Его двадцатилетний командир орал и размахивал шапкой. У него не было даже военной формы, но на корме его кораблика с флагштока свисал самый настоящий красный флаг. Впрочем, его можно было трактовать просто как «имею на борту взрывоопасный груз».
– Товарищ военный советник, – подошел сзади переводчик. – Товарищ капитан спрашивает, будут ли от вас какие-нибудь еще указания.
– Да, – кивнул Алексей. – Всех лишних немедленно убрать с пристани.
Он обернулся и увидел, что погрузка уже почти закончилась, – оставались последний грузовик и последняя мина. После этого капитан-лейтенант посмотрел в темное еще небо. Вызванная необходимостью ночной погрузки иллюминация может привести к тому, что все уважающие себя «ночники» слетятся к ним, как мотыльки. Причем вооруженные до зубов. И если зенитчики, дай бог, сумеют отогнать одиночку-охотника, то он, проникнувшись к ним почтением, в любом случае наведет на базу уже загруженное как следует и готовое к драке звено бомбардировщиков. А истребителей на прикрытие выхода убогого минзага никто не даст, можно даже не просить. Остается только молиться, чтобы свет никто не увидел. А корейцам – чтобы их посудина не попалась какому-нибудь шарящему между островами сторожевику.
– Уводите грузовик, как только они скатят, – сказал Алексей. – И всех лишних тоже уводите. Как только они закрепят все мины, немедленно свет долой. Если американцы налетят, здесь одно мокрое место от всех останется. Видывал я такое...
Он ожидал, что Ли направится к капитану и передаст ему совет, но переводчик вместо этого подбежал прямо к грузовику и сам прокричал что-то на своем чирикающем языке ждущему шоферу. Дождавшись, чтобы солдаты забросили доски в кузов, он, взмахнув рукой, выкрикнул несколько энергичных слов (отчего те разразились приветственными воплями), и все тут же трусцой побежали в сторону собственно порта. За ними покатил и сам грузовик.
Все-таки лейтенантское звание на войне – это достаточно много, даже на флоте. И даже при том, что Ли – китаец, а батальон корейский. Алексей уже знал, что имя Хао Мао, произнеся которое в первый раз, переводчик ждал от него улыбки, а то и насмешки, означает всего лишь Хорошая Шерсть. На севере Китая скотоводство было развитым, и его родители, небогатые крестьяне, назвали своего младшего сына на удачу. Еще одного лейтенанта, с которым Алексей успел познакомиться, – командира базирующегося на Соганг патрульного катера, звали в переводе на русский Крепкая Сталь. Можно было догадаться, что его отец был из рабочих.
– Давай! Давай! – прокричал с кунгаса высокий жилистый кореец в шапке, «уши» которой стояли торчком, как у зайца. Это само по себе придавало ему достаточно забавный вид, а выученное им за несколько часов подходящее русское слово сделало бы ситуацию окончательно комичной, если бы этот молодой офицер не должен был выходить в море уже через полчаса. Ставить мины между островами, в надежде на то, что на них подорвется какая-нибудь шхуна, везущая продовольствие и боеприпасы островным гарнизонам юж-нокорейцев – а если повезет, то и тральщик. И еще больше надеясь, что в процессе минной постановки его никто не обнаружит.
Погрузка уже заканчивалась. Не сумев поймать его взгляд, Алексей обернулся, и Ли тут же оказался рядом, дожидаясь новых указаний. Все же командиру минзага потребовалось еще несколько минут, чтобы тщательно проверить выстроившиеся на палубе мины, и только после этого он взбежал на пирс и молча остановился перед ними.
– Погрузка произведена недостаточно быстро, – высказался Алексей, глядя прямо перед собой. Ли перевел, и от военного советника потребовалось усилие, чтобы не посмотреть в лицо корейского моряка. – Если у вас будет такая возможность, я рекомендую тренироваться в погрузке до тех пор, пока вы не сумеете сократить ее время вдвое. Учебных мин нет, поэтому я попрошу товарища капитана обеспечить вас деревянными чурбаками. Значение тренировки вам понятно?
Только задав этот вопрос, он перевел наконец взгляд и встретился глазами с командиром «Вымпела № 4».
– Да, товарищ военный советник, – утвердительно кивнул кореец. – Я знаю, что мы плохо справились, но бойцы редко привлекались к подобным работам. У них мало опыта.
– Будут чаще, – пообещал ему Алексей, сумев наконец-то, улыбнуться с чистым сердцем. – Нам обещали мины и минные защитники. В сорока милях отсюда ходят корабли и суда интервентов, и если мы собираемся мешать им снабжать свои гарнизоны, высаживать десанты и разведгруппы, то нам всем придется воевать лучше, чем мы воюем сейчас. Погрузка мин – это тоже война.
Офицер кивнул. Ему явно не терпелось, более того, в своем нетерпении он был совершенно прав. Утренние сумерки с их зимним туманом были на вес золота – вовсе не каждый американский, британский или южнокорейский сторожевик имел ежеминутно готовый к фактической работе радар, а мимо эсминца ребят, дай бог, пронесет. Так что пока не взлетели дневные разведчики, «Вымпел № 4» должен выставить мины в проливе. В принципе, они успевали.
– Удачи! – коротко пожелал Алексей корейцу, и тот, пожав его руку, напряженно кивнул. Удача им понадобится, в этом сомнений нет. Сегодняшняя операция была, по местным меркам, достаточно рутинной, но для нового советника она была первой, разработанной полностью самостоятельно. Повезет ли ему, как иногда везет новичкам? Не придет ли в голову флагманскому минеру военно-морского флота КНДР, пожилому флегматичному мужичку с усталыми собачьими глазами, что молодого русского до реального дела допускать незачем. Мол, его работа – заглядывать через плечо в карты и таблицы и робко подсказывать глубины установки минрепов и соотношение мин к минным защитникам в каждой индивидуальной банке. Одной – у Тэчон-До, другой – у Тэйонпонг-До, третьей, если повезет и им это разрешат, – аж у самой пасти тигра, между Махангом и островами Сокмо-До, где вражеские сторожевые катера считаются на дюжины. Пожалуй, можно вспомнить, что в Европе подобный масштаб минно-заградительных операций (таких, как сегодня – шесть мин на единственном убогом, вооруженном одним пулеметом кунгасе) вызвал бы просто смех. Но здесь это не было смешно...
Где-то внутри посудины взвыл и застучал двигатель. Освещение с берега уже погасло, и в еще полной по зимнему времени темноте ходовые огни кунгаса светились, как планеты в ночном небе юга. Потом, мигнув, погасли и они.
Лейтенант выкрикнул несколько команд, и темные фигуры матросов забегали у причального борта. Через два десятка секунд минзаг, качнувшись, отвалил от брусьев причала, унося с собой полдюжины сделанных в СССР морских якорных мин. Лично проверив каждую, Алексей был уверен, что они не подведут. Год выпуска на формулярах к минам стоял 1938-й. Ему показалось странным, что их, во-первых, производили в годы, когда на вооружение были уже приняты более современные образцы, а во-вторых, так и не использовали в Отечественную, но это могло быть просто проявлением секретности, как и намалеванные на корпусе широкими мазками сурика непонятные ему иероглифы. С другой стороны, ему понравилось, что минрепы у мин были не из тросов, а из чередующихся с участками тросов коротких фрагментов крепких цепей. Насколько он помнил, делать такие минрепы начали действительно сравнительно недавно – так что, быть может, мины и в самом деле достаточно новые. Предполагалось, что цепи должны заклинивать резаки трапов, подтягивая мины к бортам тральщиков. Более того, такие минрепы делали малоэффективными параваны-охранители, с какими здесь ходили, насколько Алексей знал, почти все крупные боевые корабли интервентов. Вероятно, из экономии длина минрепов была уменьшена со стандартных 400 метров вдвое – этого вполне должно было хватать, что для Финского запива, что для мелководных Западно-Корейского залива и Желтого моря. В любом случае, стоимость изготовления такого минрепа вполне окупалась массой интересных возможностей, сразу встающих перёд теми, кто занимался тралением. Сейчас это был не он, это были враги, поэтому Алексей стоял, улыбаясь, и щурился на серое мерзлое море.
Минный заградитель уже разворачивался, показывая переделанную в транцевую, как у эсминца, корму с узкой рельсовой колеей для ската. Ребятам где-то три часа хода до района выполнения боевой задачи, и каждую минуту их могут перехватить. Сама постановка заграждения может занять минут пятнадцать или двадцать – и это уже напрямую зависит от подготовки команды, в которой Алексей вовсе не был уверен. Даже самого командира минзага он встретил вчера первый раз в жизни, и хотя парень ему весьма понравился, но опыт есть опыт: кадровый военный моряк, капитан-лейтенант Вдовый отдал бы четверть наличного корейского запаса мин только на то, чтобы вытренировать офицеров и матросов так, как в свое время тренировали его самого – до безрассудного автоматизма.
Отняв ладонь от виска, Алексей обернулся от дунувшего в лицо порыва холодного ветра с моря, принесшего стук двигателя и голоса команд. Лейтенант Ли стоял рядом, за плечом, и, оказывается, тоже отдавал честь – то ли помня правила, то ли просто копируя его. Солдаты-корейцы, грузившие мины на борт, и несколько портовых матросов также стояли на пристани и на мостках. Без всякого подобия строя, просто отдельными группками по нескольку человек, они стояли почему-то в полном молчании. Это было не просто «тихо», без выкриков и пожеланий удачи: молчание было каким-то неживым. Именно поэтому Алексей не почувствовал их за спиной – как любой человек, включая его, осознает присутствие других людей. Эта мелочь почему-то неприятно уколола его, и хотя ничего страшного в произошедшем не было, на душе от этого остался холодный, нехороший осадок.
Шагая к домику столовой передовой ВМБ, Алесей продолжал морщиться и уговаривать, убеждать себя в том, что в чужой стране могут и должны быть свои собственные традиции и суеверия, тем более в стране отсталой – какой, надо признать, является Корея. В советском флоте плохой приметой считалось отвечать на пожелание удачи в бою вежливыми словами. Может, и не везде, но по крайней мере на Балтийском и Северном флотах, где Алексей воевал от самого первого и до самого последнего дня войны, на такое пожелание надо было или выматериться, или как минимум грубо обругать пожелавшего. Почему – черт его знает, но вот так прижилось... Может, как рудимент какой-то народной традиции стародавних времен. Можно было припомнить, например, что в деревнях матерными ругательствами до сих пор отгоняют болезни от скота.
Ну кто его знает, как принято провожать в бой у корейцев... Может, у них так и надо: стоять, как на похоронах соседа, морща лицо от ветра, но не произнося ни слова. Интересно, переводчик Ли знает, или ему это так же удивительно – как китайцу из северной провинции и вдобавок бесконечно далекому от моря и военного флота человеку?
Внутренне посмеиваясь и проникаясь к своему «второму языку» все большим уважением, Алексей отмечал, что Ли ежедневно записывает на бумажки новые для себя слова и проговаривает их по 20 раз в день, пока произношение не станет если не чистым, то по крайней мере понятным. «Минреп», «гальвано-у-дарний», «ком-бини-рован-ний» – на этом слове он пока спотыкался чаще всего. Лейтенант с минзага, с его освоенным за полтора часа «Давай, давай!», мог оказаться в итоге гораздо более талантливым. Но слово было нужное – едва вступив в должность, Алексей сразу начал терзать флаг-минера по поводу необходимости использования современных, или по крайней мере «более современных», мин, – с индукционными, акустическими, комбинированными взрывателями, приборами срочности и кратности, и так далее. Если умело их применять, то даже не прикрытое береговой артиллерией и ударной авиацией, «мертвое» по сути заграждение может стоить интервентам немало пота. А пока они его будут тралить – можно будет поставить другое, в другом месте. Или в двух.
Погрузившийся в свои мысли Алексей вдруг заметил, что комвзвода Ли сзади начал какой-то разговор. Он обернулся на незнакомого солдата или матроса, зачем-то увязавшегося за ними, и тут в его голову пришла очередная неприятная мысль. Флагманский минер, советником при котором являлся капитан-лейтенант Вдовый, проводить заградитель в боевой поход не пришел. Почему – опять же, бес его знает. Он немолодой человек, и в два с лишним часа ночи, когда началась погрузка, а тем более к моменту выхода ему наверняка очень хотелось спать. С вечера они работали вместе, но вопрос о том, нужно ли Алексею идти на причал, а флаг-минеру оставаться, даже не вставал – все решилось как-то само собой. Плюс задача опять же была микроскопической: наверняка надменный старший офицер предположил, что шесть мин не стоят того, чтобы, не выспавшись, два-три дня потом ходить как поскользнувшийся. Но все равно... Когда балтийские «Марти» и «Урал» уходили ставить мины, было понятно, что флагманский минер флота должен или идти с ними, или, по крайней мере, непрерывно держать руку на пульсе происходящего – готовясь требовать прикрытие авиации, помощь Отряда легких сил и так далее. Никакой помощи, разумеется, почти никогда не было даже на той войне и уж точно не будет на этой, но Алексей, мысленно матюгнувшись, заключил, что спокойствие, с которым флагманский минер флота коммунистической Кореи относится к своей работе, объясняет то, что к ней с таким же спокойствием относятся и американцы с англичанами.
Они подошли к столовой и остановились, обметая сапоги заботливо приставленной к крыльцу метелочкой из плотных, коротко обрезанных сухих стеблей.
– Проголодались, товарищ военный советник? – спросил лейтенант Ли.
Проголодался Алексей отчаянно, потому что встал почти немедленно после того, как лег, а завтрака в четверть третьего ночи, разумеется, не было и быть не могло. С тех пор прошло не так уж и много времени, но все эти часы он провел на морозе, ощущая, как холодный ветер пробирается через швы бушлата. На часах не было еще шести, а он уже устал и наголодался впрок на целый день. Хотя если лейтенант со своим «Вымпелом» придет вовремя и без мин, то это, разумеется, будет стоить любого голода.
Заранее истекая слюной, он вошел в помещение столовой – немаленькую квадратную комнату, уставленную лавками и столами, со стенами, расписанными наивной батальной живописью.
– Что это такое изображено? – спросил Алексей переводчика, активно работая ложкой над миской с горячей рисовой кашей – насколько он уже понял, традиционным завтраком корейских моряков.
– Товарищ Ким Ир Сен, – сообщил тот.
– Ну, это понятно. А что он делает?
Лицо вождя корейских коммунистов Алексей уже научился узнавать: на большинстве изображений оно было одухотворенным, как, скажем, лицо декламирующего поэта. То, что на изрисованной гуашью стене, яркие краски с которой радовали глаз любого завтракающего или обедающего во флотской столовой передовой ВМБ Соганг, изображен именно будущий маршал Ким Ир Сен, Алексею было попятно. Непонятно ему было то, что делает Ким с таким странным видом. Местный художник, пожалуй, не слишком блистал талантом, и будущий маршал на росписи выглядел странно: его вдохновленное лицо не слишком вязалось со схематично изображенной винтовкой в руках и ползущей мимо колонной грузовиков.
Переводчик Ли спросил о чем-то солдата из рассевшегося за соседними столами взвода, добравшегося до столовой на 10-20 минут раньше их. Тот обменялся с друзьями несколькими быстрыми фразами, и переводчик Ли коротко сообщил, что нарисованная на стене сцена изображает отряд Антияпонской партизанской армии, который готовится к нападению на воинскую колонну японских захватчиков. Подумав, он добавил, что это происходит в Маньчжурии, в Китае.
– Да, – кивнул Алексей. Ну что ж, таким вождем можно гордиться. Молодой коммунист, с нуля создавший партизанский отряд, затем целую армию, мужественно дравшийся с интервентами без всякой надежды на успех и за считанные годы после завоеванной общими усилиями победы превративший сельскохозяйственный и ресурсный огрызок Японии в молодую и гордую своей независимостью страну, – это действительно, без шуток, вдохновляло.
– Я рад за вас, – искренне сказал Алексей ждущим хоть какой-то его реакции солдатам-корейцам и кивнул Ли, чтобы переводил сразу. – Ваш вождь – мужественный и стойкий человек. Я уверен, что и эту войну вы тоже выиграете. Я не сомневаюсь в этом.
Выслушав энергичные слова переводчика, солдаты закивали и заговорили, воспользовавшись нечастым случаем выразить советскому военному советнику свою признательность за помощь в их нелегкой борьбе. В свою очередь, на согласное кивание, выражения благодарности за доверие и прижимание рук к груди в попытках компенсировать убогость своего корейского лексикона (не выходящего пока за пределы с запинками произносимого Чосон Ин-Мин Кун Корейская Народная Армия (корейск.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69