И я решила, что если уж мне предстоит через несколько часов ехать с Чини Филлипсом, то уж лучше совсем не ложиться спать. Хорошо было бы в этот промежуток времени заняться какими-нибудь делами. Выпив две чашки кофе, я расплатилась с Рози, взяла куртку и сумочку и вышла на улицу.
Солнце зашло в пять сорок пять, а луна, наверное, взойдет не раньше двух часов ночи. В этот час во всем квартале царило оживление. Окна домов, мимо которых я проходила, горели так ярко, словно в комнатах бушевали пожары. Ночные мотыльки, похожие на маленьких птичек, кружились вокруг фонарей подъездов. Поскольку на дворе стоял февраль, все летние насекомые затихли, и все же до меня доносился стрекот сверчков, прятавшихся в сухой траве, да иногда кричала ночная птица. А в основном вокруг стояла тишина. Сегодняшний вечер казался теплее вчерашнего, но из прогноза погоды, вычитанного в вечерней газете, я узнала, что облачность усиливается. Дувшие с севера ветры покачивали стволы пальм, и на меня сыпались сухие листья. Я прошла пешком полквартала до своего дома и сразу проверила автоответчик.
Никаких сообщений не было. Тогда я поспешила снова на улицу, пока мной не овладело желание позвонить Чини Филлипсу и отменить нашу ночную прогулку. Ворота пропищали как-то жалобно, словно протестуя против моего ухода. Я села в машину, повернула ключ зажигания и, как только двигатель заурчал, включила обогреватель. Конечно, обогревателю нужно время, пока он начнет гнать теплый воздух, но мне в этот момент требовалась иллюзия уюта и тепла.
Проехав полмили, я свернула на Пуэрто-стрит. Больница «Санта-Терри» находилась всего в двух кварталах. Отыскав место на боковой улочке, я припарковалась, заперла машину и направилась к больничному корпусу пешком. Вообще-то официально посещение больных начиналось с восьми вечера, но я надеялась, что дежурная сестра кардиологического отделения позволит себе несколько отступить от правил.
Стеклянные двери раздвинулись при моем приближении. Я прошла мимо больничного кафе в левую сторону вестибюля, где на диванах группками сидели люди и разговаривали. Несколько ходячих больных, одетые в пижамы и тапочки, спустились вниз и теперь сидели со своими родными и друзьями. Вестибюль напоминал большую, хорошо обставленную гостиную, здесь звучала тихая музыка, а стены украшали картины местных художников. Нельзя сказать, что запах в вестибюле был неприятным, и все же он напомнил мне трудные времена. Десять лет назад в одну из февральских ночей в этой больнице умерла моя тетя Джин. Но я тут же отогнала эти воспоминания.
В вестибюле работал сувенирный киоск, и я быстренько осмотрела ассортимент товаров. Наверное, надо было что-нибудь купить лейтенанту Долану, но я не могла придумать, что именно. Ни плюшевые медвежата, ни пеньюары для этой цели явно не подходили. В конце концов я выбрала огромный леденец и последний номер журнала «Пипл». В больничную палату всегда легче заходить с подарками, это как-то смягчает твое вторжение в интимный мир больного. В обычной ситуации я предпочитаю не иметь дело с мужчиной в пижаме.
Мне пришлось довольно долго простоять в очереди в регистратуру, чтобы выяснить номер палаты и как пройти в кардиологическое отделение. Затем пришлось проследовать бесконечными коридорами к лифту в западном крыле. Поднявшись на третий этаж, я очутилась в просторном холле с блестящим белоснежным полом, из которого направилась налево по коридору. Приемный покой кардиологического отделения находился справа. Я заглянула в стеклянное окошко в двери. Там никого не было, обстановку составляли круглый стол, на котором лежало несколько журналов, три обычных кресла, два двойных, телевизор и телефон-автомат. Я проследовала к двери, ведущей в отделение. Возле нее на стене висел телефон и табличка, предупреждающая, что прежде чем войти, следует позвонить и получить разрешение. Я сняла трубку, а когда мне ответила медсестра, я сообщила ей, что хотела бы навестить лейтенанта Долана.
– Подождите минутку, сейчас я узнаю.
Последовала пауза, а потом она разрешила мне войти в отделение. Самое интересное заключается в том, что больница в основном выглядит именно так, как ты ее себе и представляешь. Мы все это видим по телевизору: суета вокруг сестринского поста, графики и оборудование, предназначенное для наблюдения за состоянием больных. В кардиологическом отделении дежурные медсестры носили обычную одежду, что несколько смягчало атмосферу, делая ее менее больничной. Их было пять или шесть, все молодые и дружелюбные. Медицинский персонал мог наблюдать состояние пациентов на центральном пульте. Я даже сама увидела на экранах биение восьми различных сердец в виде бегущих волнообразных зеленых строчек.
Раздвижные двери в палатах были стеклянными, чтобы удобно было наблюдать с поста, но имелись и шторы, которые можно было задвинуть, если пациенту требовалось создать уединение. В отделении царило ощущение чистоты и покоя, как в пустыне. Никаких цветов, никаких искусственных растений. На висевших на стенах картинах были изображены безжизненные пейзажи с виднеющимися вдали горами.
Я спросила, в какой палате лежит лейтенант Долан, и сестра указала в направлении коридора.
– Вторая дверь слева.
– Спасибо.
Я открыла дверь и вошла в палату. Кровать, на которой лежал лейтенант, была такой же узкой, как монашеское ложе. Я привыкла видеть Долана на работе, в мятом сером костюме, сердитым, грубым, вечно занятым. А сейчас он выглядел немного меньше ростом, в каком-то бесформенном хлопчатобумажном халате с короткими рукавами и завязками. Его лицо украшала однодневная щетина, выделяясь серыми пятнами на щеках. Бросилось мне в глаза и то, что его когда-то мускулистые руки выглядели сейчас тонкими и жилистыми. Возле изголовья кровати от потолка до пола возвышалась стойка с различными приборами, необходимыми для наблюдения за его состоянием. Провода тянулись от груди к стойке, где на экране высвечивались показания дыхания, пульса и температуры. Лейтенант читал газету, сдвинув очки на нос, в вену на руке была вставлена игла капельницы. Заметив меня, он отложил в сторону газету и снял очки, а потом подтянул повыше простыню, обнажив при этом голые ступни.
– Ой, посмотрите кто пришел. Каким это ветром тебя сюда занесло? – Долан пригладил рукой волосы и чуть приподнялся на кровати, оперевшись спиной о приподнятое изголовье. Пластиковый больничный браслет на запястье выдавал в нем пациента больницы, хотя лейтенант и не выглядел больным. Было такое впечатление, будто я застала его воскресным утром, и он еще не снял пижаму, перед тем как пойти в церковь.
– Чини сообщил мне, что ты в больнице, вот я и решила проведать. Надеюсь, не помешала тебе читать газету.
– Да я уже прочитал ее три раза. Тоска такая, что даже подслушиваю разговоры медперсонала. Некто по имени Эррол очень хочет, чтобы Луиза позвонила ему.
Я улыбнулась. Конечно, было бы неплохо, если бы он выглядел получше, хотя я прекрасно понимала, что сама на его месте выглядела бы еще хуже. Я протянула ему журнал.
– Это тебе. Думаю, тебе не повредит чтение всяких сплетен. А если они тебе наскучат, то можешь поразгадывать кроссворд на последней странице. Как ты себя чувствуешь? Выглядишь, во всяком случае, хорошо.
– Неплохо. Иду на поправку. Доктор говорил, что завтра переведет меня из этого отделения, а это уже хороший знак. – Долан поскреб щетину на подбородке. – Видишь, наслаждаюсь, что можно не бриться. Что ты об этом думаешь?
– Совсем от рук отбился. Как выйдешь отсюда, можешь прямиком подаваться в бродяги.
– Подвинь стул и садись. Только убери это.
На стуле, стоявшем в углу, были навалены какие-то бумаги и журналы. Я сняла всю эту кучу и переставила стул к кровати. Сейчас нам с Доланом надо было просто поболтать, чтобы как-то сгладить ощущение неловкости.
– И что говорят врачи? Когда ты приступишь к работе?
– Об этом они не говорят, но я и сам понимаю, что придется немного подождать. Месяца два, три. Все твердят, что я их здорово напугал. Черт побери, Том Флауэрз бросился делать мне искусственное дыхание изо рта в рот, чего он всегда терпеть не мог. Забавное, наверное, было зрелище.
– Но как бы там ни было, ты нас не покинул.
– Это точно. Ну а как твои дела? Чини рассказал мне о Дженис Кеплер. Как идет расследование?
Я пожала плечами.
– Нормально, я думаю. Я ведь занимаюсь им всего второй день. Сегодня вечером намерена встретиться с Чини. Он собирается покататься по Стейт-стрит в поисках своего осведомителя, а мне предложил тем временем поговорить с подругой Лорны.
– Наверное, с Дэниель, – предположил Долан. – В свое время мы говорили с ней, но она мало чем помогла. Ты же знаешь этих шлюх. Они живут чертовски опасной жизнью. Каждую ночь имеют дело с незнакомыми людьми. Садятся к ним в машины, хотя любая такая поездка может стать последней в их жизни. А нас они считают врагами. Не знаю, почему, ведь они не дуры.
– Жизнь толкает их на безрассудства.
– Да, пожалуй, что так. Конечно, наш городок не идет ни в какое сравнение с Лос-Анджелесом, но и здесь происходят неприятные вещи. Например, убивают девушку вроде Лорны, и совершенно не понятно, почему.
– А у тебя есть своя версия относительно личности убийцы?
– Хотелось бы иметь. Она сторонилась людей, ни с кем не общалась. Вела беспорядочный образ жизни.
– Ох, это точно. Тебе кто-нибудь говорил о пленке?
– Чини упоминал. Я знаю, что ты ее просмотрела. Возможно, мне надо бы посмотреть ее самому, может быть, узнаю кого-нибудь из актеров.
– Но лучше подождем, пока тебя выпишут. Сейчас тебе противопоказаны всякие нагрузки на сердце. Дженис Кеплер передала мне копию. Она трясется над ней, как сумасшедшая, заставила меня поклясться, что я буду охранять эту чертову пленку, как свою жизнь. Я не проверяла порнографические магазины, но не удивлюсь, если у них в запасе имеется полдюжины копий. Судя по коробке, фильм снимали где-то на побережье.
– Думаешь поехать туда?
– Хотелось бы. Пожалуй, стоит попытаться уговорить Дженис оплатить мне эту поездку.
– Чини говорил, что ты хочешь посмотреть фотографии места преступления.
– Если ты не возражаешь. Сегодня после обеда я осмотрела коттедж, но он уже пуст несколько месяцев. Мне хотелось бы взглянуть, как он выглядел, когда обнаружили труп.
Лейтенант Долан поморщился от отвращения.
– Пожалуйста, но только запасись мужеством. Такого разложения я еще не видел. Мы даже были вынуждены провести токсикологическую обработку костей и сохранившегося кусочка печени.
– Это она, сомнений не было?
– Абсолютно никаких. – Долан поднял взгляд на монитор, и я тоже посмотрела туда. У него участилось сердцебиение, и зеленая линия теперь напоминала неровный зеленый газон. – Удивительно, как после стольких месяцев подобные воспоминания могут вызвать психологическую реакцию.
– А тебе приходилось видеть ее живой?
– Нет, и, возможно, это и к лучшему. Иначе я бы чувствовал себя довольно неуютно. Ладно, я позвоню в архив и прикажу выдать тебе дело. Когда ты хочешь поехать туда?
– Прямо сейчас, если можно. Чини заедет за мной только через три часа. Вчера я поздно легла и сейчас едва держусь на ногах. Так что единственное спасение – это двигаться.
– Посмотришь на фотографии, и сон как рукой снимет.
* * *
Большинство отделов в полицейском участке закрывается в шесть вечера. Вот и сейчас криминалистическая лаборатория была уже закрыта, а детективы разошлись по домам. Но диспетчеры службы спасения 911 находились на своих местах и принимали звонки. Стойка, где оплачивались штрафные квитанции за неправильную парковку, была девственно чиста, а объявление над окошком гласило, что оно откроется в восемь утра. Дверь в архив оказалась запертой, но там обязательно должна быть пара человек, которые наверняка обрабатывали поступившие за день данные и вводили их в компьютерную систему. В окошке никого не было, но я изловчилась сунуть туда голову и заглянуть в правый угол.
Полицейский в форме заметил меня и прервал свой разговор с гражданским служащим. Он подошел к окошку.
– Могу я помочь вам?
– Я только что говорила с лейтенантом Доланом в больнице «Санта-Терри». Он и детектив Филлипс разрешили мне посмотреть одно дело. Там должны быть фотографии, и лейтенант сказал, что я могу взглянуть на них.
– Вас интересует дело Кеплер, да? Лейтенант только что звонил. Я уже все подготовил. Зайдете к нам?
– Да, спасибо.
Полицейский нажал кнопку, открывая замок двери. Я вошла, прошла по коридору и повернула направо, полицейский уже ждал меня там.
– Если хотите, можете расположиться за этим столом.
Я внимательно прочитала дело, выписывая кое-что для себя. Дженис Кеплер передала мне большую часть этих материалов, но в деле имелось и много служебных записок, которыми она не располагала. Я отыскала протоколы допросов свидетелей – Гектора Морено, Дж. Д. Бурка и Серены Бонни, чей домашний адрес и номер телефона я записала в свой блокнот. Были здесь и дополнительные протоколы допросов членов семьи Кеплеров, бывшего начальника Лорны, Роджера Бонни, а также той самой Дэниель Риверс, с которой я намеревалась встретиться сегодня вечером на Стейт-стрит. И снова я выписывала домашние адреса и номера телефонов. Эту информацию я могла бы раздобыть и сама, но зачем упускать такой шанс? Лейтенант Долан предупредил работников архива, что мне разрешено снимать копии с любых документов, поэтому тут я тоже не стеснялась. Ведь мне все равно придется говорить со многими из этих людей, поэтому будет очень интересно сравнить их нынешние высказывания и мнения с информацией, уже имеющейся в протоколах допросов. Наконец я переключилась на фотографии места преступления.
Трудно сказать, что более омерзительно – порнография секса или порнография убийства. В обоих случаях присутствуют насилие, надлом и унижение, которым мы подвергаем друг друга в приливе страсти. Некоторые формы секса столь же жестоки, как и убийство, а некоторые убийства точно так же возбуждают преступника, как половой акт.
Труп Лоры почти полностью разложился, чему активно поспособствовали белковые катализаторы клеток. Он кишел личинками, легкими, как нитки, и белыми, как снежинки, которые, по сути дела, являлись санитарами природы. Понадобилось несколько минут, чтобы я смогла смотреть на фотографии без отвращения. В конце концов я полностью взяла себя в руки. Ведь это просто реальность смерти.
Меня заинтересовала обстановка коттеджа. Ведь я-то видела его пустым, пыльным и заброшенным, полным пауков и плесени, когда в нем царил затхлый запах запустения. А сейчас, на цветных и черно-белых фотографиях, я увидела покрывала, разбросанные диванные подушки, вазу с увядшими цветами, в которой осталось на дюйм темной воды, пестрые ковры, стулья с точеными деревянными ножками. Стопка почты лежала на подушке софы, там, где ее и оставила Лорна. Мне было несколько неприятно рассматривать убранство ее жилища, словно я была гостем, который пришел слишком рано, а хозяйка еще не успела навести порядок.
На нескольких фотографиях была изображена общая обстановка, но в основном это были снимки трупа. Лорна лежала на животе, такая поза бывает у спящего человека, контуры тела обведены мелом, обычно такое положение трупа показывают во всех телепередачах. Никаких следов крови или рвоты. Трудно было представить чем она занималась, когда ее убили – возможно, шла, чтобы открыть дверь, а может, направлялась к телефону. На ней были лифчик и трусики. Спортивная одежда, в которой она занималась бегом, кучей валялась рядом. Ее длинные темные волосы, сохранившие свой блеск, разметались спутанными прядями. В свете фотовспышек маленькие белые личинки поблескивали, словно россыпь мелкого, неровного жемчуга. Я сунула фотографии в конверт и убрала его в свою сумочку.
Глава 7
Я стояла возле своего дома, прислонившись к «фольксвагену», припаркованному у тротуара, когда из-за угла выехал Чини, и тоже на «фольксвагене», который выглядел еще древнее моего. Бежевая, сильно помятая, жуткая модель – «седан» 1968 года выпуска, на таком я разъезжала примерно два года назад. Чини с шумом затормозил, и я попыталась открыть дверцу со стороны пассажира. Но не тут-то было. В конце концов мне пришлось упереться ногой в этот рыдван, чтобы открыть его. Раздавшийся при этом скрип напомнил мне завывание ураганного ветра. Наконец я уселась на сиденье и попыталась закрыть дверцу, но тщетно. Тогда Чини перегнулся через меня и захлопнул ее сильным рывком. Затем он включил первую передачу, и машина тронулась с места, грохоча всеми своими внутренностями.
– Хорошая машина. У меня когда-то была точно такая, – осторожно заметила я, протянула ремень безопасности и предприняла бесполезную попытку застегнуть его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Солнце зашло в пять сорок пять, а луна, наверное, взойдет не раньше двух часов ночи. В этот час во всем квартале царило оживление. Окна домов, мимо которых я проходила, горели так ярко, словно в комнатах бушевали пожары. Ночные мотыльки, похожие на маленьких птичек, кружились вокруг фонарей подъездов. Поскольку на дворе стоял февраль, все летние насекомые затихли, и все же до меня доносился стрекот сверчков, прятавшихся в сухой траве, да иногда кричала ночная птица. А в основном вокруг стояла тишина. Сегодняшний вечер казался теплее вчерашнего, но из прогноза погоды, вычитанного в вечерней газете, я узнала, что облачность усиливается. Дувшие с севера ветры покачивали стволы пальм, и на меня сыпались сухие листья. Я прошла пешком полквартала до своего дома и сразу проверила автоответчик.
Никаких сообщений не было. Тогда я поспешила снова на улицу, пока мной не овладело желание позвонить Чини Филлипсу и отменить нашу ночную прогулку. Ворота пропищали как-то жалобно, словно протестуя против моего ухода. Я села в машину, повернула ключ зажигания и, как только двигатель заурчал, включила обогреватель. Конечно, обогревателю нужно время, пока он начнет гнать теплый воздух, но мне в этот момент требовалась иллюзия уюта и тепла.
Проехав полмили, я свернула на Пуэрто-стрит. Больница «Санта-Терри» находилась всего в двух кварталах. Отыскав место на боковой улочке, я припарковалась, заперла машину и направилась к больничному корпусу пешком. Вообще-то официально посещение больных начиналось с восьми вечера, но я надеялась, что дежурная сестра кардиологического отделения позволит себе несколько отступить от правил.
Стеклянные двери раздвинулись при моем приближении. Я прошла мимо больничного кафе в левую сторону вестибюля, где на диванах группками сидели люди и разговаривали. Несколько ходячих больных, одетые в пижамы и тапочки, спустились вниз и теперь сидели со своими родными и друзьями. Вестибюль напоминал большую, хорошо обставленную гостиную, здесь звучала тихая музыка, а стены украшали картины местных художников. Нельзя сказать, что запах в вестибюле был неприятным, и все же он напомнил мне трудные времена. Десять лет назад в одну из февральских ночей в этой больнице умерла моя тетя Джин. Но я тут же отогнала эти воспоминания.
В вестибюле работал сувенирный киоск, и я быстренько осмотрела ассортимент товаров. Наверное, надо было что-нибудь купить лейтенанту Долану, но я не могла придумать, что именно. Ни плюшевые медвежата, ни пеньюары для этой цели явно не подходили. В конце концов я выбрала огромный леденец и последний номер журнала «Пипл». В больничную палату всегда легче заходить с подарками, это как-то смягчает твое вторжение в интимный мир больного. В обычной ситуации я предпочитаю не иметь дело с мужчиной в пижаме.
Мне пришлось довольно долго простоять в очереди в регистратуру, чтобы выяснить номер палаты и как пройти в кардиологическое отделение. Затем пришлось проследовать бесконечными коридорами к лифту в западном крыле. Поднявшись на третий этаж, я очутилась в просторном холле с блестящим белоснежным полом, из которого направилась налево по коридору. Приемный покой кардиологического отделения находился справа. Я заглянула в стеклянное окошко в двери. Там никого не было, обстановку составляли круглый стол, на котором лежало несколько журналов, три обычных кресла, два двойных, телевизор и телефон-автомат. Я проследовала к двери, ведущей в отделение. Возле нее на стене висел телефон и табличка, предупреждающая, что прежде чем войти, следует позвонить и получить разрешение. Я сняла трубку, а когда мне ответила медсестра, я сообщила ей, что хотела бы навестить лейтенанта Долана.
– Подождите минутку, сейчас я узнаю.
Последовала пауза, а потом она разрешила мне войти в отделение. Самое интересное заключается в том, что больница в основном выглядит именно так, как ты ее себе и представляешь. Мы все это видим по телевизору: суета вокруг сестринского поста, графики и оборудование, предназначенное для наблюдения за состоянием больных. В кардиологическом отделении дежурные медсестры носили обычную одежду, что несколько смягчало атмосферу, делая ее менее больничной. Их было пять или шесть, все молодые и дружелюбные. Медицинский персонал мог наблюдать состояние пациентов на центральном пульте. Я даже сама увидела на экранах биение восьми различных сердец в виде бегущих волнообразных зеленых строчек.
Раздвижные двери в палатах были стеклянными, чтобы удобно было наблюдать с поста, но имелись и шторы, которые можно было задвинуть, если пациенту требовалось создать уединение. В отделении царило ощущение чистоты и покоя, как в пустыне. Никаких цветов, никаких искусственных растений. На висевших на стенах картинах были изображены безжизненные пейзажи с виднеющимися вдали горами.
Я спросила, в какой палате лежит лейтенант Долан, и сестра указала в направлении коридора.
– Вторая дверь слева.
– Спасибо.
Я открыла дверь и вошла в палату. Кровать, на которой лежал лейтенант, была такой же узкой, как монашеское ложе. Я привыкла видеть Долана на работе, в мятом сером костюме, сердитым, грубым, вечно занятым. А сейчас он выглядел немного меньше ростом, в каком-то бесформенном хлопчатобумажном халате с короткими рукавами и завязками. Его лицо украшала однодневная щетина, выделяясь серыми пятнами на щеках. Бросилось мне в глаза и то, что его когда-то мускулистые руки выглядели сейчас тонкими и жилистыми. Возле изголовья кровати от потолка до пола возвышалась стойка с различными приборами, необходимыми для наблюдения за его состоянием. Провода тянулись от груди к стойке, где на экране высвечивались показания дыхания, пульса и температуры. Лейтенант читал газету, сдвинув очки на нос, в вену на руке была вставлена игла капельницы. Заметив меня, он отложил в сторону газету и снял очки, а потом подтянул повыше простыню, обнажив при этом голые ступни.
– Ой, посмотрите кто пришел. Каким это ветром тебя сюда занесло? – Долан пригладил рукой волосы и чуть приподнялся на кровати, оперевшись спиной о приподнятое изголовье. Пластиковый больничный браслет на запястье выдавал в нем пациента больницы, хотя лейтенант и не выглядел больным. Было такое впечатление, будто я застала его воскресным утром, и он еще не снял пижаму, перед тем как пойти в церковь.
– Чини сообщил мне, что ты в больнице, вот я и решила проведать. Надеюсь, не помешала тебе читать газету.
– Да я уже прочитал ее три раза. Тоска такая, что даже подслушиваю разговоры медперсонала. Некто по имени Эррол очень хочет, чтобы Луиза позвонила ему.
Я улыбнулась. Конечно, было бы неплохо, если бы он выглядел получше, хотя я прекрасно понимала, что сама на его месте выглядела бы еще хуже. Я протянула ему журнал.
– Это тебе. Думаю, тебе не повредит чтение всяких сплетен. А если они тебе наскучат, то можешь поразгадывать кроссворд на последней странице. Как ты себя чувствуешь? Выглядишь, во всяком случае, хорошо.
– Неплохо. Иду на поправку. Доктор говорил, что завтра переведет меня из этого отделения, а это уже хороший знак. – Долан поскреб щетину на подбородке. – Видишь, наслаждаюсь, что можно не бриться. Что ты об этом думаешь?
– Совсем от рук отбился. Как выйдешь отсюда, можешь прямиком подаваться в бродяги.
– Подвинь стул и садись. Только убери это.
На стуле, стоявшем в углу, были навалены какие-то бумаги и журналы. Я сняла всю эту кучу и переставила стул к кровати. Сейчас нам с Доланом надо было просто поболтать, чтобы как-то сгладить ощущение неловкости.
– И что говорят врачи? Когда ты приступишь к работе?
– Об этом они не говорят, но я и сам понимаю, что придется немного подождать. Месяца два, три. Все твердят, что я их здорово напугал. Черт побери, Том Флауэрз бросился делать мне искусственное дыхание изо рта в рот, чего он всегда терпеть не мог. Забавное, наверное, было зрелище.
– Но как бы там ни было, ты нас не покинул.
– Это точно. Ну а как твои дела? Чини рассказал мне о Дженис Кеплер. Как идет расследование?
Я пожала плечами.
– Нормально, я думаю. Я ведь занимаюсь им всего второй день. Сегодня вечером намерена встретиться с Чини. Он собирается покататься по Стейт-стрит в поисках своего осведомителя, а мне предложил тем временем поговорить с подругой Лорны.
– Наверное, с Дэниель, – предположил Долан. – В свое время мы говорили с ней, но она мало чем помогла. Ты же знаешь этих шлюх. Они живут чертовски опасной жизнью. Каждую ночь имеют дело с незнакомыми людьми. Садятся к ним в машины, хотя любая такая поездка может стать последней в их жизни. А нас они считают врагами. Не знаю, почему, ведь они не дуры.
– Жизнь толкает их на безрассудства.
– Да, пожалуй, что так. Конечно, наш городок не идет ни в какое сравнение с Лос-Анджелесом, но и здесь происходят неприятные вещи. Например, убивают девушку вроде Лорны, и совершенно не понятно, почему.
– А у тебя есть своя версия относительно личности убийцы?
– Хотелось бы иметь. Она сторонилась людей, ни с кем не общалась. Вела беспорядочный образ жизни.
– Ох, это точно. Тебе кто-нибудь говорил о пленке?
– Чини упоминал. Я знаю, что ты ее просмотрела. Возможно, мне надо бы посмотреть ее самому, может быть, узнаю кого-нибудь из актеров.
– Но лучше подождем, пока тебя выпишут. Сейчас тебе противопоказаны всякие нагрузки на сердце. Дженис Кеплер передала мне копию. Она трясется над ней, как сумасшедшая, заставила меня поклясться, что я буду охранять эту чертову пленку, как свою жизнь. Я не проверяла порнографические магазины, но не удивлюсь, если у них в запасе имеется полдюжины копий. Судя по коробке, фильм снимали где-то на побережье.
– Думаешь поехать туда?
– Хотелось бы. Пожалуй, стоит попытаться уговорить Дженис оплатить мне эту поездку.
– Чини говорил, что ты хочешь посмотреть фотографии места преступления.
– Если ты не возражаешь. Сегодня после обеда я осмотрела коттедж, но он уже пуст несколько месяцев. Мне хотелось бы взглянуть, как он выглядел, когда обнаружили труп.
Лейтенант Долан поморщился от отвращения.
– Пожалуйста, но только запасись мужеством. Такого разложения я еще не видел. Мы даже были вынуждены провести токсикологическую обработку костей и сохранившегося кусочка печени.
– Это она, сомнений не было?
– Абсолютно никаких. – Долан поднял взгляд на монитор, и я тоже посмотрела туда. У него участилось сердцебиение, и зеленая линия теперь напоминала неровный зеленый газон. – Удивительно, как после стольких месяцев подобные воспоминания могут вызвать психологическую реакцию.
– А тебе приходилось видеть ее живой?
– Нет, и, возможно, это и к лучшему. Иначе я бы чувствовал себя довольно неуютно. Ладно, я позвоню в архив и прикажу выдать тебе дело. Когда ты хочешь поехать туда?
– Прямо сейчас, если можно. Чини заедет за мной только через три часа. Вчера я поздно легла и сейчас едва держусь на ногах. Так что единственное спасение – это двигаться.
– Посмотришь на фотографии, и сон как рукой снимет.
* * *
Большинство отделов в полицейском участке закрывается в шесть вечера. Вот и сейчас криминалистическая лаборатория была уже закрыта, а детективы разошлись по домам. Но диспетчеры службы спасения 911 находились на своих местах и принимали звонки. Стойка, где оплачивались штрафные квитанции за неправильную парковку, была девственно чиста, а объявление над окошком гласило, что оно откроется в восемь утра. Дверь в архив оказалась запертой, но там обязательно должна быть пара человек, которые наверняка обрабатывали поступившие за день данные и вводили их в компьютерную систему. В окошке никого не было, но я изловчилась сунуть туда голову и заглянуть в правый угол.
Полицейский в форме заметил меня и прервал свой разговор с гражданским служащим. Он подошел к окошку.
– Могу я помочь вам?
– Я только что говорила с лейтенантом Доланом в больнице «Санта-Терри». Он и детектив Филлипс разрешили мне посмотреть одно дело. Там должны быть фотографии, и лейтенант сказал, что я могу взглянуть на них.
– Вас интересует дело Кеплер, да? Лейтенант только что звонил. Я уже все подготовил. Зайдете к нам?
– Да, спасибо.
Полицейский нажал кнопку, открывая замок двери. Я вошла, прошла по коридору и повернула направо, полицейский уже ждал меня там.
– Если хотите, можете расположиться за этим столом.
Я внимательно прочитала дело, выписывая кое-что для себя. Дженис Кеплер передала мне большую часть этих материалов, но в деле имелось и много служебных записок, которыми она не располагала. Я отыскала протоколы допросов свидетелей – Гектора Морено, Дж. Д. Бурка и Серены Бонни, чей домашний адрес и номер телефона я записала в свой блокнот. Были здесь и дополнительные протоколы допросов членов семьи Кеплеров, бывшего начальника Лорны, Роджера Бонни, а также той самой Дэниель Риверс, с которой я намеревалась встретиться сегодня вечером на Стейт-стрит. И снова я выписывала домашние адреса и номера телефонов. Эту информацию я могла бы раздобыть и сама, но зачем упускать такой шанс? Лейтенант Долан предупредил работников архива, что мне разрешено снимать копии с любых документов, поэтому тут я тоже не стеснялась. Ведь мне все равно придется говорить со многими из этих людей, поэтому будет очень интересно сравнить их нынешние высказывания и мнения с информацией, уже имеющейся в протоколах допросов. Наконец я переключилась на фотографии места преступления.
Трудно сказать, что более омерзительно – порнография секса или порнография убийства. В обоих случаях присутствуют насилие, надлом и унижение, которым мы подвергаем друг друга в приливе страсти. Некоторые формы секса столь же жестоки, как и убийство, а некоторые убийства точно так же возбуждают преступника, как половой акт.
Труп Лоры почти полностью разложился, чему активно поспособствовали белковые катализаторы клеток. Он кишел личинками, легкими, как нитки, и белыми, как снежинки, которые, по сути дела, являлись санитарами природы. Понадобилось несколько минут, чтобы я смогла смотреть на фотографии без отвращения. В конце концов я полностью взяла себя в руки. Ведь это просто реальность смерти.
Меня заинтересовала обстановка коттеджа. Ведь я-то видела его пустым, пыльным и заброшенным, полным пауков и плесени, когда в нем царил затхлый запах запустения. А сейчас, на цветных и черно-белых фотографиях, я увидела покрывала, разбросанные диванные подушки, вазу с увядшими цветами, в которой осталось на дюйм темной воды, пестрые ковры, стулья с точеными деревянными ножками. Стопка почты лежала на подушке софы, там, где ее и оставила Лорна. Мне было несколько неприятно рассматривать убранство ее жилища, словно я была гостем, который пришел слишком рано, а хозяйка еще не успела навести порядок.
На нескольких фотографиях была изображена общая обстановка, но в основном это были снимки трупа. Лорна лежала на животе, такая поза бывает у спящего человека, контуры тела обведены мелом, обычно такое положение трупа показывают во всех телепередачах. Никаких следов крови или рвоты. Трудно было представить чем она занималась, когда ее убили – возможно, шла, чтобы открыть дверь, а может, направлялась к телефону. На ней были лифчик и трусики. Спортивная одежда, в которой она занималась бегом, кучей валялась рядом. Ее длинные темные волосы, сохранившие свой блеск, разметались спутанными прядями. В свете фотовспышек маленькие белые личинки поблескивали, словно россыпь мелкого, неровного жемчуга. Я сунула фотографии в конверт и убрала его в свою сумочку.
Глава 7
Я стояла возле своего дома, прислонившись к «фольксвагену», припаркованному у тротуара, когда из-за угла выехал Чини, и тоже на «фольксвагене», который выглядел еще древнее моего. Бежевая, сильно помятая, жуткая модель – «седан» 1968 года выпуска, на таком я разъезжала примерно два года назад. Чини с шумом затормозил, и я попыталась открыть дверцу со стороны пассажира. Но не тут-то было. В конце концов мне пришлось упереться ногой в этот рыдван, чтобы открыть его. Раздавшийся при этом скрип напомнил мне завывание ураганного ветра. Наконец я уселась на сиденье и попыталась закрыть дверцу, но тщетно. Тогда Чини перегнулся через меня и захлопнул ее сильным рывком. Затем он включил первую передачу, и машина тронулась с места, грохоча всеми своими внутренностями.
– Хорошая машина. У меня когда-то была точно такая, – осторожно заметила я, протянула ремень безопасности и предприняла бесполезную попытку застегнуть его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33