Как я ненавидела их обоих… стоят рядом и притворяются… но отца – сильнее, чем ее.
– Будет свадьба… – словно в забытьи, я услышала собственный голос, а другой, во мне, говорил иное: «Конечно, будет свадьба. Скромная… все правильно и добропорядочно… как и должно быть… и никто ничего не узнает».
– Естественно, скромная, – сказал отец.
– Естественно, – повторила я за ним и подумала, заметили или нет сарказм.
– Ты не хочешь поздравить нас? – игривым тоном спросила мисс Грей.
Я промолчала.
– Несомненно, это неожиданно для тебя, – проговорил отец, – но такой выход лучше всех прочих. У тебя будет мать…
Я взглянула на Зиллу Грей. Она состроила гримаску, чем вызвала у меня нечто вроде симпатии к себе. Какою бы она ни была по существу, она не лгала, как отец; и я подумала тогда, что самый страшный грех в моем представлении – лживость.
– Итак, я хочу, – сказал отец, – чтобы мы втроем выпили за будущее.
Он открыл буфет, вынул три бокала и бутылку шампанского.
Мне он налил немного, меньше половины бокала. Я вспомнила, как мисс Грей лежала на кровати и пела про королеву Марию – и начала смеяться.
Отец улыбнулся несколько смущенно, не понимая, в чем дело. А когда он что-нибудь понимал, спросила я себя. Но, думаю, мисс Грей догадывалась о моих чувствах.
Поначалу новость породила во всех домашних смятение, но по прошествии нескольких дней оно как будто улеглось.
Миссис Керквелл коротко поговорила со мной.
– Много событий случилось в этом доме за последнее время, мисс Девина, – сказала она. – Мистер Керквелл и я уже начали смотреть на тебя как на будущую хозяйку дома. Конечно, ты пока еще слишком молода. Мы понимали, что мистер Глентайр может жениться снова, но не ожидали этого так скоро.
– Они поженятся, как только со дня смерти мамы минет год.
– Да, конечно. Они просто не могут иначе. Это было бы неправильно, а мистер Глентайр из тех, кто всегда поступает правильно. Это случится скоро… как раз, когда пройдет год. И в доме появится новая хозяйка. – Миссис Керквелл наморщила брови. Я знала – она размышляет над тем, что почти невозможно представить Зиллу Грей в роли хозяйки солидного эдинбургского дома.
– Начнутся перемены, – продолжала она, – я уверена в этом. Ну и, я полагаю, нам придется принять их как должное.
Мужчине нужна жена… даже такому джентльмену, как мистер Глентайр, и нужно растить дочь.
– Мне кажется, я уже выросла, разве не так, миссис Керквелл?
– Видишь ли, есть такие вещи, в которых может разобраться только женщина, даже если…
– Я рада, что вас и мистера Керквелла не обескуражили перемены в доме.
Она печально покачала головой, и я подумала, что она вспоминает дни, когда жива была мама. Еще я спрашивала себя, знает ли она о ночных путешествиях мисс Грей. Миссис Керквелл была хитрой особой и любила всегда находиться в курсе событий, происходящих в доме.
Я решила, что она и мистер Керквелл пришли к заключению, что, когда в респектабельном доме начинаются всякие «странности» – ведь все мужчины одинаковы, – лучше для всех узаконить их.
И вот дом впервые после смерти мамы погрузился в тихое ожидание.
Позднее я услышала замечания миссис Керквелл о будущей хозяйке дома:
– Она не из тех, кто во все влезает. Такого ни мистер Керквелл, ни я не стали бы терпеть.
Итак, неподобающий, каким он мог показаться стороннему человеку, союз – пускай без восторга – был принят домом прежде всего потому, что любому мужчине нужна жена, а она в данном случае была не из тех, «кто во все влезает».
Свадьба, как и было заранее решено, прошла скромно – как простая церковная церемония, и взял ее на себя его преподобие Чарлз Стокс, друг семьи на протяжении всей моей жизни.
Гостей собралось немного, главным образом, друзья отца. Тетя Роберта не приехала, ибо феодальная распря между нею и отцом продолжалась. Со стороны Зиллы Грей не было никого. Прием в доме продолжался недолго. Почти сразу же после свадьбы отец с молодой женой отбыл в Италию.
Я тут же пошла к себе и написала Лилиас:
«У меня появилась мачеха. Мне кажется это ни с чем не сообразным. За последний год произошло столько всего. Иногда я задумываюсь – что же случится теперь…»
ДЖЕМИ
Когда они уехали, в доме все успокоилось, и необычность последних событий оглушила меня с новой силой. Я не могла отделаться от мысли, что всего год назад мама еще была жива, а рядом со мною находилась Лилиас.
В сентябре мне исполнилось семнадцать лет, и детство осталось позади – не только в силу возраста. Я успела узнать многое – прежде всего, что люди не бывают такими, какими кажутся. Я узнала, что мой отец – столп добродетели при взгляде извне – таит в себе побуждения той же природы, как те, что побудили Китти безоглядно обречь себя на несчастье. Они целиком овладели отцом и заставили его не только ввести в дом не блиставшую достоинствами Зиллу Грей, но и жениться на ней. Из всего этого следовало, что я стала взрослой.
Мною овладело чувство одиночества. Я потеряла лучших подруг. Теперь рядом не было ни одной. Вероятно, именно поэтому я с такой готовностью впустила в свою жизнь Джеми.
Я получала огромное удовольствие от прогулок. В прежние дни мне не разрешалось гулять одной, но теперь некому было остановить меня. В отсутствии мачехи хозяйкой в доме становилась я. Мне шел уже восемнадцатый год, я приближалась к возрасту, в котором, как мне думалось, человек при известных обстоятельствах может брать ответственность на себя. Миссис Керквелл не скрывала, что с большей радостью получала бы распоряжения от меня, нежели от новой миссис Глентайр.
Все будет иначе, когда они вернутся, напоминала я себе. Было очень приятно обследовать город, и, чем лучше я узнавала его, тем сильнее захватывало меня его неповторимое очарование.
Меня поразили готические строения, в которых угадывалось прикосновение классической греческой архитектуры, придававшее им еще большую величавость. На первый взгляд, положение города было исключительно удачным. С одного места вы обозревали эстуарий Форта, несшего свои воды в океан, а оборотившись к западу – горы. За такое превосходное положение следовало чем-то расплачиваться, и платой стали пронзительный восточный ветер и снег, обрушивавшийся на город с гор. Но мы привыкли к этому, и частая непогода сделала наши теплые дома еще более уютными.
Приход весны радовал особенно, и именно в эту чудесную пору я смогла в головой уйти в свои изыскания. Каким прекрасным становился город, когда в лучах яркого солнца высокие серые здания начинали серебриться. Иногда я часами просиживала в парке, смотря на замок или вдоль Принсис-стрит; порою углублялась в старую часть города и слушала колокола университета, отбивавшие каждый час.
Для меня оказалось откровением узнать, какая огромная пропасть в нашем городе отделила благополучных и устроенных от безнадежно нищих. Наверно, то же самое можно видеть в любом большом городе, но в нашем граница резче, думала я, ибо здесь два несхожих города слишком прочно сцепились один с другим. Всего несколько минут ходьбы переносили вас из мира изобилия в мир нищеты. С Принсис-стрит, по которой катили экипажи с хорошо одетыми и сытыми людьми, вы могли свернуть в переулок и очутиться там, где дома стояли впритык, где в каждой комнатушке ютилось множество народу, где на длинных веревках сушилось жалкое белье, а возле сточных канав играли босоногие оборванные дети.
Эти места назывались Старым Городом, там я и повстречалась с Джеми.
Конечно, будь я мудрее, я держалась бы подальше от этих мест. Хорошо одетая молодая женщина могла забрести в эту клоаку только из любопытства. Но меня так захватили новые открытия, я так сочувствовала несчастным, что забыла о собственной неустроенности, а ведь эти путешествия могли навести меня на размышления о будущем, становившемся для меня все более неопределенным.
Отправляясь на прогулку, я брала с собой небольшой кошелек на цепочке и вешала его себе на руку. В нем всегда находилось немного денег. Я наведывалась в беднейшие районы города, поэтому любила иметь при себе хотя бы то малое, что могла дать людям. Мне встречалось множество нищих, но глубже всего меня трогали дети.
Я понимала, что не следует слишком далеко углубляться в трущобы. Хотя бы по той причине, что найти дорогу назад из этого лабиринта не всегда было просто.
Как-то я забрела на улицу, где толпилось множество людей. Мужчина с ручной тележкой продавал ношеную одежду, там и сям сидели на корточках дети, в дверях стояли и обменивались последними новостями сплетницы.
Я повернулась и тронулась в обратный путь, полагая, что иду правильной дорогой, но очень скоро поняла, как неразумно было забираться так далеко. Я очутилась в узком проулке. В конце его я увидела молодого человека, который явно намеревался повернуть за угол. Он выглядел более чем приличным для этих мест, и я решила узнать у него обратную дорогу на Принсис-стрит.
Только я направилась в его сторону, как откуда-то вынырнули два мальчугана и двинулись мне навстречу. Они встали у меня на пути. Плохо одетые и, видимо голодные, они сказали что-то с таким ужасным произношением, что я не поняла их, хотя почти не сомневалась – они просят денег. Я сняла кошелек с руки и открыла его. Один из парней мигом выхватил его у меня и бросился бегом к углу, возле которого я заметила молодого человека.
– Вернись, – крикнула я.
Молодой человек обернулся. Он, видимо, сразу догадался обо всем. Не сомневаюсь, что здесь подобные происшествия были обычным делом. Он поймал мальчишку с моим кошельком. Его напарник тут же исчез в переулке.
Молодой человек подошел ко мне, таща за собой мальчишку.
Незнакомец улыбнулся мне. Он был, на мой взгляд, не намного старше меня. По контрасту с мальчишкой молодой человек казался выходцем из другой части города: светло-синие глаза, светлые волосы с рыжиной, чисто одет и здоровый цвет лица. Улыбка приоткрывала его чрезвычайно белые зубы.
– Насколько я понимаю, он стащил ваш кошелек, – сказал незнакомец.
– Да, а я только собралась дать ему немного денег. Изо рта мальчишки вырвался водопад слов, и некоторые из них я поняла. Мальчишка был очень напуган.
– Отдай кошелек леди, – приказал молодой человек.
Воришка покорно повиновался.
– Почему ты так поступил? – спросила я. – Я бы и так дала тебе денег.
Он молчал.
– Несчастный маленький чертенок, – заметил молодой человек.
– Да, – согласилась я и, обращаясь к мальчишке, добавила. – Ты же знаешь, что воровать нельзя. Попадешь в беду. Этот кошелек подарила мне мама. Мне было бы жаль его лишиться, а для тебя он ничего ровным счетом не значит.
Воришка смотрел на меня во все глаза. До него начало доходить, что я не собираюсь причинить ему зла. В глазах его вспыхнула надежда. Бедное дитя, подумала я.
– Ты, наверное, голоден? – спросила я. Он кивнул.
Я вытащила из кошелька все деньги и отдала ему.
– Больше не кради, – сказала я. – Своруешь как-нибудь, а тот, кто тебя поймает, возьмет и не захочет тебя отпустить. Ты ведь знаешь, что с тобой будет дальше?
Он снова кивнул.
– Отпустите его, – обратилась я к молодому человеку. Он пожал плечами и улыбнулся мне. Потом отпустил мальчугана, который тут же скрылся в подворотне.
– Итак, вы позволили вору продолжать заниматься своим промыслом за счет порядочных граждан Эдинбурга, – сказал молодой человек. – Но вы понимаете, что для него это всего лишь отсрочка – все равно ему сидеть в тюрьме.
– По меньшей мере это будет не на моей совести.
– Разве это имеет значение? Тюрьма наверняка его ждет.
– Может быть, он усвоит полученный урок. Он был голоден. Мне отчаянно жаль всех этих горемык.
– Но… позвольте полюбопытствовать, что делает молодая леди в этой части города?
– Изучает город. Я родилась и живу в Эдинбурге, но никогда не бывала здесь прежде.
– Вероятно, нам следует познакомиться. Меня зовут Джеймс Норт… а попросту Джеми.
– А меня Девина Глентайр.
– Вы разрешите проводить вас в более благоприятный для здоровья уголок этого города?
– Буду вам благодарна, я заблудилась.
– Не обидитесь за совет?
– Нет, конечно.
– На вашем месте я не рисковал бы отныне ходить сюда без провожатого.
– Я твердо решила быть теперь осторожнее.
– Тогда наш бродяжка сделал первое полезное дело в своей преступной жизни.
– Вы живете в Эдинбурге?
– Снимаю комнату. Учусь в университете.
– Вы студент?
– Да.
– Очень интересно. Что вы изучаете?
– Право. Однако в настоящее время я готовлю сочинение об этом городе. Я убедился, что это предприятие – наиболее захватывающее из тех, за которые я брался.
– Вы исследуете трущобы?
– Да, я намерен разглядеть все грани города, делающие его одновременно величественным и ужасным. Это место земного шара пропахло историей. Она чадит здесь повсюду.
– Не отсюда ли и название Старая Чадильня?
Он рассмеялся.
– Почему все-таки старый город так называют?
– Трудно сказать. Возможно, из-за того, что он расположен на холме. Это название могло родиться в голове путника, когда он издалека увидел дым, поднимающийся над трубами домов. Таково одно из моих предположений. Я бы хотел мысленно воссоздать облик не только сегодняшнего города, но и те обличья, которые он принимал в прошлом.
– Необыкновенно увлекательная работа. Я же только начинаю познавать Эдинбург.
– Тем не менее вы говорите, что прожили здесь с самого рождения.
Мы подошли к выходу из лабиринта.
– Теперь вы в знакомых местах, – сказал Джеми.
Я была разочарована: благополучно доставив меня в безопасное место, он, очевидно, – так мне подумалось – собирался откланяться.
– Вы проявили необыкновенную доброту, став моим избавителем, – сказала я.
– О да, правда, для этого мне не пришлось сразиться с огнедышащим драконом, – сказал он со смехом. – Поэтому едва ли я достоин такой благодарности.
– Я очень не хотела лишиться кошелька.
– Потому что это подарок мамы? Она умерла?
– Да.
– Примите мое сочувствие. Мы дошли до парка.
– Если вы не торопитесь… – начал он.
– Ничуть, – решительно ответила я.
– Может быть, присядем ненадолго?
– С удовольствием.
Мы нашли скамейку и проговорили целый час. За долгое время этот час был первым, который меня вдохновил.
Я узнала, что Джеми – сын пастора из местечка Эверлох – я такого даже не слышала – на северной окраине Эдинбурга. Семья пошла на огромные жертвы, чтобы сын поступил в университет, и потому на нем лежал святой долг преуспеть и тем возместить родителям все, что они для него сделали.
С каждым словом Джеми нравился мне все больше. Там приятно было разговаривать с человеком почти одного со мною возраста. Я рассказала ему о смерти мамы и о тех ужасных событиях, что за этим последовали.
– У меня была гувернантка, хорошая моя подруга, но она… оставила наш дом. А теперь мой отец снова женился.
– И из-за этого вы несчастны?
– Не знаю, но все произошло так внезапно.
– А ваша мачеха…
– Она совсем… другая. По сути дела, она вошла в дом как моя новая гувернантка.
– Понимаю. И ваш отец влюбился в нее. Я думаю, ему было очень одиноко после смерти жены.
– Не знаю. Есть люди, которых трудно понять. Несмотря на то, что я познакомилась с вами только сегодня утром, у меня ощущение, что я знаю о вас очень много… гораздо больше, чем о Зилле Грей.
– Зилле Грей?
– Она была гувернанткой… а теперь моя мачеха.
– Мне думается, все произошло так скоропалительно, сказал он, – что вы просто не успели еще свыкнуться с переменами. Наверно, всегда потрясение, когда кто-то из родителей вновь вступает в брак… особенно если вы были близки с тем из них, кто покинул этот мир.
– Да, это так. Понимаете, если бы в доме оставалась прежняя гувернантка…
– Та, которая покинула его? Почему это случилось, кстати?
– Ей… пришлось сделать это. – Я колебалась, сказать или не сказать ему правду.
– Ясно – ее семья или что-то еще, наверно.
Я молчала, и он продолжил:
– Ну что же, вы уже не ребенок. У вас будет своя жизнь.
– Они намерены отсутствовать три недели, – сказала я. – Одна уже прошла.
– Я думаю, все наладится. Таков закон жизни.
– Правда?
– Да, если вы не будете становиться поперек.
– Утешительная философия. Я рада, что мы поговорили.
– Я тоже.
– У вас много свободного времени?
– В течение ближайшей недели – да. Сейчас перерыв в занятиях. Я мог бы уехать домой, но жить здесь дешевле. Я занимаюсь исследованиями… делаю заметки, понимаете… а вечерами пишу.
– Какая у вас интересная жизнь.
– Временами, – он улыбнулся и добавил, – как, к примеру, сегодня. – Внезапно он повернулся ко мне. – Вас интересует город… вы осматриваете трущобы, знакомитесь с местами, которые никогда прежде не видели. Я занимаюсь тем же самым. Может быть…?
Я смотрела на него с надеждой.
– Если у вас нет возражений, – продолжал он, – и когда это не мешает вашим делам… Я не вижу причины, почему мы не могли бы заниматься нашими изысканиями вместе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40