Воды, пожалуйста, если она, конечно, свежая.
– Лучше нигде не найдете. – У Красной Шапочки был густой низкий голос. – Натуральная вода из источника, свежая и бодрящая, как весенний день.
Впервые за все утро я с трудом удержалась от смеха. Официантка вещала не хуже телевизора. Вспомнилось вдруг, как мы с Беном в "Малберри-Инн" смотрели отрывок из "Печального Дома" и интервью Гарварда Смита с Мэри Фейт. Теперь же, сидя в баре, я вдруг почувствовала себя марионеткой в руках судьбы, покорно притащившейся за тысячи миль.
То, что не под силу изменить, можно поправить с помощью хорошего обеда.
– Гамбургер, двойную порцию картошки-фри и коку, пожалуйста.
– Остальные будут заказывать? – Красная Шапочка покосилась на большие круглые часы над прилавком бара. – Через десять минут начнется показ мод.
Эрнестина напомнила нам, что Джеффриз отказалась от шанса стать моделью. Хендерсон хотел было заказать овощной суп с мясом, но потом передумал. Лоис, мрачно сообщил он нам, готовит лучшие супы в мире. Что, естественно, вызвало самые горячие возражения Эрнестины. Ее Бинго в три годика готовил такой овощной супчик, от которого за милю слюнки текли. Графиня, и без того густой румянец которой потемнел, уставилась на толпу. Бедный ослик – в смысле, Хендерсон! Поджав губы, он присоединился к нам и заказал гамбургер.
Не успела Красная Шапочка отойти, как Эрнестина поинтересовалась, не Джимми ли тот человек за стойкой бара.
– Этот? Седой, с щеками как у хомяка? Да это наш добрый старина шериф, Том Догерти. Каждый день заглядывает в это время, проверить, не нужно ли разнять каких драчунов.
– В этом городке есть собственный шериф? – Хендерсон явно собрался выразить своему конгрессмену протест против растранжиривания денег налогоплательщиков.
Красная Шапочка посмотрела на него в упор.
– Хотите верьте, хотите нет, сэр, но Грязный Ручей раньше был административным центром округа. А Джимми сидит рядом с шерифом.
– Джимми – это она? – Хендерсону явно был по не плечу столь бешеный темп: одно потрясение за другим.
– Именно! Вообще-то ее зовут Джемима, так написано в свидетельстве о рождении. Но я вам этого не говорила. – Заправив карандаш за ухо, Красная Шапочка вразвалочку направилась к двери с надписью "Посторонним вход воспрещен".
Толпа отхлынула от стойки, позволив нам хорошенько рассмотреть ширококостную даму с волосами скорее протравленными, нежели выкрашенными в рыжий цвет с металлическим отливом. На ней было атласное одеяние, смахивающее на пеньюар; из ложбинки на груди торчала увядшая роза. На лице хозяйки было столько краски, что хватило бы на внутренние и наружные стены дома на одну семью, а голос такой, что душа в пятки уходила.
– Чертова муха! – рявкнула она, саданув мощной дланью по стойке.
Беседа за нашим столиком текла, как вода в гору.
– Вам стоит всегда так причесываться, Элли, – заметила Эрнестина. – Очень худит ваше лицо.
– А вы хорошо разбираетесь в моде? – Соланж критически оглядела прическу "под горшок", горчичное платье и зеленые лягушачьи бусы своей соседки. Кажется, в отношениях между этими двумя прогрессирует холодок.
– Я, милочка, не считаю себя красоткой. Стоит мне выйти на солнце, и я тут же превращаюсь в хот-дог. Но меня это не тревожит, потому что главное – моя семья. Мы с Франком тратим все деньги на нашего мальчика. Но вы-то, конечно, будучи бездетной, не можете знать, что такое настоящее самоотречение. Ради счастья моего Бинго, ради того, чтобы он…
– Стал Кулинаром, не так ли? Mais oui , вам не очень понравилось, когда я сказала вам – еще до того, как пришли мсье Бен и Элли, – что мой Венсан вовсе не одержим мечтами угодить вам с вашим сынком. У него припасены такие фокусы, что вам и не снилось! – Из неподвижной статуи Соланж превратилась в пылкую женщину. Хлестнув по столу полами своей черной накидки, она щелкнула пальчиками с огненно-красными ногтями перед носом разъяренной Эрнестины. – Сыта по горло вашим сопливым Бинго! Мои пудельки, мои обожаемые детки куда симпатичнее! Анжелика, Флер и все остальные – как они могут быть счастливы, когда их папочка в печали? Моему Венсану уже под пятьдесят, и я не многим моложе. Ему до смерти надоело засовывать меня в печку на сцене и, устроив большой взрыв, вынимать оттуда жареного цыпленка. Я хочу одного: чтобы мой Венсан хоть раз в жизни нашел себе мечту, которая не потребовала бы разрезать меня пополам.
Откуда такая враждебность? Вчера вечером, в ходе операции "Марджори Задсон", мы все вроде бы неплохо ладили.
Волосы Эрнестины прилипли к ее раскрасневшемуся лицу. Она уже раскрыла рот для ответной речи, но тут, к счастью, прибыла наша еда, и я сумела плавно перейти к нахваливанию хрустящей картошечки и лука с помидорами, уютно угнездившихся на наших гамбургерах.
– Да, но высшего ли сорта это мясо? – встревожился Хендерсон.
Красная Шапочка повела плечом, и тут, перекрывая шум и гам, раздался рык:
– А ну замолчали, трепачи несчастные! Дайте Джимми слово сказать! – Великанша-людоедка с растущей из груди розой стряхнула в стакан сигарный пепел и подалась вперед, облокотившись на стойку. – У нас кое-какие проблемы со сбором денег для ремонта детской площадки, но наши прихожанки обожают сложности. Так что рассаживайтесь, держитесь за стены или за что хотите и слушайте, пока наш дорогой шериф Том Догерти ознакомит вас с программой нашего показа мод!
Аплодисменты.
– Да ладно вам, ребята. – Шериф взъерошил свою шевелюру и сразу заметно помолодел. Кобура болталась возле его бедра, совсем как в кино. – Как поживаете, друзья, соседи и туристы! – Он остановил взгляд на нашем столике, будто занося каждого из нас в графу "Праздношатающиеся". – Не ждите, что я буду тут перед вами разглагольствовать вроде как оратор от Диора. – Он улыбнулся, и на его пухлых щеках наметились ямочки. – Но я вам скажу, что и у нас найдутся симпатичные девчата, которые порадуют ваш глаз. И помните: добровольные пожертвования – они, конечно, добровольные, но смотрите, как бы вас не обвинили в пренебрежении своими гражданскими обязанностями.
Музыкальный автомат заиграл медленную, убаюкивающую мелодию. Шериф достал тетрадку.
– Поприветствуем любимых близнецов Грязного Ручья, Терезу и Тересу Бринхартер!
Из-за двери с надписью "Посторонним вход воспрещен" выскочили две юные особи женского пола, белокурые и загорелые. Из их символических нарядов вышли бы отличные повязки на запястье какому-нибудь спортсмену. Хихиканье девушек потонуло в восторженных возгласах.
– Туалеты сшиты матерью девушек Айрин, храни ее Господь.
Я поклялась в душе, что вся одежда моего ребенка, до последней детали, будет с любовью прострочена от руки.
Следом появилась молодая женщина в прикиде для сельской дискотеки – клетчатой блузке и синей юбке, из-под которой выглядывала белая нижняя юбка с рюшечками. Ее встретили почти такими же бурными аплодисментами, как и близняшек. Затем настал черед хорошенькой девчушки лет четырех. На ней было розовое платьице, в руках – корзина с цветами, и держалась малышка с недетским апломбом.
Мой интерес не угас. А вот сама я начала угасать. Сказывался недосып. Фигуры, сходящие с пандуса, стали сливаться… Я надеялась, что не сползу со стула или, хуже того, не заговорю во сне. И тут я услышала щелчок, будто открылась дверь и Бен беспрепятственно проник в мой мозг.
"Элли, я люблю тебя". – "Нет, не любишь". – "Солнышко, нельзя же верить всему, что ты видишь и слышишь".
Он заключил меня в объятия. Я воспарила…
"Что ж, если ты настолько меня любишь, что готов пойти на обман…"
Я проснулась, когда плавная мелодия внезапно сменилась грохотом и лязгом. Что это все вокруг разохались? Неужели близнецов Бринхартер вызвали "на бис"? Даже мистер Хендерсон Браун напряженно подался вперед.
– Друзья, милые мои земляки! Прошу вашего внимания! – Голос источал патоку. На женщине, спускающейся по пандусу, было белое шелковое платье, отороченное мехом горностая, а в руках она держала два огромных веера из птичьих перьев. Лет тридцати-сорока с виду, она была намного старше близнецов и далеко не такая смазливая, зато в сто раз обаятельнее. У нее было лицо девчонки-сорванца, обрамленное короткими серебристыми волосами; глаза медвежонка панды и яркие губы, растянутые в ослепительной улыбке.
Это была Теола Фейт.
* * *
– Теола Фейт! – Эрнестина вцепилась в мою руку, на лице ее застыло такое же жадное выражение, что и на остальных лицах. Один только Хендерсон Браун с ужасом наблюдал, как дама в белом высунула из-под длинной юбки изящный носок серебристой туфельки, гордо выгнула шею и повела стройными бедрами.
– Я пришла вовсе не затем, чтобы утопить свою дочь в потоке унижений, подобных тем, что она обрушила на меня. Милосердие матери не знает границ. – Два быстрых шажка вперед. Взмахнув одним из своих вееров, Теола Фейт задела нос Хендерсона. Тот чихнул. Больше в баре не раздавалось ни звука. Теола остановилась в центре сцены. – Я смогла бы побороть стремление вернуться сюда, если бы моя милая дочурка Мэри не узурпировала мой дом, моих слуг и моих голубей.
– Чего ты хочешь, Теола? – Шериф сунул свою тетрадку за ремень.
– Отомстить.
– Послушайте, нам не нужны проблемы, – раздался из толпы мужской голос.
Клоунская улыбка на лице звезды не потускнела.
– Вот как? Джимми наверняка не забыла, что в долгу передо мной за все те вечера, когда я оплачивала ренту этого заведения, распевая "Полюби меня или уходи". Джимми до сих пор рассчитывается со мной, предоставив в мое распоряжение свой пентхаус. А может, у вас, ребята, есть предложение получше?
Женщина за соседним с нами столиком заткнула ладонью раскрывшийся было рот своего спутника.
– Теола, – заговорил шериф, и лицо его под седой шевелюрой сделалось смущенным, как у мальчишки. – Ты не найдешь "Мамочку-монстра" в нашем книжном фургончике. Наша Джейн Спенсер, из движения "Граждане за благопристойность", сообщила в библиотеку, чтобы нам эту книжку не присылали.
– Что? Никто из вас не читал этих прелестей, которые моя милая Мэри обо мне понаписала? – Круглые глазки панды еще больше округлились. Ярко-алая улыбка стала еще шире. – Неужели вы, доморощенные кретины, не следите за модой в области греха? Или же вы верите только собственным глазам?
Исполнив медленный поворот, Теола Фейт поднесла оба веера к своим глазам, так же медленно опустила их и промурлыкала:
– Музыку, маэстро!
Музыкальный автомат молчал, но Теола закружилась, повинуясь какому-то внутреннему ритму. Серебристые кудряшки хлестали ее по щекам, на нестареющем лице играла улыбка, кокетливая, как обнаженная лодыжка.
Теола Фейт запела задорным опереточным голоском:
О мама, что бы ты ни натворила,
Признайся, ведь не ты соседей порешила?
Такого быть не может в мире!
А мистер Джонс висит в сортире…
Трудно сказать, как публика отреагировала на эту песенку, поскольку оглушительный свист, вполне возможно, был вызван тем, что Теола Фейт бросила в толпу сначала одну из своих длинных белых перчаток, а затем и вторую.
Мистер Хендерсон Браун медленно сползал под стол. О нет! Всем закрыть глаза! Держа оба веера одной рукой, Теола расстегивала молнию на боку своего шелкового платья.
Мистер Грин дал дуба в среду,
После сытного обеда.
Ну а милый мистер Смит
Прямо как живой в гробу лежит!
Слава богу, среди нас присутствовал шериф Догерти, который бросился на защиту морали и нравственности Грязного Ручья. Выхватив из кобуры револьвер, он проревел: "Ни с места!" В ответ донеслось нестройное многоголосье: "Да заткнись ты, Том!" На Теолу Фейт все это не оказало практически никакого воздействия. Она неторопливо спускала с плечика рукав своего блестящего платья. Однако узнать, как далеко Теола могла бы зайти в эпатировании простого народа Грязного Ручья, нам, увы, было не суждено. Дебаты по этому вопросу, вероятно, будут продолжаться и в следующем веке.
Входная дверь резко распахнулась, будто от удара сапога со шпорами. Раздался оглушительный голос, при звуках которого закачались бутылки за стойкой бара и пластиковые абажуры. Толпа отшатнулась.
– Адское пламя и проклятье на ваши головы! Поистине нечестивы уловки женщин! Змей-искуситель пригрел ее на своей груди, а сатана приложил палец к ее челу. И в этой обители зеленого змия она привечает пьяниц и искателей удовольствий!
Глаза оратора, казалось, вот-вот прожгут дыры в ковре. С бочкообразной головы свешивались желтоватые патлы, в руке он держал книгу в черной обложке – под цвет своей одежды. И я его узнала. Это был тот самый фанатик, с которым я столкнулась на бензозаправке, – преподобный Енох, член ордена Диетеологов. И в руке его была вовсе не Библия, а "Книга Спасения Через Голодание".
– И да настигнет возмездие эту грешницу, и да будет она повергнута на колени, и звуки ее рыданий…
Спрятав оружие обратно в кобуру, шериф Догерти раздумчиво почесал в затылке. Джимми сунула в рот сигару, а Теола Фейт вальяжно подбоченилась, небрежно прикрыв веером расстегнутый бок своего платья; улыбка ее ничуть не померкла.
– Это ты мне, голубок?
И без того разъяренное лицо Еноха потемнело, приблизившись по цвету к адскому пламени. Однако не успел преподобный диетеолог сделать и двух шагов вперед, как на нас обрушилось новое потрясение. Некая особа в бежевом плащике протиснулась сквозь толпу к музыкальному автомату. Ба, да это ж Лаверна, супружница Еноха! Рыжая шевелюра и полинявшее лицо! Не сводя глаз с Теолы Фейт, она судорожно дернула пояс своего плаща и взвизгнула:
– Да лучше компания отпетых грешников, чем жизнь с тобой, Енох! Не желаю я больше ходить за тобой хвостом, как собака! Не стану больше притворяться, будто не замечаю презрительных взглядов людей, когда ты начинаешь нести свой бред насчет небесных кар и прелести искупительных мук голодания!
Теола Фейт обвила Лаверну своими шелковистыми руками. Его диетеологическое преподобие рухнул на колени и, заламывая руки, принялся благодарить Господа за то, что тот привел его в это логово греха, где можно принять муки ради спасения душ человеческих.
– Где твоя обещанная надежда? Где любовь? – вопила его женушка-отступница, подпрыгивая рядом с Теолой Фейт. – Господь не назначал тебя своим заместителем! Зря я оставила ту записку, где сообщила, что иду сюда, чтобы напиться. – Она расстегивала плащ. – Лучше б я написала, что сбрасываю кандалы и собираюсь раздеться догола перед всем честным народом!
– У-у-у! – радостно взвыла толпа.
Лаверна отшвырнула плащ к стойке – и шериф ловко поймал его. Вернув на место ворот своего платья и застегнув молнию, Теола Фейт с интересом наблюдала за состязанием. Все прочие будто замерли в ступоре. За моим столом никто не шевельнул ни единым мускулом.
– У меня нет дочери, которая написала бы бестселлер о том, как часто я меняю нижнее белье, – Лаверна уже расстегнула половину пуговиц на своей блузке, – но, сдается мне, если я хорошенько им тут потрясу, то вполне могу попасть в газеты. Кто знает – может, даже в те, которые читают люди с запотевшими мозгами! – Блузка полетела в толпу.
Кликушества преподобного Еноха достигли своего пика. Теола Фейт, казалось, пытается прикрыть Лаверну своим веером. Ревность взыграла? Наконец шериф Догерти взял дело в свои руки.
Решительным шагом он двинулся к Лаверне, которая ожесточенно освобождалась от лифчика, и положил руку ей на плечо.
– Почему бы вам не присесть на чуток, миссис Гиббонс? Может, подниметесь с Джимми наверх и обо всем потолкуете?
Толпа обезумела. Теола Фейт вместе с несчастной Лаверной скрылись из виду.
Тут я опустила взгляд на стол и с изумлением обнаружила, что разделалась с гамбургером, картошкой-фри и ополовинила бокал с кокой.
– Какая трагедия! – вздохнула Соланж.
Эрнестина поежилась:
– До чего же жуткий тип!
– Он связан с Диетеологами, – внесла и я посильный вклад. – Это организация, которая выступает против еды.
Хендерсон вцепился в подлокотники кресла.
– А вот и ошибаетесь, Элли! – самодовольно возразила Эрнестина. – Они выступают не против питания как такового. Бинго написал об этом статью, "Опасность Диетеологии", для журнала "Кушать подано". А выступают они против еды ради удовольствия. Иными словами, можете есть сколько хотите, но только то, что вам не по вкусу.
– Старая как мир диета, – обронила я.
– Моей Лоис ни за что не следовало в этом участвовать!
– Мсье Браун, вы просто заноза в заднице! Вы ничуть не лучше этого человека – повсюду вам зло мерещится! – Соланж собрала свои сумки. – Pardonez moi ! Хочу посетить toilette .
Мы с Эрнестиной немедленно вскочили, чтобы составить ей компанию.
– Ох уж эти женщины! – Хендерсон скривился. – Если мужчина говорит, что хочет пойти в уборную, его спутники ни за что не станут вскакивать и орать: "Я с тобой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
– Лучше нигде не найдете. – У Красной Шапочки был густой низкий голос. – Натуральная вода из источника, свежая и бодрящая, как весенний день.
Впервые за все утро я с трудом удержалась от смеха. Официантка вещала не хуже телевизора. Вспомнилось вдруг, как мы с Беном в "Малберри-Инн" смотрели отрывок из "Печального Дома" и интервью Гарварда Смита с Мэри Фейт. Теперь же, сидя в баре, я вдруг почувствовала себя марионеткой в руках судьбы, покорно притащившейся за тысячи миль.
То, что не под силу изменить, можно поправить с помощью хорошего обеда.
– Гамбургер, двойную порцию картошки-фри и коку, пожалуйста.
– Остальные будут заказывать? – Красная Шапочка покосилась на большие круглые часы над прилавком бара. – Через десять минут начнется показ мод.
Эрнестина напомнила нам, что Джеффриз отказалась от шанса стать моделью. Хендерсон хотел было заказать овощной суп с мясом, но потом передумал. Лоис, мрачно сообщил он нам, готовит лучшие супы в мире. Что, естественно, вызвало самые горячие возражения Эрнестины. Ее Бинго в три годика готовил такой овощной супчик, от которого за милю слюнки текли. Графиня, и без того густой румянец которой потемнел, уставилась на толпу. Бедный ослик – в смысле, Хендерсон! Поджав губы, он присоединился к нам и заказал гамбургер.
Не успела Красная Шапочка отойти, как Эрнестина поинтересовалась, не Джимми ли тот человек за стойкой бара.
– Этот? Седой, с щеками как у хомяка? Да это наш добрый старина шериф, Том Догерти. Каждый день заглядывает в это время, проверить, не нужно ли разнять каких драчунов.
– В этом городке есть собственный шериф? – Хендерсон явно собрался выразить своему конгрессмену протест против растранжиривания денег налогоплательщиков.
Красная Шапочка посмотрела на него в упор.
– Хотите верьте, хотите нет, сэр, но Грязный Ручей раньше был административным центром округа. А Джимми сидит рядом с шерифом.
– Джимми – это она? – Хендерсону явно был по не плечу столь бешеный темп: одно потрясение за другим.
– Именно! Вообще-то ее зовут Джемима, так написано в свидетельстве о рождении. Но я вам этого не говорила. – Заправив карандаш за ухо, Красная Шапочка вразвалочку направилась к двери с надписью "Посторонним вход воспрещен".
Толпа отхлынула от стойки, позволив нам хорошенько рассмотреть ширококостную даму с волосами скорее протравленными, нежели выкрашенными в рыжий цвет с металлическим отливом. На ней было атласное одеяние, смахивающее на пеньюар; из ложбинки на груди торчала увядшая роза. На лице хозяйки было столько краски, что хватило бы на внутренние и наружные стены дома на одну семью, а голос такой, что душа в пятки уходила.
– Чертова муха! – рявкнула она, саданув мощной дланью по стойке.
Беседа за нашим столиком текла, как вода в гору.
– Вам стоит всегда так причесываться, Элли, – заметила Эрнестина. – Очень худит ваше лицо.
– А вы хорошо разбираетесь в моде? – Соланж критически оглядела прическу "под горшок", горчичное платье и зеленые лягушачьи бусы своей соседки. Кажется, в отношениях между этими двумя прогрессирует холодок.
– Я, милочка, не считаю себя красоткой. Стоит мне выйти на солнце, и я тут же превращаюсь в хот-дог. Но меня это не тревожит, потому что главное – моя семья. Мы с Франком тратим все деньги на нашего мальчика. Но вы-то, конечно, будучи бездетной, не можете знать, что такое настоящее самоотречение. Ради счастья моего Бинго, ради того, чтобы он…
– Стал Кулинаром, не так ли? Mais oui , вам не очень понравилось, когда я сказала вам – еще до того, как пришли мсье Бен и Элли, – что мой Венсан вовсе не одержим мечтами угодить вам с вашим сынком. У него припасены такие фокусы, что вам и не снилось! – Из неподвижной статуи Соланж превратилась в пылкую женщину. Хлестнув по столу полами своей черной накидки, она щелкнула пальчиками с огненно-красными ногтями перед носом разъяренной Эрнестины. – Сыта по горло вашим сопливым Бинго! Мои пудельки, мои обожаемые детки куда симпатичнее! Анжелика, Флер и все остальные – как они могут быть счастливы, когда их папочка в печали? Моему Венсану уже под пятьдесят, и я не многим моложе. Ему до смерти надоело засовывать меня в печку на сцене и, устроив большой взрыв, вынимать оттуда жареного цыпленка. Я хочу одного: чтобы мой Венсан хоть раз в жизни нашел себе мечту, которая не потребовала бы разрезать меня пополам.
Откуда такая враждебность? Вчера вечером, в ходе операции "Марджори Задсон", мы все вроде бы неплохо ладили.
Волосы Эрнестины прилипли к ее раскрасневшемуся лицу. Она уже раскрыла рот для ответной речи, но тут, к счастью, прибыла наша еда, и я сумела плавно перейти к нахваливанию хрустящей картошечки и лука с помидорами, уютно угнездившихся на наших гамбургерах.
– Да, но высшего ли сорта это мясо? – встревожился Хендерсон.
Красная Шапочка повела плечом, и тут, перекрывая шум и гам, раздался рык:
– А ну замолчали, трепачи несчастные! Дайте Джимми слово сказать! – Великанша-людоедка с растущей из груди розой стряхнула в стакан сигарный пепел и подалась вперед, облокотившись на стойку. – У нас кое-какие проблемы со сбором денег для ремонта детской площадки, но наши прихожанки обожают сложности. Так что рассаживайтесь, держитесь за стены или за что хотите и слушайте, пока наш дорогой шериф Том Догерти ознакомит вас с программой нашего показа мод!
Аплодисменты.
– Да ладно вам, ребята. – Шериф взъерошил свою шевелюру и сразу заметно помолодел. Кобура болталась возле его бедра, совсем как в кино. – Как поживаете, друзья, соседи и туристы! – Он остановил взгляд на нашем столике, будто занося каждого из нас в графу "Праздношатающиеся". – Не ждите, что я буду тут перед вами разглагольствовать вроде как оратор от Диора. – Он улыбнулся, и на его пухлых щеках наметились ямочки. – Но я вам скажу, что и у нас найдутся симпатичные девчата, которые порадуют ваш глаз. И помните: добровольные пожертвования – они, конечно, добровольные, но смотрите, как бы вас не обвинили в пренебрежении своими гражданскими обязанностями.
Музыкальный автомат заиграл медленную, убаюкивающую мелодию. Шериф достал тетрадку.
– Поприветствуем любимых близнецов Грязного Ручья, Терезу и Тересу Бринхартер!
Из-за двери с надписью "Посторонним вход воспрещен" выскочили две юные особи женского пола, белокурые и загорелые. Из их символических нарядов вышли бы отличные повязки на запястье какому-нибудь спортсмену. Хихиканье девушек потонуло в восторженных возгласах.
– Туалеты сшиты матерью девушек Айрин, храни ее Господь.
Я поклялась в душе, что вся одежда моего ребенка, до последней детали, будет с любовью прострочена от руки.
Следом появилась молодая женщина в прикиде для сельской дискотеки – клетчатой блузке и синей юбке, из-под которой выглядывала белая нижняя юбка с рюшечками. Ее встретили почти такими же бурными аплодисментами, как и близняшек. Затем настал черед хорошенькой девчушки лет четырех. На ней было розовое платьице, в руках – корзина с цветами, и держалась малышка с недетским апломбом.
Мой интерес не угас. А вот сама я начала угасать. Сказывался недосып. Фигуры, сходящие с пандуса, стали сливаться… Я надеялась, что не сползу со стула или, хуже того, не заговорю во сне. И тут я услышала щелчок, будто открылась дверь и Бен беспрепятственно проник в мой мозг.
"Элли, я люблю тебя". – "Нет, не любишь". – "Солнышко, нельзя же верить всему, что ты видишь и слышишь".
Он заключил меня в объятия. Я воспарила…
"Что ж, если ты настолько меня любишь, что готов пойти на обман…"
Я проснулась, когда плавная мелодия внезапно сменилась грохотом и лязгом. Что это все вокруг разохались? Неужели близнецов Бринхартер вызвали "на бис"? Даже мистер Хендерсон Браун напряженно подался вперед.
– Друзья, милые мои земляки! Прошу вашего внимания! – Голос источал патоку. На женщине, спускающейся по пандусу, было белое шелковое платье, отороченное мехом горностая, а в руках она держала два огромных веера из птичьих перьев. Лет тридцати-сорока с виду, она была намного старше близнецов и далеко не такая смазливая, зато в сто раз обаятельнее. У нее было лицо девчонки-сорванца, обрамленное короткими серебристыми волосами; глаза медвежонка панды и яркие губы, растянутые в ослепительной улыбке.
Это была Теола Фейт.
* * *
– Теола Фейт! – Эрнестина вцепилась в мою руку, на лице ее застыло такое же жадное выражение, что и на остальных лицах. Один только Хендерсон Браун с ужасом наблюдал, как дама в белом высунула из-под длинной юбки изящный носок серебристой туфельки, гордо выгнула шею и повела стройными бедрами.
– Я пришла вовсе не затем, чтобы утопить свою дочь в потоке унижений, подобных тем, что она обрушила на меня. Милосердие матери не знает границ. – Два быстрых шажка вперед. Взмахнув одним из своих вееров, Теола Фейт задела нос Хендерсона. Тот чихнул. Больше в баре не раздавалось ни звука. Теола остановилась в центре сцены. – Я смогла бы побороть стремление вернуться сюда, если бы моя милая дочурка Мэри не узурпировала мой дом, моих слуг и моих голубей.
– Чего ты хочешь, Теола? – Шериф сунул свою тетрадку за ремень.
– Отомстить.
– Послушайте, нам не нужны проблемы, – раздался из толпы мужской голос.
Клоунская улыбка на лице звезды не потускнела.
– Вот как? Джимми наверняка не забыла, что в долгу передо мной за все те вечера, когда я оплачивала ренту этого заведения, распевая "Полюби меня или уходи". Джимми до сих пор рассчитывается со мной, предоставив в мое распоряжение свой пентхаус. А может, у вас, ребята, есть предложение получше?
Женщина за соседним с нами столиком заткнула ладонью раскрывшийся было рот своего спутника.
– Теола, – заговорил шериф, и лицо его под седой шевелюрой сделалось смущенным, как у мальчишки. – Ты не найдешь "Мамочку-монстра" в нашем книжном фургончике. Наша Джейн Спенсер, из движения "Граждане за благопристойность", сообщила в библиотеку, чтобы нам эту книжку не присылали.
– Что? Никто из вас не читал этих прелестей, которые моя милая Мэри обо мне понаписала? – Круглые глазки панды еще больше округлились. Ярко-алая улыбка стала еще шире. – Неужели вы, доморощенные кретины, не следите за модой в области греха? Или же вы верите только собственным глазам?
Исполнив медленный поворот, Теола Фейт поднесла оба веера к своим глазам, так же медленно опустила их и промурлыкала:
– Музыку, маэстро!
Музыкальный автомат молчал, но Теола закружилась, повинуясь какому-то внутреннему ритму. Серебристые кудряшки хлестали ее по щекам, на нестареющем лице играла улыбка, кокетливая, как обнаженная лодыжка.
Теола Фейт запела задорным опереточным голоском:
О мама, что бы ты ни натворила,
Признайся, ведь не ты соседей порешила?
Такого быть не может в мире!
А мистер Джонс висит в сортире…
Трудно сказать, как публика отреагировала на эту песенку, поскольку оглушительный свист, вполне возможно, был вызван тем, что Теола Фейт бросила в толпу сначала одну из своих длинных белых перчаток, а затем и вторую.
Мистер Хендерсон Браун медленно сползал под стол. О нет! Всем закрыть глаза! Держа оба веера одной рукой, Теола расстегивала молнию на боку своего шелкового платья.
Мистер Грин дал дуба в среду,
После сытного обеда.
Ну а милый мистер Смит
Прямо как живой в гробу лежит!
Слава богу, среди нас присутствовал шериф Догерти, который бросился на защиту морали и нравственности Грязного Ручья. Выхватив из кобуры револьвер, он проревел: "Ни с места!" В ответ донеслось нестройное многоголосье: "Да заткнись ты, Том!" На Теолу Фейт все это не оказало практически никакого воздействия. Она неторопливо спускала с плечика рукав своего блестящего платья. Однако узнать, как далеко Теола могла бы зайти в эпатировании простого народа Грязного Ручья, нам, увы, было не суждено. Дебаты по этому вопросу, вероятно, будут продолжаться и в следующем веке.
Входная дверь резко распахнулась, будто от удара сапога со шпорами. Раздался оглушительный голос, при звуках которого закачались бутылки за стойкой бара и пластиковые абажуры. Толпа отшатнулась.
– Адское пламя и проклятье на ваши головы! Поистине нечестивы уловки женщин! Змей-искуситель пригрел ее на своей груди, а сатана приложил палец к ее челу. И в этой обители зеленого змия она привечает пьяниц и искателей удовольствий!
Глаза оратора, казалось, вот-вот прожгут дыры в ковре. С бочкообразной головы свешивались желтоватые патлы, в руке он держал книгу в черной обложке – под цвет своей одежды. И я его узнала. Это был тот самый фанатик, с которым я столкнулась на бензозаправке, – преподобный Енох, член ордена Диетеологов. И в руке его была вовсе не Библия, а "Книга Спасения Через Голодание".
– И да настигнет возмездие эту грешницу, и да будет она повергнута на колени, и звуки ее рыданий…
Спрятав оружие обратно в кобуру, шериф Догерти раздумчиво почесал в затылке. Джимми сунула в рот сигару, а Теола Фейт вальяжно подбоченилась, небрежно прикрыв веером расстегнутый бок своего платья; улыбка ее ничуть не померкла.
– Это ты мне, голубок?
И без того разъяренное лицо Еноха потемнело, приблизившись по цвету к адскому пламени. Однако не успел преподобный диетеолог сделать и двух шагов вперед, как на нас обрушилось новое потрясение. Некая особа в бежевом плащике протиснулась сквозь толпу к музыкальному автомату. Ба, да это ж Лаверна, супружница Еноха! Рыжая шевелюра и полинявшее лицо! Не сводя глаз с Теолы Фейт, она судорожно дернула пояс своего плаща и взвизгнула:
– Да лучше компания отпетых грешников, чем жизнь с тобой, Енох! Не желаю я больше ходить за тобой хвостом, как собака! Не стану больше притворяться, будто не замечаю презрительных взглядов людей, когда ты начинаешь нести свой бред насчет небесных кар и прелести искупительных мук голодания!
Теола Фейт обвила Лаверну своими шелковистыми руками. Его диетеологическое преподобие рухнул на колени и, заламывая руки, принялся благодарить Господа за то, что тот привел его в это логово греха, где можно принять муки ради спасения душ человеческих.
– Где твоя обещанная надежда? Где любовь? – вопила его женушка-отступница, подпрыгивая рядом с Теолой Фейт. – Господь не назначал тебя своим заместителем! Зря я оставила ту записку, где сообщила, что иду сюда, чтобы напиться. – Она расстегивала плащ. – Лучше б я написала, что сбрасываю кандалы и собираюсь раздеться догола перед всем честным народом!
– У-у-у! – радостно взвыла толпа.
Лаверна отшвырнула плащ к стойке – и шериф ловко поймал его. Вернув на место ворот своего платья и застегнув молнию, Теола Фейт с интересом наблюдала за состязанием. Все прочие будто замерли в ступоре. За моим столом никто не шевельнул ни единым мускулом.
– У меня нет дочери, которая написала бы бестселлер о том, как часто я меняю нижнее белье, – Лаверна уже расстегнула половину пуговиц на своей блузке, – но, сдается мне, если я хорошенько им тут потрясу, то вполне могу попасть в газеты. Кто знает – может, даже в те, которые читают люди с запотевшими мозгами! – Блузка полетела в толпу.
Кликушества преподобного Еноха достигли своего пика. Теола Фейт, казалось, пытается прикрыть Лаверну своим веером. Ревность взыграла? Наконец шериф Догерти взял дело в свои руки.
Решительным шагом он двинулся к Лаверне, которая ожесточенно освобождалась от лифчика, и положил руку ей на плечо.
– Почему бы вам не присесть на чуток, миссис Гиббонс? Может, подниметесь с Джимми наверх и обо всем потолкуете?
Толпа обезумела. Теола Фейт вместе с несчастной Лаверной скрылись из виду.
Тут я опустила взгляд на стол и с изумлением обнаружила, что разделалась с гамбургером, картошкой-фри и ополовинила бокал с кокой.
– Какая трагедия! – вздохнула Соланж.
Эрнестина поежилась:
– До чего же жуткий тип!
– Он связан с Диетеологами, – внесла и я посильный вклад. – Это организация, которая выступает против еды.
Хендерсон вцепился в подлокотники кресла.
– А вот и ошибаетесь, Элли! – самодовольно возразила Эрнестина. – Они выступают не против питания как такового. Бинго написал об этом статью, "Опасность Диетеологии", для журнала "Кушать подано". А выступают они против еды ради удовольствия. Иными словами, можете есть сколько хотите, но только то, что вам не по вкусу.
– Старая как мир диета, – обронила я.
– Моей Лоис ни за что не следовало в этом участвовать!
– Мсье Браун, вы просто заноза в заднице! Вы ничуть не лучше этого человека – повсюду вам зло мерещится! – Соланж собрала свои сумки. – Pardonez moi ! Хочу посетить toilette .
Мы с Эрнестиной немедленно вскочили, чтобы составить ей компанию.
– Ох уж эти женщины! – Хендерсон скривился. – Если мужчина говорит, что хочет пойти в уборную, его спутники ни за что не станут вскакивать и орать: "Я с тобой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34