А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Останьтесь со мной, – попросила она. – Не возвращайтесь сегодня вечером в школу. Проведите здесь ночь – свободных комнат достаточно. Останьтесь.
Я была поражена.
– Но… – начала я.
– Прошу вас, прошу. Умоляю вас. Это так важно для меня.
– Почему, Майра?
– Я чувствую… – Она казалась чрезвычайно возбужденной, ее глаза просили красноречивее слов. Она боится чего-то, подумала я. Я должна поддержать ее. Если я уйду и что-то случится…
Мысленно я снова перебрала все, пытаясь понять что же не так с этим жилищем… лестницей… маленьким домом? Майра пыталась – и, вероятно, ей это удалось – заставить меня почувствовать, что в доме вырвались на свободу злые силы.
Я не могла оставить Майру.
– Я пошлю записку Лилиас и сообщу, что остаюсь у вас на ночь.
– О, как я вам благодарна. Неужели вы вняли моим мольбам? Позвоните в колокольчик. Прошу вас.
Я позвонила, и появилась женщина.
– Любан, приготовьте комнату, – сказала Майра. – На этом этаже, пожалуйста. Мисс Грей остается на ночь.
Любан была стройной, довольно молодой женщиной; кожа ее цветом напоминала черное дерево, а в больших темных глаза, казалось, навеки застыла печаль. Я вспомнила, что она – мать того глухонемого мальчугана, которого я видела во время предыдущего посещения дома Лестранжей, и предположила, что эта печаль может иметь связь с бедой, поразившей ее сына.
– Я должна немедленно отправить записку Лилиас, сказала я.
Майра дала мне перо и бумагу. Я присела и написала:
«Дорогая Лилиас,
Майра попросила меня остаться с нею на ночь. Она нехорошо себя чувствует, и, по-моему, я смогу оказаться ей полезной. Надеюсь, все будет в порядке.
Диана».
Любан взяла записку и заверила, что ее отошлют сразу же.
Я все еще не могла свыкнуться с положением, в котором очутилась. Только получив ответ от Лилиас, я сообразила, что ничего особенного во всем этом, вероятно, нет.
«Конечно, все будет в порядке, – писала она. – Сочувствую Майре. Передай ей мои наилучшие пожелания. Лилиас».
Как обычно, Лилиас и в это дело привнесла спокойную рассудительность.
Тем не менее ночь, проведенная в Рибек-хаусе, выдалась неспокойной. Мы пообедали в комнате Майры, поскольку, сославшись на самочувствие, она попросила об исключении из правил. Роже к нам присоединился. Казалось, он очень обрадовался, увидев меня здесь.
– Просто замечательно, – сказал он, – что вы так любезно согласились остаться с Майрой. Я уверен, Майра, что ты в высшей мере признательна… э-э… Диане.
Почему он как бы запнулся перед тем, как произнести мое имя? Словно знал, что оно – не мое настоящее.
Майра подтвердила, что она признательна и счастлива видеть меня рядом.
– А что это за слабость? – спросил Роже с глубокой обеспокоенностью.
– Ничего страшного. Наверно, я перегрелась. Я еще не привыкла к здешней жаре.
– Ты не думаешь, что следовало бы обратиться к доктору?
– О, нет-нет.
– Ты принимала лекарство?
– Да.
– Ну хорошо, время покажет. Если такое состояние будет у тебя повторяться, я намерен настоять на твоей встрече с доктором. – Роже улыбнулся мне. – Мы возьмем ее под свою опеку, верно, Диана?
– Я уверена, Майра вскоре поправится.
Оставшись ночью одна в своей комнате, я припомнила все сказанное за вечер. Роже Лестранж казался любящим супругом, но, как всегда, полного доверия у меня к нему не было. Я не могла понять, почему он замешкался, произнося мое имя. В самом деле складывалось впечатление, что он знает – это имя не настоящее.
Мне нужно было поговорить с Лилиас. Она быстро рассеяла бы мои сомнения. Но Лилиас не было здесь, я лежала в чужой постели в доме, который казался Майре зловещим.
В течение этой беспокойной ночи я несколько раз ловила себя на мысли, что меня затянуло во что-то таинственное, возможно даже опасное, но что это такое – понять я не могла.
Проснувшись поутру, я не сразу осознала, где нахожусь. Я в изумлении уселась на кровати; и только взглянув на незнакомую мебель в голландском стиле, поняла, что я в Рибек-хаусе, и вспомнила все, что здесь происходило.
Спустя некоторое время с кувшином горячей воды вошла Любан.
– Миссис Лестранж этой ночью болела, – сообщила она своим меланхолическим певучим голосом. – Очень болела. Мистер Лестранж, он очень волновался.
– Боже мой! Ей стало лучше?
– Да-да, теперь лучше.
После ее ухода я умылась и оделась. Бедная Майра! Похоже, она чересчур чувствительна. Мне было нелегко порвать с Англией и начать жить в другой стране; ее донельзя потрясла та маленькая фигурка в игрушечном доме. Я пыталась понять, кто положил туда эту куколку и зачем. Должна ли она была изображать Маргарет? Наверно – да, потому что лежала у подножья лестницы. Кто-то очень зло пошутил. Неужели, думала я, к этому приложил свою руку Пауль.
Я спустилась вниз. К завтраку уже накрыли, но за столом никого не было. Я вышла на веранду и с нее спустилась в сад. И вновь меня поразила его буйная красота. Ранним утром сад показался мне особенно пленительным. Солнце пока еще грело вполсилы, все вокруг источало свежесть, одуряюще пахли цветы, воздух гудел от бесчисленных насекомых.
И тут из дома появился Роже Лестранж.
– Доброе утро, – сказал он. – Вы проявили огромную любезность, оставшись на ночь.
– Я чувствую себя виноватой перед Лилиас.
– Лилиас вполне самостоятельная женщина.
– Я знаю. Как Майра? Кто-то из слуг обмолвился, что ночью ей было нехорошо.
– Спасибо, к утру ей полегчало. А кто вам сказал про ее самочувствие?
– Служанка, которая принесла мне горячую воду. Ее, кажется, зовут Любан.
– Должно быть, она слышала слова миссис Прост. Любан не живет в доме. С мужем и семьей она ютится в одной из хижин.
– Я знаю. Ходила туда и видела.
– Понятно. Ночью пришлось позвать миссис Прост. Майра меня донельзя встревожила.
– Ей было по-настоящему плохо?
– Не уверен. Я мало смыслю в болезнях. Она… я имею в виду Майру… меня просто обеспокоила. А что вы об этом думаете?
– Я думаю, ей нужно время привыкнуть к новому месту. Что ни говори, она очень долго жила в сельской глуши, а здесь все иначе. Дайте срок – и все образуется.
– Вы в самом деле так считаете? – В его голосе звучало облегчение. – Прежде я ни разу не видел ее нездоровой. У нее случаются головные боли – но тут она выглядела больной не на шутку. Я просто испугался. Решил послать за доктором, но она попросила не делать этого. А потом ей стало лучше. Что-нибудь съела неподходящее.
– Вполне может быть. Жара устраивает плохие шутки с людьми, не привычными к ней. Будем надеяться, скоро она совсем оправится.
– А я все еще в сомнении – может быть, стоит все-таки пригласить доктора.
– Я бы посмотрела, как она будет себя чувствовать.
– Вы умеете успокаивать, Ди… Диана.
– Я рада этому. На нее могла угнетающе подействовать та фигурка в игрушечном доме.
– Фигурка? Какая фигурка?
– Резная. Мне думается, она изображает женщину.
– В игрушечном доме?
– Да. Я видела ее тоже. Майра показывала мне дом, и эта фигурка лежала там.
– На что же она похожа?
– Она довольно неумело сделана.
– Местная работа?
– Наверно, она лежала у подножья лестницы. Не спиральной, а другой.
На его лицо набежала тень.
– Кто же, черт возьми, мог положить ее туда? – пробормотал он.
– Майра не имела ни малейшего представления. Но фигурка… была там – и все.
– Покажите ее мне, – довольно резко сказал он. – Пойдемте со мной.
Он торопливо направился к дому, я последовала за ним. Мы быстро прошли в другой конец дома. Фигурка исчезла из игрушечного дома.
– Где же она? – крикнул он. – Покажите ее.
– Исчезла. А лежала вон там… у самой нижней ступеньки лестницы.
Несколько секунд он молчал. Никогда прежде я не видела, чтобы он терял дар речи.
– Именно в этом месте нашли Маргарет, – наконец вымолвил он. – Кто-то находит забавными дурацкие шутки. Мы должны узнать – кто именно.
– Это потрясло Майру, – сказала я. – Мне показалось, она вот-вот упадет в обморок. И я поспешила увести ее оттуда.
Роже пришел, наконец, в себя, но румянец так и не вернулся на его щеки.
– Благодарю вас, Диана, – проговорил он, и я обратила внимание на то, что он назвал мое имя без обычных колебаний. – Благодарю, что вы заботитесь о Майре.
Мы прошли на другую половину дома и спустились по винтовой лестнице.
– Не говорите никому о фигурке, – попросил он, – не нужно напрасно пугать людей.
Я пообещала.
К завтраку Майра вышла и сообщила, что чувствует себя много лучше.
– Ночью мне показалось, что я умираю, – добавила она.
– Не нужно так, дорогая, – отозвался Роже, – ты ведь знаешь, что я не допустил бы этого.
Она рассмеялась. В этом смехе звучало счастье.
– Спасибо, Диана, за то, что остались. Мне так хорошо, когда вы в доме. Вы ведь придете еще и снова останетесь у нас, верно?
– Я буду настаивать на этом, – добавил Роже.
В школе меня ожидали два письма – одно от Ниниана, второе от Зиллы.
Ниниан начинал с совета немедленно вернуться в Англию.
«Обстоятельства складываются не лучшим образом, и, похоже, война неизбежна. Чемберлен и Милнер собираются отказать Крюгеру и Сметсу в привилегиях, которые те просят сроком на пять лет. Теперь остается ожидать только взрыва. Люди, которые сделали так много для процветания страны, не потерпят, чтобы им отказывали в праве участвовать в решении собственных дел. Британский рейд в Южную Африку несколько лет назад закончился для англичан унизительно. Мы не можем допустить повторения позора. Ходят слухи, что Чемберлен посылает десятитысячную армию в подкрепление войскам, уже находящимся на юге Африки. Вы должны понять, что положение складывается крайне опасное. Время еще есть. Вы с мисс Милн еще не успели как следует пустить корни. Пока не поздно, вам обеим следует на ближайшем судне вернуться в Англию».
По-видимому, он не получил моего письма, потому что ни разу не упомянул о нем.
Я перечитала его послание. Кроме призыва к возвращению, в нем не было ничего примечательного.
Письмо Зиллы оказалось менее тревожным.
«Надеюсь, у тебя все складывается хорошо. Ниниан Грейнджер не устает повторять об угрожающей вам опасности. Он уверен, что вам необходимо вернуться. Он просил меня написать и попросить тебя о том же. Что я и делаю. Без тебя мне скучно. Моя жизнь ничем не наполнена. Я собираюсь немного попутешествовать. Несколько раз ездила в Лондон, но теперь думаю отправиться за границу. Может быть, это меня развлечет. Жаль тебя нет рядом, ведь мы могли бы поехать вдвоем. Надеюсь, ты скоро вернешься домой. Мы с тобой весело проведем время».
Я показала Лилиас письмо Ниниана. Прочитав его, она нахмурилась.
– Домой?! – воскликнула она. – Ни за что. Школа только-только начала вставать на ноги. Она так нужна здесь. Люди относятся к нам замечательно. Они же не собираются воевать с нами. В его настойчивости есть что-то истерическое.
– В Кимберли живут, главным образом, британцы.
– Но есть и буры, и местные – и все они очень дружелюбны.
– Итак, война не будет нашей… моей и твоей, Лилиас.
– Ты ведь не жаждешь вернуться?
Я колебалась. Я вспомнила, каким добрым и заботливым был Ниниан. Мне показалось многозначительной его настойчивость, которую Лилиас назвала истерической. Поразительно, но по прошествии такого долгого времени я все еще оставалась для Ниниана чем-то большим, нежели рядовой случай из его практики. Я с радостью поговорила бы с ним, но, увы, нас разделяло огромное расстояние. Так или иначе, но я начала размышлять над возвращением домой.
Не испытай я такого горького разочарования с Джеми, не выкажи Ниниан такого откровенного интереса к Зилле, я, наверно, могла проникнуться глубоким чувством к своему бывшему адвокату. Но после всех моих разочарований я не умела быть судьей… даже для самой себя. Возможно, со времени процесса я так и оставалась не в своей тарелке.
– Ну, и что же ты решила? – спросила Лилиас.
– Похоже, мы с тобой в самом деле становимся здесь своими людьми.
– И у тебя это получается даже лучше, чем у меня. Знаю, что это так. И потом – ты же не собираешься срываться с места всякий раз, когда что-нибудь напомнит тебе о прошлом?
– Пожалуй, нет.
– Что дальше? Ты напишешь ему?
– Наверно… нехорошо обижать людей. Лилиас кивнула.
– Сообщи, что его тревоги преувеличены. Здесь ничего не изменилось со дня нашего приезда.
– Ты права. – Лилиас в самом деле была права. Не могли же мы в самом деле сложить чемоданы и отправиться домой только потому, что получили письмо от Ниниана, до которого через тысячи миль дошли слухи о возможной войне.
Я стала частым гостем в Рибек-хаусе. Время от времени оставалась там на ночь. Лилиас ничего не имела против; я видела, что ей даже нравилось одной управляться со всеми учениками. Это все больше убеждало меня в том, что Лилиас легко обойдется без меня. Она была в восторге, когда мы смогли сделать первый платеж в счет нашего долга Обществу по оказанию помощи эмигрантам. Я сказала подруге, что пусть этот платеж будет погашением только ее долга, поскольку я слишком часто бываю с Майрой. Но Лилиас была непреклонна.
– Оставим ненужные разговоры, – отрезала она. Между тем я все ближе знакомилась с домом Лестранжей.
Мы с Паулем стали хорошими друзьями. Школа ему нравилась, и учился он хорошо. Хотя я чувствовала, что Пауль по-прежнему сердит на Роже за женитьбу на его матери, он как будто смирился с происшествием. Роже был всегда мил со мной, как, правда, со всеми окружающими. Все слуги его любили, и мне думалось, что в доме стало приятнее жить, чем при Рибеках.
Домоправительница миссис Прост как будто принимала во мне живое участие. Она была порядочной сплетницей, но этот грешок водился и за мною.
Между мною и Майрой крепла дружба, и я радовалась, видя, что нервозность моей новой подруги заметно уменьшилась. По словам миссис Прост, благотворную роль сыграли мои посещения. Теперь я без колебаний оставалась у Лестранжей на день или на два с ночевкой. Лилиас обучила меня игре в шахматы, я передала эту науку Майре, и теперь мы частенько коротали время за черно-белой доской. Майра стала горячей поклонницей этого развлечения.
И вот однажды Роже, уезжавший по делам в Йоханнесбург, попросил меня составить компанию Майре в очередной раз переночевать у них. Я согласилась, и мы с Майрой провели приятный вечер за шахматами и разговорами.
Ночью меня разбудил миссис Прост и сказала, что Майра заболела и нуждается в моей помощи. Я поспешила к хозяйке дома, которой в самом деле было очень плохо.
Спустя некоторое время приступ прошел, но я сказала, что проведу остаток ночи рядом с нею, и Майра была очень мне благодарна. Утром ей полегчало, и с души у меня будто камень свалился.
Майра не хотела, чтобы о ее недомогании знали окружающие.
– Не говорите об этом Роже, – попросила она. – Хорошо, что приступ случился в его отсутствие. Он не любит, когда болеют, и слишком волнуется, как бы чего не вышло.
– А может быть, ему следует знать, – сказала я. – Может быть, самое правильное – позвать доктора.
– О нет, ни в коем случае. Уверяю вас, я в полном порядке. Наверно, опять съела то, чего не принимает мой организм. Но я уверена – приступ не повторится.
Она созналась, что чувствует легкую усталость и хотела бы просто полежать.
Пока Майра отдыхала, я спустилась в комнату миссис Прост.
– Вы тоже считаете, что виновата пища? – спросила я домоправительницу.
Та была слегка шокирована моим вопросом.
– Повару не слишком понравились бы ваши слова, мисс Грей.
– Что поделать, определенные слова могут не нравиться некоторым людям. Может быть, она съела что-нибудь для нее не подходящее.
– Не знаю, не знаю. Но согласна, что нужно соблюдать осторожность. Хозяйке в самом деле было дурно. Она меня очень напугала. Хорошо, что вы здесь, когда мистер Лестранж в отъезде.
Миссис Прост сказала, что по сравнению с прошлым дом стал совсем другим.
– Когда здесь жили Рибеки – боже ты мой! – все обязаны были ходить по струнке, скажу я вам.
– Должно быть, вы очень хорошо знаете этот дом, миссис Прост?
– Я вошла в него до замужества. Здесь нашла супруга… здесь мы и жили вдвоем. Он был дворецким, а я домоправительницей – так оно и осталось после свадьбы. Нам было хорошо вместе. А потом он умер – от сердца. Совершенно неожиданно. А я вот живу.
– Это, конечно, произошло еще во времена Рибеков?
– Мы в мыслях не допускали никаких изменений. Семья Рибеков владела домом много лет – наверно, около двухсот. Очень строгие люди, буры. Я это знаю, потому что мистер Прост тоже был бур. Моя семья приехала сюда, когда я была девчонкой. И если ты англичанка, то навсегда англичанкой и останешься. Хотя я стала женой мистера Проста, но я так и не стала буром, если вы понимаете, о чем я.
– Для вас было большим ударом, когда Рибеки решили продать дом?
– Страшно вспоминать! Заваруха продолжалась здесь лет десять, не меньше. Между англичанами и бурами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40