Какой стыд, Изабелла!
– Нас можно простить, – возразила Элеонор, – потому что это касается нас, а нам ничего не говорят.
– И что же ты слышала? – проявила внезапный интерес к судьбе сестренки Джоанна.
– Что кто-то по имени Уильям Маршал попросил моей руки, – с гордостью сообщила Элеонор, опередив сестру.
– Это означает, что он собирается жениться на ней, – пояснила Изабелла.
– Но тебе ведь нет еще и девяти!
– У него уже была прежде жена, и тоже маленькая девочка. Так сказала Маргарет, – продолжала Изабелла. – Должно быть, он помешан, говорит она, на девочках.
Сестры захихикали, но Джоанна прикрикнула на них:
– Прекратите! Нечего болтать ерунду!
– Это не ерунда. Уильяму Маршалу давно дали обещание отдать Элеонор, и вот он… теперь захотел получить обещанное. Как тебя раньше отдали Лузиньяну… но он вернул почему-то тебя обратно.
– Потому что женился вместо Джоанны на нашей матушке, – поделилась своей осведомленностью Элеонор. – Но так бы не случилось, если б наш отец был жив.
– Конечно, он бы не позволил… – поддержала сестру Изабелла. – Ведь он был король, а Лузиньян его подданный.
– А кто-то из вас помнит отца? – увела разговор в сторону Джоанна.
Элеонор кивнула:
– Я помню. Он всегда был злой и громко кричал. Маргарет рассказывала, что он иногда бросался на пол и грыз соломенные подстилки. Это помогало ему умерить свой гнев. Я пробовала так сделать несколько раз, когда была вне себя, но у меня ничего не вышло. Злость не проходила, а солома… она такая ужасная на вкус.
– Какой вздор ты несешь! – одернула ее Джоанна. – И вообще вы слишком разболтались! И перестаньте подслушивать разговоры взрослых!
– Это же так интересно! – резонно заметила Изабелла.
– Это неприлично. Особенно вам, сестрам короля. Вдруг вы услышите то, что для ваших ушей не предназначено?
Элеонор испугалась.
– А я не должна знать, что меня отдают Уильяму Маршалу?
– Вероятно. – Джоанна пожала плечами.
Она смотрела на Элеонор и видела в ней себя – какой была, казалось, целую вечность тому назад. Она была такой же юной и беззащитной, как сейчас Элеонор. Но затем проснувшаяся в ней любовь и трагедия отнятой любви сделали ее преждевременно взрослой. Взрослой, но не счастливой.
Как она ненавидела суровые шотландские зимы, когда снег покрывает все вокруг и долго не тает! Как были прекрасны французские дубравы, где она скакала верхом и рядом был ее Хьюго!
И этой радости лишила ее собственная мать. Кто она, как не ведьма? Колдунья, отнимающая женихов у невест и красотой своей заставляющая мужчин забыть о чести, о долге, о прежней любви.
Джоанна резко вскинула голову, пытаясь избавиться от навязчивых мыслей. Как бы напугались ее маленькие сестры, если б узнали, о чем старшая сестра размышляет постоянно.
Видеться с Генри, даже наедине, было нелегко. Он стал таким важным, таким упоенным собой. Трудно было представить, что это тот самый братик, с которым она когда-то играла, затевала шумную детскую возню.
Те далекие дни канули в Лету.
У матери он числился в фаворитах – если такое было вообще возможно, ибо никого из детей она не любила по-настоящему. Теперь Джоанна убедилась в этом. Странную жизнь вели они в Глостере. Картины той жизни сейчас представлялись смутными, как сновидения.
Отец был воплощением зла. Он был из тех мужчин, кто любую девочку мог заставить с трепетом думать о будущем замужестве.
Только мать почему-то не боялась его, словно обладала каким-то оружием, способным противостоять темной силе, исходящей от него. Теперь Джоанна знала, что это за оружие.
И все равно об их взаимоотношениях с отцом рассказывали ужасные истории, от которых волосы вставали дыбом.
Генри, став королем, не внушал такого страха, как отец. Может быть, потому, что он был еще очень молод.
Она решила поговорить с ним об Элеонор, выяснить насколько определена ее судьба, чтобы потом как-то ободрить младшую сестренку. Разговор должен был обязательно состояться до возвращения Александра и Ричарда из Кентербери, так как затем она с супругом почти тотчас отправится в Шотландию.
Джоанна выбрала момент, когда король вернулся во дворец с верховой прогулки. Она встала на его пути в холле и попросила уделить ей время для беседы без посторонних.
Король взмахом руки отослал слуг и охрану прочь, затем провел сестру в одну из боковых комнатушек, усадил на низкую скамеечку, а сам занял место на высоком стуле. Этим он как бы лишний раз напоминал ей, что он король. Она уже заметила, насколько он озабочен даже в мелочах поддержанием своего престижа.
– У меня мало времени, сестра, – начал он напыщенно. – Я обещал Губерту де Бургу срочно принять его. Питер Роше доставляет мне немало хлопот. Он не оставляет попыток поссорить меня с Губертом.
– Это все от зависти, я не сомневаюсь, – откликнулась Джоанна.
– Конечно. Питер сам метит в Верховные судьи. – Генри рассмеялся. – Чтобы править Англией… что сейчас делает Губерт.
– У Англии есть только один правитель – король.
– Я это знаю, но мне также известно, что король во всем слушается Губерта де Бурга и Стивена Ленгтона.
– Король не может быть сразу в нескольких местах и заниматься всем. Он нуждается в помощниках.
– Которые преклоняются перед своим королем и обожают его, как я слышала.
Слова сестры польстили ему и смягчили его дурное настроение. Этим поспешила воспользоваться Джоанна:
– Я хочу поговорить о нашей сестре Элеонор.
– А что с нашей сестрой?
– До нее дошли слухи, что она обещана в жены Уильяму Маршалу, и это ее беспокоит.
– Как она об этом узнала? – Обычным способом. Люди болтливы, а дети любопытны… особенно если слухи касаются их самих.
– Преступная болтливость!
– Но здесь речь идет о замужестве нашей сестры! Разве девочка не вправе знать, какая судьба ей уготована?
– Девочка! Ты говоришь так, как будто замышляется некое злодейство. Наша сестра уже достигла брачного возраста.
– Ей нет еще девяти лет.
– Ну и что? В супружескую постель ее уложат еще не скоро.
– Могу поклясться, что право решать, когда это случится, предоставлено жениху.
– Как и должно быть… – беспечно подтвердил король.
– Нет, не должно!
Джоанна резко мотнула головой.
– Ты ничего не смыслишь в подобных делах, сестра. – Прошу прощения, Ваше Королевское Величество, но вы заблуждаетесь насчет моих познаний. Вы забыли, что со мной поступили сходным образом.
– Но наша матушка вовремя выручила тебя, не так ли? Она заняла твое место. – Король непристойно хихикнул.
– Вы находите это забавным, Генрих?
– К несчастью, забавного тут мало. Она с твоим бывшим женихом причиняют нам головную боль, вымогая приданое. Правда, Губерт утверждает, что не все уж так плохо, потому что матушке легче убедить Лузиньяна выступить на моей стороне против Франции, чем бы это сделала ты.
– Значит, что бы ни делалось, все к лучшему, – произнесла Джоанна с мрачной иронией. – А почему вы с Губертом так торопитесь сбыть с рук Элеонор?
– Потому что, сестрица, она давно обещана Уильяму Маршалу. Тебе известно, как влиятельна эта семья. Его отец помог мне стать королем. Он и Губерт всегда были рядом и поддерживали меня, и если бы старик Маршал не умер, то и сейчас он был бы первым среди моих советников.
– Но сын не всегда проявлял подобную верность. Я не права?
– Права. Но именно поэтому ему отдают Элеонор.
– В награду за измену?
– Выбирай выражения, сестра. Ты же сама королева, тебе ли не знать, как вершатся государственные дела. Если брак в интересах страны, то пусть он будет заключен.
– Несомненно, и вы скоро женитесь в интересах страны.
– Несомненно, – сказал Генрих.
– Но все-таки за вами будет последнее слово. Вы сможете выбирать, а Элеонор нет!
– Элеонор еще дитя.
– Об этом я и толкую. Обязателен ли ее брак? Нельзя ли отложить его?
– Ни в коем случае. Уильям Маршал заявил, что настало время нам выполнить свои обещания.
– Был ли он женат прежде?
– Да, на Алис, дочери Балдуина де Бетьюи. Она была совсем крошкой.
– Кажется, он отдает предпочтение малолетним невестам.
– Пойми, Джоанна, такие браки заключаются неспроста, а ради общей выгоды. На то существуют веские причины.
– Веские причины на то, чтобы забыть о чувствах, о взаимном расположении новобрачных, не так ли?
– Неужели ты набралась таких мыслей в Шотландии? Меня удивляет Александр.
– Я живу своим умом. И делаю собственные выводы из того, что вижу.
– Тогда будь благоразумна. Элеонор попадет в хорошие руки. О ней будут заботиться. И она обеспечит нам лояльность Уильяма Маршала.
– А почему именно Элеонор отдают этому человеку?
– По необходимости. Маршал сделал предложение дочери Роберта Брюса, а это было бы несчастьем для Англии. Тот, кто проявил себя как сторонник французов, еще приобрел бы влияние в Шотландии, и тогда…
– Понимаю. Итак, Элеонор спасает Англию.
– Да. Не дуйся на меня, сестрица, и приободрись. Вскоре ты опять нас покинешь. Так давай повеселимся напоследок. У нас есть чему радоваться. Матушка обрела счастье с Лузиньяном, ты – в Шотландии, а Элеонор пристроена под крыло могучего Маршала.
– Вам, Ваше Величество, предстоит еще продать Ричарда и Изабеллу. Вы уже выставили их на торги?
– Скоро наступит и их черед, – улыбнулся Генрих.
– А твой, мой коронованный брат?
– И мой, – сухо ответил Генрих, уловив нотку непочтительности в тоне сестры. – Теперь я вынужден тебя покинуть и заняться более важными делами.
Джоанна посмотрела вслед удаляющемуся королю.
Кто он, ее брат? Действительно ли король или марионетка в ярмарочном балагане, где за ниточки дергает Губерт де Бург, который чем-то испугал ее, когда она впервые увидела его при дворе?
ПРИКЛЮЧЕНИЯ УИЛЬЯМА ЛОНГСВОРДА
Губерт де Бург уже давно ждал аудиенции у короля. Все, казалось бы, складывалось в его пользу, но то, что ему неизменно выпадали счастливые карты почему-то тревожило его.
Государственный муж, достигший таких, как он, высот, должен бы спокойно относиться к затеваемым против него интригам. А он, мужчина в зрелом возрасте, горячился, как мальчишка.
Он знал, что все кому не лень злобно шепчутся за его спиной. Его давний враг Питер де Роше, епископ Винчестерский, хоть и набрал воды в рот после мятежа, все же молча подбрасывает хворост в разгорающийся костер. Битва между ними продолжается и закончится лишь с уходом на тот свет одного из них.
У Губерта была только одна возможность выиграть сражение – сохранить благосклонное расположение к себе короля. У него не было знатных родственников, чье древнее и прославленное имя, как у Уильяма Маршала, могло оградить его от королевской немилости. Старый Уильям Маршал, первый граф Пембрук, заслужил своей преданностью короне вечную благодарность английского народа и короля. Второй граф Уильям-младший был личностью таинственной. Его намерения никто не мог разгадать, даже самые ловкие подосланные к нему шпионы.
Молодой Маршал утверждал, что поддерживал высадившихся на берега Англии французов исключительно из любви к родине, чтобы избавить страну от безумного тирана, которым вдруг стал «оборотень». Это говорил Уильям Маршал сейчас, когда французы были изгнаны и на престол сел, причем без его помощи, новый король.
А если ветер подует опять не в ту сторону? Чего ждать от молодого Маршала?
Надо было бы сомнительного верноподданного обезглавить, повесить или удушить потихоньку, но как это сделать, когда за ним стоит могущественный древний род и репутация его прославленного папаши? Только приковать его к себе тоненькой серебряной цепочкой, женив на крошке Элеонор, приблизить к королевской семье и удовлетворить его тайные похотливые желания.
Как должно ему польстить после женитьбы, что он станет шурином короля. Он будет зачислен в список возможных, пусть это и невероятно, но законных претендентов на престол – и войдет в «ближний круг» монарха.
Губерт де Бург хотя и был против, но не посмел противиться. Он сам, сочетавшись браком с сестрой шотландского короля Александра, вошел в число «Божьих избранников», и ему по ночам стала сниться корона – неважно какая, но главное, что перед ним, мелким дворянином, герцоги обнажали головы и опускались на колени…
Он уже был больше не покорным слугой, как когда-то… когда Джон послал его приглядывать за Артуром, а потом кастрировать принца. Боже, даже по прошествии стольких лет Верховный судья просыпался в холодном поту, когда ему снилось подобное.
Снова заснуть ему уже не удавалось, и он слонялся по комнатам до рассвета и спозаранку вызывал писцов и секретарей для занятий делами государства.
О государстве ли пекся он или о себе? И с какого времени он посчитал, что у королевства и у него самого общая казна?
Губерт знал, о чем шепчутся у него за спиной и что волна враждебных слухов нарастает день ото дня.
А в народе говорилось, что он устилает свое гнездышко пухом, а для этого обдирает всех уток и лебедей и скоро несчастные птицы возопят…
А почему бы и нет? Каждая птица вьет себе гнездо и тащит туда то, что ей попадется. Таков закон природы, и об этом он скажет королю. Не вправе стыдить его жадные вельможи и завистливые, корыстные простолюдины. И у них рыльце в пушку. Каждый одеяло тянет на себя, а король должен быть выше всех этих мелких дрязг. Веками такое происходило и веками будет продолжаться, пока человеческий род не вымрет. И кто упрекнет создание Божье, что оно заботится о своем потомстве?
Два недавних события подлили масла в огонь, и это было известно Губерту. Эрл Арундел скончался, и Губерт де Бург взял на себя опеку над его малолетним наследником и, естественно, над его наследством. Тут же отдал Богу душу и граф Норфолк, и опять же опекуном его сына стал Губерт. Так как оба мальчика были весьма богатыми наследниками, а их почившие в бозе отцы занимали высокое положение в феодальной иерархии, Губерту в руки досталось многое – и большие деньги, и широкие связи.
Неудивительно, что все стали поговаривать: наконец-то мы знаем, кто нами правит – не кукла, а кукловод!
Затаившийся Питер де Роше ничем не обнаруживал себя, но это не значило, что он смирился с поражением.
Враги… везде враги. Одна надежда на доброе расположение короля. Но, к сожалению, Губерт обязан был сообщить Его Величеству неприятную новость. Король Франции не только отказался признать права английской короны на Нормандию, но и заключил союз с Лузиньяном, а значит, и с матушкой Генриха против него.
Генрих был поражен:
– Не может быть! Чтоб моя собственная мать…
– Нет никаких сомнений, что вы обидели ее, отказав в выдаче приданого, а король Людовик этим воспользовался. Поздно сожалеть о содеянном…
– Мы можем наскрести кое-что в казне и выслать ей…
– Это будет проявлением слабости, милорд. Лучше дать королю Франции и Лузиньяну заодно по зубам. Для этого надо готовиться к войне…
Генрих нахмурился:
– Не хочу воевать с матушкой. Я не буду разрешать семейные споры, проливая кровь своих подданных. Я выше этих мелких дрязг.
– Великие и справедливые слова вы произносите, государь!
Губерт де Бург оценил старания наставников Генриха. Они обучили короля говорить красиво.
– Но, кажется, я прервал вас, Ваше Величество… – извинился Губерт де Бург.
– Я все сказал.
– Нет, вы что-то собирались еще сказать о величии Англии.
– Да-да, спасибо, что ты напомнил мне, Губерт. Французам мы ничего не отдадим…
– Тогда надо готовиться к войне…
– Война? Пусть будет война…
Генрих чувствовал себя таким уверенным в стенах своего дворца, имея такого верного советника, как Губерт.
Решить, что надо начать войну, легко, а осуществить это на деле ох как трудно. Прежде всего надо было собрать налоги – и не только недоимки за прошлые годы, но и за два года вперед. А кроме того, придумать и возложить на подданных еще пару-тройку новых налогов.
Все эти деньги сжирало вместе с жутким количеством свинины, говядины и птицы собираемое для войны с французами войско. Оно успело опустошить южное побережье точно так же, как это сделали бы высадившиеся там иностранные варвары.
Губерт настоял, чтобы одна пятнадцатая часть расходов на войну пала на церковь, и это вызвало волну недовольства у простолюдинов и мелких дворян, а шпионы, посланные Губертом для опроса населения, все в один голос говорили, что короля стали меньше уважать.
В это тревожное время Элеонор была спешно обвенчана с Уильямом Маршалом, который сразу же был назначен Верховным судьей, а следовательно, и правителем Ирландии, вскипающей от непрерывных мятежей провинции.
Это была почетная ссылка. В такой же ссылке должна была пребывать Элеонор до той ночи, когда супруг вернется и в брачной постели, познав супругу, заронит в ее лоно свое семя и зачнет наследника.
Как все это напоминало Джоанне конюшню – жеребцов и кобыл! Элеонор оставалась вдали от мужа, в Англии, а ее супруг месяц за месяцем и, видимо, с большим удовольствием по поручению короля отрубал головы непокорным ирландцам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
– Нас можно простить, – возразила Элеонор, – потому что это касается нас, а нам ничего не говорят.
– И что же ты слышала? – проявила внезапный интерес к судьбе сестренки Джоанна.
– Что кто-то по имени Уильям Маршал попросил моей руки, – с гордостью сообщила Элеонор, опередив сестру.
– Это означает, что он собирается жениться на ней, – пояснила Изабелла.
– Но тебе ведь нет еще и девяти!
– У него уже была прежде жена, и тоже маленькая девочка. Так сказала Маргарет, – продолжала Изабелла. – Должно быть, он помешан, говорит она, на девочках.
Сестры захихикали, но Джоанна прикрикнула на них:
– Прекратите! Нечего болтать ерунду!
– Это не ерунда. Уильяму Маршалу давно дали обещание отдать Элеонор, и вот он… теперь захотел получить обещанное. Как тебя раньше отдали Лузиньяну… но он вернул почему-то тебя обратно.
– Потому что женился вместо Джоанны на нашей матушке, – поделилась своей осведомленностью Элеонор. – Но так бы не случилось, если б наш отец был жив.
– Конечно, он бы не позволил… – поддержала сестру Изабелла. – Ведь он был король, а Лузиньян его подданный.
– А кто-то из вас помнит отца? – увела разговор в сторону Джоанна.
Элеонор кивнула:
– Я помню. Он всегда был злой и громко кричал. Маргарет рассказывала, что он иногда бросался на пол и грыз соломенные подстилки. Это помогало ему умерить свой гнев. Я пробовала так сделать несколько раз, когда была вне себя, но у меня ничего не вышло. Злость не проходила, а солома… она такая ужасная на вкус.
– Какой вздор ты несешь! – одернула ее Джоанна. – И вообще вы слишком разболтались! И перестаньте подслушивать разговоры взрослых!
– Это же так интересно! – резонно заметила Изабелла.
– Это неприлично. Особенно вам, сестрам короля. Вдруг вы услышите то, что для ваших ушей не предназначено?
Элеонор испугалась.
– А я не должна знать, что меня отдают Уильяму Маршалу?
– Вероятно. – Джоанна пожала плечами.
Она смотрела на Элеонор и видела в ней себя – какой была, казалось, целую вечность тому назад. Она была такой же юной и беззащитной, как сейчас Элеонор. Но затем проснувшаяся в ней любовь и трагедия отнятой любви сделали ее преждевременно взрослой. Взрослой, но не счастливой.
Как она ненавидела суровые шотландские зимы, когда снег покрывает все вокруг и долго не тает! Как были прекрасны французские дубравы, где она скакала верхом и рядом был ее Хьюго!
И этой радости лишила ее собственная мать. Кто она, как не ведьма? Колдунья, отнимающая женихов у невест и красотой своей заставляющая мужчин забыть о чести, о долге, о прежней любви.
Джоанна резко вскинула голову, пытаясь избавиться от навязчивых мыслей. Как бы напугались ее маленькие сестры, если б узнали, о чем старшая сестра размышляет постоянно.
Видеться с Генри, даже наедине, было нелегко. Он стал таким важным, таким упоенным собой. Трудно было представить, что это тот самый братик, с которым она когда-то играла, затевала шумную детскую возню.
Те далекие дни канули в Лету.
У матери он числился в фаворитах – если такое было вообще возможно, ибо никого из детей она не любила по-настоящему. Теперь Джоанна убедилась в этом. Странную жизнь вели они в Глостере. Картины той жизни сейчас представлялись смутными, как сновидения.
Отец был воплощением зла. Он был из тех мужчин, кто любую девочку мог заставить с трепетом думать о будущем замужестве.
Только мать почему-то не боялась его, словно обладала каким-то оружием, способным противостоять темной силе, исходящей от него. Теперь Джоанна знала, что это за оружие.
И все равно об их взаимоотношениях с отцом рассказывали ужасные истории, от которых волосы вставали дыбом.
Генри, став королем, не внушал такого страха, как отец. Может быть, потому, что он был еще очень молод.
Она решила поговорить с ним об Элеонор, выяснить насколько определена ее судьба, чтобы потом как-то ободрить младшую сестренку. Разговор должен был обязательно состояться до возвращения Александра и Ричарда из Кентербери, так как затем она с супругом почти тотчас отправится в Шотландию.
Джоанна выбрала момент, когда король вернулся во дворец с верховой прогулки. Она встала на его пути в холле и попросила уделить ей время для беседы без посторонних.
Король взмахом руки отослал слуг и охрану прочь, затем провел сестру в одну из боковых комнатушек, усадил на низкую скамеечку, а сам занял место на высоком стуле. Этим он как бы лишний раз напоминал ей, что он король. Она уже заметила, насколько он озабочен даже в мелочах поддержанием своего престижа.
– У меня мало времени, сестра, – начал он напыщенно. – Я обещал Губерту де Бургу срочно принять его. Питер Роше доставляет мне немало хлопот. Он не оставляет попыток поссорить меня с Губертом.
– Это все от зависти, я не сомневаюсь, – откликнулась Джоанна.
– Конечно. Питер сам метит в Верховные судьи. – Генри рассмеялся. – Чтобы править Англией… что сейчас делает Губерт.
– У Англии есть только один правитель – король.
– Я это знаю, но мне также известно, что король во всем слушается Губерта де Бурга и Стивена Ленгтона.
– Король не может быть сразу в нескольких местах и заниматься всем. Он нуждается в помощниках.
– Которые преклоняются перед своим королем и обожают его, как я слышала.
Слова сестры польстили ему и смягчили его дурное настроение. Этим поспешила воспользоваться Джоанна:
– Я хочу поговорить о нашей сестре Элеонор.
– А что с нашей сестрой?
– До нее дошли слухи, что она обещана в жены Уильяму Маршалу, и это ее беспокоит.
– Как она об этом узнала? – Обычным способом. Люди болтливы, а дети любопытны… особенно если слухи касаются их самих.
– Преступная болтливость!
– Но здесь речь идет о замужестве нашей сестры! Разве девочка не вправе знать, какая судьба ей уготована?
– Девочка! Ты говоришь так, как будто замышляется некое злодейство. Наша сестра уже достигла брачного возраста.
– Ей нет еще девяти лет.
– Ну и что? В супружескую постель ее уложат еще не скоро.
– Могу поклясться, что право решать, когда это случится, предоставлено жениху.
– Как и должно быть… – беспечно подтвердил король.
– Нет, не должно!
Джоанна резко мотнула головой.
– Ты ничего не смыслишь в подобных делах, сестра. – Прошу прощения, Ваше Королевское Величество, но вы заблуждаетесь насчет моих познаний. Вы забыли, что со мной поступили сходным образом.
– Но наша матушка вовремя выручила тебя, не так ли? Она заняла твое место. – Король непристойно хихикнул.
– Вы находите это забавным, Генрих?
– К несчастью, забавного тут мало. Она с твоим бывшим женихом причиняют нам головную боль, вымогая приданое. Правда, Губерт утверждает, что не все уж так плохо, потому что матушке легче убедить Лузиньяна выступить на моей стороне против Франции, чем бы это сделала ты.
– Значит, что бы ни делалось, все к лучшему, – произнесла Джоанна с мрачной иронией. – А почему вы с Губертом так торопитесь сбыть с рук Элеонор?
– Потому что, сестрица, она давно обещана Уильяму Маршалу. Тебе известно, как влиятельна эта семья. Его отец помог мне стать королем. Он и Губерт всегда были рядом и поддерживали меня, и если бы старик Маршал не умер, то и сейчас он был бы первым среди моих советников.
– Но сын не всегда проявлял подобную верность. Я не права?
– Права. Но именно поэтому ему отдают Элеонор.
– В награду за измену?
– Выбирай выражения, сестра. Ты же сама королева, тебе ли не знать, как вершатся государственные дела. Если брак в интересах страны, то пусть он будет заключен.
– Несомненно, и вы скоро женитесь в интересах страны.
– Несомненно, – сказал Генрих.
– Но все-таки за вами будет последнее слово. Вы сможете выбирать, а Элеонор нет!
– Элеонор еще дитя.
– Об этом я и толкую. Обязателен ли ее брак? Нельзя ли отложить его?
– Ни в коем случае. Уильям Маршал заявил, что настало время нам выполнить свои обещания.
– Был ли он женат прежде?
– Да, на Алис, дочери Балдуина де Бетьюи. Она была совсем крошкой.
– Кажется, он отдает предпочтение малолетним невестам.
– Пойми, Джоанна, такие браки заключаются неспроста, а ради общей выгоды. На то существуют веские причины.
– Веские причины на то, чтобы забыть о чувствах, о взаимном расположении новобрачных, не так ли?
– Неужели ты набралась таких мыслей в Шотландии? Меня удивляет Александр.
– Я живу своим умом. И делаю собственные выводы из того, что вижу.
– Тогда будь благоразумна. Элеонор попадет в хорошие руки. О ней будут заботиться. И она обеспечит нам лояльность Уильяма Маршала.
– А почему именно Элеонор отдают этому человеку?
– По необходимости. Маршал сделал предложение дочери Роберта Брюса, а это было бы несчастьем для Англии. Тот, кто проявил себя как сторонник французов, еще приобрел бы влияние в Шотландии, и тогда…
– Понимаю. Итак, Элеонор спасает Англию.
– Да. Не дуйся на меня, сестрица, и приободрись. Вскоре ты опять нас покинешь. Так давай повеселимся напоследок. У нас есть чему радоваться. Матушка обрела счастье с Лузиньяном, ты – в Шотландии, а Элеонор пристроена под крыло могучего Маршала.
– Вам, Ваше Величество, предстоит еще продать Ричарда и Изабеллу. Вы уже выставили их на торги?
– Скоро наступит и их черед, – улыбнулся Генрих.
– А твой, мой коронованный брат?
– И мой, – сухо ответил Генрих, уловив нотку непочтительности в тоне сестры. – Теперь я вынужден тебя покинуть и заняться более важными делами.
Джоанна посмотрела вслед удаляющемуся королю.
Кто он, ее брат? Действительно ли король или марионетка в ярмарочном балагане, где за ниточки дергает Губерт де Бург, который чем-то испугал ее, когда она впервые увидела его при дворе?
ПРИКЛЮЧЕНИЯ УИЛЬЯМА ЛОНГСВОРДА
Губерт де Бург уже давно ждал аудиенции у короля. Все, казалось бы, складывалось в его пользу, но то, что ему неизменно выпадали счастливые карты почему-то тревожило его.
Государственный муж, достигший таких, как он, высот, должен бы спокойно относиться к затеваемым против него интригам. А он, мужчина в зрелом возрасте, горячился, как мальчишка.
Он знал, что все кому не лень злобно шепчутся за его спиной. Его давний враг Питер де Роше, епископ Винчестерский, хоть и набрал воды в рот после мятежа, все же молча подбрасывает хворост в разгорающийся костер. Битва между ними продолжается и закончится лишь с уходом на тот свет одного из них.
У Губерта была только одна возможность выиграть сражение – сохранить благосклонное расположение к себе короля. У него не было знатных родственников, чье древнее и прославленное имя, как у Уильяма Маршала, могло оградить его от королевской немилости. Старый Уильям Маршал, первый граф Пембрук, заслужил своей преданностью короне вечную благодарность английского народа и короля. Второй граф Уильям-младший был личностью таинственной. Его намерения никто не мог разгадать, даже самые ловкие подосланные к нему шпионы.
Молодой Маршал утверждал, что поддерживал высадившихся на берега Англии французов исключительно из любви к родине, чтобы избавить страну от безумного тирана, которым вдруг стал «оборотень». Это говорил Уильям Маршал сейчас, когда французы были изгнаны и на престол сел, причем без его помощи, новый король.
А если ветер подует опять не в ту сторону? Чего ждать от молодого Маршала?
Надо было бы сомнительного верноподданного обезглавить, повесить или удушить потихоньку, но как это сделать, когда за ним стоит могущественный древний род и репутация его прославленного папаши? Только приковать его к себе тоненькой серебряной цепочкой, женив на крошке Элеонор, приблизить к королевской семье и удовлетворить его тайные похотливые желания.
Как должно ему польстить после женитьбы, что он станет шурином короля. Он будет зачислен в список возможных, пусть это и невероятно, но законных претендентов на престол – и войдет в «ближний круг» монарха.
Губерт де Бург хотя и был против, но не посмел противиться. Он сам, сочетавшись браком с сестрой шотландского короля Александра, вошел в число «Божьих избранников», и ему по ночам стала сниться корона – неважно какая, но главное, что перед ним, мелким дворянином, герцоги обнажали головы и опускались на колени…
Он уже был больше не покорным слугой, как когда-то… когда Джон послал его приглядывать за Артуром, а потом кастрировать принца. Боже, даже по прошествии стольких лет Верховный судья просыпался в холодном поту, когда ему снилось подобное.
Снова заснуть ему уже не удавалось, и он слонялся по комнатам до рассвета и спозаранку вызывал писцов и секретарей для занятий делами государства.
О государстве ли пекся он или о себе? И с какого времени он посчитал, что у королевства и у него самого общая казна?
Губерт знал, о чем шепчутся у него за спиной и что волна враждебных слухов нарастает день ото дня.
А в народе говорилось, что он устилает свое гнездышко пухом, а для этого обдирает всех уток и лебедей и скоро несчастные птицы возопят…
А почему бы и нет? Каждая птица вьет себе гнездо и тащит туда то, что ей попадется. Таков закон природы, и об этом он скажет королю. Не вправе стыдить его жадные вельможи и завистливые, корыстные простолюдины. И у них рыльце в пушку. Каждый одеяло тянет на себя, а король должен быть выше всех этих мелких дрязг. Веками такое происходило и веками будет продолжаться, пока человеческий род не вымрет. И кто упрекнет создание Божье, что оно заботится о своем потомстве?
Два недавних события подлили масла в огонь, и это было известно Губерту. Эрл Арундел скончался, и Губерт де Бург взял на себя опеку над его малолетним наследником и, естественно, над его наследством. Тут же отдал Богу душу и граф Норфолк, и опять же опекуном его сына стал Губерт. Так как оба мальчика были весьма богатыми наследниками, а их почившие в бозе отцы занимали высокое положение в феодальной иерархии, Губерту в руки досталось многое – и большие деньги, и широкие связи.
Неудивительно, что все стали поговаривать: наконец-то мы знаем, кто нами правит – не кукла, а кукловод!
Затаившийся Питер де Роше ничем не обнаруживал себя, но это не значило, что он смирился с поражением.
Враги… везде враги. Одна надежда на доброе расположение короля. Но, к сожалению, Губерт обязан был сообщить Его Величеству неприятную новость. Король Франции не только отказался признать права английской короны на Нормандию, но и заключил союз с Лузиньяном, а значит, и с матушкой Генриха против него.
Генрих был поражен:
– Не может быть! Чтоб моя собственная мать…
– Нет никаких сомнений, что вы обидели ее, отказав в выдаче приданого, а король Людовик этим воспользовался. Поздно сожалеть о содеянном…
– Мы можем наскрести кое-что в казне и выслать ей…
– Это будет проявлением слабости, милорд. Лучше дать королю Франции и Лузиньяну заодно по зубам. Для этого надо готовиться к войне…
Генрих нахмурился:
– Не хочу воевать с матушкой. Я не буду разрешать семейные споры, проливая кровь своих подданных. Я выше этих мелких дрязг.
– Великие и справедливые слова вы произносите, государь!
Губерт де Бург оценил старания наставников Генриха. Они обучили короля говорить красиво.
– Но, кажется, я прервал вас, Ваше Величество… – извинился Губерт де Бург.
– Я все сказал.
– Нет, вы что-то собирались еще сказать о величии Англии.
– Да-да, спасибо, что ты напомнил мне, Губерт. Французам мы ничего не отдадим…
– Тогда надо готовиться к войне…
– Война? Пусть будет война…
Генрих чувствовал себя таким уверенным в стенах своего дворца, имея такого верного советника, как Губерт.
Решить, что надо начать войну, легко, а осуществить это на деле ох как трудно. Прежде всего надо было собрать налоги – и не только недоимки за прошлые годы, но и за два года вперед. А кроме того, придумать и возложить на подданных еще пару-тройку новых налогов.
Все эти деньги сжирало вместе с жутким количеством свинины, говядины и птицы собираемое для войны с французами войско. Оно успело опустошить южное побережье точно так же, как это сделали бы высадившиеся там иностранные варвары.
Губерт настоял, чтобы одна пятнадцатая часть расходов на войну пала на церковь, и это вызвало волну недовольства у простолюдинов и мелких дворян, а шпионы, посланные Губертом для опроса населения, все в один голос говорили, что короля стали меньше уважать.
В это тревожное время Элеонор была спешно обвенчана с Уильямом Маршалом, который сразу же был назначен Верховным судьей, а следовательно, и правителем Ирландии, вскипающей от непрерывных мятежей провинции.
Это была почетная ссылка. В такой же ссылке должна была пребывать Элеонор до той ночи, когда супруг вернется и в брачной постели, познав супругу, заронит в ее лоно свое семя и зачнет наследника.
Как все это напоминало Джоанне конюшню – жеребцов и кобыл! Элеонор оставалась вдали от мужа, в Англии, а ее супруг месяц за месяцем и, видимо, с большим удовольствием по поручению короля отрубал головы непокорным ирландцам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47