они смущали учеников, что было вполне естественно, ведь родительская власть в данном случае вступала в противоречие с авторитетом Франца Эккарта.
– Боже мой, – со смехом воскликнула как-то вечером Симонетта, – похоже, что мы только и сделали, что выносили и произвели этих детей на свет. Франц Эккарт для них отец, мать и наставник. Мой сын рад был бы и ночевать на Санкт-Йоханн-гассе!
Итак, астролог из Гольхейма оказался прирожденным воспитателем.
Однажды вечером, за ужином, ибо Жозеф ужинал теперь вместе с Жанной и Францем Эккартом, молодой человек стал отчитывать мальчика. Жанна впервые слышала такой суровый тон: как выяснилось, во время прогулки в лесу Жозеф постоянно кричал, что хочет говорить с волками.
– Послушай, – сказал Франц Эккарт, – волки – это наша и только наша тайна. Другим детям ее раскрывать нельзя. Ты понял?
Мальчуган кивнул.
– Почему? – спросил он, подняв брови над своими черными глазами.
– Потому что другие этого не умеют. Они могут напугать волков. А те могут их покусать или съесть.
Жозеф повернулся к Жанне с вопросительным выражением на лице: бабушка одобряет? Жанна мгновенно все поняла и согласилась с доводами Франца Эккарта; Одиль уже и так была встревожена странными рассказами детей о волках; нельзя было предавать огласке то, что Франц Эккарт обладает властью над животными. Собственный процесс по обвинению в колдовстве показал Жанне, какую страшную силу имеют сплетни и слухи.
– Нет, Жозеф, – властно заявила она. – Никогда больше не говори о волках, если ты нас любишь.
Мальчик бросился к ней в объятия и обещал: нет, он не будет говорить о волках.
Жанна поняла также, что Франц Эккарт передал своему сыну способность разговаривать с волками.
Мечта, за которую упорно цепляешься, похожа на болезнь: она делает повседневную жизнь совершенно непривлекательной.
Летом 1499 года Феррандо вернулся с новостями, которые привели в невероятное волнение Жака Адальберта и Деодата. В присутствии всей семьи, собравшейся по этому случаю на ужин в доме на Санкт-Йоханн-гассе, он сообщил, что Католические короли наконец-то уверились в существовании настоящего континента за островами, в которых увяз Колумб; они намерены поручить двум братьям, уроженцам Азорских островов, Гаспару и Мигелю Кортереалям, отыскать земли в северных широтах и установить там власть испанской короны. Друзья Феррандо, генуэзские банкиры, могли бы уговорить братьев Кортереаль взять на борт еще двух-трех человек – при условии, что те примут участие в расходах на экспедицию. Раздались восторженные крики.
– Сколько? – спросил Жак Адальберт.
– Полагаю, триста экю с каждого – вот цифра, которую они, скорее всего, имеют в виду, – ответил Феррандо. – Тысяча экю сверх суммы, выделенной Католическими королями, их вполне устроит. Мне эта цена не кажется чрезмерной.
– Я еду! – вскричал Жак Адальберт.
– Как устоять? – спросил не столь восторженный Деодат.
– Ты встречался с этими Кортереалями? – осведомился Жак Адальберт.
– Да. Мне показалось, что они здравомыслящие ребята. Они изучили массу карт и со многими людьми переговорили. О Бехайме слышали. И разделяют его убеждение, что открытые Колумбом острова вовсе не принадлежат Индии, а прилегают к какому-то неизвестному континенту.
– Что ими движет, по-твоему? – спросил Франц Эккарт.
Феррандо усмехнулся и пожал плечами:
– Точно сказать не могу. Это не жажда золота, не честолюбивое стремление открыть более короткий путь к пряностям. Они уверены, что отыщут нечто новое, хотя сами не знают что.
– О, наконец-то появились разумные люди! – воскликнул Франц Эккарт.
Все засмеялись, кроме Жанны: она перехватила удивленный взгляд мавританки Одиль, задержавшийся на Жаке Адальберте и Франце Эккарте, сидящих рядом. У первого были мягкие черты лица, румянец на щеках, голубые глаза, тонкие русые волосы, прямой нос с изящно вырезанными ноздрями; у второго – черная грива, резкие черты, черные глаза и кожа алебастровой белизны. Ничего общего: нормандская кровь, с одной стороны, валашская – с другой. Сердце у Жанны забилось: она угадала мысли своей снохи. Потом Одиль посмотрела на Жозефа, который становился поразительно похож на отца, затем на Жана, светлого, как колосок, и, наконец, на свою дочь Франсуазу, смуглую от природы, с золотистыми глазами. Глаза обеих женщин встретились. Старшей показалось, что во взгляде младшей мелькнула усмешка. Все это продолжалось не более трех секунд, но их хватило, чтобы привести в смятение Жанну де л'Эстуаль, и без того встревоженную темой разговора. Но она сказала себе, что заставит Одиль держать язык за зубами.
– Когда они отплывают? – спросил Франсуа.
– Будущей весной.
Наступило молчание; даже трое детей, которые следили за беседой, не понимая ни слова, почувствовали важность момента.
– Ты знаешь, какой картой они собираются воспользоваться? – спросил Франц Эккарт.
– Да, очень похожей на карту Жака Адальберта. Но ей уже почти век.
– Век!
– Ее составили двое братьев-венецианцев по имени Дзено, и на ней показаны некоторые земли, открытые Каботом, в том числе северный континент, упомянутый Бехаймом и обозначенный на его карте. Братья Кортереаль знают, что существует много других карт. Как люди практичные, они считают их ненадежными. И откровенно заявили об этом моим генуэзским друзьям. Для них эти карты не более чем ориентиры.
Франц Эккарт несколько раз кивнул.
– Это похоже на суждения Бехайма, – заметил Франсуа. – Помните, как он рассказывал об ошибках, сделанных Колумбом при чтении его карты?
– Если руководствоваться словами Бехайма, то наши португальцы и впрямь люди здравомыслящие.
– Отрадно это сознавать, когда пускаешься в рискованное предприятие, – сказал Деодат. – Но все же они должны выбрать какое-то направление на своей столетней карте.
– Конечно, – ответил Феррандо. – И тут они исходят из двух соображений. Первое: во время плавания можно ориентироваться по звездам. Второе: на одной и той же широте температура воздуха приблизительно одинаковая. Так вот, спутники Колумба рассказывали, что на островах, где они побывали, климат очень похож на тот, что описан португальскими мореплавателями, огибавшими Африку. И братья Кортереаль полагают, что, если двинуться на северо-запад, можно достичь земель, чей климат будет примерно совпадать с Францией и Англией.
– Верно, что во время плавания можно ориентироваться по звездам, – заметил Франц Эккарт. – Но, к несчастью, их слишком часто закрывают облака.
– Именно это сказал и я, – ответил Феррандо. – В принципе, они собираются днем ориентироваться по солнцу с помощью секстанта, а ночью – по звездам. Но у них есть еще и компас. Все это вместе взятое позволит двигаться, почти не сбиваясь с курса.
Франц Эккарт, обдумав сказанное, кивнул.
– Да, – произнес он, наконец, – это возможно. И сколько, по их расчетам, продлится плавание?
– Сам путь в северо-западном направлении займет около четырех недель, в зависимости от ветров. Но они не знают, сколько времени придется посвятить исследованию земель.
– Иными словами, примерно месяца три, – подытожил Франц Эккарт.
Жанна ела засахаренную сливу. Одиль о чем-то задумалась. Симонетта выглядела встревоженной. Дети клевали носом. Жанна позвала Фредерику и попросила отвести Жозефа спать.
– Нет, я хочу, чтобы меня уложил Франц! – запротестовал Жозеф.
Франц Эккарт взял малыша на руки и поднялся наверх под задумчивым взором Франсуа и завистливым – его дочери Франсуазы.
– Запиши меня на триста экю, – сказал Жак Адальберт. – Если отец не против.
– Если я не соглашусь, – отозвался Франсуа, – ты будешь упрекать меня до конца жизни.
Деодат не посмел высказаться. Он смотрел на мать.
– Если ты хочешь плыть, – сказала она, – я предпочитаю, чтобы ты был вместе с Жаком Адальбертом. Вы защитите друг друга, если что случится.
Деодат вскочил и бросился ей на шею.
– Итак, вместе со мной нас трое, – заключил Феррандо. Он повернулся к Франсуа, но тот, выражая отказ, решительно повел указательным пальцем:
– Я не могу бросить печатню.
Франц Эккарт вернулся и, заняв свое место, налил себе вина. Все уставились на него: станет ли он участником плавания? Тот лукаво оглядел сотрапезников:
– Нет, я не еду.
Все уже привыкли к его природному бунтарству и ждали объяснений. Он повертел в руке ножку бокала и ответил небрежным тоном:
– Я даже эту комнату еще не изучил. Не знаю, что думают обо мне пауки на потолке. И лисицы в лесу.
На Одиль внезапно напал приступ безумного смеха. Весьма заразительного, ибо вслед за ней захохотала Симонетта.
– Я не торгую пряностями, – продолжал он. – У меня нет желания справлять нужду на доске, перекинутой через борт. Нет, желания открывать континенты, которыми завладеют невоспитанные и неумытые короли. И нет у меня трехсот дукатов, чтобы рискнуть ими ради веселенького путешествия и три месяца отбивать у крыс заплесневелый хлеб и солонину.
Всех охватило безудержное веселье, разбудившее Франсуазу и Жана. Все решили отправиться по домам. Сотрапезники разошлись. Фредерика ушла спать. Франц Эккарт закрыл дверь на засов и потушил свечи. Они поднялись в свою спальню.
– Кто создал тебя, неотразимое чудовище? – спросила Жанна, надев ночную рубашку и скользнув под одеяло.
Как обычно, он полоскал рот уксусной водой, которую выплюнул затем в ночной горшок.
– Волки и звезды, – ответил он, последовав в постель за Жанной.
Он такой и есть, сказала она себе, он сам и волк и звезда.
15
Огонь подо льдом
Жанна затаила дыхание. Будь рядом с ней другой человек, она немедля забралась бы на дерево. Три волка.
Стоя перед Францем Эккартом, они слушали его. Это противоречило всем законам разума, но они его слушали.
Только что он испустил напугавший ее крик. Волчий. Она поняла, что он зовет их.
И волки появились. Прибежали трусцой все трое и остановились в шаге от человека, который их позвал. Главным был явно самец, самый крупный из них. Двое других стояли чуть позади, словно свита.
Ей показалось, что она сейчас лишится чувств.
Он с улыбкой опустился перед ними на четвереньки. Они неприметно поднимали и опускали пасть, нюхая воздух, переводя взгляд с мужчины на женщину, как будто не зная, на что решиться. Одно неверное движение – и они разорвали бы людей в клочья.
Морды острые, коричневатая жесткая шерсть. И этот косой взгляд: умный, жестокий, но сейчас словно бы удивленный.
– Я призвал вас, братья, потому что мне вас не хватало, – говорил Франц Эккарт нежным, как бы сомнамбулическим голосом. – Я хотел, чтобы вы рассказали мне о себе и о настоящем мире…
Вожак зарычал. У Жанны кровь застыла в жилах. Франц Эккарт продолжал говорить. Главный волк издал нечто вроде хриплого лая и поднял морду к небу.
– Поговори с ними и ты, – сказал Франц Эккарт, обращаясь к Жанне.
Она вспомнила, что шептала волчатам, жившим некогда в Ла-Дульсаде.
– Вы красивые, – сдавленным голосом через силу произнесла она. – Я понимаю, почему вас любит Франц Эккарт.
Один из зверей, державшихся сзади, заскулил и, оторвавшись от своих, направился к Жанне.
– Главное, не бойся, – сказал Франц Эккарт. – Держи себя в руках. Они боятся больше, чем ты. Это друзья, только в меховом облачении. К тебе идет самка.
Жанна успокоилась. Потом снова едва не поддалась паническому страху. Ибо волчица, обнюхав ее, встала на задние лапы и положила передние ей на плечи.
– Ты завоевала ее, – сказал Франц Эккарт. – Говори с ней, но пока не трогай ее.
Изумленная Жанна вынуждена была опуститься на четвереньки, как Франц Эккарт, и морда волчицы оказалась на уровне ее лица. Она засмеялась. Ситуация была нелепой. Волчица лизнула ее в щеку ужасно шершавым языком. Жанна смеялась все громче. Внезапно волчица опрокинула ее и сама завалилась на спину, подставившись под ласки.
– Погладь ей брюхо, но к голове не прикасайся. Пока нельзя.
Жанна вытянула руку и погладила мохнатую грудь, розовую под шерстью. Волчица склонила голову к руке Жанны и лизнула, а потом начала извиваться. Подошел третий волк: сунул морду Жанне под мышку, словно искал защиты. Она погладила его по спине, он стал тереться об нее.
Запах дикого зверя был сильным и неприятным, но сверкающие глаза волчицы заставляли забыть о нем.
Тем временем вожак растянулся перед Францем Эккартом, который с силой гладил его.
Внезапно вдали послышались голоса и крики. Звери замерли, насторожили уши и вытянули морды. Франц Эккарт встал. Волки тоже поднялись. Он хлопнул в ладоши.
– Бегите! – приказал он им.
Они опустили голову, искоса посмотрели на него и в три прыжка исчезли в зарослях. Франц Эккарт и Жанна поправили одежду и стряхнули с себя шерсть. Через несколько минут голоса зазвучали ближе. Жанна держала под руку Франца Эккарта, они изображали мирно прогуливающуюся парочку. На тропинке показались пять всадников. Жанна узнала того, кто был впереди: сын городского старшины, молодой человек с большим гонором, любитель псовой охоты, закатывавший шумные пиры на постоялом дворе «Золотая лошадь» и, по слухам, не чуравшийся общества продажных девок. В руках он держал тяжелое и явно неудобное оружие – аркебузу. Жанна видела, как из такой стреляли на ярмарке: пока его зарядишь, волки покончат и с лошадью и с наездником. Другие всадники были вооружены луками и копьями.
Они обменялись приветствиями.
– Вам следует быть осторожнее. В лесу полно волков.
– Так близко от города? – спросил Франц Эккарт.
– Их наглость безгранична.
– Боже мой, волки! – воскликнула Жанна. – Скорее вернемся домой!
– Идите по этой тропинке, она выведет вас на дорогу. Там будет безопаснее.
Пожелав друг другу удачи, они распрощались. Отойдя подальше, Жанна и Франц Эккарт расхохотались.
– Боже мой, волки! – повторил Франц Эккарт, передразнивая Жанну.
– С тех пор, как было сказано, что ангелы выше демонов, что природа – обиталище последних, что нам следует презирать тело свое и чувства, мы стали чужими самим себе, – начал Франц Эккарт.
Жанна вернулась домой, изнуренная общением с волками. Она неохотно вымыла руки генуэзским мылом из лавандового масла. Звериный запах был очень сильным и чересчур настойчиво напоминал о странных и благословенных мгновениях дружбы с хищниками.
Франц Эккарт ел сливы. Послеполуденное солнце сделало багровой промасленную бумагу окон, и луч его сквозь открытую форточку коснулся оловянного блюда. Словно воспламенившись, оно изменило свою природу: превратилось в серебряное, а затем в некий мерцающий таинственный предмет. Франц Эккарт долго смотрел на него, будто видел впервые. Жанна тоже. Она уже не могла оторвать глаз от этого сверкания. Быть может, в нем сокрыта некая тайна, которую нужно разгадать. Голос Франца Эккарта вывел ее из этого зачарованного состояния.
– Мы глухи и слепы, телом и духом. Мы потеряли способность понимать настроение дождя и желание зверя. Разучились читать звездное небо и водную гладь. Не ощущаем больше жизнь духов вокруг нас. Мы стали похожи на одинокие, бездушные статуи.
– Этому ты учишь сына?
– Я учу его читать не только книгу, но и мир. Не пугаться при встрече с демоном, а просто прогнать его, если он докучает. Ибо демон никогда не появляется без причины. И нужно, прежде всего, понять, отчего он пришел.
Жанне показалась ужасной мысль о визите демона – и еще более о беседе с ним. Она содрогнулась. Однако с тех пор, как Франц Эккарт делил с ней жизнь, мир казался ей куда просторнее, чем прежде.
Он опустошил почти всю вазу с фруктами.
– Демон – это всего лишь порождение страдания и несправедливости. Часто он отличается крайним невежеством. Почти таким же, как люди.
Она коротко рассмеялась.
– Полагаю, ты составил гороскоп путешествия Жака Адальберта, Деодата и Феррандо, – сказала она, чтобы сменить тему.
– Они вернутся, – ответил он. – Но я сомневаюсь, чтобы они вновь пустились в плавание.
– Почему?
Он пожал плечами:
– Они поймут очевидное: их открытие представляет интерес только для королей и ученых. Какие бы богатства они ни обнаружили, воспользоваться ими они не смогут.
– Не отбивает ли мудрость вкус к жизни? – спросила она.
– Мне, напротив, дает.
Зима 1499 года оказалась самой суровой из тех, что помнила Жанна.
Франц Эккарт предупредил их заранее – ее саму, Франсуа и Жака Адальберта: не только аисты улетели раньше, чем обычно, но и медведи залегли в берлогу задолго до срока.
Веря в предвидение Франца Эккарта, Жанна запасла побольше дров из опасения, что раздобыть их будет нельзя. Она велела прочистить все дымоходы и установила в подвалах жаровни, которые придумала жечь некогда в Париже, чтобы не дать вину замерзнуть. Теперь надо было думать не только о спасении бочек, которые могли расколоться, но и о том, как прогреть первый этаж, где ледяной холод, казалось, сочился из каменных плит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
– Боже мой, – со смехом воскликнула как-то вечером Симонетта, – похоже, что мы только и сделали, что выносили и произвели этих детей на свет. Франц Эккарт для них отец, мать и наставник. Мой сын рад был бы и ночевать на Санкт-Йоханн-гассе!
Итак, астролог из Гольхейма оказался прирожденным воспитателем.
Однажды вечером, за ужином, ибо Жозеф ужинал теперь вместе с Жанной и Францем Эккартом, молодой человек стал отчитывать мальчика. Жанна впервые слышала такой суровый тон: как выяснилось, во время прогулки в лесу Жозеф постоянно кричал, что хочет говорить с волками.
– Послушай, – сказал Франц Эккарт, – волки – это наша и только наша тайна. Другим детям ее раскрывать нельзя. Ты понял?
Мальчуган кивнул.
– Почему? – спросил он, подняв брови над своими черными глазами.
– Потому что другие этого не умеют. Они могут напугать волков. А те могут их покусать или съесть.
Жозеф повернулся к Жанне с вопросительным выражением на лице: бабушка одобряет? Жанна мгновенно все поняла и согласилась с доводами Франца Эккарта; Одиль уже и так была встревожена странными рассказами детей о волках; нельзя было предавать огласке то, что Франц Эккарт обладает властью над животными. Собственный процесс по обвинению в колдовстве показал Жанне, какую страшную силу имеют сплетни и слухи.
– Нет, Жозеф, – властно заявила она. – Никогда больше не говори о волках, если ты нас любишь.
Мальчик бросился к ней в объятия и обещал: нет, он не будет говорить о волках.
Жанна поняла также, что Франц Эккарт передал своему сыну способность разговаривать с волками.
Мечта, за которую упорно цепляешься, похожа на болезнь: она делает повседневную жизнь совершенно непривлекательной.
Летом 1499 года Феррандо вернулся с новостями, которые привели в невероятное волнение Жака Адальберта и Деодата. В присутствии всей семьи, собравшейся по этому случаю на ужин в доме на Санкт-Йоханн-гассе, он сообщил, что Католические короли наконец-то уверились в существовании настоящего континента за островами, в которых увяз Колумб; они намерены поручить двум братьям, уроженцам Азорских островов, Гаспару и Мигелю Кортереалям, отыскать земли в северных широтах и установить там власть испанской короны. Друзья Феррандо, генуэзские банкиры, могли бы уговорить братьев Кортереаль взять на борт еще двух-трех человек – при условии, что те примут участие в расходах на экспедицию. Раздались восторженные крики.
– Сколько? – спросил Жак Адальберт.
– Полагаю, триста экю с каждого – вот цифра, которую они, скорее всего, имеют в виду, – ответил Феррандо. – Тысяча экю сверх суммы, выделенной Католическими королями, их вполне устроит. Мне эта цена не кажется чрезмерной.
– Я еду! – вскричал Жак Адальберт.
– Как устоять? – спросил не столь восторженный Деодат.
– Ты встречался с этими Кортереалями? – осведомился Жак Адальберт.
– Да. Мне показалось, что они здравомыслящие ребята. Они изучили массу карт и со многими людьми переговорили. О Бехайме слышали. И разделяют его убеждение, что открытые Колумбом острова вовсе не принадлежат Индии, а прилегают к какому-то неизвестному континенту.
– Что ими движет, по-твоему? – спросил Франц Эккарт.
Феррандо усмехнулся и пожал плечами:
– Точно сказать не могу. Это не жажда золота, не честолюбивое стремление открыть более короткий путь к пряностям. Они уверены, что отыщут нечто новое, хотя сами не знают что.
– О, наконец-то появились разумные люди! – воскликнул Франц Эккарт.
Все засмеялись, кроме Жанны: она перехватила удивленный взгляд мавританки Одиль, задержавшийся на Жаке Адальберте и Франце Эккарте, сидящих рядом. У первого были мягкие черты лица, румянец на щеках, голубые глаза, тонкие русые волосы, прямой нос с изящно вырезанными ноздрями; у второго – черная грива, резкие черты, черные глаза и кожа алебастровой белизны. Ничего общего: нормандская кровь, с одной стороны, валашская – с другой. Сердце у Жанны забилось: она угадала мысли своей снохи. Потом Одиль посмотрела на Жозефа, который становился поразительно похож на отца, затем на Жана, светлого, как колосок, и, наконец, на свою дочь Франсуазу, смуглую от природы, с золотистыми глазами. Глаза обеих женщин встретились. Старшей показалось, что во взгляде младшей мелькнула усмешка. Все это продолжалось не более трех секунд, но их хватило, чтобы привести в смятение Жанну де л'Эстуаль, и без того встревоженную темой разговора. Но она сказала себе, что заставит Одиль держать язык за зубами.
– Когда они отплывают? – спросил Франсуа.
– Будущей весной.
Наступило молчание; даже трое детей, которые следили за беседой, не понимая ни слова, почувствовали важность момента.
– Ты знаешь, какой картой они собираются воспользоваться? – спросил Франц Эккарт.
– Да, очень похожей на карту Жака Адальберта. Но ей уже почти век.
– Век!
– Ее составили двое братьев-венецианцев по имени Дзено, и на ней показаны некоторые земли, открытые Каботом, в том числе северный континент, упомянутый Бехаймом и обозначенный на его карте. Братья Кортереаль знают, что существует много других карт. Как люди практичные, они считают их ненадежными. И откровенно заявили об этом моим генуэзским друзьям. Для них эти карты не более чем ориентиры.
Франц Эккарт несколько раз кивнул.
– Это похоже на суждения Бехайма, – заметил Франсуа. – Помните, как он рассказывал об ошибках, сделанных Колумбом при чтении его карты?
– Если руководствоваться словами Бехайма, то наши португальцы и впрямь люди здравомыслящие.
– Отрадно это сознавать, когда пускаешься в рискованное предприятие, – сказал Деодат. – Но все же они должны выбрать какое-то направление на своей столетней карте.
– Конечно, – ответил Феррандо. – И тут они исходят из двух соображений. Первое: во время плавания можно ориентироваться по звездам. Второе: на одной и той же широте температура воздуха приблизительно одинаковая. Так вот, спутники Колумба рассказывали, что на островах, где они побывали, климат очень похож на тот, что описан португальскими мореплавателями, огибавшими Африку. И братья Кортереаль полагают, что, если двинуться на северо-запад, можно достичь земель, чей климат будет примерно совпадать с Францией и Англией.
– Верно, что во время плавания можно ориентироваться по звездам, – заметил Франц Эккарт. – Но, к несчастью, их слишком часто закрывают облака.
– Именно это сказал и я, – ответил Феррандо. – В принципе, они собираются днем ориентироваться по солнцу с помощью секстанта, а ночью – по звездам. Но у них есть еще и компас. Все это вместе взятое позволит двигаться, почти не сбиваясь с курса.
Франц Эккарт, обдумав сказанное, кивнул.
– Да, – произнес он, наконец, – это возможно. И сколько, по их расчетам, продлится плавание?
– Сам путь в северо-западном направлении займет около четырех недель, в зависимости от ветров. Но они не знают, сколько времени придется посвятить исследованию земель.
– Иными словами, примерно месяца три, – подытожил Франц Эккарт.
Жанна ела засахаренную сливу. Одиль о чем-то задумалась. Симонетта выглядела встревоженной. Дети клевали носом. Жанна позвала Фредерику и попросила отвести Жозефа спать.
– Нет, я хочу, чтобы меня уложил Франц! – запротестовал Жозеф.
Франц Эккарт взял малыша на руки и поднялся наверх под задумчивым взором Франсуа и завистливым – его дочери Франсуазы.
– Запиши меня на триста экю, – сказал Жак Адальберт. – Если отец не против.
– Если я не соглашусь, – отозвался Франсуа, – ты будешь упрекать меня до конца жизни.
Деодат не посмел высказаться. Он смотрел на мать.
– Если ты хочешь плыть, – сказала она, – я предпочитаю, чтобы ты был вместе с Жаком Адальбертом. Вы защитите друг друга, если что случится.
Деодат вскочил и бросился ей на шею.
– Итак, вместе со мной нас трое, – заключил Феррандо. Он повернулся к Франсуа, но тот, выражая отказ, решительно повел указательным пальцем:
– Я не могу бросить печатню.
Франц Эккарт вернулся и, заняв свое место, налил себе вина. Все уставились на него: станет ли он участником плавания? Тот лукаво оглядел сотрапезников:
– Нет, я не еду.
Все уже привыкли к его природному бунтарству и ждали объяснений. Он повертел в руке ножку бокала и ответил небрежным тоном:
– Я даже эту комнату еще не изучил. Не знаю, что думают обо мне пауки на потолке. И лисицы в лесу.
На Одиль внезапно напал приступ безумного смеха. Весьма заразительного, ибо вслед за ней захохотала Симонетта.
– Я не торгую пряностями, – продолжал он. – У меня нет желания справлять нужду на доске, перекинутой через борт. Нет, желания открывать континенты, которыми завладеют невоспитанные и неумытые короли. И нет у меня трехсот дукатов, чтобы рискнуть ими ради веселенького путешествия и три месяца отбивать у крыс заплесневелый хлеб и солонину.
Всех охватило безудержное веселье, разбудившее Франсуазу и Жана. Все решили отправиться по домам. Сотрапезники разошлись. Фредерика ушла спать. Франц Эккарт закрыл дверь на засов и потушил свечи. Они поднялись в свою спальню.
– Кто создал тебя, неотразимое чудовище? – спросила Жанна, надев ночную рубашку и скользнув под одеяло.
Как обычно, он полоскал рот уксусной водой, которую выплюнул затем в ночной горшок.
– Волки и звезды, – ответил он, последовав в постель за Жанной.
Он такой и есть, сказала она себе, он сам и волк и звезда.
15
Огонь подо льдом
Жанна затаила дыхание. Будь рядом с ней другой человек, она немедля забралась бы на дерево. Три волка.
Стоя перед Францем Эккартом, они слушали его. Это противоречило всем законам разума, но они его слушали.
Только что он испустил напугавший ее крик. Волчий. Она поняла, что он зовет их.
И волки появились. Прибежали трусцой все трое и остановились в шаге от человека, который их позвал. Главным был явно самец, самый крупный из них. Двое других стояли чуть позади, словно свита.
Ей показалось, что она сейчас лишится чувств.
Он с улыбкой опустился перед ними на четвереньки. Они неприметно поднимали и опускали пасть, нюхая воздух, переводя взгляд с мужчины на женщину, как будто не зная, на что решиться. Одно неверное движение – и они разорвали бы людей в клочья.
Морды острые, коричневатая жесткая шерсть. И этот косой взгляд: умный, жестокий, но сейчас словно бы удивленный.
– Я призвал вас, братья, потому что мне вас не хватало, – говорил Франц Эккарт нежным, как бы сомнамбулическим голосом. – Я хотел, чтобы вы рассказали мне о себе и о настоящем мире…
Вожак зарычал. У Жанны кровь застыла в жилах. Франц Эккарт продолжал говорить. Главный волк издал нечто вроде хриплого лая и поднял морду к небу.
– Поговори с ними и ты, – сказал Франц Эккарт, обращаясь к Жанне.
Она вспомнила, что шептала волчатам, жившим некогда в Ла-Дульсаде.
– Вы красивые, – сдавленным голосом через силу произнесла она. – Я понимаю, почему вас любит Франц Эккарт.
Один из зверей, державшихся сзади, заскулил и, оторвавшись от своих, направился к Жанне.
– Главное, не бойся, – сказал Франц Эккарт. – Держи себя в руках. Они боятся больше, чем ты. Это друзья, только в меховом облачении. К тебе идет самка.
Жанна успокоилась. Потом снова едва не поддалась паническому страху. Ибо волчица, обнюхав ее, встала на задние лапы и положила передние ей на плечи.
– Ты завоевала ее, – сказал Франц Эккарт. – Говори с ней, но пока не трогай ее.
Изумленная Жанна вынуждена была опуститься на четвереньки, как Франц Эккарт, и морда волчицы оказалась на уровне ее лица. Она засмеялась. Ситуация была нелепой. Волчица лизнула ее в щеку ужасно шершавым языком. Жанна смеялась все громче. Внезапно волчица опрокинула ее и сама завалилась на спину, подставившись под ласки.
– Погладь ей брюхо, но к голове не прикасайся. Пока нельзя.
Жанна вытянула руку и погладила мохнатую грудь, розовую под шерстью. Волчица склонила голову к руке Жанны и лизнула, а потом начала извиваться. Подошел третий волк: сунул морду Жанне под мышку, словно искал защиты. Она погладила его по спине, он стал тереться об нее.
Запах дикого зверя был сильным и неприятным, но сверкающие глаза волчицы заставляли забыть о нем.
Тем временем вожак растянулся перед Францем Эккартом, который с силой гладил его.
Внезапно вдали послышались голоса и крики. Звери замерли, насторожили уши и вытянули морды. Франц Эккарт встал. Волки тоже поднялись. Он хлопнул в ладоши.
– Бегите! – приказал он им.
Они опустили голову, искоса посмотрели на него и в три прыжка исчезли в зарослях. Франц Эккарт и Жанна поправили одежду и стряхнули с себя шерсть. Через несколько минут голоса зазвучали ближе. Жанна держала под руку Франца Эккарта, они изображали мирно прогуливающуюся парочку. На тропинке показались пять всадников. Жанна узнала того, кто был впереди: сын городского старшины, молодой человек с большим гонором, любитель псовой охоты, закатывавший шумные пиры на постоялом дворе «Золотая лошадь» и, по слухам, не чуравшийся общества продажных девок. В руках он держал тяжелое и явно неудобное оружие – аркебузу. Жанна видела, как из такой стреляли на ярмарке: пока его зарядишь, волки покончат и с лошадью и с наездником. Другие всадники были вооружены луками и копьями.
Они обменялись приветствиями.
– Вам следует быть осторожнее. В лесу полно волков.
– Так близко от города? – спросил Франц Эккарт.
– Их наглость безгранична.
– Боже мой, волки! – воскликнула Жанна. – Скорее вернемся домой!
– Идите по этой тропинке, она выведет вас на дорогу. Там будет безопаснее.
Пожелав друг другу удачи, они распрощались. Отойдя подальше, Жанна и Франц Эккарт расхохотались.
– Боже мой, волки! – повторил Франц Эккарт, передразнивая Жанну.
– С тех пор, как было сказано, что ангелы выше демонов, что природа – обиталище последних, что нам следует презирать тело свое и чувства, мы стали чужими самим себе, – начал Франц Эккарт.
Жанна вернулась домой, изнуренная общением с волками. Она неохотно вымыла руки генуэзским мылом из лавандового масла. Звериный запах был очень сильным и чересчур настойчиво напоминал о странных и благословенных мгновениях дружбы с хищниками.
Франц Эккарт ел сливы. Послеполуденное солнце сделало багровой промасленную бумагу окон, и луч его сквозь открытую форточку коснулся оловянного блюда. Словно воспламенившись, оно изменило свою природу: превратилось в серебряное, а затем в некий мерцающий таинственный предмет. Франц Эккарт долго смотрел на него, будто видел впервые. Жанна тоже. Она уже не могла оторвать глаз от этого сверкания. Быть может, в нем сокрыта некая тайна, которую нужно разгадать. Голос Франца Эккарта вывел ее из этого зачарованного состояния.
– Мы глухи и слепы, телом и духом. Мы потеряли способность понимать настроение дождя и желание зверя. Разучились читать звездное небо и водную гладь. Не ощущаем больше жизнь духов вокруг нас. Мы стали похожи на одинокие, бездушные статуи.
– Этому ты учишь сына?
– Я учу его читать не только книгу, но и мир. Не пугаться при встрече с демоном, а просто прогнать его, если он докучает. Ибо демон никогда не появляется без причины. И нужно, прежде всего, понять, отчего он пришел.
Жанне показалась ужасной мысль о визите демона – и еще более о беседе с ним. Она содрогнулась. Однако с тех пор, как Франц Эккарт делил с ней жизнь, мир казался ей куда просторнее, чем прежде.
Он опустошил почти всю вазу с фруктами.
– Демон – это всего лишь порождение страдания и несправедливости. Часто он отличается крайним невежеством. Почти таким же, как люди.
Она коротко рассмеялась.
– Полагаю, ты составил гороскоп путешествия Жака Адальберта, Деодата и Феррандо, – сказала она, чтобы сменить тему.
– Они вернутся, – ответил он. – Но я сомневаюсь, чтобы они вновь пустились в плавание.
– Почему?
Он пожал плечами:
– Они поймут очевидное: их открытие представляет интерес только для королей и ученых. Какие бы богатства они ни обнаружили, воспользоваться ими они не смогут.
– Не отбивает ли мудрость вкус к жизни? – спросила она.
– Мне, напротив, дает.
Зима 1499 года оказалась самой суровой из тех, что помнила Жанна.
Франц Эккарт предупредил их заранее – ее саму, Франсуа и Жака Адальберта: не только аисты улетели раньше, чем обычно, но и медведи залегли в берлогу задолго до срока.
Веря в предвидение Франца Эккарта, Жанна запасла побольше дров из опасения, что раздобыть их будет нельзя. Она велела прочистить все дымоходы и установила в подвалах жаровни, которые придумала жечь некогда в Париже, чтобы не дать вину замерзнуть. Теперь надо было думать не только о спасении бочек, которые могли расколоться, но и о том, как прогреть первый этаж, где ледяной холод, казалось, сочился из каменных плит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35