, взял
лопату, словно собираясь раскидать навоз в хлеву. Запалил лампочку в сар
ае и внезапно увидел, что в клетку вместо кроликов забрались пять белых к
рокодилов, да еще и ползают туда-сюда.
Внезапно один из крокодилов раскрыл на Витьку зубастую пасть и произнес
с печальным укором:
Ц Поросая хавронья-то оказалась… Знаешь?
Ц Знаю, знаю, Ц ответил крокодилу бедный мужик.
Это было последней каплей. Витька отыскал на чердаке прочную бечевку, пе
рекинул ее через стропила сарая и повесился.
Найденных в его карманах денег, вырученных за безвременно заколотую хрю
шку, как раз хватило на похороны.

***

Ц Боль ушла? Хорошо, отлично, превосходно. Грамма стерта. Пожалуйста, дай
те мне следующую картину.
Ц «Сидишь тут на шее, корми тебя… Скоро ты уберешься отсюда, а?»
Ц Пройдем это. Повторите эту фразу несколько раз… Еще раз… Еще раз… Спас
ибо. Пожалуйста, еще раз… Спасибо. Спасибо. Спасибо…

***

После смерти отца дела в семье Жалейко пошли не лучше и не хуже. Все так же
шли дела. Мать работала, девчонки учились, а Валька готовился осенью пойт
и в школу.
Азербайджанец Расул, так долго ждавший освобождения брачной вакансии, о
тчего-то не спешил занять место Веркиного мужа. Его дела в ларьке продвиг
ались как нельзя лучше. Он богател не по дням, а по часам, свел дружбу с цыга
нским бароном, стал лоснящийся и гладкий, как откормленный боров. Верка б
егала к нему в ларек и чуть не ежедневно устраивала скандалы. Она требова
ла женитьбы на себе. В последнее время ее совсем заело безденежье. Ей хоте
лось заработков Расула и его горячего мужского внимания.
Но на требования дамы сердца ее возлюбленный ответил неординарно: приве
з из далекого горного аула свою черноокую жену с гусарскими усиками и че
тверых детей. Затем снял в поднаем две комнаты в бараке у тети Глаши наиск
осок через дорогу и зажил в свое удовольствие, мозоля бывшей пассии глаз
а своим благополучным видом.
Проблемы в личной жизни и безвременная кончина супруга совсем испортил
и и без того не сахарный характер матери. Вконец озлобившись, она вымещал
а свою злость на детях. Первой доставалось, как всегда, Маринке Ц как само
й старшей и нелюбимой. Среднюю Ленку, хорошенькую, как картинка, с тонким к
укушечьим лицом в веснушках и прозрачными пальцами, Верка, казалось, люб
ила больше всех. Пацаненок Валька просто не позволял никому себя любить.
Влетит в дом, схватит кусок хлеба Ц и опять на улицу, гонять с ребятней до
полуночи.
Мать ворчала на Маринку сначала по привычке, а потом все больше распаляя
сь.
Ц Сидишь тут у меня на шее… Корми тебя… Скоро ты уберешься отсюда, а? Все б
ы тебе только в книжки пялиться, будто других дел нету.
Маринка не отвечала на попреки, привыкла. Уж когда совсем нестерпимо ста
нет, накинет шубейку, выбежит за ворота к Лидии Ивановне Ц хоть на часок у
драть из напряженной, пропитанной свинцовой тяжестью атмосферы родног
о дома.
Ц А может быть, мне в институт поступить, а? Ц делится она с Лидией Иванов
ной сокровенным. Ц Уехать я хочу отсюда.
Ц Конечно, Мариночка, тебе нужно учиться, ты способная, Ц кивает почти с
овсем седой головой учительница и переводит набухший влагой взор на кук
ольное личико дочери.
А Таня обливает осунувшееся лицо подруги своим синим, бездонным взглядо
м и на всякий случай встревоженно гудит:
Ц Не-и нады! Н-н-не!..
Подруги садятся на диван рассматривать журналы с киноартистками.
Ц Пугачева, Ц тычет в глянцевое фото Маринка.
Таня в ответ счастливо мычит:
Ц Ал-л-лы… Ц а потом показывает пальцем на черный экран телевизора и бу
рно кивает Ц мол, видела недавно, как она пела.
Вернувшись домой, на очередное замечание матери о жизни вчетвером на одн
у зарплату Маринка твердо заявляет:
Ц Уеду я от вас!
Ц Ой, напугала! Ц усмехается мать. Ц Уезжай! Одним ртом меньше будет. Ск
атертью дорога!
Ц Я учиться буду! Ц заявляет Маринка, и ее большие светло-карие глаза ре
шительно темнеют. Ц На учительницу!
Ц Уезжай, Ц соглашается Верка охотно. Ц А я всем скажу, что ты замуж выш
ла. А то еще в подоле принесешь, куда нам лишний рот…
Очередное упоминание о лишних ртах и о возможной беременности вводит Ма
ринку в приступ молчаливой остолбенелой ярости. Тонкие ноздри раздуваю
тся, веснушки, обсыпавшие еще в марте прозрачное от нехватки витаминов л
ицо, гневно темнеют. Мать отлично знает, как больнее уколоть ее…
Едва апрельское ласковое солнышко разогрело землю, поселковая молодеж
ь, оттаивая от зимы, выползла на улицу. Ребята облюбовали скамейки возле р
асчетной конторы и целыми вечерами обсиживали их, лузгая семечки. Зачаст
ила туда и Маринка. На людях все ж легче, все не дома…
Днем на тех скамейках старушечий женсовет собирался косточки перемыва
ть. Обсуждали, кто из заневестившихся девчонок этой весной «залетит» и п
од венец пойдет с набрякшим пузом, а кого весенняя беда стороной обойдет.
Увидев Маринку в подростковой компании, старухи единогласно решили, что
не иначе как жалейковская краля их нынче порадует. И то сказать, вон девка
какая стала, ладная да красивая. Белесая больно, нуда ладно. Подкрасит бро
вки, ресницы Ц и глаз не отвести. Парнишки за ней табуном вьются, наперебо
й семечками угощают. Их главарь по прозвищу Серик, видный такой парень, Ц
ну тот, у которого братья и отец за драку сидят, Ц по ней, право слово, с ума
сходит. На мотоцикле ее катает. А еще один цыган из каменного дома за ней у
хлестывает…
Ц Правда, что ли, цыган? Ц удивляется бабка Глаша.
Ц Точно говорю! Ц кивает всезнающая тетя Липа. Ц Только она к расчетке
шаг ступит, так он тут как тут. Так своими глазюками ее насквозь и прожигае
т, точно платье сымает.
Ц Ой, что-то, бабоньки, будет! Ц единогласно восклицают сплетницы. Ц Пр
ямо табуном парни вокруг этой Маринки ходят. К осени, как пить дать, быть е
й с пузом!
Правду говорили старухи Ц на вечерних посиделках возле расчетной конт
оры неожиданно стал появляться Жан. Супруга его к этому времени ходила з
а ручку с уже тремя пострелятами и, кажется, обещала подарить вскоре четв
ертого отпрыска.
Поселковые парни не гоняли Жана от «расчетки», хотя дело было немыслимое
Ц чтобы грязнопузую цыганву допустили зубоскалить с поселковой девчо
нкой. У них свои девки есть! Да и его поведение удивляло: семнадцатилетний
отец семейства, детей куча мала Ц что он делает в холостяцкой веселой ко
мпании?
Между тем Жан делал вид, что ходит на вечеринки обсуждать исключительно
важные мужские дела. Будто другого места для обсуждения не нашлось! Пред
лагал Серику и его дружкам заняться ремонтом автомобилей, обещал постав
лять запчасти по дешевой цене, твердил, что дело выгодное. Беседовал соли
дно, с расстановкой, в сторону Маринки даже не смотрел. Не глядел, как она п
рикусывала белыми сахарными зубами травинку, как хохотала, красиво заки
дывая назад одуванчиковую голову, как сияли теплым вечерним светом ее пе
сочные глаза. Не глядит он в ее сторону, но вдруг как обольет жаром, оплави
т кипящим угольем глаз, а потом резко потухнет его взгляд, точно подернет
ся холодным пеплом.
Только один раз провожал он ее до калитки. Болтали ни о чем, стояли возле в
орот, пока мать не гаркнула на дочку с крыльца, чтобы прекратила обжимать
ся по кустам да шла домой.
Но с той поры пошла по поселку молва, что жалейковская Маринка связалась
с цыганом из каменного дома. А молва что зола Ц не отмоешь добела.
Однажды поздно вечером шла Верка от своего азербайджанца (она опять стал
а с ним потихоньку встречаться, забыв недавнюю обиду) и услышала знакомы
й колокольчиковый смех дочери возле конторы. «Ну я щас ей задам», Ц взбел
енилась сразу, будто внутри ее кто-то включил зажигание. Голову тяжелила,
дурманила «паленая» водка, которой торговал ее дружок.
Выскочила Верка в светлый круг от качавшегося на столбе фонаря, углядела
одуванчиковый пух дочкиных волос, расслышала низкий мужской гогот… Там
еще были девчонки, но не до них было Верке.
Ц Эт-то что такое? Ц в бешенстве заорала она. Ц А ну, марш домой! Ц Две по
щечины прозвенели в тихом вечернем воздухе, как выстрелы. Ц Ишь ты, устро
ила сучью свадьбу! Сучка одна, а кобелей много!
Маринка только склонила голову и побежала прочь, давя слезы. Мутно свети
лось в темноте ее ситцевое платье.
Ц Теть Вер, да вы что! Ц вступился за свою зазнобу главарь компании Сери
к. Ц Мы ж только разговариваем!
Ц Знаю я ваши разговоры! Ц дохнула Верка застоявшимся перегаром. Ц От
этих разговоров у девок животы пухнут!
И пошла восвояси, плавно перекатывая под платьем свои наливные окорока.
В этот миг вдобавок к чувству честно выполненного долга она испытывала о
собую материнскую правоту.
Несколько дней Маринка провела под домашним арестом. На улицу ей разреша
лось выходить лишь за водой к колонке. Но едва она появлялась с огромным б
идоном на дребезжащей тележке с деревянными колесиками, как неподалеку
волшебным образом возникала курчавая голова Жана.
А потом чрезмерные строгости постепенно заглохли сами по себе, и Маринка
опять стала выходить к «расчетке». Однако теперь, чтобы обезопасить себ
я от нелепых обвинений матери, она брала с собой дурочку Таню. Таня только
тихо улыбалась, слушая разговоры Маринки с Жаном, и лишь одобрительно мы
чала. Ей нравились эти вечерние посиделки, ей было так интересно! Она еще н
икогда не видела вокруг себя столько чужих интересных лиц! Лидия Ивановн
а в принципе не возражала против таких прогулок. Ведь когда ее дочка с Мар
инкой, с ней ничего не может случиться.
Ц Пыдем-м! Ц радостно гудела Таня, надевая свое лучшее платье, и ее синие
, озерные глаза сияли от счастья.
А скоро она выучила еще одно новое слово: «Жан-ны!»
Жан провожал подружек домой, с каждым разом все более забывая о своей жен
е, детях, об обязанностях настоящего цыгана перед семьей и племенем.
Дальше разговоров и робких рукопожатий дело у них не шло. Мешала дурочка
Таня, ковылявшая рядом, мешали всевидящие глаза соседей в бараке напроти
в…
Ц Я хочу уехать, Ц однажды призналась Маринка. Ц Вот получу аттестат…

Ц И я тоже хочу, Ц неожиданно признался Жан.
Маринка не осмелилась спросить у него про семью. Побоялась.
Ц Не-и нады! Ц загудела Таня, услышав про отъезд. Ц Н-не!
Между тем не только Маринкиной матери не нравилась странная дружба деву
шки с женатым цыганом…
Влюбленный Серик, наблюдая благосклонное отношение Маринки к «грязноп
узому» сопернику, наливался черной злой ревностью. Голову его туманили н
евероятные планы мести, и он лишь выжидал удобного момента, чтобы разом о
томстить и ветреной девице, и ее кавалеру.
Верке недосуг было следить за порядочностью дочери, сложная личная жизн
ь отнимала у нее все свободное время. Однако вскоре бдительные мурмышски
е старухи не замедлили доложить ей, что Маринка опять что ни вечер ошивае
тся у «расчетки».
Однажды, вдрызг разругавшись со своим приятелем-ларечником, Верка решил
а с пользой для дела выплеснуть вовне свой праведный гнев. Она раздобыла
бидон с керосином, притащила его поздно ночью к «расчетке», пыхтя, облила
скамейки, фонарный столб, навес от дождя. И чиркнула спичкой.
Горело хорошо, знатно. Все сгорело дотла Ц и скамейки, и столб, и навес. Пла
мя чуть было не перекинулось на саму расчетную контору, но здание спасла
подъехавшая пожарная машина.
Целую неделю из-за спаленного столба добрая половина поселка сидела без
электричества и вместо мексиканского сериала обсуждала латиноамерика
нские страсти в Мурмыше, на просторе заволжских степей. Маринка же получ
ила свою законную порцию затрещин и познала, что такое недовольство свои
х сверстников, которых ее мать лишила удобного пристанища.
Ц Это все из-за нее, из-за Маринки! Ц подначивал своих приятелей Серик. О
н тяжело переживал фиаско на любовном фронте. Ему неприятно было сознава
ть, что какой-то грязнопузый цыган из каменного дома добился у девушки ку
да больше, чем он, поселковый заводила.
Воображение Серика рисовало сладострастные картины на привольных, цве
тущих желтоглазыми ромашками пустырях вокруг Мурмыша. И его небольшие, с
тальные глаза темнели от ярости.
Ц Это все из-за нее и из-за цыгана! Ц зло щурился Серик.
Приятели охотно поддержали его. Давно уже в поселке, расслабленном майск
им цветением яблонь и вишен, не случалось больших драк. Кулаки у парней че
сались нестерпимо.
Ц Рожу бы ему начистить! Ц хмуро заметил один из компании.
Ц Точно! Ц поддержал его другой.
Ц Пошли в Цыганскую слободку, может, поймаем его!
Парни, в которых комариным зудом свербило предчувствие славной драки, гу
рьбой направились к каменному дому, мечтая встретить по дороге кого-ниб
удь из ненавистного племени. Как на грех, цыгане словно почувствовали пр
иближение грозы и попрятались.
Толпа бурлила. Напряжение должно было рано или поздно вылиться. И оно выл
илось.
Трое цыган везли на телеге гору старых полугнилых досок для строительст
ва пристройки к дому.
Ц Тпр-ру! Ц остановил телегу Серик и закатал рукава, чтобы было сподруч
ней драться. Ц А ну, слезай!
Цыгане заартачились и тем подписали себе приговор.
Поселковые достали из карманов велосипедные цепи и кастеты. Вскоре уже у
пала в растертую ногами пыль первая капля черной цыганской крови, всхрап
нула лошадь, испугавшись яростного крика. Драка была жестокая, отчаянная
, не до первой крови, а до первой смерти.
Сначала перевес был на стороне нападавших. А потом кто-то донес о происхо
дящем в каменный дом Ц и понеслось… Тонким воем заголосили цыганки, а му
жчины, и стар и млад, все, кто был дома, поснимали со стен ружья и пошли защищ
ать своих.
И вот уже цыгане стали теснить поселковых парней…
Когда на место действия прибыла не слишком расторопная милиция, все было
уже кончено. Кому-то сломали руку, кого-то пырнули ножом в живот, Серику же
выбили передние зубы.
Вскоре место драки опустело. Только в пыли осталось лежать неподвижное т
ело, над которым причитала по-цыгански женщина в длиннополой юбке, робко
выли испуганные дети.
Поражение было позорным. Серика продержали два дня в милиции, а потом вып
устили. Казалось, что в поселке все над ним смеются. Злость требовала выхо
да.
Ц А все из-за этой твари паскудной, Ц свирепо процедил сквозь зубы паре
нь и решил наконец выместить свое ожесточение.
Подкрался под окна знакомого барака, стукнул в стекло. При появлении чуж
ака Вильма приветливо вильнула хвостом и доброжелательно тявкнула, инт
еллигентно намекая, что хозяев нет дома.
Ц Вот сучка, шляется где-то! Ц процедил Серик и рассерженно пнул Вильму
в отвисший живот. Вильма заскулила и испуганно уползла в конуру. Ц Небос
ь опять со своим цыганом в канаве валяется! Ц прошипел он вслух.
Розовый бешеный газ дурманил голову. Серик заметался по двору, не зная, ка
кую еще пакость изобрести, спугнул кур (те удрали от него на огород и спрят
ались в помидорах, предводительствуемые падишахом-петухом), забежал в с
арай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27