А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Что еще? Дар вспомнил о жучках. Нет, на самой Лаэрте Эвери жучка быть не могло, иначе бы она вообще никогда не смогла покинуть Землю. А вот жучок, оставленный землянами на память лично ему, свидетельствовал о их готовности к соревнованию за призовой генетический фонд. Удивительно, что он не догадался сделать то же самое: а именно – попробовать при помощи жучка получить ответ на вопрос «Как искать?» у конкурентов. Впрочем, сам он прибыл в факторию одним из последних. Тот, кто оставил в фактории фауну для вновь прибывающих, не знал, как искать сбежавшего трансогенета, но надеялся, что конкурентам способ поисков известен.
Не время было досадовать на профессора, который как истинный книжный червь собрал кучу материала, не имеющего практического применения. Что бы ему прихватить из лаборатории любую вещь, принадлежавшую сбежавшей Лаэрте Эвери? И у Зория сейчас был бы настроенный анализатор запаха. Но приходилось управляться с тем, что было в наличии. А в наличии не было почти ничего, кроме внешности.
Хорошо хоть биометрические характеристики Лаэрты Эвери в НИИ человека зафиксировали вполне профессионально. В распоряжении Зория оказались не просто фотографии, а подробные данные по геометрии лица, рук, фигуры и еще несколько показателей. С этим вполне можно было работать.
Дар успел повесить настроенную микрокамеру на западных воротах, через которые вошел в город. Такие же камеры нужно было как можно скорее разместить и на остальных городских воротах. Возможно, он сам или его конкуренты спугнут беглянку, и она решит покинуть город. Тогда чувствительный глазок камеры увидит беглянку, а мобильный компьютер, фильтрующий оптический поток, немедленно даст Зорию знать, через какие ворота спасается бегством Лаэрта Эвери.
Ворот, по словам хозяина, оказалось семь. Зорий пожалел, что не взял себе в помощь юнгу. Теперь ему предстояло объехать оставшиеся шесть ворот лично.
Не теряя времени, он настоял на том, чтобы к уличанским старостам послали несколько посыльных – и как можно скорее. Это обошлось ему еще в несколько монет, так что хозяин уже молился на щедрого постояльца, а прислуга так и вилась вокруг Дара, желая угодить. Ему поднесли какую-то еду, и он проглотил все, что было на плоской тарелке, не слишком задумываясь, что именно он ест. Хозяин лично вызвался проводить его в приготовленные для отдыха комнаты.
Отведенные гостю покои оказались куда просторнее самой лавки. Верхний этаж, где располагалась комната для постояльцев, нависал над улицей, образуя дополнительное пространство. Зорий выгнал служку, вертевшегося под ногами в ожидании распоряжений богатого сэрандос, и, оставшись наконец в одиночестве, связался с бортом. Ему ответил бодрый голос юнги-психолога. Видимо, пока команда занималась прочесыванием города и окрестностей, его посадили на связь. «Нет, – радостно сообщил юнга, – пока ничего, но они ищут. Оптический сигнал не слишком хороший, мешает дым. Что у них там так дымит?» После вопроса, не относящегося к делу, связь перешла в руки заместителя. Дар образно представил, как юнгу согнали с места связиста.
Да, подтвердил заместитель, работа идет, но пока результатов нет. Скоро наступят сумерки, может быть что-то можно будет заметить и в темноте. Электрический свет, например. Зорий успокоился: команда хорошо работала и без него. Все думали над поставленной задачей. Разрабатывали варианты. Он лишь приказал сосредоточить поиски преимущественно на восточном и северо-восточном зажиточных районах города, поближе к центру. И ни секунды не спускать глаз с трех чужих кораблей на орбите, чтобы о любом их передвижении докладывать немедленно.
Зорий уже закончил сеанс связи, когда компьютер робко пискнул, фиксируя входящий вызов. Зорий вновь водрузил на нос уже спрятанные было очки-экран. Юнге вернули связь, и мальчишка не смог удержаться.
– Командир, я тут подумал...
Дар выдержал внушительную паузу, прежде чем произнести поощрительное «Да?»
– Я тут подумал, что ее можно искать по ее связям.
Снова пауза. Нет, мальчишка не приучен был высказывать свои мысли быстро и кратко и шел по пути дозированной информации, как будто не до конца высказанная глупость – не глупость вовсе. Дар мысленно усмехнулся и выдал очередное поощрение:
– И?
– Наверняка она должна быть близка к образованным кругам местного социума. Или к тем кругам, которые остро нуждаются в образованных кадрах, – выпалил юнга на одном дыхании. – Таким образом, разрабатывая ее возможные связи, можно было бы...
«Я, конечно, всегда рад, когда мой Modus cogitandum совпадает с Modus cogitandum моих людей...» – вспомнил Зорий. Искушение процитировать Магистра было велико, но Дар ему не поддался. Мальчишка мучается от своей кажущейся бесполезности: все работают, выполняя поставленную командиром задачу, и только он не вносит свою лепту в общее дело. Юнга получил благодарность за удачную мысль – приказ составить подробный психологический портрет Лаэрты Эвери – и завершил сеанс связи, излучая энтузиазм на всех доступных передатчику частотах.
Дар распотрошил седельную сумку с приборами и принялся облачаться для работы в полевых условиях. Под широким длинным плащом, купленным в фактории, удобно спряталась вся необходимая Дару для работы техника. Браслет высшей защиты на левую руку он надел сразу же. С правой дужки очков-экрана пришлось снять наушник внешней связи и глазок персональной видеокамеры. Отдельно от очков они гораздо меньше бросались в глаза. Наушник Зорий подвесил, естественно, на ухо, а вот с камерой возникли проблемы. В такой толпе нечего было даже надеяться на собственные глаза, а камера будет сканировать оптический поток автоматически. Вдруг ему повезет встретить Лаэрту Эвери в городе? Будь он где-нибудь в цивилизованном мире, он, не колеблясь, просто прикрепил бы глазок над бровью. Но здесь... Его взгляд упал на маску, все-таки навязанную ему хозяином. Почему бы нет? Глазок камеры легко затерялся среди блесток и стеклянных камушков. Отлично! Дар еще раз примерил маску. Интересно, кого она изображает?
Кобура с бластером привычно разместилась под мышкой. Переносной смеллер Зорий закрепил на поясе. Он не слишком надеялся, что прибор ему понадобится, но если он столкнется с Лаэртой Эвери, одно прикосновение к ее коже, одна секундная проба запаха – и смеллер уже не потеряет ее ни в какой толпе. В уже известную Дару полость пряжки на перевязи удобно спряталась запасная батарея к бластеру. Мобильный компьютер пришлось укрыть на груди под рубашкой: расстаться с ним Зорий никак не мог.
Закончив экипировку, он спустился в лавку, чтобы дождаться возвращения посланцев к уличанским старостам. Ожидание затянулось. В ответ на его требовательные взгляды хозяин виновато разводил руками и ругал толпу, высыпавшую на улицы. Дар убеждал самого себя в отсутствии резона кидаться на поиски самому, не имея вообще никакой информации. Если же посыльные принесут хоть какие-то полезные сведения, то удобнее всего дождаться их в лавке, иначе его самого придется искать в этой тесной сутолоке петляющих улиц.
Солнца садились. Дар вернулся в лавку и принялся нетерпеливо мерить ее шагами. Через несколько минут вернулся, наконец, первый из посланцев. Запыхавшись, мальчишка отрапортовал: двоих старост он не застал дома, но кухарка одного из них уверяла, что домов у них на улице никто отродясь не покупал. Дар попросил назвать улицу, и после неопределенного бормотания добился невнятного ответа: «Та, на которой в прошлом году убили стражника». Подоспевший хозяин сделал перевод, и Зорий отметил для себя, что домов не покупали на улице Холодных камней. Вторая улица, которую посетил плохо знакомый с топонимикой города мальчишка, называлась Трубной. Ее староста отправился на прием в ратушу и раньше завтрашнего утра ждать себя не велел.
Второй посыльный оказался постарше и порезвее первого. Он успел обойти целых пять улиц в зажиточном восточном районе города. После первых отрицательных результатов Зорию достался и первый положительный. Да, на Рассветной улице купили целых два дома. В одном живет купец с большим семейством, второй купил какой-то шафсли для своей любовницы. Она там и живет. Молодая. Красивая. Дом богатый. Слуг мало, приехали вместе с хозяйкой. Хозяйка показывается редко, говорят, она откуда-то из провинции. Откуда – никто не знает.
Дар отметил для себя эту информацию. Не похоже, но лучше, чем вообще ничего. Любовница местного шафсли (крупного вельможи – перевел Зорий). Хотя, если это легенда для прикрытия, то почему бы и нет? Проверять и проверять быстро, чтобы не тратить время на ложные версии.
С третьим посыльным Зорий столкнулся уже в дверях лавки грудь в грудь. Краснея и запинаясь, молоденькая служанка в грязном переднике, кисло пахнущем кухней, пролепетала, что она никого не застала, что все уже нарядились, бросили работать, и с ней никто не захотел говорить.
Под суровым взглядом хозяина она исчезла на кухне.
– Говорил я вам, – оправдывался хозяин, – карнавал нынче. Все вон уже на улицах. Не застанете вы никого, переждать надо. Весь город к ночи на площади будет, на огни смотреть. Бросили бы вы пока это дело. Раз в год такое, чтобы еще и сейчас делами заниматься. Маску возьмите, маску! Нельзя же ночью без маски! Забыли! Забыли...
Зорий прихватил второго посыльного в качестве проводника и с головой погрузился в уличный поток.
Глава 3
Карнавал: маска крови
Покидая свой дом, закрываем мы двери и лица,
Надеваем мы маски безумцев, богов и убийц,
Сквозь которые трудно наружу и внутрь пробиться.
Мы боимся своих непридуманных, истинных лиц.
Сетевой автор В. Мартыненко

Карнавал бесновался. По пыльной мостовой, усыпанной лепестками цветов, носились тысячи беззаботных ног, обутых по случаю праздника в самые лучшие башмаки. В праздничные башмаки, которые весь год, сморщившись от скуки, лежат на самом дне сундука, и только перед Ночью Четырех Лун извлекаются на поверхность для украшения ног хозяина. Радостное сумасшествие эпидемией прокатилось по городу, захватив его весь, от центра до пригородов. В осаде карнавала город вмиг опьянел от долгожданной разнузданной свободы, которая кружит головы лучше любого вина. Казалось, тысячи ног не знали усталости, а пьянящая вседозволенность настойчиво требовала – ещё! Еще! Больше! И беззаботные ноги несли своих хозяев к центральной площади перед городской ратушей, с балкона которой на свой народ величественно и благосклонно взирал император Леристус III в окружении родовой знати. Здесь ломились столы от дармового угощения, играл визгливый императорский оркестр, и булыжная мостовая ритмично сотрясалась от притопывания молодых и молодящихся горожанок и их кавалеров в масках, плащах, шляпах и перьях. На узких улочках, прилегающих к центральной площади, шумно квохтали, собираясь в небольшие стайки, дородные хозяйки-наседки, отлавливая своих забывших семейный долг разбушевавшихся мужей; томно прохаживались молоденькие служаночки, прикрывая масками почти детские лица, а на задних дворах где яростно, а где и полушутливо дрались на шпагах, старых дедовских мечах, а также на палках, дубинках и просто на кулачках молодые петухи разных сословий, не поделившие между собой очередную красотку.
Родовая знать, торжественно скучающая вокруг трона, завистливо посматривала вниз на веселящуюся толпу, провожая тоскливыми взглядами широкополые шляпы дворян, освобожденных от придворных обязанностей. Шумная карнавальная распущенность для приближенных к трону особ в первую ночь была недоступна. Но потом... Почтенные отцы семейств превращались в буйных кутил и развратников. Великосветские дамы пуританского воспитания, надев маску, разом забывали все женские добродетели. Шуты играли в королей, короли – в шутов. Чернь играла в дворян, дворяне – в чернь. Каждый играл свою роль с детским упоением и по-детски не хотел знать, что любому празднику рано или поздно приходит конец.
Площадь штормило подобно бурному морю. Единственный островок спокойствия возвышался над его волнами: огромный Леристус I из династии Сириарисов, дед ныне здравствующего императора, отлитый из бронзы и поставленный на пьедестал за какие-то заслуги еще при жизни, которая была на редкость долгой – что-то около девяноста лет. Никто не помнил, что такого замечательного он свершил за свое царствование, поэтому основной заслугой шутники называли его смерть, позволившую занять трон наследнику – гениальному полководцу, почти в два раза расширившему протяженность границ государства. В обычное время бронзовый великан скучающе пялился на окна ратуши, но сегодня какой-то смельчак надел на него маску, отчего статуя стала смотреться на редкость празднично. Городская стража до сих пор не могла побить рекорд шутника-верхолаза и маску снять. Толпа потешалась над усилиями стражников, а командир патруля изрядно нервничал, бросая опасливые взгляды на балкон с ныне здравствующей императорской особой.
Храм главного божества империи – Двуглавого Бога Солнца Эсвиальда, ради которого творились праздничные безобразия, был заперт с самого утра. В дни ночных безумств культовое сооружение не пользовалось особой популярностью. Немногочисленные жрецы предпочитали пересидеть буйные времена за его толстыми стенами. Не то чтобы Двуглавый Бог предписывал им такое строгое воздержание от мирских радостей, но в честь карнавала исполнять сакральные обязанности следовало бесплатно и в любом месте, где ни попросят. Так что двери храма были заперты в целях экономии. Впрочем, народ туда и не ломился. Видимо горожане считали, что даже бог раз в год имеет право на отдых. Прямо перед запертыми воротами труппа бродячих актеров разыгрывала пьесу о двух братьях-жрецах, которым явился сам Двуглавый. Но братья любили прикладываться к бутылке, и потому никак не могли посчитать количество голов у бога, поскольку в глазах у них двоилось. Они приняли светлое божество за его злейшего врага – Четырехглавого Бога Ночи Тидраэля. И поступили, как предписывал жреческий устав – облили божество крепким вином и подожгли. Рассерженный бог в доказательство своего светлого происхождения до фундамента разрушил священную обитель, после чего протрезвевшие близнецы получили прощение за стойкость в вере и приказ восстановить храм.
Актеры на сцене, игравшие братьев-близнецов, были совсем не похожи друг на друга, отчего толпа улюлюкала и во всех подробностях обсуждала причины, по которым братья уродились разными. Схожесть близнецов была важным моментом веры в святость Двуглавого и магию числа «два». Только близнецы могли занимать высшие жреческие посты в иерархии храмов, ибо рождение двойни считалось результатом благосклонного посещения их матери Двуглавым. А непохожесть братьев вызывала подозрения, что в процесс зачатия вмешался кто-то посторонний.
Четырехглавый бог ночи Тидраэль еще не вступил в полную силу: на темное небо медленно взбиралась первая из четырех его голов-лун – Салаах, красноватая и раздувшаяся, как не вскрытый вовремя нарыв. Вторая голова – Сильгадра – самая маленькая, но самая злая, предвестница несчастий, ураганов, засух, появлялась ближе к полуночи и окрашивала небосвод холодным, мертвенно-зеленым светом. Все четыре головы вредного божества собирались вместе только раз в году. В эту ночь им на четверых полагалось совершить что-нибудь особенно гнусное, что запомнилось бы на весь год и до следующего злодейства держало бы верующих в должном страхе и почтении. Но фантазией четыре головы не отличались, и ужасы творили предсказуемо, давая горожанам шанс заранее подготовиться и принять соответствующие меры. Самым эффектным кошмаром на протяжении всех веков оставался объединенный четырехлунный взгляд Тидраэля. Считалось, что свет всех четырех лун опасен: стоило человеку попасть под злобный взгляд Тидраэля, как все открытые участки человеческого тела растворятся в свете четырех лун, как растворяется в кипятке кусок сахара. И потому раз в году горожане с ног до головы закутывались в ткани карнавальных костюмов, закрывали лица непроницаемыми масками и прятали кисти рук в перчатки, не оставляя вредному божеству ни сантиметра неприкрытой кожи. Богу полагалось злиться на такую предусмотрительность, отчего все четыре головы в итоге ссорились друг с другом и одна за другой под утро покидали светлеющее небо, куда торжественно взбиралось двуглавое дневное светило.
Распихивая толпу, Сова пробиралась к Ратушной площади. Лорис отстал еще за несколько кварталов до этого места. Его интересы в эту праздничную ночь были сугубо профессиональными: значительно чаще, чем в будни, горожанам нынче требовался врач. Он требовался побитым мужьям, застигнутым женами при заигрывании с соседскими служанками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44